Тамо далеко (1941)

Глава 16 — Гудит как улей

Завод. Целый оружейный завод, мать вашу!

Маузеры тут делали, те самые, «сокольские», по бельгийской лицензии. И патроны к ним. И еще кучу всего стреляющего. Весьма я зауважал Верховный штаб, знали, куда переезжать. А что склады пустые, понятно — всю продукцию, что называется, «с колес» выгребали и передавали в отряды, вот нам полигончик и обломился.

Пока запускали процесс, бегал как барбоска от группы к группе, разъяснял непонятки и разруливал косяки. Пулеметчики, гранатометчики, сигнальщики, выживальщики, инструкторов на двести человек — моих четверо и еще шесть кое-как обученных под Валево. Каждый тащит группу человек в двадцать, после часа занятий перекур и переход на следующую площадку. Первая смена прошла безобразно, с путаницей и криками, вторая получше, третью провел Бранко — попросту скомандовал строится и шагом марш по часовой стрелке. И пошло-поехало.

А я все время косился на фабричные корпуса — прямо свербело внутри поскорее в эту сокровищницу забраться. Но никак не получалось, дергали постоянно. А потом поперли всякие мысли, сел записывать — повязки белые на рукава, чтобы в городской сутолоке своих видеть. Можно и красные, в соответствии с идеологией, да только красной ткани куда меньше, чем белого полотна, оно вообще в любом доме есть. Да и ночью если придется действовать, белые лучше.

От белых повязок скакнул к белым маскхалатам или даже просто накидкам — еще месяц-другой и будем воевать в снегу, как раз пошить успеем. А еще надо узнать, кто тут может принять заказ на простенькие разгрузки или даже подсумки — сейчас гранаты таскают за поясом или в карманах, да и с патронами немногим лучше.

Исписал несколько страниц — изолента нужна, магазины к автоматам скручивать. Их немного и потому крайне важно, чтобы они молотили чаще. Динамит или что тут есть, с детонаторами и шнуром. Проволока для растяжек. И прочая, прочая, прочая…

Одно такое прочее вспоминал, наверное, минут пятнадцать — брезжит на краю сознания, но никак не дается. Да еще родной завод гудит, как улей. Прислушался — странно гудит, вроде с утра иначе гудело, не так натужно.

И тут Глиша меня чуть ли не пинком поднял и пальцем вверх ткнул.

Этическая сила, вспомнили про нас фрицы!

Не скажу, что небо от самолетов чернело, но штук десять бомберов на нашу голову прислали — не на город Ужице, а именно на фабрику. Продуманные, сволочи, первым делом лишить противника снабжения.

Гаркнул на автомате «В укрытие!» и только потом понял, что нету укрытий, пришлось всем скопом в канаву вдоль заводского забора залегать. Первая бомба взорвалась вообще за оградой, но я ее пробакланил — уже потом, задним умом, понял, что ждал совсем другого звука, а не тоненького свиста на грани слышимости. Ну а потом стало совсем не до воспоминаний — лежал, накрыв голову руками и вздрагивал вместе с землей при каждом разрыве.

Справа забубнили «Оче наш, кой си на небесима, да се свети име твойе, да доже царство твойе, да буде воля твойя…», слева вскинулся Лука:

— Прекратить!

Вот же блин, в жопу раненый! Ну не бывает в окопах атеистов, не бывает! Впрочем, откуда ему знать. Цапнул Луку за шиворот, когда он уже почти вскочил и побежал бороться с религиозной пропагандой и вжал обратно в канаву. И очень вовремя, бомба ахнула в ближайший к нам угол склада — осколки кирпича полетели во все стороны, но в нашу гуще всего. Взрыв, грохот — с крыши сорвало жесть. Один лист, крутясь как сюрикен, псо свистом ролетел над канавой, сбил некстати торчащую шубару и воткнулся, вибрируя, в противоположный скат.

