Тамо далеко (1941)

Глава 19 — С глаз долой

В Мачве, помимо шабацкого расстрела, немцы сожгли дотла Крупань и десяток сел вокруг. Вот был городок, несколько тысяч жителей и — нету, всех зданий остались церковь, больничка и частный дом, принадлежавший подданному Рейха. Остальное — пепелище.

Рудники еще остались, где возобновили добычу сурьмы. Под охраной первого русского полка, как сообщали партизанские связные, покрывшие страну тонкой, но плотной сетью. И по всем признакам выходило, что в этот полк набраны мои, то есть сабуровские однокашники — даже и не знаю, смог бы я по ним стрелять? Так что еще раз спасибо Верховному штабу за переезд в Ужице.

Но и отсюда скоро придется валить — немцы собрались с силами, изменили тактику и свободную территорию обкусывали шаг за шагом, выдавливая партизан от Дуная на юг. А в блокированных городах не гнушались расстрелами, как в Шабаце и Кралево. В Крагуеваце за два дня убили несколько тысяч человек, включая учителей и гимназистов, да и в других местах «новый порядок» себя не ограничивал.

Вокруг от таких новостей настроение царило тяжелое и уже потихоньку поговаривали, что не так уж неправы четники, надо сидеть и не высовываться, иначе не избежать слишком больших жертв среди мирняка. Только наци на все эти соображения клали с прибором — во всяком случае, цыган и евреев они уничтожали планомерно, без оглядки на действия партизан. Да и вешать и расстреливать они начали сразу с апреля, не дожидаясь восстания.

Так что сидеть и ждать бессмысленно, скорее, нужно готовить точечную ответку. Чтобы твердо знали: отдал преступный приказ — получил пулю в лоб или гранату в окно. Генерала Беме завалить бы, но для этого надо иметь хорошо подготовленных снайперов, а у меня пока на все, про все один Небош, один оптический прицел и один пристрелянный «манлихер». Можно, конечно, подождать до Нюрнбергского трибунала, но не факт, что вся эта сволочь доживет, не удерет или не отвертится.

Для начала решил с помощью Франьо и Небоша подобрать снайперку поглавнее, но тут у нас нарисовался гость — майор Джурич, весьма впечатленный нашими действиями в Кралево, приехал специально посмотреть на тренировки.

— Даже в Пожегу заезжать не стал, — доверительно шепнул майор, глядя на штурмовиков, отрабатывавших движение перекатом.

— Поближе к кухне, подальше от начальства?

Он хохотнул, закурил сигарету, выпустил облако дыма:

— Там такой кавардак, пусть сперва уляжется.

Я вопросительно поднял бровь.

— Недавно погиб покровитель одной красотки, так все из-за нее чуть не передрались.

— В смысле передрались? — я догадывался, что вокруг Верицы мужики распускают павлиньи хвосты, сам такой, но вот чтобы господа офицеры морды друг другу чистили…

— Дуэль затеяли.

— Обалдеть… — только и смог я сказать. — И что, стрелялись?

— Михайлович узнал, запретил, а участников вместе с секундантами разогнал в корпуса.

— Куда? — господи, а это еще что за новости.

— Ну, у вас отряды, у нас корпуса.

Тут уже хохотнул я:

— А чего сразу не армии?

Майор пожал плечами. Хотя это любимая забава слабых, именоваться названиями на вырост. То у нас в Гражданскую «армии» по пять-шесть тысяч человек, то на Кубе на три тысячи партизан десять «фронтов», то вот у четников «корпуса».

Ближайшая к нам группа закончила отработку продвижения в городе, построилась и под командой инструктора утопала на политзанятия. Хотя почему группа? Батальон, не меньше! А все двести человек — дивизия! И я, дивизионный генерал Владо Мараш. Пожалуй, надо себе эполеты заказать.

