Скелету в шкафу одиноко
Блум встал на цыпочки и, вытянув руки вверх, уцепился пальцами за край оконного карниза.
– Мейла… – позвал он сдавленным шепотом.
Никто не ответил. В комнате царили тишина и мрак. Но щель, оставленная между приоткрытыми створками окна, была вполне достаточной для того, чтобы в неё мог протиснуться человек.
Блум с тревогой потрогал свои бока, – да нет же, он вовсе не такой толстый, как может показаться!
Ухватившись покрепче за карниз, Блум уперся носками ботинок в стену и попытался подняться наверх. Ничего хорошего из этой его затеи не вышло, – опора была слишком ненадежной, а руки Блума – недостаточно сильны, чтобы вытянуть его, что ни говори, тяжеловатое тело. Закономерной расплатой за юношескую горячность, несвойственную взрослому мужчине, стало ушибленное колено.
Блум поднялся на ноги и, потирая колено, огляделся по сторонам в поисках чего-то, что могло бы помочь ему подняться на высоту в пару метров. Но на улице не было ничего лишнего, даже контейнеров для мусора. Можно было, конечно, сломать какую-нибудь изгородь, но это стало бы просто-таки вызывающе-демонстративным действием, которое не могло ни привлечь к себе внимание инфора. А Блуму сейчас это было совсем ни к чему.
Блум снова с тоской посмотрел на приоткрытое окно. Прямо как в басне про лису и виноград. Оставалось только сказать:
«Не очень-то и хотелось!», – и не спеша, сохраняя достоинство, удалиться.
Но вместо этого Блум достал из рюкзака прут и негромко постучал им по оконному стеклу. Не получив ответа, он постучал ещё раз, сильнее.
– Мейла… Мейла!..
В комнате загорелся свет, – неяркий, желтоватый. Должно быть, включили не верхнее освещение, а что-то вроде небольшого ночника.
Через минуту в проеме между створками окна появилась Мейла. Лица её Блуму почти не было видно, но по растрепанным волосам и без того можно было понять, что он поднял её с постели.
– Кто здесь? – чуть хрипловатым спросонья голосом негромко спросила женщина.
– Это я, – шепотом ответил ей Блум и сделал два шага назад, чтобы его было лучше видно. – Это я – Блум.
– Блум! – в полный голос удивленно воскликнула Мейла. Блум вскинул руки, чтобы предостеречь её от слишком громких проявлений эмоций, но Мейла не обратила на его жест никакого внимания. Она поставила локоть на подоконник и положила подбородок на открытую ладонь.
– Блум, – томно, нараспев произнесла она его имя. – Как романтично… Ты… Ночью… Под моим окном… Поверить не могу. Прежде я видела такое только в видеофильмах!
– Я тоже очень рад тебя видеть, Мейла, – отводя глаза в сторону, смущенно пробормотал Блум. – Но, к сожалению, мне придется разрушить идиллию… Видишь ли, Мейла, если ты не подашь мне стул, я не смогу забраться к тебе в окно.
– Нахал! – воскликнула Мейла, прекрасно имитируя возмущение. – Ты решил, что для того, чтобы добиться моего расположения, достаточно просто постучать палкой по стеклу?!
– Мейла, ты не так меня поняла… – смущенно замялся Блум. – Я совсем не то имел в виду… Видишь ли, у меня проблемы…
– Да ладно тебе, Блум, – уже своим обычным голосом произнесла Мейла. – Я прекрасно понимаю, что ты здесь не для того, чтобы спеть мне серенаду. Но могу же я хотя бы немного помечтать?.. Держи…
Мейла полностью раздвинула оконные створки и, перекинув через подоконник, подала Блуму легкий плетеный стул.
– Спасибо, Мейла, – Блум подхватил стул, поставил его под окном и взобрался на него. – Я все тебе объясню…
– Не части, Блум, – вяло улыбнулась женщина, принимая из рук гостя рюкзак. – Ты не против, что я называю тебя Блумом? Имя Стили, на мой взгляд, тебе совершенно не подходит.
– Да ради бога, – Блум встал коленями на подоконник. – Почти все знакомые так меня и называют.