Меня аж передернуло, стоило представить, как такой лист срезает голову. Похоже, проняло и Луку — он смотрел круглыми глазами на острые края кровельного железа, его побелевшие губы подрагивали и шептали как бы не молитву.

Из города по самолетам били несколько пулеметов, но без особого успеха — эскадрилья пошла на второй заход. Медленно оседала кирпичная пыль и в этой паузе я увидел между складами пожилого человека, тягавшего непосильный ящик. Шапку он потерял, седые волосы, покрытые потом и красноватой взвесью, свисали грязными сосульками. Он упирался и дергал за собой ящик, а бомберы тем временем снова выходили на боевой курс.

— Деда! Деда! Сюда, в укрытие! Быстрее!

Но он, как привязанный, все дергал и дергал ящик, с каждым рывком смещая его на десяток сантиметров.

— Двое за мной! — я выскочил из канавы и рванул к упрямцу.

Ящик и вправду оказался неимоверно тяжел и даже вдвоем со стариком мы еле-еле оторвали его от земли, но тут набежали Бранко и еще боец, подхватили и мы рысью, матерясь от ударов ящика по ногам, понеслись к канаве.

И упали в нее, когда за спиной грохнул взрыв.

— Деда, ты совсем с ума сошел? — рявкнул я на старика.

— Тамо алата! — зло огрызнулся он. — Где потом их найти?

— Да полно инструментов в городе! Не стоят они твоей жизни!

— Да? — саркастично прищурился дед, не обращая внимание на грохот бомб, забивающую нос крошку и душный запах горелого тротила. — А помичны мерила, лениры, шублеры, мерне рашле где возьмешь?

— Дед, да ты мастер-оружейник? — ахнул я, едва он перечислил микрометры, штангенциркули и прочие измерители.

— Оружар, да, — степенно согласился дед, отряхивая пиджак от сыпавшихся с неба обломков и грязи.

— Ты-то мне и нужен!

Налет кончился внезапно — просто стихло все, кроме гудения самолетов, бомберы неторопливо развернулись и величественно легли на обратный курс. Мы потихоньку высунули носы из канавы, обозревая результаты налета: складскую часть территории не то, чтобы сравняли с землей, но заметно покорежили, а цеха почти не задело. Там только протяжно и тоскливо ревел паровик, изрыгая клубы белого дыма, и рев этот, доносившийся сквозь вату в ушах, пугал даже больше, чем разрывы бомб.

Бойцы начали вставать, но тут с хрустом обломилась с дерева полусрезанная ветка и все мгновенно рухнули обратно, а через секунду нервно заржали над своим испугом. Хотя ржать особо и не с чего: двое убитых, оба осколками, и десяток раненых разной степени тяжести. Одного куском кирпича по голове шибануло, троих щепками посекло, кого-то жестянками, и меня в том числе — встал и сразу схватился за ящик с измерительным хозяйством, не заметив впившегося в доски кусочка железа. Но порез пальца, как результат бомбежки — ущерб вполне приемлемый.

Посасывая ранку, погнал бойцов за носилками и за лопатами — нарыть щелей, потому как наступившая идиллия ненадолго, бомбежка явно не последняя. Заодно вспомнил и про саперные лопатки, штурмовикам очень кстати будут — и как инструмент, и как оружие.

Сам же наплевал на правила вежливости и сунул ладонь деду:

— Владо, инструктор штурмовых групп.

Тот закончил отряхиваться, глянул на меня неодобрительно, но руку подал:

— Франьо, мастер здешний.

Дотащили ему ящик до места и там я вообще обомлел: пещера Аладдина, мать его! Чего там только не было, даже кусок оболочки бомбы, прилетевший сквозь пробитую насквозь стенку! Франьо, правда, моих восторгов не разделил, а ругательски ругал подлых швабов, испортивших такую хорошую радионицу, из-за чего почти все работы придется отложить. Ну в самом деле — один верстак кирпичом засыпан, второй покорежен, стойка с отвертками вообще в хлам, сами отвертки по всему помещению раскиданы…

И разбитый оружейный шкаф, даже шкафище, с висевшей на полуоторванной петле дверцей. А за ней… Это даже круче, чем пещера Аладдина, это целая выставка, стволов сорок, от охотничьих до боевых. И среди них — два Браунинга Авто-5! Реквизировал тут же, невзирая на причитания мастера, и тут же его озадачил:

— Новые ложа сделать сможешь?

