— Фамилия! — встретил их вопросом бородатый мужик в телогрейке с автоматом за спиной, стоящий в свете прожектора с какими-то бумагами в руках.
— Отец Михаил, — ответил отец.
— Не немец? Чего-то рожа немецкая, — насторожился мужик.
— Не немец, не немец, наш — швед, это он взрывчатку в лагерь пронес, — послышалось у него за спиной, и в свет вышел отец Виталий с револьвером в руках.
— Значит, динамит подложил ты? — насупился отец.
— Прости, боялся, откажешь, а тут люди, — ответил отец Виталий. — Тебя не проверяли. Да что вспоминать — теперь у нас в руках генерал.
— Я думаю, что теперь на звуки взрыва сюда едут несколько танков и человек пятьдесят на них, — предсказал отец.
— Не забывай — у нас генерал, — напомнил ему отец Виталий. — Не сунутся. Побоятся за жизнь командира.
Позади послышались гортанные крики, и двое партизан выволокли под фонарь упитанного немца с перекошенным от ужаса лицом, залитым кровью.
— Не бейте его — это только повар, — попросил отец.
— Да зачем его бить, давайте посадим его в суповой бак и сварим! — захохотал мужик.
— Точно, точно! — закричали другие партизаны.
— Что же вы делаете, братья! — закричал отец. — Мы же не фашисты!
— Он прав, — согласился с ним отец Виталий и выстрелил в голову повара из револьвера, отчего тот судорожно дернулся и затих.
— Тебе же нельзя, ты священник! — ужаснулся отец. — Ты не сможешь больше служить.
— Уже и так не смогу, да и негде, — горько усмехнулся отец Виталий и, обращаясь к партизанам, громко объявил: — Наступают сроки, о которых нас предупреждали святые пророки! Антихрист рядом, но мы костьми ляжем, но не дадим тьме окутать землю богосозданную! Аллилуйя!
— Брось ты тут свою поповскую агитацию! — осек его один из партизан. — Там три танка и человек сорок автоматчиков.