Развернувшись в сторону улицы, Блум наклонился, схватил стул за спинку и втащил его в комнату. После этого он спрыгнул с подоконника на пол, закрыл окно и с облегчением перевел дух.
– Хочешь выпить? – спросила его Мейла. Блум окинул взглядом фигуру женщины. На ней был ярко-красный халат с широкими рукавами, на полах которого золотом были вышиты свернувшиеся кольцами драконы.
– Откуда у тебя такой роскошный халат? – спросил Блум.
– Нравится? – Мейла развела руки в стороны и наклонила голову, чтобы самой на себя взглянуть. – Сшила в ателье на заказ. Образец, между прочим, я разработала сама.
– Великолепно, – совершенно искренне похвалил Блум.
– Так ты хочешь выпить? – повторила свой первоначальный вопрос женщина. – Хотя, пожалуй, для серьезной выпивки пока ещё слишком рано, но ты сегодня, похоже, даже не ложился.
Блум следом за Мейлой бросил взгляд на стенные часы в виде раскинувшей крылья стрекозы, которые показывали пять минут седьмого.
– Хочу, – сказал он, снова переведя взгляд на Мейлу. – И изрядную дозу.
Мейла чуть приподняла левую бровь и, ничего не сказав, проследовала в другую комнату.
Блум сел на стул, который помог ему забраться в окно, облокотился на спинку и устало вытянул ноги.
Мейла вернулась через пару минут. Подойдя к Блуму, она протянула ему широкий стакан с толстым тяжелым дном, наполненный почти до краев.
– Джин с тоником, – сообщила она. – Самое лучшее для того, чтобы немного прочистить мозги в шесть часов утра. Только заранее предупреждаю, что после ты уже никуда не сможешь пойти, не выспавшись как следует.
Блум сделал большой глоток из предложенного ему стакана и с наслаждением прикрыл глаза, ощущая, как по телу растекается блаженная истома, обычно предшествующая крепкому сну. Но для сна время ещё не пришло. Сначала нужно было объясниться с Мейлой.
Блум приоткрыл глаза, чтобы взглянуть на женщину.
Мейла присела на край кровати с небрежно накинутым поверх разобранной постели покрывалом. Красивым и легким движением руки она откинула за спину прядь огненно-рыжих я волос, после чего поставила локоть на бедро и прижала ладонь к щеке.
– Итак, господин Блум, – вновь шутливым тоном произнесла Мейла. – Что же заставило вас ворваться среди ночи в квартиру к одинокой женщине?
– А что заставило одинокую женщину оставить окно своей спальни открытой на ночь? – в тон своей собеседнице задал вопрос Блум.
– Быть может, ожидание чуда? – улыбнулась Мейла.
– К сожалению, чудес не бывает, – покачал головой Блум.
– Ты пессимист, Блум, – недовольно выгнула губы Мейла.
– Я реалист, Мейла, – грустно улыбнулся в ответ ей Блум. – Поэтому сразу же хочу предупредить тебя, что мое прибывание здесь может оказаться небезопасным для тебя.
– Вы пугаете меня, господин Блум! – в показном испуге Мейла сжала руки в кулачки и прижала их к груди.
– Сейчас не до шуток, Мейла, – серьезно посмотрел на неё Блум. – Я пришел к тебе по двум причинам. Во-первых, я хотел проверить одну свою гипотезу, а, во-вторых, мне просто больше некуда было идти.
– И все? – недовольно сдвинула брови Мейла.
– Ну… – Блум наклонился к своему стакану и сделал из него изрядный глоток. – Конечно же, мне хотелось снова увидеть тебя, – признался он, глядя на носки своих ботинок.
– Из трех названных причин, мне лично больше всего понравилась последняя, – улыбнулась Мейла.
– В иных условиях мне, возможно, оказалось бы достаточно и её одной, – сказал Блум.
– Так что все же случилось, Блум?
