Таможня дает добро

Глава 19

У Дорогина с Барановским состоялся долгий разговор. Но, если у людей есть желание договориться, они всегда приходят к компромиссу. Коля Сильнов и Овчаренко ждали босса у машины, и им строго–настрого было запрещено подходить к дому, тем более заходить в него. Охранников удивило, что их хозяин, человек, готовый выхватить оружие ни с того ни с сего, на этот раз вышел с пустыми

руками.

По его лицу охранники догадались, разговор был тяжелым. Иногда на лице Барановского появлялось удивительное выражение, понятное только охранникам, ведь они его знали давно и каждую гримасу на его немного одутловатом лице могли прочесть как раскрытую книгу. Рука Овчаренко была перевязана, но продолжала кровоточить.

— Ты как? — спросил у охранника Барановский.

— Я ни при чем, — сказал Овчаренко, — все пчела. Самая обыкновенная, мать ее… Села прямо на глаз… А если бы укусила?

— Слушай, знаешь, что было бы, может,лучше?

— Если бы она тебя в глаз укусила.

— Кость не задета? — в некоторой степени участливо осведомился Муму.

— Нет, но кровища хлещет, как из кабана.

— Это ничего, бывает хуже. Съезди к врачу, пусть перевяжет.

— Да–да, — сказал Барановский. К чему это относилось, охранники так и не поняли.

— Куда едем? — спросил Сильнов.

— Вы, ребятки, только за оружие не хватайтесь, сидите тихо. Давайте к городу, а там возьмете тачку. Дальше мы поедем вдвоем. И никуда не звонить! Я вас сам найду, понятно?

Услышать подобное охранники не ожидали. Но делать ничего не оставалось, босс приказал, надо выполнять. Когда машина находилась у кольцевой, Барановский увидел несколько частников, стоящих у автобусной остановки.

— Притормозите здесь. И вылезайте, доберетесь своим ходом. Деньги есть?

Охранники переглянулись. Барановский запустил руку в карман плаща, вытащил пачку денег в банковской упаковке и подал Сильнову.

— Это вам на таблетки и за тачку рассчитаться. Я сам вас найду.

— Мы же…

— Не ищите.

— А ты руку спрячь, — попросил Муму раненого Овчаренко.

— Ага, да–да, — Овчаренко перебросил кожанку через руку, скривился от боли.

— Все, ступайте, — резко приказал Барановский.

— Сам поведешь? — спросил у него Муму, когда

охранники уселись в частное такси.

— Я давно не водил, — признался Барановский.

— Тогда давай я. Садись. — Враги разговаривали вполне дружелюбно. Муму сел за руль джипа, повернул ключ, и машина понеслась сначала налево, затем направо.

— Я тебе покажу, куда ехать.

Через минут тридцать они уже съезжали на узкую двухполосную дорогу, ведущую к дачному поселку.

— Никогда здесь не был, — сказал Дорогин.

— Побываешь.

— Здесь твой дом?

— Не мой, — сказал Барановский и принялся протирать стекла очков. Он делал это так тщательно, словно от чистоты стекол могла зависеть его жизнь. — Порядок, — аккуратно усаживая очки на переносицу, пробурчал он. — Езжай быстрее!

Дорогин и так гнал тяжелый джип со скоростью сто десять километров в час, но не удержался от реплики:

— Могу скорее, машина не моя, — он переключил скорость, прижал педаль газа.

— Ну уж, не так! — бледнея, буркнул Барановский. — Ты уж совсем летишь как бешеный!

Дорогин сбросил скорость лишь на повороте. Двое мужчин напоминали экипаж гоночной машины. За штурмана был Геннадий Барановский, а за пилота — Сергей Дорогин.

— Вон тот дом вдалеке, видишь? Туда нам и надо.

* * *

Иван Иванович Токарев был невероятно зол на своего компаньона и приятеля по тюремным нарам. Все выходило совсем не так, как расписывал и предполагал Барановский. Абсолютно все, начиная с дурацкой поездки на границу, разборок с таможней, исчезновением ящиков с металлом, срывом договоренности с Конрадом Сведенборгом,

— Будь ты неладен! — бормотал, время от времени поглядывая в окно, Иван Иванович Токарев. — Чтоб тебя собаки загрызли, — чертыхаясь и бранясь, Токарев расхаживал по гостиной. Нервы уже сдавали.