Джурич проводил мое воинство глазами и продолжил — Верица буквально на следующий день прибилась к тому самому майору, что называл ее «феминой». Кто бы сомневался, только не я. Но вообще надо менять поведение, а то вернулся в молодость и тут же, как поручик Ржевский стал членом суда, членом туда, какая уж тут дуэль, и так чуть не пристрелили.

После скандала с поединком за наказанных офицеров вступились несколько штабных, и двоих Михайлович тоже раскассировал. И на этом фоне затребовал переговоров с Тито, но мой собеседник на сей счет исполнился скепсиса и пустился в философию:

— Даже если оставить военную составляющую и разногласия в сторону, с отвлеченной, так сказать, точки зрения, цель соглашения есть само соглашение. Не важно, каковы условия, главное, что они есть.

Где-то он прав, добрая воля важнее формулировок и условий. Есть она — работают даже неписаные правила, нет ее — нарушается что угодно, хоть выбитое золотом по мрамору, хоть завизированное в присутствии ста гарантов. Четники пока такой доброй воли не проявили, даже несмотря на попытки коммунистов создать «единый фронт» в духе установок Коминтерна. И вся ситуация медленно сползала в сторону гражданской войны.

— И что вы будете делать, когда Лондон прикажет вам атаковать партизан?

Джурич сморщился, будто лимон съел, и щелчком отправил окурок метра на четыре в сторону канавы:

— Сомневаюсь.

— Прикажет, даже не сомневайтесь. Они же там все умные, обстановку в Сербии знают гораздо лучше вас, — даванул я на стандартный пунктик каждого подчиненного.

Ведь каждый лейтенант видит то, что не может видеть генерал и потому лучше понимает, что надо делать здесь и сейчас. Отсюда все эти «нас гонят на убой», «предали», «начальники дураки». Нет, оно и так бывает, но гораздо чаще там, наверху, есть неочевидные нижестоящим резоны. Но только не в случае Югославского королевского правительства в изгнании.

— Они там не о том, как страну освободить, думают, а как власть не отдать. Так что будут сербы убивать сербов.

— Сербов, похоже, все вокруг убивают, — с тяжелой тоской процедил майор.

И рассказал в подробностях о расстрелах в Крагуеваце. Да-да, по той самой квоте — сто «коммунистов» за убитого немца и пятьдесят за раненого. Насчитали фашики, что необходимо казнить две тысячи триста человек и принялись хватать всех подряд — на весь город коммунистов от силы сотня набралась. «Всех подряд» в самом буквальном смысле: приехал крестьянин в город — его за колючку, в бывшие артсклады; учились дети в школе — построили и с учителями туда же; чиновники и священники — всех, под гребенку.

— Самое страшное, что дивизия немецкая третьей очереди формирования, — продолжал Джурич. — Не юнцы бесмозглые, а взрослые, семейные люди, среди командиров учителя и преподаватели. И вот они-то… Как, как такое возможно?

— А недичевцы что?

— А их в казармах заперли, чтоб не помешали.

Проводил я майора в расстроенных чувствах. Пессимизм вокруг сгущался, новости с фронтов нерадостные — Курск сдан, авианосец «Арк-Рояль» утопили и Германию, казалось, уже не остановить. И только в меня последние сводки вселяли надежду — немцы точно застряли под Москвой и, похоже, так и не взяли Калинин, хотя о боях «на подступах» вещали чуть ли не ежедневно.

Седьмого ноября состоялись два парада — один в Ужице, так Тито отметил годовщину Октябрьской революции и второй, гораздо более важный, в Москве. Он-то меня убедил окончательно, что «все идет по плану» и немцам скоро карачун.

Поэтому сколько можно транслировал окружающим оптимизм, даже рискуя показаться дурачком — скоро! скоро грянет буря!

