Танец духов

25

За веревочным ограждением их ожидала толстуха в цветастом брючном костюме. Сугубо неопределенного возраста, она светилась гостеприимной улыбкой и держала над головой плакат «Романтические туристы».

Джек Уилсон присоединился к группе мужчин нервного вида, которые без меры зубоскалили и смеялись, при этом избегая смотреть друг другу в глаза. В самолете он, из ядовитого спортивного интереса, вычислил, кто из пассажиров мужского пола летит в Одессу с той же целью. Угадал всех, кроме одного. Теперь вокруг добродушной наседки госпожи Пулецкой, их благодетельницы из Интернета, собралась целая коллекция мужчин с изъянцем — прыщавые, с дефектами речи, нескладные, невзрачные, закомплексованные, запирсингованные, обтатуированные… Все они явились присмотреть себе жену на украинской ярмарке неприхотливых невест.

В толпе этих печальных уродов Уилсон был как павлин среди мокрых петушков — особь совершенно другого вида. Во-первых, статен, представителен, атлетичен и красив. Во-вторых, с богатым опытом сердцееда: хотя судьба на десять лет отлучила его от женщин, до тюрьмы он имел бездну любовниц и подруг. Женщины так и льнули к нему. Уже в старших классах школы, загадочный и надменный, звезда в математике и других точных науках, он имел большой успех у противоположного пола. Учеба давалась ему так легко, что юный Уилсон был отличником, не просиживая дни и ночи над учебниками, — времени на любовные приключения хватало. В университете досуга стало намного меньше, зато появилась постоянная подруга. Его бедность казалась поклонницам романтической и временной. Невзирая на одержимость учебой, среди приятельниц он не имел славы тормозного. К тому же Мэнди обучила его галантерейному обращению в духе благовоспитанных ковбоев — ни фразы без «мэм» и «сэр». Руки он пожимал крепко, глядя в глаза, и никогда ни за что не извинялся. Словом, для простых сердец — парень хоть куда. А в Стэнфорде богатая подружка Шэрон терпеливо обучила Джека не только таинствам орального ублажения женщин, но и секретам хороших застольных манер: как держаться в дорогом ресторане; как общаться с сомелье, дабы не опростоволоситься при заказе вина; как справляться с ранжиром вилок и ложек; как правильно хлебать жидкое и в какую сторону наклонять пустеющую суповую тарелку. Словом, она полировала его, как сырой алмаз. Однако следует отдать ему справедливость: он был из того материала, из которого получаются бриллианты. Какую-нибудь шпану минерального царства сколько ни полируй, благородного камня не получишь.

Ах, Шэрон, Шэрон… В последний раз он видел ее, выходя из зала суда — уже с приговором. Она всерьез намеревалась ждать его десять лет, а придется — и двадцать. Но он упрямо рвал ее письма не читая. И наотрез отказывался от свидания, хотя она раз пять-шесть приезжала его навестить. Десять лет! Он не хотел, чтобы она извела на ожидание столько своей молодости!..

Уилсон исподтишка изучал физиономии спутников. Да, ни одного интересного лица, ни одного мужчины с претензией на личность. Циник мог заподозрить, что они явились на Украину потрахаться почти на халяву. Впрочем, в Америке достаточно возможностей дешево перепихнуться, стоило ли тащиться в такую даль! «Романтические туристы» перелетели океан с искренними матримониальными намерениями и были готовы подвергнуться всем превратностям организованного массового сватовства. Тут он, по сути, мало отличался от этих искателей счастья быстрого приготовления. Как и они, он имел более или менее четкое представление, чего хочет. Ловить удачу в личной жизни обычным путем или уповать на внезапный подарок судьбы одним мешала застенчивость и неуклюжесть, другим — нетерпение. Он был из торопливых. Ему следовало устроить свою семейную жизнь в короткий промежуток между тюрьмой и концом света.