«Не нравится мне все это, ой не нравится! Какого черта я послушал Барановского? Денег захотелось? Умеет, умеет, собака, охмурить человека. Белое может выдать за черное, а черное — за белое. Зачем я вляпался? К чему мне эти миллионы, которые, неизвестно еще, сможем мы заработать или нет. Уже появились трупы, а трупы — это совсем другая статья, это тебе не нелегальная торговля водкой. У меня же все шло так хорошо: заводик, машины, люди. Деньги капали регулярно, ручеек тек хоть не очень широкий, но зато быстрый. На мои потребности денег хватало, я же ни в чем не нуждался. Зачем? Зачем мне миллионы? Приедет Барановский, скажу ему, пусть разбирается сам, пусть сам зарабатывает свои миллионы. Мне они ни к чему! Хочет — пусть занимается. Я ухожу, ухожу!»

— Эй, Макеев–младший, иди‑ка сюда!

В гостиной возник один из братьев Макеевых, тридцатилетний мужчина с небритым лицом. Из‑за брючного ремня торчала рукоятка пистолета, рукава рубахи были закатаны, огромные волосатые руки не находили себе места. Макеев–младший то поглаживал рукоятку револьвера, то ерошил короткие волосы, то скреб бритые виски.

— Чего, Иван Иванович?

— Как наша дама?

— Спит.

— Ела хоть?

— Занесли еду, а ела или нет —- какое мне дело?

— Как это, какое? — вдруг вспылил на ровном месте Токарев. — Она должна есть! Не дай бог что случится с ней! Ты понимаешь, Макеев?

— Да что же я, в рот ей буду еду заталкивать?

— Ладно, иди. А братец твой где?

— Сидит возле двери, телик смотрит.

— Опять порнуху? Насмотреться никак не может?

— Нравится ему это дело, Иван Иванович.

— Придурок! — коротко резюмировал Токарев, спускаясь в кресло. — Принеси‑ка бутылочку воды холодной.

Макеев исчез в кухне и появился с большой стеклянной бутылкой минералки. Бутылка мгновенно запотела. Иван Иванович свернул пробку и принялся пить холодную воду прямо из горлышка.

— Телефон работает? Что‑то он не звонит. Макеев–младший заулыбался.

— Куда он, б…, денется, должен звонить, — поднял трубку, которая буквально спряталась в его огромной лапе, приложил ее к уху. — Гудит.

— Тогда иди.

Токарев закурил. За последние сутки он выкурил больше двух пачек сигарет. Чувствовал себя скверно. Нервы были взвинчены донельзя. Он то потел, и тогда его лицо становилось влажным, то вдруг его начинало знобить.Аппетит отсутствовал напрочь. Если бы сейчас кто‑нибудь предложил Ивану Ивановичу Токареву отправиться в ресторан и пообедать, его бы наверняка вырвало, настолько ненавистной и омерзительной казалась ему еда. Только питье принимал его организм.

«Ну где же ты? Какого черта не звонишь? — куда поехал Барановский, Токарев прекрасно знал. — Неужели что‑нибудь случилось? Нет, нет, Барановский ментов никогда сюда не приведет, никогда! Мы с ним не один год знакомы, не одно ведро чаю выпили. Да какого чая — тюремного! А тюремный чай — это совсем не то, что чаепитие на свободе, совсем не то! Нет, нет, Барановский меня не сдаст, только бы с ним ничего не случилось. Приедет, я ему сразу скажу, нет, я в этом деле не участвую, ты уж меня извини. Доводи уж его до конца сам, а я устраняюсь. Можешь обижаться, можешь злиться, но я в этом деле участвовать не хочу. Водка — это мое, там я дока, там я все понимаю и концы держу в руках. А с металлом — это уж слишком! Нет, нет, это не мое, я самоустраняюсь!»

Выпив несколько глотков холодной воды, Токарев вскочил с кресла и подошел к окну. Ему показалось, он слышит гул мотора. И действительно, на дороге появился джип Барановского.

— Фу, слава Богу! — выдохнул Токарев и рукавом рубахи вытер вспотевшее лицо. — Сейчас он придет, и я ему все выложу, и пусть поступает как знает.