В одно мгновение, словно легкий ветерок пролетел по комнате. Лицо Мейлы сделалось серьезным и сосредоточенным, каким Блум его ещё никогда не видел. Он даже и не подозревал, что у этой милой женщины может быть столь суровое, если не сказать жесткое, похожее на маску, выдавленное из тонкой фольги, выражение лица. Оперевшись локтями о колени и переплетя пальцы рук, Мейла подалась вперед, словно стараясь приободрить Блума своей близостью. Это был не женский неосознанный порыв, а движение человека, который уже примерно понимает, о чем поведет речь его собеседник и насколько трудно ему будет говорить.
Блум глядел не на лицо Мейлы, а только на её рыжие, растрепанные со сна волосы, которые она просто закинула за спину и там перекрутила в толстый жгут. Вид этих волос, а, быть может, один только их цвет, пробуждал в душе Блума странное чувство, похожее одновременно на буйную радость и тихую грусть, когда хочется одновременно плакать и смеяться.
Блум сделал ещё один глоток из стакана с напитком, приготовленным для него Мейлой, и начал рассказывать.
Он старался говорить сдержанно, избегая собственных субъективных оценок и эмоционально окрашенных личностных впечатлений, пытаясь придерживаться только фактов, в подлинности которых у него самого не было ни малейших сомнений. Он хотел, чтобы у Мейлы составилось собственное представление о том, что произошло с ним за истекшие сутки. Для себя он уже решил, что, если Мейла, как и Шейлис, сочтет все, о чем он говорит, бредом сумасшедшего, то он не станет даже пытаться убедить её в обратном. Просто встанет, вежливо откланяется, поблагодарит за угощение и уйдет. Куда он пойдет, он и сам пока ещё не знал. Но был уверен в том, что не сможет остаться в этом доме в роли если и не опасного безумца, так убогого, за которым требуется уход и постоянный присмотр.
По тому, как слушала его Мейла, трудно было понять, какие эмоции вызывает у неё история, излагаемая Блумом. Она не задавала никаких вопросов, но при этом и не высказывала сомнений в достоверности услышанного. За все это время Мейла ни разу не поднялась со своего места. Она только время от времени меняла положение тела, то откидываясь назад и опираясь на руки, то снова наклоняясь вперед.
Начав свой рассказ довольно-таки уверенно, ближе к концу Блум начал запинаться, то и дело путаясь в словах и затрудняясь найти верное определение, тому или иному действию или событию. Джин с тоником он уже допил, и теперь пустой стакан мешал ему, занимая руки. Блум не знал, куда его поставить, и боялся хотя бы на мгновение прерывать свой рассказ, чтобы спросить об этом хозяйку.
Конец истории он вообще скомкал, буквально в двух словах рассказав о том, что произошло с ним после того, как он Расстался с Шейлисом.
– Теперь ты понимаешь, Мейла, – с облегчением подвел итог Блум. – Что я могу оказаться довольно-таки беспокойным гостем.
– Ты собираешься надолго остаться у меня? – спросила Мейла.
Голос её прозвучал настолько невозмутимо и ровно, что трудно было понять, беспокоит ли её то, что Блум может задержаться в её квартире или же ей это абсолютно безразлично. Не зная, что ответить, Блум молча развел руками. Мейла взяла из его руки пустой стакан и поставила его на небольшой круглый столик, стоявший рядом с кроватью.
– Насколько я поняла, домой вернуться ты не можешь, – произнесла она, не спрашивая, а констатируя факт. – В соседней комнате есть диван. Он не очень большой, но, надеюсь, ты с него не свалишься. А если все же упадешь, то придется тебе спать на полу.
– Ты предлагаешь мне остаться? – глаза Блума удивленно и немножко пьяно округлились.
– А ты, можно подумать, рассчитывал, что после рассказанной тобой истории я сразу же выставлю тебя за дверь, – едва заметно усмехнулась Мейла. – Если бы это было так, то ты бы и не пришел сюда.
– Наверное, – вынужден был согласиться с ней Блум.
– Пойдем, я покажу, где ты будешь спать, – сказала Мейла, поднимаясь на ноги.
– Сначала нужно выяснить, удалось ли мне уйти из-под наблюдения инфора, перепрыгнув с одного уровня на другой, – возразил Блум.
– Для начала тебе нужно хорошенько выспаться, – заявила Мейла таким тоном, что сразу же стало ясно, что спорить с ней бесполезно. – Когда отдохнешь, тогда вместе и подумаем, что делать дальше.