Во время полета он имел возможность пообщаться с двумя клиентами госпожи Пулецкой. Один, владелец лесопилки в глубинке штата Мичиган, никогда не был женат и в пятьдесят четыре года вдруг сообразил, что поезд уходит: «Сейчас или никогда!» Другой был много моложе, однако медленно умирал от неизлечимой болезни (назвать которую не пожелал). «Позарез хочу ребенка, — пояснил он Уилсону. — Чтобы кто-то продолжил мой род. Страшно думать, что после меня совсем ничего не останется. Будто и не жил».

У Уилсона не было ни времени, ни терпения на поиск подходящей женщины, ухаживания и соблазнения. Ему вполне подходил упрощенный вариант: заполнить формуляры госпожи Пулецкой, и пусть продавец сам хлопочет о доставке товара. Поиск любви и постройка взаимоотношений — суета и маета. Куда эффективнее хорошо отхореографированное сватовство.

В рекламном листке «Украинских невест» были четко прописаны все этапы грядущей неземной любви. Их было семь:

1. Цветы.

2. Письма.

3. Шоколад.

4. Белье.

5. Звонки.

6. Личное знакомство при посещении страны.

7. Свадьба.

Что руководило девушками, которые так откровенно выставляли себя на торги? Они ведь планировали бросить родных и друзей и уехать в чужую страну!

Но родина обещала им так мало, что они были готовы хоть за черта выскочить замуж, только бы прочь от политической и экономической безнадеги. Девушки типа Ирины — красивые и неплохо образованные — могли немножко привередничать и выбирать… Именно немножко. Конкуренция большая. Та же Ирина рано или поздно сообразит, что капризным вообще ничего не обламывается, и с радостью выскочит замуж за любого — любого! — из группы «романтических туристов», нарытых бесподобной госпожой Пулецкой.

Да, Ирина красива, умна — и более или менее доступна. Можно брезгливо поджать губы, а можно подойти к ситуации более здраво: на чужбине в Неваде, за тысячи километров от родной Одессы, эта красавица и умница окажется в полной зависимости от мужа — с плохим английским, без друзей, без знания обычаев и законов и своих прав. Поневоле придется быть паинькой, ублажать супруга изо всех сил — в случае его гнева ей некому жаловаться, некуда податься… а домой, в Одессу, несолоно хлебавши возвращаться будет ой как обидно!

Вот так. Одни плюсы. За гроши он получает рабыню. Хорошенькую и смекалистую. Лучшую на рынке.

Хотя он ни в малейшей степени не претендовал на лидерство в группе, невзрачные спутники подсознательно сгрудились вокруг него. Да и госпожа Пулецкая повисла именно у него на локте, сладко щебеча:

— Ах, мистер Уилсон, я вас сразу, сразу узнала! В жизни вы даже замечательнее, чем на фотографии!

Пересчитав по головам и отметив каждого галочкой в своем списке, она убедилась, что все клиенты в наличии, и заторопила:

— Так, мальчики, за мной к автобусу! Вперед, не отставать!

Толпа мужчин двинулась за ней.

— Как овец гонят! — сказал прыщавый мужчина средних лет.

— Бе-е-е! — отозвался Уилсон.

Их ожидала напряженная программа. После недель или месяцев обязательных писем, цветов и коробок шоколада, которые доставляла невестам фирма «Украинские невесты», наступил заключительный этап: несколько часов «визуального контакта» с невестой в присутствии дуэньи; на следующий день туристический галоп по городу и «вечер общения» — с танцами и легкой выпивкой.

Поселили их в гостинице второй руки поблизости от шумной Дерибасовской. Госпожа Пулецкая дала три часа на отдых после полета и заставила всю группу сверить часы. Все это походило на солдатский привал — «можно покурить и оправиться». Они были новобранцы армии любви, а госпожа Пулецкая — их старшина.

В назначенный час невесты ждали в убогой гостиничной столовой, где женихам сервировали жидкий чай и засохшие бутерброды. Когда Уилсон наклонился, чтобы поцеловать ее руку, Ирина покраснела. Соженихи одобрили его галантность подростковым ржанием.