* * *

Но все сложилось совсем не так, как предполагали Токарев, Барановский и Дорогин. Судьбе было угодно разыграть совершенно иную карту и пустить события по иному сценарию.

Мокеев–младший открыл ворота.

— Ну как дела? — спросил он, обращаясь к Барановскому.

Тот в ответ кисло улыбнулся и моргнул левым глазом Макееву. Тот открыл дверцу, помогая Барановскому выбраться.

— Где ребята? Где Овчарка с Сильновым?

— Я их оставил, — ответил Барановский. — Иваныч на месте?

— На месте. Женщина тоже на месте, — как‑то безразлично произнес Макеев–младший.

Все уже было как бы предрешено и договорено, и поэтому Дорогин чувствовал себя более или менее спокойно. Пистолет он спрятал под куртку, выбрался из машины.

— Пойдем в дом, я тебя познакомлю со своим партнером и компаньоном, — сказал Барановский.

Токарев сидел в гостиной. Он сразу же поднялся, едва Дорогин переступил порог.

— Ну что? — не очень дружелюбно спросил он, обращаясь к Барановскому.

— Порядок, Иваныч, полный порядок. Мы обо всем договорились, все обсудили. Он согласен отдать металл.

— Да? — не совсем уверенно осведомился Токарев.

— Подтверди, — попросил Барановский Дорогина.

—- Согласен, но с моими условиями.

— И что же это за условия? — спросил Токарев.

— Мы его берем в долю.

— В долю? — насупил брови Токарев. — Я что‑то не понял…

— Да–да, в долю, — сказал Барановский и вытер вспотевший лоб. — Денег, Иваныч, на всех хватит, так что ты не переживай.

— Где Тамара? — вдруг прозвучал резкий вопрос Сергея Дорогина.

— Эй, Макеев, — крикнул Барановский, — проводи товарища к подруге!

Макеев посмотрел на Токарева, тот подтвердил кивком просьбу Барановского.

— Пошли, — произнес он и двинулся, как моряк по палубе подскакивающего на волнах корабля.

Вскоре они спустились по ступенькам. Макеев повернул ключ в замке железной двери, открыл ее.

— Проходи.

Дорогин вошел в темное подвальное помещение. Дверь скрежетнула, щелкнул замок. Тамара сидела в углу, на старом диване.

Дорогин щурился, привыкая к темноте.

—- Тамара! — позвал он.

Но та уже услышала, сама поднялась, быстро приблизилась к Сергею и бросилась ему на шею.

— Наконец‑то мы вместе! Зачем ты сюда приехал? — прозвучали две взаимоисключающие фразы.

— Я приехал за тобой, — сказал Сергей.

— Не надо было тебе приезжать, не надо! Они нас не отпустят!

— Не волнуйся, — уверенно сказал Дорогин, — отпустят. Куда они денутся? — он держал Тамару за плечи, пытался рассмотреть ее лицо, видел большие заплаканные глаза. — Ты в порядке?

— Да. Все хорошо. Где ты пропадал?

— Попал в историю, как обычно — сказал Дорогин.

— Я уже это поняла. Они — мерзавцы, они нас отсюда не выпустят! — на ухо прошептала Тамара.

—- Не волнуйся, выпустят. Без меня они как без рук. У меня хватило ума спрятать металл.

— Какой металл?

Сергей взял Тамару за плечи, подвел к ящику, усадил. Сам опустился на корточки, взял ладонь Тамары в свои и, заглядывая в глаза, быстро принялся объяснять все, что с ним произошло. Тамара слушала молча, и по прерывистому дыханию Дорогин понимал, она волнуется.

— Так что, они сожгли Гришу и его семью?

— Да, сожгли. Но бизнесмены ни при чем, у них свои дела…

Токарев и Барановский остались наедине в гостиной.

— Не нравится мне все это. Лучше действуй дальше без меня, — говорил Токарев быстро и настойчиво, — чувствую, добром все это не кончится.

— Не переживай, Иваныч, все идет путем. Главное, что мы сообразили взять в заложники его бабу. Я и сам не рассчитывал, что он так сильно клюнет на эту приманку. Я ему еще денег посулил… А главное, когда металл окажется у нас, мы его… — и Барановский оскалился. — Ты меня понял, Иван?