Блум уперся руками в сидение стула, на котором сидел. Для того, чтобы подняться на ноги, ему пришлось сделать над собой усилие. Усталость брала свое, и он готов был уснуть, сидя на стуле.
– Наверное, ты права, – сказал Блум, благоразумно решив не вступать в спор, поскольку шансов одержать в нем победу у него все равно не было. Тряхнув головой, он добавил: – Такое чувство, будто я не спал целую неделю.
Следуя за Мейлой, Блум прошел в соседнюю совсем маленькую комнату. Помимо обещанного дивана в ней ещё имелся небольшой квадратный столик и две чертежные доски, на которых были закреплены большие прозрачные листы целлулоида с нанесенными на них рисунками. Листов, наложенных один на другой, было так много, что невозможно было рассмотреть, что именно изображено на каждом из них.
– Здесь я обычно занимаюсь своими исследованиями в области сравнительного искусствоведения, – указав рукой на разбросанные повсюду рисунки и листы с фрагментами каких-то текстов, объяснила Мейла.
Подойдя к ячейке доставки, она быстро набрала нужный код.
– Сравнительное искусствоведение? – Блум бросил на пол свой рюкзак и ногой загнал его под стол. – Что за штука такая?
– Никогда прежде не слышал?
Мейла вынула из ячейки доставки стопку свежего постельного белья и кинула его на диван.
– Нет, – честно признался Блум.
– И не мог слышать, – рассмеялась Мейла. – Это я сама придумала. Я пытаюсь найти похожие образы в произведениях искусства, относящихся к разным эпохам и жанрам.
– Ну и как, получается? – поинтересовался Блум.
– Есть некоторые закономерности, – уклончиво ответила Мейла.
– Например?
– Ты почему назвал один из своих романов «Земляничная поляна»?
– Не помню, – подумав, ответил Блум. – А какое это имеет значение?
– А тебе известно, что существует ещё и художественный фильм одного весьма титулованного, хотя, на мой взгляд, и невыносимо скучного и занудного кинорежиссера, который называется точно так же: «Земляничная поляна»?
– Нет, – покачал головой Блум. – Но могу поспорить, что в нем ни разу не показана земляничная поляна, как таковая.
– Почему ты так решил? – удивленно спросила Мейла.
– Потому что в моей книге тоже нет ни слова о ней, – усмехнулся Блум. – Так я угадал?
– Если мы станем обсуждать эту тему, то ты так и не ляжешь спать, – ответила ему Мейла, выходя из комнаты.
– Так я угадал или нет?! – крикнул вслед ей Блум. Ответа не последовало.
Блум постелил приготовленное Мейлой белье на диване, разделся, погасил свет и лег.
Диван, действительно, был несколько узковат для него. Однако Блум не успел этого заметить, уснув, едва только щека его коснулась подушки.
Спал он долго и, что самое удивительное, почти без сновидений. Несмотря на то, что истекший необычайно долгий день был наполнен сильнейшими в его жизни переживаниями и массой необыкновенных, никогда прежде не случавшихся с ним событий, ни одно из них не нашло отражения в ирреальных образах, порождаемых подсознанием человека во сне. Не видел Блум и ставшего уже привычным дракона, свернувшегося кольцом и яростно грызущего свой хвост. Быть может, потому, что он уже видел таких же драконов на халате Мейлы?
Сон Блума был похож на долгое путешествие по невероятно длинному, неосвещенному туннелю. Блум двигался вперед, не испытывая ни усталости, ни страха. Он знал, что рано или поздно туннель должен кончиться, и тогда он увидит… Земляничную поляну?.. Может быть.
Блум проснулся внезапно, как от толчка. В комнате все ещё было темно. Он захотел подняться и едва не свалился с узкого дивана. Только уперевшись руками в холодный пол, Блум окончательно проснулся и вспомнил, где он находится.
Прошлепав голыми ступнями по полу, Блум наткнулся на стену и, пошарив рукой, нашел на ней выключатель. Отрегулировав верхнее освещение до привычной для себя яркости, он вернулся к дивану, чтобы одеться и собрать постель.
