Микаэла.
Встав с кровати, я все еще пытаюсь проснуться и переварить происходящее.
— В следующем месяца осеняя ярмарка, хочешь пойти? — спрашивает он.
— Нет.
— Кстати, сегодня, — он неловко улыбается, — У тебя начинается менструация.
Черт.
И тут я ощущаю, что там, внизу, и правда что‑то происходит.
Там я убеждаюсь, что произошло действительно то, о чем я подумала, и хочу провалиться сквозь землю.
— Все в порядке? Может, помочь? — осторожно спрашивает он.
— Помочь засунуть тампон? — я издаю истерический смешок.
— Ах, прости, я не хотел вмешиваться.
— Всё нормально, — я пытаюсь успокоиться, чувствуя, как напряжение постепенно уходит.
Приведя себя в порядок, я выхожу.
Заметив телефон Вильяма, я смотрю на экран и вижу странное сообщение от парня.
Взяв телефон в руки, я решаюсь открыть сообщения. Сердце начинает биться чуть быстрее. Экран светится мягким светом, и, наконец, я замечаю непрочитанные уведомления.
— Ты знаешь, что такое личное пространство? — слышу я над ухом.
— Мне казалось, мы уже стерли границы.
В ответ он лишь фыркает.
— Сукин сын.
— Что то случилось? — спрашиваю я.
— Нет, — вздыхает он, — Просто некоторые проблемы на работе.
Послушав его, я расслабляюсь, опершись затылком о стенку. Подношу чашку с горячим кофе ко рту, бодрящий запах ударяет мне в нос, и я ловлю себя на том, что пялюсь на Вильяма. Снова.
Запыхавшись, с опозданием врываюсь в кабинет и встречаю суровый взгляд.
Усевшись на свое место у окна, пытаюсь внимательно слушать речь преподавателя.
Когда невыносимо долгий учебный день заканчивается и я наконец оказываюсь дома, то решаю перекусить, пока жду Лилу и Тишу.
Обшариваю кухонные полки в поисках своих любимых мюсли, натыкаюсь на припрятанную Тиш бутылку виски в глубине шкафчика.
Решаю, что стоит отвезти эту бутылку Вильяму.
— Привет, — радостно произносит Тиш, — Как дела?
— Отлично, — говорю я вполне серьезно.
— Это радует.
Боже, и как ей удается всегда быть такой доброжелательной?
— Может хочешь кофе? — спрашиваю ее, я.
— Нет, я в порядке.
— Хорошо.
— Скоро будет фестиваль, — вспоминает Тиш, — Не хочешь ли пригласить своих родителей?
— Они не смогут, — вру я.
Да. Несмотря, на то что мы дружим три года. Я до сих пор не смогла сказать, что мои родители погибли.
Я выбегаю из гостиной и залетаю в ванную. Закрыв за собой дверь, я начинаю мерить шагами эту небольшую комнату, а слезы неудержимо стекают по моему лицу. Всхлипы вырываются их груди один за другим.
Опершись ладонями о раковину, я пытаюсь отдышаться и прийти в себя.
Я мало что помню из детства, которое провела с родителями. Но все воспоминания, что у меня есть, — счастливые, теплые. В них я чувствовала, что меня любят. Я никогда не сомневалась, что мои родители — хорошие люди.
Глядя на свое несчастное лицо в отражении, я невольно задумываюсь о том, что бы подумали родители обо мне.
Шумно выдохнув, я растираю лицо ладонями, чтобы прийти в себя и придать себе решимости.
Сейчас мне нужно заставить мысли в моей голове заткнуться и позволить себе отдохнуть. Сейчас мне нужно то, что может дать мне лишь один человек — Гарри.
— Нет, даже не думай об этом.
— Я предлагаю заплатить тебе.
— Нет, Мика, — на отрез отказывается он, — Когда я рассказал, что торгую наркотой. Это не означало, что я буду снабжать тебя ей.