— Не надо бы! Чует моя задница, чует, добром это не кончится!

— Не умирай до расстрела, Иван, не умирай. Мы уже слишком плотно влезли в дерьмо, слишком плотно, чтобы идти на попятную!

Вдруг Геннадий Павлович Барановский засуетился.

— Погоди, будь здесь! Позови сюда своих архаровцев! — сам же он заспешил в одну из комнат на втором этаже.

Токарев слышал, как заскрипели деревянные ступеньки винтовой лестницы, как скрипнула дверь, а затем хлопнула, закрытая сквозняком.

«Куда это он? Что это с ним? Нет, надо уходить, надо завязывать! Барановский с его проблемами у меня уже в печенках сидит!»

— Эй, братья, идите сюда! — снизу послышались шаги, и в большую гостиную вошел младший Макеев.

— Звал, Иваныч?

— Да, звал, — сказал Токарев. — А где старший?

— Сейчас, идет.

И действительно, через несколько секунд появился старший Макеев.

— Вроде все на мази? — взглянув на Токарева, осведомился Макеев–старший.

— Вроде да. Но сдается мне…

Опять хлопнула дверь, заскрипели ступеньки. С белым плащом, перекинутым через руку, по ступеням спускался Геннадий Павлович Барановский. Его лицо было непроницаемым, изредка губы кривились, стекла очков поблескивали.

— Чего хотел, Павлович? — спросил Макеев–младший.

— Как там наши гости?

— Что им сделается, сидят в подвале. Наверное, целуются, обнимаются, ведь не виделись давненько.

— Это хорошо, — Токарев боком шагнул в сторону, все время косясь на белый плащ, перекинутый через правую руку Барановского.

— Иваныч, погоди. Ты куда? — с ехидной улыбкой спросил Барановский.

— Да я тут во двор… Что‑то мне душно, сердце щемит.

— Ничего, Иваныч, сейчас я твое сердце вылечу, — Барановский остановился в трех шагах от Токарева и шагах в четырех от расположившихся на кожаном диване братьев. Он повернулся лицом к Макеевым. Старший из братьев хотел вскочить, но негромкий выстрел остановил его, и Макеев с простреленной грудью упал на диван, вернувшись на свое прежнее место. Макеев–младший медленно начал поднимать руки.

— Это тебе не поможет, — прозвучало два выстрела.

Иван Иванович Токарев бросился к двери. Две пули вошли ему в спину — одна застряла в позвоночнике, другая пробила легкое. Заливаясь кровью, он рухнул на ковер и еще пытался ползти.

Барановский подошел, приставил пистолет к затылку и с абсолютно бесстрастным выражением лица нажал на курок. Голова Токарева дернулась.

Макеев–младший корчился на диване, безуспешно пытаясь подняться.

— И ты туда же, — негромко произнес Геннадий Павлович, приблизился к Макееву, Тот смотрел на Барановского безумным взглядом и ладонями пытался прикрыться от пистолета. Естественно, это движение было инстинктивным и абсолютно бесполезным. Пуля вошла прямо в лоб между черных прямых бровей. Макеев замер.

— Ну вот и все, — бизнесмен нагнулся, перевернул мертвого Токарева и, сам не зная почему, быстро, трусливо перекрестился. — Земля тебя примет, больше ты уже не будешь бояться. Да и делиться с тобой не придется. Зачем тебе деньги, к чему?

Барановский быстро и умело перезарядил пистолет, вогнав в рукоятку новую обойму. А затем вытащил из кармана Токарева пухлое портмоне из дорогой золотистой кожи с металлическими сверкающими уголками и монограммой в центре. Портмоне сунул себе в карман, сунул небрежно, как будто это был билетик на проезд в пригородной электричке. А затем с заряженным пистолетом направился вниз.

— Что там было? Что за грохот? — спрашивала у Дорогина Тамара.

Сергей же стоял прижавшись спиной к шершавой стене, держа в правой руке пистолет.

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, все в порядке, —- услышал Дорогин немного дрожащий голос Барановского, — я все уладил, уладил очень быстро.

Заскрежетали засовы, щелкнул ключ в замке, и тяжелая, обитая железом дверь отворилась.