— Какие?

— А вот, — я прямо на пыльном полу нарисовал подобранным прутиком чертежик, — без приклада, с пистолетной рукояткой, и ствол еще обрезать.

— Не дам ружье портить! — взвился дед.

— Не портить, а придать ему новое качество! — воздел я палец вверх.

— Он же перезаряжаться перестанет!

Блин, совсем упустил — там ведь вся автоматика точно рассчитана, на вес, динамику и все такое прочее…

— А если пружины поменять?

— Подбирать надо. Но к чему тебе ружье без ствола?

— Картечью в упор человека снесет?

— Ну, — задумался дед, — снесет, но и все, пожалуй.

— А штурмовикам больше и не надо. Нам в зданиях нужно короткое, убойное и многозарядное. Тренч-ган, как у американцев в 1918-м.

Ну и в качестве пряника выудил и вложил ему в руку соверен, и крикнул Луку, который не мог копать по причине ранения и озадачил его личной ответственностью за браунинги.

Дед все зависал над рисуночком, но это не последняя задача, я в него впился и не отпущу, пока он мне желаемое не выдаст:

— Глушитель можешь сделать?

Франьо тем временем нащупал расческу и пытался привести волосы в подобие порядка:

— Глушитель? Так он долго не протянет, выстрелов десять, много двадцать.

— Да нам больше и не надо! Пусть десять, это же десять часовых!

— А потом что?

— А потом новый поставим!

Дед хмыкнул:

— Не, я так не люблю. Надо как следует, чтобы навсегда…

Но я перебил этого перфекциониста:

— Ты, дед, забудь про навсегда, у нас тут война. Даже хреновый глушитель спасет десяток партизан. А два глушителя спасут два десятка, понял?

— Ну, если так, то можно. Только претензий не приму.

— Вот и ладно. А ложи по мерке можешь?

— Под стрелка? Могу, чего же не мочь. Под тебя делать будем?

— Не, вот под него, — я показал на крутившегося рядом Марко, — а то ему с разложенным прикладом рук не хватает.

Дед скептически оглядел автомат на шее младшего, задумался и взъерошил только что причесанные волосы пятерней:

— Надо попробовать.

— Если получится, надо будет под всех наших оружие подгонять, чтоб удобно было.

— Ну, газда, ты задачи ставишь! Тут одному не справиться, тут помощник нужен, человек толковый, надо в фабричную канцелярию идти…

— Так пошли, чего сидим!

В заводской конторе дым стоял коромыслом и не только по причине бомбежки — в целях противовоздушной обороны завод растаскивали на пять площадок, а особо ценное оборудование вообще собирались поставить в подвалах городского Нацбанка. Черт его знает, как они там работать собираются, но инженерам видней.

Договаривался на бегу, с меня потребовали приказ Верховного штаба и обеспечение Франьо материалами, питанием и оплатой. Вот не было у бабы хлопот…

С едой, во всяком случае на ближайшие несколько часов, решилось само собой — когда я, крепко держа Франьо за рукав, вернулся проверить, что там делают штурмовики и раздать новые задания, Живка раздавала лепешки с начинкой. Чесно говоря, я даже не понял, с чем, заглотил одним махом, до того жрать хотелось.

Инструктора мои вроде сами разобрались, что дальше, оружейник ожесточенно скребся от осевшей на нем кирпичной пыли, ну я его и ухватил с собой в Верховный штаб. И о потребностях скажет и, чем черт не шутит, помоется, штаб-то под себя почти всю гостиницу занял.