– Проснулся уже? – спросила, заглянув в комнату, Мейла. Блум глянул на часы. Было без десяти восемь.
– Я проспал всего пару часов? – Блуму с трудом удалось подавить зевок.
– Сейчас восемь часов вечера, – развеяла его иллюзии Мейла. – Ты спал весь день.
– Извини, – смутился Блум.
– Я разве тебя за это осуждаю? – улыбнулась Мейла. – Одевайся. Я пока закажу себе ужин, а тебе завтрак. Зубную щетку и эпиляционный крем я оставила для тебя в ванной.
Когда Блум, умывшись и сведя с лица дневную щетину, вышел в большую комнату, еда была уже на столе.
Мейла переоделась в брючный костюм песочного цвета. Ее ослепительно-рыжие волосы были уложены в высокую прихотливую прическу.
– Ну, и как ты себя чувствуешь, находясь на нелегальном положении? – спросила Мейла, наливая Блуму в чашку кофе. Блум на минуту задумался.
– Честно сказать, не знаю, – признался он. – Должно быть, я ещё не осознал до конца, что же со мной произошло.
– Естественно, никаких планов на будущее у тебя пока нет?
– Вначале я хочу выяснить, удалось ли мне избавиться от наблюдения инфора… Но…
Блум замялся. На мгновение он засомневался, стоит ли вообще говорить об этом.
– Ну так что? – требовательно посмотрела на него Мейла.
– Видишь ли, – переводя взгляд с одного предмета сервировки стола на другой и при этом изо всех сил стараясь не смотреть в сторону собеседницы, начал Блум. – Если инфор следит за каждым жителем города, то ему уже известно, что в твоей квартире находятся двое человек вместо положенного одного. Даже если пока он ещё и не установил личность нового жильца, то, думаю, много времени у него это не займет.
Блум с силой воткнул нож в кубик масла и принялся с ожесточением размазывать его по тосту.
Какое-то время Мейла молча, со снисходительной улыбкой на губах наблюдала за его нервозными действиями.
– Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь возможности инфора, – произнесла она, когда Блум, закончил наконец-то намазывать тост и, положив нож, поднес его ко рту.
– Что? – рука с тостом замерла в воздухе.
– Вести постоянное наблюдение за каждым жителем Города, – это слишком громоздкая задача даже для инфора, – пояснила свои слова Мейла. – Я вовсе не ставлю под сомнение то, что ты рассказал мне вчера. Я просто считаю, что инфор уделяет тебе особое внимание, как субъекту, который, с его точки зрения, может представлять собой некую потенциальную угрозу.
– Для кого? – положив тост на край тарелки, спросил Блум.
– Насколько я понимаю, задачей инфора является поддержание Города в жизнеспособном состоянии в течение неограниченно долгого времени. Как мы видим, со своей задачей он справляется весьма успешно…
– Более чем успешно, – вставил Блум.
– Именно так, – согласившись с ним, чуть наклонила голову Мейла. – Инфор не в состоянии самостоятельно понять и оценить все многообразие проявлений человеческой натуры. Поэтому он сам или те, кто в свое время закладывали в него программу, создали набор неких усредненных показателей, характеризующих нормальное состояние человека. Любое отклонение от этой нормы инфор автоматически расценивает как патологию, требующую от него незамедлительного вмешательства. Для него жизнеспособность Города определяется, прежде всего, стабильностью системы, которую он призван контролировать. А стабильность – это, в первую очередь, неизменность, – Мейла чуть приподняла руки и слегка развела их в стороны, словно желая показать, что в них ничего нет. – Соответствующие выводы из всего сказанного в состоянии сделать даже младенец.
– Значит ты считаешь, что инфор ведет постоянное наблюдение только за теми, кто, как ему кажется, способен вывести систему Города из равновесия? – обдумав слова Мейлы, задал уточняющий вопрос Блум.
– Подобное предположение кажется мне вполне разумным, – ответила женщина.
– Но, в таком случае, возникает вопрос, каким образом инфор выбирает тех, кто нуждается в его опеке?
– А для чего, по-твоему, в Городе существует могучая гвардия врачей-психокорректоров?