— Выходите скорее! Скорее! — Барановский стоял опустив пистолет. Вид его был воинственный, но Дорогина это не испугало. Он уже понял, что произошло наверху. Подобной развязки он не ожидал, все пошло по иному сценарию.

— Быстрее! Быстрее! — позвал Барановский. — Пошли! Выходите во двор, — бросил он Тамаре. — Скорее к машине, отсюда надо уходить как можно быстрее!

Через пять минут в руках Барановского появилась канистра с бензином. Жидкость тяжело плескалась внутри. Барановский принялся поливать дом бензином. Канистру он бросил прямо к дивану, к ногам мертвых братьев Макеевых.

— Понимаешь, с ними невозможно договориться. Они хотели тебя убить и ее тоже, — немного сбивчиво, быстро говорил Барановский, вытирая испачканные бензином руки. На его лице темнели пятна. Геннадий Павлович глянул на свое отражение и истово принялся тереть щеку носовым платком. Затем этим же платком протер руки. — Быстрее! Быстрее! Времени у меня мало.

Все вышли на улицу. Барановский наклонился к журнальному столику, на котором стояла бутылка с минеральной водой, сделал несколько жадных, судорожных глотков. Прополоскал рот, сплюнул прямо на ковер. На столике лежала зажигалка, золоченая «Зиппо.» Он взял ее в руку.

— Садитесь в машину. За руль, — сказал он Дорогину, — не мешкайте. А вы, барышня, на заднее сиденье.

Барановский открыл зажигалку, опять перекрестился.

«Что это со мной?» — подумал он, щелкая зажигалкой.

Синий язычок пламени, запах бензина его немного отрезвили. Он зажмурил глаза и швырнул зажигалку в центр гостиной прямо на ковер. Все‑таки двадцать литров бензина — это много, гостиная была полита обильно.

Барановский толкнул дверь, язычок замка щелкнул. А внутри дома уже полыхало пламя, уже горели шторы, трещала мебель, охваченная огнем. Барановский, неестественно ловко и быстро для своей комплекции, подбежал к воротам, открыл их. Дорогин тронул с места, притормозил у ворот.

Барановский плюхнулся на заднее сиденье и тяжело засопел.

— Вот и порядок, конкурентов у нас нет. Давай, гони, родимый, — словно к своему личному шоферу, обратился к Дорогину Геннадий Павлович, — я все беру на себя. Вы тут ни при чем, так что не волнуйтесь. Ты же знаешь, меня интересует металл, а на остальное мне наплевать. Они мне надоели, все надоели — и Токарев с его поучениями, и бандиты.

Дорогин гнал, стрелка спидометра дрожала на цифре «120.» От такой езды Барановский даже втягивал голову в плечи.

— Куда теперь?

— Давай направо. Выскочим на кольцевую, а потом туда.

— Куда «туда»? — словно бы не понимая, спросил Сергей.

— Как это куда? Ты с ума сошел, что ли? За металлом, за ним, за родимым! Там у меня все улажено, нас перевезут в Латвию. В Риге мы встретимся с Конрадом, он заплатит, и мы будем свободны. Думаю, надо будет взвинтить цену в самый последний момент. Вот видишь, Барановский свои обещания выполняет, свое слово держит. Теперь ты, Дорогин, должен сдержать слово, слышишь?

Тогда и деньги получишь. На два делить я умею, а на три — нет.

— Слышу, слышу, — бормотал Сергей, внимательно ведя машину.

Когда они были километрах в десяти от дома, Дорогин притормозил и посмотрел сквозь стекло на массив леса. Своим острым зрением он увидел темный столб дыма.

— Да что ты смотришь? Все уже, все, им ничем не поможешь! — истерично расхохотался Барановский и принялся жадно пить воду из пластиковой бутыли.

Сергей закурил. Тамара посмотрела на Дорогина, на его плечи, затылок и, прикоснувшись к его плечу, попросила сигарету. Сергей передал пачку и зажигалку. От вида зажигалки в руке женщины озноб пробежал по телу Геннадия Павловича Барановского. Он сжался, его руки дрожали.

— Мне сигарету. Только прикури, пожалуйста, прикури, — обратился он к Тамаре.

