Так говорила женщина

Еще раз

Стоял прохладный весенний фиалковый вечер, ветер, который все больше шалил, играя со шторками в салоне трамвая, трепал черные волосы девушки. Громыхали экипажи, проносясь мимо со звоном и свистом, на освещенных бульварах тут и там слышался гул носильщиков и крики мальчишек-газетчиков. На остановке у Национального театра сошла женщина, чтобы сделать глубокий глоток воздуха, полного дурманящих весенних ароматов, которые подействовали на нее так же, как на атрофированную нервную систему действует чарующая соблазнительность прелестной курсистки. Женщина побледнела от удовольствия, которое доставил ей этот вдох, и ее большие, широко распахнутые серые глаза заблестели из мехового воротника.

Это была стройная дама, наделенная легкой походкой, из той элегантной, хрупкой породы женщин, которые кажутся высокими, пышными и статными, на самом же деле росту женщина была среднего и немного сутулилась. Но когда она легко и энергично скользила вдоль светлых стен, под тусклым светом фонарей, то напоминала невероятно грациозное создание, беспомощного, но изящного и сильного зверька, быть может изящную рыбку, что ловко и умело снует сквозь трещины в шершавых скалах. Несколько опоздавших в театр зрителей обернулись ей вслед, а губы молодых людей невольно сложились в воздушном поцелуе.

Она не замечала их взглядов и, слегка наклонив голову, решительно зашагала в сторону проспекта Андрашши. Дама приехала из провинциального города и с жадностью любовалась огнями дешевых уличных реклам, ведь ей уже давно не доводилось ими насладиться. Когда она еще жила здесь, то была намного моложе, по-другому смотрела на мир, и именно здесь произошли те немногие истории, что были в ее жизни. Тогда тоже стояли фиалковые, прохладные, весенние вечера, и так же гудел, громыхал и звенел бульвар. С тех пор она столько раз вспоминала те давние весенние вечера, что воспоминания эти потускнели и спутались. В эту же минуту ее мысли походили на посещающие нас смутные догадки из другой жизни, той, что была до того, как мы родились: «Где-то я уже это видела... дежа вю», и, прежде чем невинные скитания прошлых лет успели оставить яркий и чистый след в ее душе, женщина вдруг вскинула голову и дерзко посмотрела прямо на свет уличных фонарей.

Она стояла перед кофейней на углу, а за оградой, в тени кадок с плющом и туями, сидел мужчина в распахнутом пальто и с удивительным упорством помешивал кофе. Услышав приближающиеся шаги женщины, он вздрогнул, взглянул на нее и механически поприветствовал, резко кивнув головой. По прошествии многих минут выражение лица его сменилось удивлением.

Викши, ну конечно, это она, Викторин Коцан.

Девушка сначала кивнула так, как кивала дома деревенским мальчишкам, будто тот, кому она улыбалась, сделан из стекла или воздуха, и она глядит сквозь него. С застывшей на губах полуулыбкой она сделала несколько шагов, все дальше удаляясь от дрожащих туй. И на минуту остановилась на повороте.

Что это было? — задумалась она. — Значит, снова!.. Это был он. Заметил меня.

Нерешительно, не отдавая себе отчета, женщина свернула на тихую улицу. Так просто! Сколько раз с неистовым гневом или безрадостной кротостью, позже равнодушно, но всегда твердо зная, представляла она, что этот момент обязательно настанет, и вот он наконец настал. Сейчас! Но почему именно сегодня? И на этом все? Не должно ли произойти что-то еще? В этом уже не было никакой надобности, так зачем же?..

Позади послышался торопливый стук шагов, все ближе, уже в узком переулке, и она почувствовала, что скрыться некуда. Женщина быстро и тяжело вздохнула и почувствовала, как привычно сжалось сердце. На мгновенье она вспомнила то чувство. Сейчас что-то будет, снова какая-нибудь история, после стольких тихих* скучных лет. «Чем все тогда кончилось?» — с затуманенным мозгом, в смятении и удивительно нервно, она пожала прохладной рукой руку мужчины, который приблизился к ней.

— Добрый вечер!