– Они, что же, все являются штатными осведомителями инфора? – в голосе Блума явно прозвучало недоверие.
– Ну, зачем же так прямолинейно? – снисходительно улыбнулась Мейла. – Психокорректоры добросовестно выполняют свои обязанности, помогая людям избавляться от мешающих им спокойно жить навязчивых идей и комплексов. Но ведь все медицинские карты с историями болезней находятся в архиве Медицинского департамента. А где расположен этот архив?..
– В сети инфора, – с пониманием прищурил глаз Блум. – А, значит, инфор может свободно проводить по ним выборку.
– Обращая особое внимание на тех, кого врачи направляют на интенсивную психокоррекцию, – закончила Мейла. Опустив взгляд, она провела пальцем по золотистому ободку на краю блюдца. – То, что ты рассказал о сеансе интенсивной психокоррекции, это просто ужасно. Я и представить себе не могла… Бедняга Люц…
– Он сам сделал свой выбор, – сумрачно произнес Блум. – Хотя, боюсь, что в этом была и моя вина.
– Что ты имеешь в виду? – быстро взглянула на него Мейла.
– Если бы я не потащил его за собой на улицу…
– Если бы ты знал, чем все это закончится, то и сам, наверное, сидел бы дома.
– Ты так думаешь?
Пронзительный взгляд Блума смутил Мейлу.
– Возможно, что я ошибаюсь, – отведя взгляд в сторону, сказала она. – Если так, – то я рада.
– А тебе самой никогда не рекомендовали пройти процедуру интенсивной психокоррекции? – как бы между прочим поинтересовался Блум.
– Скажешь тоже! – сверкнув глазами, как-то странно, как будто недобро, улыбнулась Мейла. – Десятки раз! Мне даже кажется, что любой практикующий врач-психокорректор рано или поздно направляет каждого своего пациента на процедуру интенсивной психокоррекции.
– И как же тебе удавалось этого избежать?.. Или ты просто не помнишь, как это было?
– Женщины умеют проявлять гибкость там, где мужчины не находят ничего лучшего, как только идти напролом, – улыбка Мейлы снова сделалась лукавой. – Я всего лишь периодически меняю наблюдающих за мной психокорректоров.
– Как это? – недоуменно воззрился на неё Блум.
– Очень просто, – игриво дернула плечом Мейла. – Практикующих психокорректоров в Городе более чем достаточно. Достаточно заглянуть в адресный справочник для того, чтобы понять, что это самая популярная профессия. Поэтому, когда мой очередной психокоррекгор начинает убеждать меня в том, что мне неплохо было бы пройти специальный курс интенсивной психокоррекции, я, послушав его какое-то время и не высказав при этом никаких принципиальных возражений, просто выбираю себе нового врача, с которым вся история начинается заново.
– А как к этому относится бывший?
– Страшно ревнует, – наклонившись вперед, таинственным полушепотом, как бы по секрету, сообщила Блуму Мейта – Но сделать, увы, ничего не может.
– Неплохо, – усмехнулся Блум. – И все же, я неуверен в том, что инфор контролирует только тех, кого ему рекомендуют психокорректоры. У него есть возможность наблюдать за всем, что происходит в каждой квартире Города, – Блум кивком указал на выключенный терминал инфора. – Ну, хотя бы, время от времени заглядывать.
Мейла, допив кофе, осторожно поставила тонкую, почти прозрачную фарфоровую чашку на такое же изящное блюдечко и быстро прикоснулась салфеткой к губам.
– Чтобы убедить тебя в том, что я знаю, о чем говорю, придется кое-что тебе показать, – сказала она, поднимаясь из-за стола.
– Не иначе как скелет в шкафу? – усмехнулся Блум. Не обращая внимания на его неловкую попытку пошутить, Мейла подошла к стенному шкафу, выдвинула среднюю его секцию и взглядом подозвала к себе Блума.
В ящике, поделенном на три равные части тонкими пластиковыми перегородками, лежали странные металлические предметы, похожие на большие гребешки с заточенными, словно ножи зубьями.
– Это что ещё такое? – Блум удивленно провел пальцем по основанию одного из гребешков.