И еще пытался достучаться до штабных, что «фронтовая» стратегия непригодна, что четыре немецкие дивизии с танками и самолетами, не считая всяких недичевцев и усташей просто в силу лучшего снабжения, выучки и командования «Ужицкую республику» задушат. А партизаны должны заниматься не лобовыми сражениями с регулярной армией, а действовать, как и положено партизанам — щипать тылы, штабы, склады и растворяться в лесах и горах при попытке им вломить.

Но как-то к моим воплям относились с прохладцей, даже когда я понял, что это бесполезно и поменял фокус — немцы наступают? Вдоль больших дорог? Ну так надо готовить оборону в инженерном отношении, рыть окопы, противотанковые рвы, минировать мосты, раз уж так хочется биться грудью в груди. И вообще подумать над эвакуацией штаба, в качестве запасного плана.

Очень я обрадовался, когда через пару дней после парада меня срочно вызвал Лека — вдруг мое мозгоклюйство подействовало?

— Собирайтесь и будьте готовы покинуть город, — с ходу огорошил меня Лека.

— Эвакуация? — я так и ахнул.

Он посмотрел на меня, как на дурака. А, понятно, стоять насмерть, до последней капли крови и все такое, зря только язык мозолил.

— Нет, четники затребовали переговоры.

Вот тут я совсем опешил:

— А мы здесь каким боком?

— Приедет Михайлович, с ним его штабные. Мне почему-то кажется, что тебя им показывать не стоит, могут припомнить начальника тыла. За портфель тебе, кстати, большое спасибо, многое в их делах понятнее стало, есть куда надавить, коли не будут соглашаться.

— Так они мою голову могут и так затребовать.

— Мы же не собираемся объявлять, что портфель добыл ты.

— Те двое, что хоронить остались, наверняка все рассказали.

— Тем более не надо мозолить четникам глаза, нет тебя и нет, на задании с отрядом, и когда появишься неизвестно. Иди, собирайся.

Побежал к своим, порадовать и ровно на том же месте, где меня об заборчик в прошлых раз шарахало, настиг очередной немецкий налет. Только я уже умный, метаться не стал, а сразу нырнул в канаву и залег. Бомбили завод и центр, откуда даже огрызалась зенитка.

Сам целенький, а вот среди дивизии моей опять трое убитых и пятеро раненых — бомба разорвалась буквально в метре от щели. Лука, как комиссар, занялся похоронами, часть бойцов получила внеплановое занятие по медицинской подготовке, часть внеплановую физическую нагрузку по разбору завала. Пока возюкались, из города показались десяток грузовиков или, как их тут называют, камионов. Не «блицы» знаменитые, все больше «фиаты», две относительно новых «бреды» и даже автобус. Только я подумал, что затевают эвакуацию завода вместе с персоналом, как из замыкавшей колонну легковушки вылез Иво, оглядел наше разорение и подозвал меня, взмахнув рукой с пакетом:

— Держи.

Ну как пакет, свернутый лист бумаги, приказ отдельной роте совершить марш на Плевлю, там поступить в распоряжение Главного штаба народно-освободительных отрядов Черногории.

— Ага, ну хоть понятно, в какую сторону, — листок я свернул и засунул в нагрудный карман. — А где эта Плевля вообще?

— В Санджаке, отсюда километров сто двадцать, — Иво показал куда-то в сторону юга.

— И что за срочность? Зачем мы там нужны?

— Ты приказ прочел? — глянул исподлобья товарищ Рибар.

— Прочел, но мне бы поконкретнее, хоть пойму, что с собой брать.

— Все берите, — отрезал Иво.

— То есть возвращение не предполагается… А Ужице кто оборонять будет?

— Без тебя разберемся.

Тут я прямо на измену подсел, но сообразил, что ради меня одного всю роту на смерть не пошлют, проще одного борзого юнца расстрелять, делов-то. Но все равно вытряс подробности, ни разу не радостные — в Плевле занозой сидит сильный итальянский гарнизон. В Ужице разные мнения, атаковать или не атаковать город, но командующий партизанами и начальник Главного штаба Черногории уверены, что надо атаковать. А тут еще мой длинный язык — дошли до Тито мои высказывания, вот он и предложил, так сказать, на практике подтвердить. Показать, значит, как надо.