Странно, она произнесла эти слова спокойно и разочарованно. Совсем по-другому она это представляла. Годами рассчитывала на встречу, прекрасную, случайную встречу, как в театре, которая бы в нужное время и в нужном месте положила конец бесцельным скитаниям. Сначала при мыслях об этом ее охватывал неистовый гнев, сидя на краю кровати в бревенчатой деревенской комнате, она язвительно шипела слова обвинения, услышав которые он должен был бы побледнеть, а лоб бы побагровел от стыда. Думала, что будет спокойной и дружелюбной, какой была при их знакомстве, потом пыталась изобразить презрительное безразличие. Хотела вновь быть мягкой и печальной, словно принесенная в жертву жизнь, но чаще всего представляла, что они встретятся среди толпы народа, она будет кокетничать с мужчинами, исступленно, горько — пусть посмотрит. Эти бесплодные, сумбурные мечты развеялись, и она уже давно не вспоминала о нем, привыкла к своей жизни, и вот он вновь стоит рядом ароматным, лихорадочным вечером, а она горько и задумчиво произносит: «Добрый вечер!»

И оба задумались над глупыми банальностями.

— Сто лет вас не видел. Я слышал, вы вышли замуж, три года назад, да?

— Да! И вы женаты, насколько мне известно.

— Четыре года как, — ответил он и вдруг пожалел о своей неловкости. — Так где вы живете?

— Пока в Промонторе. Муж купил там аптеку. Я часто туда заглядываю.

Об этой фразе женщина пожалела. Они обменялись еще парой нелепых фраз и замолчали.

Удивительным образом, мужчина и женщина зашагали в одном ритме, как раньше.

На углу они развернулись, мужчина повернулся к ней.

— А расскажите о муже, Викторин, — сказал он нарочито равнодушно, вежливым тоном.

— Он очень хороший человек! — волнуясь ответила женщина. — У меня и сын есть.

— У меня тоже, у жены — нет. Ничего нет.

— Ваша жена все еще хворает?

— Постоянно, бедняжка! — в движении его головы прочитывалось немое недовольство.

Они вновь замолчали.

— Викторин! — вновь произнес он, — Семь лет уже прошло с тех пор...

— Восемь.

— Боже мой! Я тогда бегал в поисках службы, помните? Мне очень нужны были деньги, Викторин.

Женщина услышала в этой фразе мольбу об оправдании и едва заметно улыбнулась.

— Все к лучшему.

Мужчина не ответил. Они молча продолжили путь, но в молчании пульсировало что-то затаенное.

— Где вы были все это время? — настаивал он. — Куда уехали тогда, в тот же час?

— К старшему брату — священнику, в деревню. Моя пештская тетка уехала на отдых, мне тоже пришлось уехать.

— Я тогда был очень болен.

— Знаю.

— Старшая сестра приехала меня выхаживать и внушала мне трезвые и мудрые мысли. Помню, меня лихорадило. Я не верил сплетням о вас, Викторин, и до сих пор не верю. Но мне тогда так нужны были деньги.

— Знаю, — выпалила женщина и невольно ускорила шаг, чтобы больше не слышать его слов. Она все знала. Была знакома с худенькой, белокурой дочкой министра, которая, как говорят, просто потребовала себе этого человека. Всем было известно, что вместе с дочкой получишь и должность, да и деньги к ней прилагались. Как возненавидела она тогда это голубоглазое, упрямое создание, чья любовь сносила унижения с терпением рептилии, а она была здесь, красивая, победоносная соперница; и вот та, другая, получила желаемое. Удивительно, что теперь она чувствовала по отношению к конкурентке лишь сестринскую жалость. Теперь та девушка больна и несчастна.

— Ваша жена дома?

— Должна была приехать к полудню.

— Почему вы не с ней?

— У меня здесь дела.

— Правда?

Невероятная досада охватила девушку. Бог знает! Если бы вчера кто-то доложил ей об этой встрече, она бы с бьющимся сердцем подготовилась к ней, как принято готовиться к торжественным мероприятиям. Жизнь ее, впрочем, была пустой и покойной. Нет, непременно нужно было подготовиться. Собраться с духом, нарядиться, хотя бы ночь не поспать, собрать пару спрятанных выцветших писем, сухих цветов, портрет, если он сохранился... Но сейчас она ощущала себя героиней дешевой пьесы после первого действия. Она понимала, что вечер будет испорчен, пройдет неохотно и мрачно, и после него ничего не останется.

Мужчина заговорил вновь. Он был серьезен, на лице вместо обычной насмешливой гримасы проступили черты прежней кротости и доброты.

— Викши, у меня к вам один вопрос — вы должны ответить. Очень прошу, молю, скажите, что вы думали обо мне, когда узнали новость о моей женитьбе? Без прикрас, без обиняков, скажите прямо.

Женщина почувствовала: этого-то ей и не хватало. На мгновение вспыхнули серые, глубокие глаза, и по фарфорово-бледным, как у мадонны, чертам промелькнула тень коварства.

— Много чего думала, — искренне сказала она. — Честно говоря, иного я и не ожидала. Вы были аристократом гордой бедности, упрямым поклонником и неистовым импрессионистом, вечно капризным, бездомным рыцарем справедливости...