На пальце остался слой рыжего машинного масла. Блум внимательно осмотрел палец, понюхал его и вытер о штаны.
– Это имеет какое-то отношение к твоей работе? – удивленно посмотрел он на Мейлу.
– Нет, – ответила та. – Это мое хобби.
– И как же называется твое хобби?
– Это, – Мейла взяла в руку одну из смазанных машинным маслом железок, – нож газонокосилки.
– Ты их коллекционируешь?
– Можно и так сказать.
– Странное увлечение, – задумчиво покачал головой Блум. – Заказываешь по каталогу?
– Нет, – отрицательно тряхнула головой Мейла. – Сама добываю.
– Что значит «добываю»? – непонимающе сдвинул брови к переносице Блум.
– Это значит, Блум, что я выхожу на улицу не за тем, чтобы выпить чашечку кофе в ближайшем кафе, а для того, чтобы охотиться на газонокосилок.
– Охотиться?.. – только и смог выговорить пораженный Блум.
Выражение лица у него при этом сделалось таким по-детски растерянным, что при одном только взгляде на него Мейла не смогла удержаться от улыбки.
– Не вижу повода для веселья, – обиженно насупился Блум. – Чем смеяться, лучше бы объяснила толком, для чего нужна эта груда железа?!
– Это мои трофеи, – немного обиженно ответила Мейла.
– Ну и что с того?
– Каждый из этих ножей, – это газонокосилка, которую я убила!
– Как это «убила»?
– Вот так! – Мейла порывисто открыла соседнюю секцию шкафа и выложила перед Блумом черное трико, отрезок металлической арматуры с остро заточенным концом и сумку с набором инструментов. – Я убиваю их собственными руками! А в качестве трофеев беру ножи!..
– Подожди, – Блум растерянно поднял руку. – Ты хочешь сказать, что все это?.. – он провел ладонью по ящикам, в которых было уложено не менее трех десятков покрытых смазкой ножей.
– Да, – коротко кивнула Мейла. – Все это ножи убитых мною газонокосилок.
– А это зачем? – Блум вытащил из складок трико полоску алой материи.
– Ею я повязываю голову, – объяснила Мейла. – Видишь ли, вначале охотиться на газонокосилок было совсем не трудно. Они занимались своим делом, не обращая на меня никакого внимания. Чтобы усложнить задачу, я решила ввести некий отличительный знак, который предупреждал бы газонокосилок о подстерегающей их опасности.
– И что, сработало?
– Еще как! – радостно улыбнулась Мейла. – Теперь, завидя меня, газонокосилки бросаются врассыпную!
– И инфор до сих пор тебя не вычислил?
– Отправляясь на охоту, я хорошо маскируюсь. Я выхожу из дома в обычном платье, спрятав охотничью одежду в сумку. В ближайшем кафе я делаю заказ, прошу робота-официанта немного обождать и, спрятавшись среди кустов, переодеваюсь в трико. Теперь я уже другой человек. Не показываясь на глаза официанту, я ухожу к месту, намеченному для засады. Заполучив нож газонокосилки, я снова переодеваюсь и возвращаюсь в кафе, чтобы демонстративно посидеть там какое-то время. Таким образом, мой внешний вид, зафиксированный как официантом, так и привратником дома, в котором я живу, никогда не совпадает с обликом дерзкого охотника на газонокосилок.
– Да уж… – Блум с видом знатока взвесил на руке остро заточенную арматуру. – Солидное оружие, – с уважением произнес он.
– Вначале для того, чтобы пробить панцирь газонокосилки, я пользовалась киркой, – с любовью проведя кончиками пальцев по арматуре, сказала Мейла. – Но тяжелый металлический прут оказался куда эффективнее. Для того, чтобы поразить им газонокосилку требуется больше усилий, чем когда орудуешь киркой, но зато, если удается пробить её насквозь, то прут надежно прикалывает машину к земле и не дает ей возможности убежать, пока я снимаю нож.
– Ничего себе! – с уважением качнул головой Блум. – А с виду – хрупкая женщина.
– Внешность бывает обманчива, – улыбнулась в ответ Мейла. – Ты тоже не очень-то похож на психически неуравновешенного луддита, нападающего на привратников.