Я чуть с горя не плюнул — ну хоть бы месяц дали людей подготовить! Едва-едва получаться стало, и сразу на штурм! Ладно, деваться некуда, все равно война ждать не станет.

Через час, отведенный на сборы, построил бойцов, Лука двинул речь, я выдал кое-как составленный приказ на марш — охранение, разведка, действия при налете и ты ды. Приняли в машины проводников и тронулись.

Пока ехали, мне связной Черногорского штаба подробности выдал, и чем дальше, тем больше мне это не нравилось. Санджакский отряд, хоть и большой, девять батальонов, тысячи три человек, но сформирован буквально вчера. Главный штаб Черногории — сплошь партийные секретари за вычетом одного офицера.

Беда.

А кругом благодать осенняя — самая красотища, да еще места дивные, Златибор, золотые сосны кронами шумят, в долинах снега еще нет, живи да радуйся. А мы все тянулись в обход занятых итальянцами городков по кривым глухим окольным тропам, да так, что меня к вечеру укачало и растрясло до полной невменяемости и я буквально выпал из кабины на руки встречающим.

Один, в кепке со звездой и шерстяных гетрах грубой вязки, представился Милованом, второй, высокий, с военной выправкой, назвал себя Арсо.

Милован сразу же взял быка за рога и заявил, что от морской болезни нужно глотнуть немножко ракии и уволок меня в дом, где разместилось командование, Арсо присоединился чуть позже, раскидав моих бойцов на постой.

Не знаю, что уж там помогло, стопка ракии или просто прекращение разгонов-торможений, тряски и ежеминутных поворотов на горных дорогах, но вскоре я уже стал пригоден к общению.

— О тебе хорошо отзывались товарищи Иво и Лека, — начал Милован, пригладив темные кудрявые волосы. — Надеюсь, будет толк.

— Тоже надеюсь. Задача нам какая?

Арсо сел за стол, расстегнул планшетку и выудил карту.

— В город ведут четыре дороги, на них стоят усиленные блок-посты итальянцев. Отряд выдвигается с юга, от Жабляка, и разделяется на три колонны. Передовые роты свяжут блок-посты боем, основные силы тремя колоннами атакуют город. Вы пойдете с восточной колонной, с задачей пробиться до општины, — закончил он не допускающим возражений голосом.

— Это где? — всмотрелся я в карту.

— Вот здесь, ориентируйтесь на мечеть Хусейн-Паши, там высоченный минарет, не ошибетесь.

— Погодите, а это что? — ткнул я в значки чуть в стороне от предполагаемого маршрута.

— Холм Стражице, на нем батарея.

— Так они же всех перебьют!

Милован нахмурился, между бровями залегла двойная складка.

— Если будем действовать быстро, то не успеют.

— А если застрянем? — спросил я в надежде услышать про план «Б».

Но обломался — даже число и тип пушек неизвестны. Арсо немного подсластил пилюлю:

— Отряду выдвигаться еще дня два, можно доразведать.

— Хорошо, займемся, только нам нужно белое полотно.

— Зачем???

— Снег пошел.

Два дня мы ползали по окрестным холмам, разглядывая Плевлю в бинокли и просто так, да еще Милован ухитрился заслать лазутчиков прямо в город под видом крестьян.

Оставшаяся без дела молодежь под руководством Марко перерисовывала карты на кальку — выяснилось, что на девять командиров батальонов карт всего три. Занятие муторное, скрупулезное, но позарез необходимое и я в который раз пожалел, что тут нет таких простых вещей, как полиэтиленовая пленка и шариковые ручки. Приложил карту к оконному стеклу, сверху пленку, обвел ручкой — есть схема, да еще непромокающая! Потребовал на всех копиях пронумеровать квадраты и ориентиры, чтобы исключить непонимание.