Она передала ему свою раскуренную сигарету. Барановский откинулся на спинку, закрыл глаза, жадно затянулся, закашлялся.

— Нет, нет, нет, — пробурчал он, выбрасывая сигарету в приоткрытое окно, — что‑то не идет. Останови машину!

Дорогин послушался. Съехал на обочину и мягко затормозил. Барановский буквально вывалился из джипа и, сбежав с невысокого откоса, принялся блевать.

— Мерзость какая! — произнесла Тамара.

— И не говори.

— Куда мы едем?

— Лучше не спрашивай, — ответил Дорогин.

— Эй, воды брось! И полей, пожалуйста, — пошатываясь, подходя к джипу, попросил Барановский.

Сергей взял бутыль с минералкой, выпрыгнул из машины и принялся лить на руки Барановского, Тот мылся долго и тщательно.

Затем вытер мокрое лицо носовым платком.

— Вроде полегчало. Что‑то такого со мной давно не было.

У Барановского в голове имелся свой план, посвящать в который он не желал никого.

— Чья это машина? — спросил Дорогин. — Я имею в виду по документам.

— Моя, — осклабился Геннадий Павлович.

— А документы есть?

— В ящике.

— Это хорошо, — сказал Сергей. — А то гаишники могут остановить.

— Если остановят, дадим денег. Кстати, я сейчас гляну, — он вытащил портмоне Токарева, раскрыл. — О, да тут денег хватит на Канары слетать, причем хорошим рейсом. Так что вперед! Сейчас заскочим в город, кое‑что я захвачу из своей квартиры, а потом прямиком на северо–запад.

— Послушай, Барановский, — глядя на дорогу, произнес Сергей, — давай ее оставим в Москве.

— В Москве?

— Зачем она нам? Ты же понимаешь, женщина на корабле — лишние хлопоты.

— Я не останусь, я не хочу! — воскликнула Тамара. — Ты что, Сергей, говоришь такое? Я поеду с тобой, с тобой!

— Вот видишь, — обрадованно, даже каким‑то воркующим голосом произнес Барановский, — она сама желает поехать с нами. Правда, ты желаешь поехать с нами? — то, что Барановский резко перешел на «ты», немного покоробило Тамару.

— Да, я хочу ехать с вами.

— Вот видишь, она хочет ехать с нами.

Через час джип был уже во дворе дома. Барановский предложил Дорогину и Тамаре подняться к нему в квартиру.

— Что, боишься, что мы сбежим?

— Нет, нет, не боюсь. Зачем вам убегать? Без меня ты металл не продашь, да и знаю я о тебе слишком много, знаю о твоих делишках на границе.

— Я и не собираюсь убегать, я люблю дело доводить до конца.

— Вот и хорошо.

По интонации Дорогина Тамара начала догадываться, что он ведет двойную игру, пытается переиграть Барановского. Но как и где он это будет делать, она еще не понимала.

Барановский вернулся из квартиры минут через пятнадцать. В руках был саквояж с кодовым замком. За ним следом спешил охранник с двумя большими кожаными чемоданами.

— Он едет с нами, — сообщил Барановский, — места в машине хватит. Он нам понадобится на месте.

— Твое дело, — бросил Дорогин. — Тамара, пересядь ко мне, а они пусть сидят сзади.

Сильнов не понимал, что произошло, почему его босс в таком расположении духа, почему это вдруг он так по–дружески относится к заклятому врагу, к Дорогину, который украл металл.

— Геннадий Павлович, а Иваныч где?

— На месте Иваныч. Сильнов, вопросов лишних не задавай. Садись. Если хочешь, он поведет, — предложил Барановский.

— Нет, я сам пока порулю.

Тяжелый джип лениво развернулся, заехал на бордюр.

— Ну, с богом, давай! — Барановский опять перекрестился.

Сильнов с удивлением посмотрел на босса. Никогда раньше за Барановским он не замечал большой набожности. А если быть откровенным, то он вообще считал Барановского чуть ли не исчадием ада, жестоким, коварным и абсолютно беспринципным. Но платил хозяин щедро, и поэтому он был с ним.

— Как там Овчар? Что у него с рукой?

— Наш врач все уже сделал.

— Заплатили? — спросил Барановский.

— Конечно, заплатили.

— Это хорошо, это правильно.