Протолкнув в себя бутерброды с помощью чуть теплого чая, госпожа Пулецкая выстроила женихов и невест парами и повела гулять по Приморскому бульвару. Ирина улыбалась как заведенная, застенчиво хлопала глазами и говорила приятные глупости. Уилсон видел ее насквозь, и ему было наплевать. В Неваде он сделает из нее человека. Материал в наличии. Сам он исправно играл роль американского жениха: купил Ирине мороженое, бутылку кока-колы и поддельную сумочку от Гуччи со стола уличного торговца. Понимала английский Ирина намного лучше, чем говорила.

— Я такая счастье! — ворковала она.

— Счастливая, — поправлял он.

— Счастливая делать прогулку с тебя!

— Ирина, ты удивительно храбрая. Покинуть родину, расстаться с семьей!..

— Это не имеет быть навсегда. Теперь не как тогда. На граница нет замок. Можно иногда путешествовать для навещать.

Уилсон понимал причины ее «героизма». Экономический рост в бывших советских республиках хоть и наблюдался, но не сильно впечатлял. К тому же богатели преимущественно олигархи и потакающее им правительство, а простой народ бился в нищете или полунищете. Статистическая продолжительность жизни — лет на пятнадцать-двадцать меньше, чем в развитых странах. Правда, уровень детской смертности чуть ниже, чем в Африке, где дети мрут как мухи. Западную Европу обогнали только в одном — по нежеланию и неспособности рожать. Бывшая при коммунизме какая-никакая социальная защищенность демонтирована, но ничем не замещена. Свобода свелась к тому, что неимущим никто не мешает голодать, а больным — умирать. Вся семья Ирины жила в двухкомнатной квартире: родители с братом-школьником в спаленке, сама она с двумя сестрами в гостиной-столовой. Получалось пять квадратных метров на душу. Выйти замуж за местного означало скорее всего сменить эти пять метров на шесть или семь в квартирке со свекром и свекровью… Деньги на собственную квартиру одесская официантка могла скопить только за сто-сто пятьдесят лет.

— Однажды я надеяться, мои родные приезжать Америка. Или я навещать тут. Это возможность?

— Да, возможно, — рассеянно кивнул Уилсон. В его планы не входило ни общение с ее родственниками, ни ее визиты на родину.

Пока женихи прогуливались с невестами, сотрудники госпожи Пулецкой пробивали в американском консульстве «визы невест» для ее клиенток. Шаблонный контракт с «Украинскими невестами», который подписывали американские женихи, предусматривал покупку для невесты обратного билета без даты — не столько открытая дверь для молодой жены в случае разочарования, сколько лестница, с которой американец мог спустить неугодившую украинку. Уилсон решительно отказался от обратного билета. Это было воспринято как жест нарождающейся любви к Ирине. На самом деле и тут был трезвый расчет. В грядущем миропорядке, конечно, не будет ни самолетов, ни уважения к предбрачным контрактам, заключенным до эры Уилсона (будущий мир, очищенный от скверны прогресса и двух-трех миллиардов избыточных людей, Уилсон про себя уже давно называл «мир после Д. В.» — после Джека Уилсона. Начало нового летосчисления. Со временем это превратится в стандартное выражение на всей планете и во всех языках: «Горбачев пришел к власти за двадцать лет до Уилсона», «Я купил этот велосипед через три года после Уилсона», «Все мои родные и близкие погибли при Уилсоне»…).

На лавочке в парке, под начинающим зеленеть буком, Уилсон подробно описал ранчо, на котором Ирине предстояло жить.

— Это просто рай земной. Неподалеку есть ручей, к которому приходят напиться олени. Закаты — потрясающие. Небо — самое голубое и просторное на всей земле. Есть и дичь, и рыба…

Ирина зачарованно слушала.

— Я знаю, ты говорить правда, — сказала она. — Потрясающая красивость. Фотографии, ты прислал, лежат под моя подушка. Какой большой дом. Имеется много место для детей. — Она осеклась и старательно покраснела. — Имеется машина для мыть посуда?

Уилсон кивнул:

— Весь набор самой современной техники. Начиная с огромного плоскоэкранного телевизора. Бассейн, джакузи… Ты знаешь, что такое джакузи?