Поглядел я и на бойцов Санджакского отряда: сплошь крестьяне, хорошо хоть служивших хватает. Но в целом обстановочка энтузиазма не вызывала: в Плевле засел штаб альпийской дивизии «Пустерия», итальянцы укрепились как следует и вообще, горнострелки у них элита, ни разу не линейные части. Да еще с боевым опытом аж с 1935 года.

Моих, кто успевал и соображал получше, отправил натаскивать местных, в первую очередь ударные группы и тех, кто должен закреплять успех. Смех и грех — мои двухнедельники за инструкторов идут, но что делать, если других нет? Да и чему можно научить за день-два? С такими думами я и приперся в штаб.

— Ну, чего такой кислый? — улыбнулся Милован и сразу стал похож на молодого Ярослава Гашека.

И Арсо тоже довольно улыбается и тоже молодой — им всем лет по тридцать-тридцать пять, Тито с его полтинником на их фоне стариком выглядит. А про меня и речи вообще нет, внешний вид подкачал, недоросль несмышленый, кого волнует что внутри я даже старше Тито?

По результатам разведки Арсо изменил план — штурмовать предстоит не ратушу, а холм с батареей. Сперва накрыть его минометами, погасить прожектора, а потом ударной группой, в которую включить артиллеристов, захватить пушки. И вот тогда появится шанс не пластаться в лобовых атаках, а сбить макаронников с позиций огнем орудий.

Не удержался я и вякнул, что еще лучше вообще не атаковать город, потому как не партизанское это дело. Надо не в лоб, а как вода между пальцами. После таких рассуждений меня, как паршивого щенка, натыкали носом в приказ — у нас народно-освободительная армия или где? Политическому руководству виднее, а наше дело исполнять, и нехрен тут нюни распускать. Ну да, а я как тот лейтенант, все по своему окопу меряю.

Тем временем подтянулись командиры батальонов, им выдали карты и даже по моему настоянию провели разбор будущих действий — на карте, с описанием сигналов и процедур связи. В идеале надо бы на местности такое делать или на крайняк на макете, но не при нашей бедности и спешке.

Атаку назначили на четыре утра, вечером, перед выдвижением, я собрал своих и Лука задвинул им речь. Ну, как он умеет — борьба с оккупантами, пролетариат, свобода и все такое. Пока он говорил, я ловил вопросительные взгляды из строя и по окончании добавил от себя:

— Нам предстоит еще долго воевать. С немцами, с итальянцами, с усташами, с чертом и дьяволом. А для этого нужны хорошая обувь, хорошая одежда, оружие, боеприпасы. Завтра у нас будет шанс все это получить задаром.

Бойцы повеселели.

— Но только если мы разобьем итальянцев. Командиры взводов и отделений, ко мне.

Раскидали задачи, определили порядок действий и вперед, на рубеж развертывания, пока ночь и нас никто не видит. Головные батальоны дороги в город уже разрушили, выставили засады, чтоб на помощь никто не пробился и тихонько выдвинули передовые роты поближе к блок-постам.

Штурм начался с большого шума на на дороге в Приеполье. Итальянцы на разборки отправили из Плевли сперва роту, а как ее на дороге почти всю положили пулеметным огнем, так и целый батальон.

Следом атаковала Западная колонна, а Северная начала обстрел со склонов холма Голубинье. Итальянцы раскочегарили прожектора на Стражице и осветили подступы. У меня мелькнула мысль, что сейчас самое время засейвиться, да только это совсем не компьютерная стрелялка и я неприлично хрюкнул, успев заткнуть себе рот белой повязкой. Марко, Лука и Бранко, лежавшие ближе всех, недоуменно посмотрели на меня, но тут с холма Велика Плешь бахнули партизанские минометы, все три штуки. Оставалось только молиться, чтобы они попали по Стражице, а не по нам, залегшим у его подножья. И не по саперам-смертникам, уползшим вперед резать проволоку.