– Пожалуй, все же, ты более сумасшедшая, чем я, – серьезно сдвинув брови, вынес свое заключение Блум. – Я калечил автоматы по необходимости, ты же – ради развлечения.
– Кто тебе сказал, что это развлечение?! – возмущенно взмахнула руками перед лицом Блума Мейла.
– Ты же сама сказала, что это твое хобби, – недоумевающе пожал плечами Блум.
– Я называю охоту своим хобби только потому, что не могу официально заявить о том, что моя основная профессия, – охота на газонокосилок! С таким же успехом я могу назвать развлечением твое стремление отыскать границу Города!
– Ну, это совершенно разные вещи! – возмутился Блум.
– И в чем же разница?
– Охота на газонокосилок не несет в себе никакой практической пользы.
– А что толку будет в том, если тебе удастся найти границу Города?
– Если я найду границу Города, – приблизив свое лицо к лицу Мейлы, таинственным полушепотом произнес Блум, – то я смогу уйти отсюда.
– А если я перебью все газонокосилки в Городе, – так же шепотом ответила ему Мейла, – то Город зарастет травой и кустами и превратится в джунгли. Тогда и не нужно будет никуда отсюда бежать.
Какое-то время и Блум, и Мейла сохраняли чрезвычайно серьезные, сосредоточенные выражения лиц. И вдруг одновременно рассмеялись. Да так, что долго не могли остановиться.
– И все же, – отсмеявшись и вытерев слезы, произнес Блум. – Если серьезно. Почему ты охотишься на газонокосилок?
– Откуда я знаю? – пожала плечами Мейла. – Я сама никогда не задавала себе этот вопрос. Возможно, я делаю это потому, что мне претит стерильное однообразие городских улиц, а газонокосилки тем и занимаются, что поддерживают на них порядок. Или, может быть, мое увлечение – это своеобразная форма протеста против невыносимой скуки бытия. А, может быть, добытые мною трофеи дают мне ощущение реальности окружающего мира. Ты ведь тоже хотел найти этому подтверждение?
– Хотел, – согласился Блум. – Но теперь, когда я получил требуемые доказательства, я стал бояться мира.
– Тебя пугает мир или инфор?
– Инфор я ненавижу. А мир пугает меня потому, что теперь я боюсь, что в мире нет ничего, кроме нашего Города.
– Куда же делось все остальное? – попыталась пошутить Мейла.
Блум пожал плечами и чуть развел руки в стороны.
– А существовал ли он вообще когда-нибудь, мир вне Города?
– А как же история?
– Всего лишь удачный миф.
– Я в это не верю, – убежденно заявила Мейла. – Да и ты сам тоже не веришь тому, что говоришь. Такого просто не может быть!
– Надеюсь, – куда менее уверенно произнес Блум.
«Сколько раз, сидя в засаде, в ожидании появления газонокосилок, я вдруг замечала человеческий силуэт, промелькнувший среди кустов на противоположной стороне улицы. Вначале я считала, что это только плод моей фантазии. Но однажды, возвращаясь после удачной охоты, я совершенно отчетливо Увидела человека, перебегающего улицу. Он был облачен в какие-то совершенно бесформенные белые одежды. Я окликнула его, и он оглянулся. До него было чуть более сорока метров, и мне удалось хорошо его рассмотреть. На вид ему было чуть больше тридцати. Длинные рыжеватые волосы, худое, вытянутое лицо, жидкая бородка и глубоко посаженные глаза. Увидев меня, он только взмахнул рукой, словно чертя в воздухе какой-то непонятный знак, и побежал в сторону от меня ещё быстрее, чем прежде. Я бросилась следом за ним, но не смогла догнать. Человек свернул в проулок между домами и исчез. Словно в воздухе растворился. Кто это был и что он делал на улицах Города?.. Не знаю. Больше я его никогда не видела.
Почему так происходит? Почему люди сторонятся друг друга?
Быть может, они, как и я, считают свои действия противоправными с точки зрения существующих норм поведения? Или же, подобно Блуму, сомневаясь в реальности самого мира, они принимают всех остальных за призраков? А как, должно быть, было бы важно для каждого из них знать, что он не один.»