Охраняли ее в два кольца, первое еще на подходах отсекало «посторонних», а второе не пускало внутрь. Так и ждали снаружи, в компании еще человек пятнадцати просителей, нещадно дымивших папиросами. Пока я изучал намалеванный на стене напротив лозунг «Живео непобедимый Советский Союз» и думал, что вот как раз сейчас под Москвой хреновей всего, скрипнули тормоза, из подъехавшего авто выбрался высокий, под метр восемьдесят, с когда-то круглым, но исхудавшим и обострившимся лицом штабной в форме и с пистолетом на поясе. Он мельком оглядел собравшихся и сделал шаг в гостиницу, но остановился, повернулся и уже внимательней посмотрел на меня:

— Владо?

Вот это номер! Раньше я этого мужика не встречал и даже не представлял, откуда он меня знает.

— Мне про тебя Лола рассказывал, пойдем!

— Я не один, — показал я на Франьо.

— Это кто?

— Мастер-оружейник с фабрики, у нас дело к штабу.

— Пошли.

Охрана расступилась и через минуту мы оказались в бывшей конторе управляющего гостиницей, где ныне сидел за столом Иво. Как я уже знал — он же Лола, он же Рибар, член Верховного штаба и главный комсомолец Югославии.

Замотанный, с красными от недосыпа глазами Иво познакомил нас с приведшим коллегой, Лекой Марко, тоже членом Верховного штаба. А тот порылся в ящиках соседнего стола, выудил лист бумаги и подал мне.

Да уж, никогда не думал, что популярность может быть настолько пугающа — немецкая ориентировка и на ней красовалась без сомнений моя фотография.

— Ничего не хочешь рассказать? — спросил Лека, усаживаясь на стул.

В ответ я показал глазами на Франьо:

— Товарищу надо бы помыться.

— Сейчас организуем.

За полчаса я успел изложить все свои приключения, начиная с корпуса — дунайскую переправу, кирдык разведгруппе, погром посольства, попытку смыться через Боснию, вывод беженцев, разгром егерей и все остальное. Иво и Лека переглядывались, хмыкали, переспрашивали и проникались. Герой немеряный, чего уж там. Или юнак по местному. Орел, только из тех, что деревья клюют.

Но и пользу я извлек, когда плавно перешел к потребностям штурмовиков, сразу за порог не прогнали, а просмотрели список и обещали к утру утвердить. Просветили меня и о положении дел, немцы, судя по всему, начали на партизанские районы серьезное наступление. Валевский отряд понемногу вышибают из Мачвы, региона вокруг той самой Крупани, Шабац уже сдан, так что штаб очень своевременно переехал.

Помытого Франьо с благими вестями отпустили трудиться над моими заказами, а меня оставили и запихнули ждать решения в зальчик, где располагалась охрана. Народ там дрых вповалку, кто на полу, кто на сдвинутых стульях, приходили и уходили смены, командиры выкликали своих бойцов, словом, обычная военная кутерьма. Я уж собрался придавить до утра, как услышал разговор в углу:

— Красотка, — говоривший даже причмокнул. — Из городских, образованная.

— Да, хороша баба, фигуристая, в соку…

— И не говори, глаза что чернослив! Королевна! Не глядит на нашего брата, даже бровью не ведет.

— А что ее оттуда не выселили?

— Говорят, она жена большого начальника у четников, ссориться не хотят.

— Что-то я не видел такого…

— Завтра приедет, — протянул рассказчик. — Зря только мечтаем, спать давай.

Динар против ста, это они о Верице. Выходит, у меня сегодня последний шанс перед приездом Слободанчика, но как? Если в королевском номере проживает товарищ Тито, то хрен меня на этаж пропустят, остается один путь, по стеночке.

Вышел на улицу типа подышать, ночь уже, черная, балканская, только луна, падла такая, почти полная. Солнышко, блин, воровское. Ну да делать нечего — отошел за угол, прикинул, где нужный балкон, шагнул в черную тень под стенкой и полез. Первый этаж вообще рустованный, считай, готовая лестница, дальше тоже всяких выступов-карнизиков хватает, лишь бы они не осыпались под нагрузкой.