Итальянцы немедленно ответили, но пока шла пристрелка с обеих сторон, мы лежали на месте, разве что слегка перемещались к более удобным укрытиям. Через десять минут наши минометы замолчали, уж не знаю, разбили их или просто кончились боеприпасы, но такой нужный размен совершили: накрыли четыре из пяти прожекторов.

— Наше время, ребята, вперед!

Во мраке, еще более густом после угасания ослепительных лучей, мы молча рванулись вверх по склону. Впереди, стараясь как можно быстрее выйти на дистанцию гранатного броска, неслись мальчишки, даже не взявшие с собой винтовок — только пистолеты.

Итальянцы засекли нас, когда до них оставалось метров пятьдесят.

— Огонь! Все огонь! Прикрыть бомбашей!

В цепи загрохотали пулеметы и застучали винтовки, прямо через мою голову бахнули шесть тромбонов — наствольных гранатометов, найденных Глишей еще на Ужицкой фабрике. Наверху холма заполошно кричали на языке Петрарки, еще несколько секунд — и туда полетели ручные гранаты, взметнулись фонтаны огня, по ушам ударил слитный грохот. Полыхнуло навстречу, полетели ошметки, я от неожиданности присел и зацепился штанами за колючку, но через секунду вскочил и бегло высадил на крики всю обойму.

Штурмовики ворвались на холм, закидывая итальянцев гранатами и поливая перед собой из шмайсеров.

Взрывы, вонь тротила, пороха, крови и нечистот, свист пуль, злобные крики, развороченные гранатами тела — перед нами разверзся ад. Падали бойцы, сжимали зубы, лезли вперед, в упор ударили наши пулеметы, скашивая итальянцев…

После прорыва через пехотное прикрытие саму батарею мы взяли неожиданно легко, но в ответ по нам начали стрелять, кажется, все что могло нас достать из города. Наши артиллеристы, набранные с бору по сосенке, пытались развернуть пушки под командой Бранко и теряли людей под свинцовым ливнем. Да и остальным тоже приходилось несладко, хоть они и заняли опустевшие окопы, на брустверах которых остались лежать итальянцы в голубовато-зеленых шинелях и фетровых шляпах с перьями воронов.

Но едва погасли прожектора, начала атаку Северная колонна, дав нам несколько минут передышки. В этой паузе пушкари сумели выполнить свою задачу — снаряды горных гаубиц полетели в сторону блок-поста на дороге в Приеполье.

Через три часа стрелкового боя, когда уже рассвело и до нас добрались первые связные и группа закрепления, картина немного прояснилась. Миловидный голубоглазый парень откозырял и доложил:

— Арсо приказал перенести огонь на Малый Богишевац!

— А как же блок-пост? — удивился я.

— Его атакует Комский батальон, еще немного и вы будете стрелять по своим! — связной подобрал с земли круглую итальянскую каску, проверил, нет ли внутри крови и надел поверх пилотки.

— Бранко, разворачивай пушки! — гаркнул я артиллеристу, сверкнувшему белыми зубами на закопченном лице, и вернулся к связному. — Что у других?

— Западная колонна сбила заслон с холма Большой Богишевац и атакует Малый, батальон Павловича атакует гимназию, Арсо с ними.

Я вытащил карту, чтобы не ошибиться — вроде все по плану, но от гимназии до нас еще полкилометра.

— Не понял, в обход тебе здесь не меньше часа…

— А я напрямую, перебежками, в тени прошла.

— Прошла? — я вгляделся в лицо связного.

Ну точно, девица, и симпати-и-ичная…

Так, отставить, мы воюем, разглядывать потом.

Под холмом разорвался снаряд, потом второй, ближе, следом третий, почти в траншеях.

— У них наблюдатель где-то! Корректирует! — крикнул мне Бранко. — Найди наблюдателя, Владо, или нам конец!