— Видела картинки.

— Я куплю тебе автомобиль. С открытым верхом.

— Но я не уметь ездить! — простодушно огорчилась Ирина.

— Мне будет приятно учить тебя.

— Новая машина, большая?

— Нет, для начала старенькую — пока не научишься водить как следует.

Ирина нахмурилась, но тут же торопливо исправила выражение своего лица и опять заулыбалась:

— Ты живешь Невада, так? Лас-Вегас в Невада?

— Да, Лас-Вегас в штате Невада. Правда, мое ранчо от него неблизко — в горах, в глубинке. Но я покажу тебе Лас-Вегас.

Ирина объяснила, мило смущаясь, что свадьбу она хотела бы сыграть именно в Лас-Вегасе — в Уайт-Чепел. Там же, где брачными узами связала себя сама Бритни Спирс.

— Есть возможность? — робко спросила Ирина.

— Да. Только, надеюсь, в отличие от Бритни Спирс наш брак продлится больше суток.

Писаная красавица рядом с ним рассмеялась. Большие сияющие глаза, розовые щечки, столько энтузиазма… Уилсон был очарован. Он понимал, что эта женщина далеко не невинна, однако ее наивность умиляла его. Бритни Спирс, Лас-Вегас, Уайт-Чепел… Вряд ли она читала серьезные книги, зато где-то нахваталась знаний о роскошной жизни заморских звезд. Сам он планировал предельно бесхитростную и дешевую церемонию, но если ей по сердцу Уайт-Чепел — отчего бы и не побаловать прелестную украинку?

— Значит, свадьба Лас-Вегас, Уайт-Чепел? — переспросила для верности Ирина.

— Да, солнышко мое. Твое желание для меня закон.

Ирина радостно вскрикнула и поцеловала его в губы. Его обдало цветочным запахом духов. В сочетании с теплыми страстными губами и истомой в Ирининых глазах этот аромат мгновенно пробудил в нем мужчину, который дремал на протяжении почти всех тюремных лет: стресс сделал его полуимпотентом. Ирина возвращала его плоть к жизни. Голова кружилась от счастья, а тело изнывало от желания.

— Да, вот кое-что для твоей новой сумочки, — сказал он и протянул ей конверт с авиабилетом. Первый класс. Одесса — Париж — Нью-Йорк — Лас-Вегас.

Госпожа Пулецкая заверила его, что визу Ирина получит в самое ближайшее время. Все бумаги уже готовы, требовалось только зафиксировать для американского консульства факт встречи жениха и невесты. Теперь, при наличии фотографии Уилсона с Ириной в обнимку, официальных препятствий не будет. Уже шестнадцатого июня Ирина прилетит в Лас-Вегас. Уилсон планировал сыграть свадьбу без промедления, чтобы поспеть обратно на ранчо к дню летнего солнцестояния.

Дата была важна. В определенном отношении весь смысл акции заключался в дате.

«Моменту Уилсона», нулевой точке в будущем летосчислении, предстояло настать именно в день летнего солнцестояния. День индейского Танца духов, когда земля должна сотрястись и поглотить всех белых.

Ирина ахала и охала, разглядывая билет.

— Первый класс!.. О, Джек, ты такой милый!

Ирина опять впилась в его губы — поцелуй был страстный и долгий и классом соответствовал авиабилету. В глазах Ирины стояли слезы счастья.

В конверт была вложена еще и стодолларовая купюра, которая вызвала новый взрыв радости и благодарности.

— Можешь купить себе платье, — сказал Уилсон. — Или подарить деньги родителям.

Затем он вынул из кармана коробочку с обручальным кольцом. Глаза Ирины стали еще больше, когда она увидела размеры бриллианта.

Пока Уилсон надевал кольцо ей на палец, прекрасная украинка растроганно повторяла:

— О, Джек! О, Джек!

На следующее утро госпожа Пулецкая погнала своих «овечек» в одесские катакомбы, они же Музей партизанской славы.