Добрался до второго этажа и уже полез на третий, как в переулочке раздались мерные шаги кованых сапог или ботинок — человек пять, не иначе, патруль вывернул. А я такой красивый как раз в лунном свете, черной мухой на белой стене. Пальнут ведь, а только потом разбираться будут до чего бабы мужиков доводят!

Тень только под балкончиком, но там держаться можно лишь в распор, ну я и рискнул — в крайнем случае обрушусь на балкон второго этажа, тут метра три, не больше, выживу.

Сколько я там висел, как ниндзя хренов, не скажу, но патруль наконец прошел мимо и скрылся за углом. Как я дрожащими руками и ногами карабкался дальше, тоже не скажу, сил хватило только поскрестись в стекло двери и надеятся, что балконом не ошибся.

Открыла, слава богу, Верица. Ойкнула, потащила внутрь, прижалась теплыми выпуклостями — у меня всю усталость и тремор как рукой сняло, облапил ее в ответ:

— Извини, я сегодня без подарков, экспромтом.

— Ничего, — жарко шепнула мне в ухо меня Верица, — вдруг у тебя зажигалка есть, а то моя сломалась.

А сама шарит по мне руками, аж внутри все вспыхивает, сама еще та зажигалка, для такой и настоящей не жалко — вытащил свою гербовую недозиппо и отдал, за что удостоился поцелуя. Но к телу Верица не допустила, сморщила носик, сообщила, что несет от меня, как от зверя, и погнала мыться. Вот уж горе-беда, последним буду, кто против этого возразит.

Тем более, что через несколько минут она и сама скользнула в ванну:

— Хочешь, спинку потру?

Кто же не хочет большой и чистой любви, селянка?

Скинула она свой и без того полупрозрачный пеньюарчик, качнула грудью и забралась ко мне. Спина у меня большая оказалась, не меньше получаса мыть пришлось, со всеми подобающими, включая трение слизистых оболочек. Надеюсь, мы никого в королевском номере охами-вздохами не перепугали. Потом, когда я вытирался, стоя посреди комнаты, к спине прижались два соска и мы почти без паузы перешли к процедурам безводным.

Заснул я мгновенно, стоило только прекратить дозволенные речи и телодвижения. И так же мгновенно осознал себя дома, у кухонной плиты — на дальней конфорке с утра томится кастрюлища с мозговой говяжьей костью, мясо уже разварилось и отстало, рядом в сковородке шкворчит зажарка из лука с морковкой, на столе картошка кубиками и натертая свекла, ждут своего часа. Ножи сверкают, кофеварка подмигивает, в холодильнике банка густой деревенской сметаны…

Опять все в подробностях, будто я реально дома — даже кухонное полотенце совпадает по фактуре, размеру и расцветке. И тут меня шибануло — а ну как я реально дома? Ведь очутился же я неведомым образом в 41-м, там почему не могу обратно? Может, и остальные разы я тоже дома был, и в кабаке с Додо и остальными реально сидел? Или проснусь и никакого дома, а кругом чертова война и клятые немцы?

Чуть не бросил дорогущий кухонный нож на мраморную столешницу и чуть ли не побежал в комнату, где ноут — пусть проснусь, но успею полезного в голову закачать! Но на кухне щелкнуло, пыхнуло, повалил густой дым, я метнулся обратно, только для того, чтобы выпасть из сна.

Колотилось сердце, по лбу стекала капелька пота, рука еще тянулась выключить огонь, но уперлась в упругую задницу Верицы. Прикинул, с чего мне сон приснился — по всему выходило, что за Франьо. Подумал, подышал, унял сердцебиение… Пролез рукой дальше, вниз по теплому животику, раздраконил любовницу, не обращая внимания на невнятные звуки и слабые попытки сопротивления, повернул ее носом в подушку и вознаградил себя за кошмар.