Я чувствую, как злость закипает у меня в груди. Снова. Я и без того на взводе.
— Я не прошу тебя ни о чем сверхъестественном. Продай мне чертовы наркотики, это твоя работа, разве нет?
Гарри тяжело и шумно вздыхает, и я чувствую себя так, будто сморозила глупость.
— Нет.
— Какой же ты говнюк, Гарри, — язвлю я, — К моему счастью, ты не единственный кто занимается этим.
— Даже не думай об этом, — рычит он.
Впервые в жизни я решилась на такую унизительную глупость, как заглушить боль наркотиками, и даже в этом облажалась.
— Зачем тебе это? — спрашивает он, немного наклоняясь, чтобы вглядеться мне в лицо.
— А ты сам как думаешь, зачем люди употребляют всякое дерьмо? — огрызаюсь я.
Он молчит, некоторое время всматриваясь в меня так, как будто старается увидеть что-то, скрытое под поверхностью. Его взгляд, одновременно строгий и сочувствующий, кажется, проникает прямо внутрь моей души.
Я чувствую, как дрожь пробегает по моим рукам, и отворачиваюсь, чтобы не встретиться с ним взглядом.
— Ты думаешь, что это поможет убежать от реальности, — наконец говорит он.
Его голос звучит мягко, даже немного печально.
— Но правда в том, что никто не может убежать от себя. Время идет, дерьмо остаётся.
— Ты ничего не понимаешь, — мрачно отвечаю я, хотя внутри меня что-то дрогнуло.
Его слова резонируют в голове, вызывая воспоминания о всех тех ночах, когда я пыталась подавить боль, заблудившись в дыме и алкоголе.
— Ты же не знаешь, через что мне пришлось пройти.
— Может и не знаю, — соглашается он, подаваясь вперёд и кладя руку мне на плечо, — Но я знаю одно, никому не поздно начать сначала. Признать свои ошибки, отпустить своё прошлое и сделать шаг вперёд.
— Легко говорить, — шепчу я, ощущая, как голос предательски дрожит, — Но как начать сначала, когда старые ошибки преследуют на каждом шагу? Как отбросить тяжесть, которая давит на душу так долго?
Его рука сжимает мое плечо чуть крепче, вселяя в меня непроизвольно уверенность. Он знает, через что я прохожу, хотя бы в общих чертах, и его слова содержат не просто утешение, а реальную силу.
— Путь не будет лёгким, — признаёт он, не отпуская меня, — Но каждый шаг, даже самый маленький, имеет значение.
Я чувствую, как в груди постепенно разгорается нечто, напоминающее надежду. Вглядываясь в его глаза, я понимаю, что он действительно верит в мои силы, и, возможно, впервые за долгое время, начинаю верить в них сама.
— А если я не смогу? — тихо спрашиваю я, глядя в свои трясущиеся руки.
Сомнения и страхи, которые годами копились во мне, не дают мне дышать.
— Что если я совершу те же ошибки и на этот раз?
Он тихо вздыхает, словно прочитывая мельчайшие нюансы моего состояния.
— Ошибки это часть нашего пути, — произносит он с уверенностью, — Они делают нас сильнее, если мы учимся на них.
Его оптимизм кажется мне одновременно наивным и поддерживающим. Я все ещё сопротивляюсь, но где-то в глубине души маленькая искра надежды начинает разгораться.
Возможно, он прав. Возможно, действительно существует выход из этого бесконечного круговорота боли и потерь.
Он наклоняется чуть ближе, его рука все еще покоится на моем плече, крепкое, но ненавязчивое прикосновение, что-то такое нужное сейчас.
Я чувствую его физическое присутствие, будто оно способно удержать меня от падения в пропасть моих собственных сомнений. В этом моменте рождается тишина — тишина, наполненная его верой в меня, в мои способности справиться с трудностями.
— Ты не одна, — говорит он, чуть сильнее сжимая мое плечо.