Сеть туннелей возникла после десятилетий добычи известняка. Некогда в них прятались и занимались черными делами контрабандисты и прочая уголовщина.

Во время Второй мировой войны город был оккупирован немцами, и борцы Сопротивления скрывались под землей. Подобную тактику применяли вьетнамские коммунисты. Только тем повезло иметь сеть подземных туннелей почти под всей страной, благодаря чему выжигать джунгли напалмом было почти бессмысленно.

— От группы не отходить! — приказал старшина в дамском брючном костюме. — И не пробуйте исследовать туннели самостоятельно. Ежегодно несколько человек пропадают в них безвозвратно.

Правда или нет, но эта информация произвела на американцев должное впечатление. Уилсон вспомнил скаутские времена: девочки и мальчики в темноте с фонариками, много хихиканья и неуклюжего лапанья. Теперь были те же фонарики, хихиканье и обжимание. Только во взрослом варианте.

Ирина выключила свой фонарик и призывно мяла руку Уилсона. Он последовал ее примеру, наклонился к ней, и они слились в поцелуе. Экскурсия как-то очень быстро перешла в пиршество любви: группа топталась на месте почти в полной темноте, госпожа Пулецкая гундосила что-то скучно-историческое, а мужчины и женщины пользовались благоприятным случаем. Судя по пыхтению пары справа от Уилсона и Ирины, у некоторых поцелуями и тисканьем дело не ограничилось.

Ирина пристанывала. Целовалась она мастерски и руками шарила смело. Уилсону пришлось расстаться с последними иллюзиями насчет ее девственности или хотя бы ограниченного сексуального опыта. Что ж, чем сетовать, лучше радоваться качественному обслуживанию…

По заверениям госпожи Пулецкой, украинские невесты были проверены на СПИД и венерические болезни; прилагались справки. Что касается их плодовитости, то на сей счет никто письменной гарантии, естественно, дать не может, однако все девушки здоровы и, согласно медицинской истории, не имели и не имеют заболеваний, угрожающих способности рожать…

Когда перевозбужденное стадо госпожи Пулецкой наконец выбрело из подземелья и мигало, привыкая к дневному свету, Уилсон вдруг сообразил, что в катакомбы их водили с умыслом. Лукавая жирная пастушка отлично понимала, что ее овечкам не до экскурсий, пейзажей и архитектурных красот — и они будут благодарны именно за возможность узнать друг друга ближе в интимной темноте.

— Какая я счастливчик! — воскликнула Ирина, щурясь на Джека Уилсона. — Другие мужчины другие… Но ты — много красивый!

Уилсон с напускным смущением замотал головой:

— Нет, нет. Ты настоящая звезда кино!

Ирина вся сияла.

Вечером женихи и невесты общались в отдельном зальчике дешевого ресторана. Под классику Перси Следжа Ирина нахваливала танцевальные способности Уилсона. Впрочем, никто по-настоящему не танцевал: повиснув друг на друге, все просто целовались.

— Я обожаю этот песня! — прошептала Ирина.

Уилсон, занятый ее шеей, в ответ только мычал.

— Я хочу делать с тобой любовь! — так же тихо добавила Ирина.

Он прижал ее к себе еще крепче. Это был упоительный момент… если бы не его глаза. В них забегали искры. Он опустил веки и попытался успокоиться. Ничего не получалось. От мысли, что он скоро окажется в постели с роскошной женщиной, его бросало то в жар, то в холод. Что случится — после десятилетнего перерыва?

Пока происходило ужасное — стремительно накатывала почти полная слепота. Уже сейчас госпожа Пулецкая, которая из-за столика удовлетворенно наблюдала за новобранцами матримониального фронта, казалась Уилсону тонкобедрой манекенщицей: окружающее он видел словно в конце узкого высокого туннеля.

— Ты тоже хочешь делать любовь со мной? — спросила Ирина прежним интимным шепотом.

Уилсон рассеянно кивнул.

— Правда?

— Да, да…

— Что с тобой? — полуобиженно-полуиспуганно воскликнула Ирина и отстранилась. — Ты не имеешь лица! Тебе плохо?