— Все так! И питался я духом святым.

— Так все и должно было случиться, меня все это ничуть не удивило. Сестра ваша, однако, могла бы быть повежливее и перестать на меня наговаривать.

— Викторин! Клянусь, я ничего не знал об этом. Когда твой старший брат рассказал мне, я готов был провалиться сквозь землю. Но я был тогда в отчаянной ситуации.

— Как вы позволяете так себе говорить! — воскликнула женщина, сделав ударение на вежливом обращении.

— Вы правы. Прошу прощения.

— Не стоит винить судьбу. Слухи не причинили мне вреда, как видите, я вышла замуж.

— Да, а как это случилось, Викши? Никогда не думал...

— Очень просто. Тем летом я остановилась у дядюшки-священника, и вокруг меня вились секретарь нотариуса, судья и аптекарь. Но я не только поэтому вышла за аптекаря. Не из-за двух других, он отличался от всех остальных.

— В Пеште многие ухаживали за вами на журфиксах у тетки.

— Никто из них не попросил моей руки. В то время я вела себя очень эксцентрично. Но в деревне вновь стала приличной девушкой, и мужу со мной, можно сказать, повезло. Сын у меня настоящий красавец, ему два года уже, самый милый возраст.

Женщина со странной, нервной настойчивостью вновь и вновь говорила про сына. Словно в попытке обезопасить себя, она говорила только о ребенке и стремилась выглядеть степенной и простой провинциальной дамой.

Получалось неважно.

— Знаете, Викши, о чем я думаю, — перебил мужчина, до этого слушавший собеседницу совершенно рассеянно. — Я вспоминаю квартиру вашей тетки. Как сейчас вижу маленький зеленый диван, швейную машинку в эркере, где впервые, помните... Я так любил ту комнату, не гостиную, а именно ту каморку, пахнущую яблочной кожурой, где тикали настенные часы. Стол на витых ножках все твердил: «Вам готовлю угощенье!» — словно в сказке, старинные севрские чашки смеялись и кивали в буфете. Как бы хотелось еще раз заглянуть туда, да-да, зайдем туда, прямо сейчас.

Было в его голосе что-то из прошлого, и женщина на секунду закрыла глаза в предательском, весеннем упоении.

— Господи, боже! — прошептала она, — вот так, совершенно случайно, — и ее бледная кожа на мгновение стала еще прозрачнее.

Они направились по привычному маршруту и в исступлении, не осознавая, что делают, прошли по нему до конца. На берегу Дуная налетел порыв ветра.

— Поднимите воротник, Викши.

Женщина покорно укуталась в мягкий мех и улыбнулась. И они еще долго шли вместе, как раньше.

Лишь дойдя до тихой, фешенебельной улочки в центре города, до узкого проулка, где жила тетка, оба вдруг взглянули друг на друга удивленно и испуганно.

Квартира тетки, пять окон на втором этаже утопают в огнях, свет трамвая отразился от открытой балконной двери и осветил каменные перила. Сверху доносились звуки фортепиано, за дрожащими занавесками виднелись стройные тени.

— Ваша тетка все еще устраивает приемы?

— Подросли четыре младшие сестры, — шепотом объяснила женщина.

В печальном молчании добрели до ворот. Мужчина с беспокойством в голосе спросил:

— Мы же не будем подниматься?

Они стояли на пороге, и женщиной овладела трезвое спокойствие.

— Я поднимусь, Габор, но вам туда нельзя. Знаю, в таком виде вы бы не пошли, но не приходите, даже если переоденетесь. Совсем забыла сказать, тетушка поменяла всю мебель, из комнатки, где когда-то пахло яблоками, сделали еще одну гостиную. Для девушек. У сестер есть очень богатые подруги. Да и вообще тетушка очень изменилась, я изменилась, вы тоже. Так будет лучше...

— Когда вы опять приедете в Пешт?

— Не знаю, совсем.

— Викторин! Так нельзя!

— Можно. Так будет лучше, Габор. Я настолько привыкла к своей жизни, что не смогла бы жить по-другому, не вынесла бы.

— Что с нами стало, Викши.

— Так будет лучше. Но хорошо, что мы встретились... Хорошо, что все случилось именно так, в любом случае все бы потихоньку увяло, как все прекрасное в этом мире. Храни вас Бог, Габор, желаю вашей жене скорейшего выздоровления.

Викторин быстро развернулась и поспешила вверх по лестнице. Еще можно было рассмотреть полы ее мягкого, изящного пальто, в свете ламп мелькнуло белоснежное лицо. Она торопливо позвонила в освещенную квартиру.