А там уже и утро, пора, так сказать, на службу.

Часовыми на этаже стояли те двое, что вчера обсуждали достоинства Верицы, и оба вылупились на меня, будто на привидение. А я лишь залихватски подмигнул — мол, знай наших! — и по лестнице вниз пошел, свистя «калинку», в направлении к полигону.

За спиной часовые только междометиями и перекинулись, не то удивленными, не то восхищенными:

— А?

— Ага!

И нечего завидовать, жизнь меня научила — лучше рискнуть, что прогонят, чем потом жалеть, что не решился.

Сунулся к Иво — а мне уже завизировали почти все просимое. Денег, правда, не дали, но вот сигарет-папирос отсыпали щедрой рукой — тут, в Ужице, помимо оружейной, имелась и «фабрика дувана». Ну, на безрыбье и табак валюта, тем более в военные времена, с таким богатством можно целую производственную программу замутить.

Подготовка уже шла почти по накатанному, даже появление бомберов ничего не нарушило — щели отрыты с запасом, к нам даже заводские прибегали прятаться. Надо бы еще перекрытия какие сообразить, тогда только прямое попадание страшно.

Прошелся по группам, начал с политзанятий, куда же без них. Лука стоя пересказывал бойцам единственный имевшийся в его распоряжении канонический текст — историю ВКП(б). Да-да, тот самый «Краткий курс», написанный лично товарищем Сталиным, о чем с придыханием сообщил лектор. Он зачитывал отрывки, прохаживаясь между сидящими бойцами, но, честно говоря, кроме нескольких студентов и гимназистов, остальные к «энциклопедии философских знаний в области марксизма-ленинизма» относились без пиетета.

Ну и бог с ними, в конце концов, бойцы малость отдохнут от беготни да перекурят, а что политрук жужжит над ухом, так скоро привыкнут. Так что политчас я оставил на откуп Луке, а сам занялся более серьезными, с моей точки зрения вещами.

Группа изучения тактики: схемы расположения и перемещения бойцов группы захвата, прикрытия и закрепления. Рядом то же самое, но уже на местности — маневрирование, движение перекатом, взаимостраховка, стволы ежиком во все стороны, контроль помещений. Молодняк — гранатометчики, камни по мишеням. Курс выживания, слепленный из чего было — как огонь развести, как север определить, сплошной скаутизм и пионерские походы, плюс кое-что из старого боснийского опыта.

Вроде все по новой делаем, но повторение, как известно, мать учения и уже сейчас заметно, что некоторые вещи стали получаться лучше. Те же сигналы рукомашеские стали изучать не по бумажкам, а прямо в движении и пошло повеселее. Ту же тактику — часть посадили в помещения, врагов изображать и «пу!» делать. Один красавец вообще придумал — набрал мелких камешков, этого добра после бомбардировок навалом и кидался в тех, кто его прошляпил.

Вот если бы нас не бомбили, еще неделька-другая и будет с чем Валево брать. Если, конечно, немцы туда раньше не успеют. Но беда пришла откуда меньше всего ее ждал — в обед примчался Лука, сжимая в руках две пахнущие типографской краской брошюрки:

— Вот!

— Что «вот»? — я взял их в руки и перелистал.

— Вот чему учить надо! Упутство како се держи и брани ослобождени территории и како се освая и ослобажа населено место!

Верховный штаб разродился двумя наставлениями, по удержанию и обороне территорий и по захвату населенных пунктов. И как я посмотрю, наставления больше в духе взвейся да развейся, решительно наступать, не бояться, а вот насчет тактических приемов слабовато.

— С точки зрения морально-политической ничего против не имею, но с тактической это несерьезно.

Лука чуть из штанов не выпрыгнул:

— Ты что, это сам товарищ Тито писал! Приказано изучать и руководствоваться во всех отрядах!

Ну да. Великий полководец и военный теоретик.