— Нет, нет, все в порядке, — упрямо настаивал Уилсон, хотя голова разламывалась от боли, а от злости и отчаяния его слегка поводило.

— Это потому, что я говорить о любовь?

Уилсон хотел рассмеяться и солгать что-нибудь приятное. Вместо этого он сказал правду:

— У меня иногда бывают внезапные приступы головной боли. Проходят быстро и на умственных способностях не сказываются. Но… но во время приступа я почти теряю зрение… — Он торопливо повторил: — Не бойся, это проходит быстро…

— А, офтальмомигрень, — сказала Ирина.

У Уилсона челюсть отвисла.

— Правильно. Откуда ты знаешь?

— Ты забыл, до ресторан я заканчивать школа медицины. Но медсестра получать копейки, поэтому я стать официантка.

К ним уже плыла всполошившаяся госпожа Пулецкая. Ирина что-то сказала ей на украинском, и та огорченно покачала головой. Потом они вдруг заспорили. В тоне Ирины были упрашивающие нотки. В итоге, как показалось Уилсону, она добилась своего — госпожа Пулецкая уступила.

— Мне разрешать ехать тебя в твой гостиница, — сказала Ирина.

В такси она ласково гладила Уилсона по смоляным волосам.

— Ничего, ничего, — приговаривала она, — это стресс. Ты уже лучше? Или темно?

— Темно, — отчаянии отозвался Уилсон. Проклятая мигрень всегда была сущим наказанием. Но впервые рядом оказался кто-то ему сочувствовавший, заботливый. (Уилсон не желал признаваться себе, что впервые за всю жизнь он позволил кому-то быть рядом — сочувствовать и заботиться.)

В номере Ирина не стала включать свет, точно угадав, что яркий свет для него мука. Она сбегала в ванную и, заботливый ангел, вернулась с горячим мокрым полотенцем.

От ласки и компресса на лбу боль стала уходить. Ирина уложила Уилсона на кровать и сидела рядом, поглаживая его по руке. В номере было душно, однако она не открывала окна. И тут она угадала, что шум с Дерибасовской будет для него ужасен.

— Не бойся, скоро пройдет… — шептал Уилсон.

— Шшш! Шшш! — отвечала Ирина самым международным из междометий.

Постепенно он впадал в полудрему. Ирина сменила компресс.

Черт, как славно! Он выбрал правильно. Другие невесты в группе были откровенными хищницами или шлюхами, только «романтические туристы» могли, за туманом своей мечты, не замечать их плохо скрытой стервозности. Ирина же обладала и воспитанием, и сердцем. Другая бы развернулась и ушла или закатила бы истерику по поводу его «увечности», а Ирина трогательно и кротко заботится о нем — не произнеся ни слова упрека…

Его брак был задуман как деловая подготовка к мрачному будущему, которое ожидает планету после «момента Уилсона». В грядущем общеземном бардаке, когда он уединится на ранчо и станет отстреливаться от мародеров, найти достойную женщину будет головоломной задачей. К провианту в чуланах он хотел прибавить запас секса и материнства — он мечтал о маленьких Уилсонах, которые заселят новый, исправленный мир.

Но теперь эта чисто деловая акция вдруг оказалась его самой гениальной идеей. Ирина — его благословение, его удача. Их свело само провидение в лице жирной госпожи Пулецкой. Очевидно, боги одобряют его план, коль скоро послали ему такое счастье!

Уилсон стал подниматься с постели.

— Уже почти прошло, — сказал он со слабой улыбкой. Снимая со лба сложенное мокрое полотенце и протягивая его своей очаровательной сиделке, он добавил: — Спасибо. Ты изумительная.

— Шшш! — отозвалась Ирина. — Лежать и не открывать глаза. Спокоиться.

Уилсон покорно лег.

Ирина отнесла полотенце в ванную, вернулась, легла рядом и прижалась к американцу всем телом. Она медленно целовала его шею. Потом шепнула:

— Я разденусь, хорошо?

— Не хорошо, а отлично.