Лючия нервно допила последний глоток горячего молока, и ее завтрак закончился на четверть часа раньше обычного.
— Сегодня я еду в школу на велосипеде! — Громко объявила она своим старшим братьям.
Адриано и Чезаре обменялись удивленными взглядами. Их родители уходили из дома очень рано, чтобы вовремя открыть фруктовую лавку на Кампо де Фиори, поэтому Лючию в школу всегда отвозили братья. По очереди. Сегодня была очередь Адриано и его полицейского мотоцикла.
— А у мамы ты разрешения спросила?
— Да, вчера вечером. Она разрешила, только я должна ехать по безопасным улицам.
— Хотел бы я знать, какие улицы в Риме безопасны…
Лючия подробно расписала свой маршрут. Адриано одобрительно кивнул. Он хорошо знал город, каждый день объезжая его на своем служебном мотоцикле темно-синего цвета.
— Неплохо. Ты должна добраться минут за десять.
— Знаю, мама тоже так сказала. Когда я приеду в школу, я отправлю ей сообщение.
— А что, мама умеет читать сообщения? — удивился Чезаре.
— Да, мама уже большая, — совершенно серьезно ответила Лючия. — И я тоже уже не маленькая девочка.
Братья рассмеялись.
— Ладно, только я все равно провожу тебя, хотя бы сегодня утром, так мне будет спокойнее.
— Но… — попыталась возразить Лючия.
— Никаких «но». Я старший брат.
Лючия слышала эту фразу от Адриано с самого рождения и прекрасно знала, что возражать не имеет смысла.
— Тогда поехали, а то я опоздаю.
— Приятной прогулки, моя большая сестра, — пожелал Чезаре, целуя ее в лоб.
— Спасибо! — просияла счастливая Лючия и поскакала вниз по лестнице.
— И это ты называешь велосипедом?! — воскликнул Адриано, в изумлении оглядывая «Грациеллу», украшенную цветами и шариками, с ангелами на изогнутой раме и бумажными розами в корзинке.
— Это самый красивый велосипед в мире! — ответила Лючия, немного обидевшись.
— Это ты его так?
— Кое-что я… — сказала она, краснея.
— А остальное?
— А остальное нарисовал… один мой друг.
Адриано оторвал удивленный взгляд от велосипеда и перевел его на сестру:
— Что еще за друг?
— Его зовут Коррадо, но все называют его Шагалычем, потому что он рисует так же хорошо, как художник Шагал. А может, даже лучше. На велосипеде труднее рисовать, чем на бумаге.
— Постой, ты хочешь сказать, что твой друг… художник?
Адриано сложил руки, словно умоляя сестру ответить «нет», но она гордо произнесла прямо противоположное:
— Да! Он еще футболки расписывает!
— Да кто он такой? Сколько ему лет? Кто его родители? Где вы познакомились? А мама в курсе?
Не зная, на какой из этих вопросов ответить сначала, Лючия решила не отвечать ни на один:
— Это не твое дело. Поехали, а то я опоздаю.
Адриано застыл у дверей дома. Может, он и хотел что-то сказать, но у него не было слов, а на лице появилось какое-то новое выражение. Нечто среднее между возмущением и грустью. Он молча сел на мотоцикл и поехал за сестрой.
— Ты стала богатой и знаменитой? — пошутила Эмма, когда увидела Лючию в сопровождении эскорта в парадной форме.
— Не смешно…
Лючия обернулась, чтобы попрощаться с братом, и, спрыгнув с велосипеда, пошла рядом с подругой по школьному двору.
— У меня для тебя две важные новости! — объявила рыжая.
— Выкладывай!
— Вчера вечером мне позвонила Грета.
— Наконец-то! Как она?
Эмма рассказала о телефонном разговоре и о своем решении продать цепочку через знакомых Эмилиано.
— Ты уверена, что это не опасно?
— Я ему доверяю.
— Грета бы сказала, что ты сошла с ума!
И, наверное, была бы права, но Эмма не следовала логике. Она двигалась по иным путям, совершенно ей незнакомым и безумно заманчивым.
— Грета ничего не должна об этом знать.
— Я ей ничего не скажу. А ты будь, пожалуйста, осторожна. Всегда держи телефон под рукой и…
— Не переживай. Со мной ничего не случится. Я оставлю цепочку, возьму деньги и уйду.
Эмма помогла Лючии привязать велосипед и посмотрела ей в лицо. Сдвинутые к переносице брови напоминали два вопросительных знака. Губы скривились в непривычной хмурой гримасе. Лючия переживала за нее.
— А потом я заскочу в мастерскую. И завтра тоже приеду в школу на велосипеде.
Губы расплылись в улыбке, но вопросительные знаки остались.
— Вот увидишь, все будет хорошо.
Магазин был маленький: одна-единственная витрина, обрамленная клейкой синей лентой. Наверху — желтая надпись в красной окантовке: «Антиквариат».
— Мы приехали, — догадалась Эмма.
Эмилиано не ответил. Он не произнес ни слова с того момента, как они увиделись. Один небрежный поцелуй, потом шлем — и вперед. Он не спросил, как у нее дела. Не рассказал, как провел день. Он казался нервным и встревоженным.
— Что-то не так? — робко спросила Эмма.
— Дай цепочку.
Понятно, мы сегодня не в духе. Эмма молча отдала ему цепочку.
— Пойдем.
Она вошла вслед за Эмилиано и оказалась в темной комнате. Из освещения — только неоны, встроенные в стеклянные прилавки, забитые пыльными предметами. Золота среди этого антиквариата не наблюдалось. При их появлении высокий мужчина в красной рубашке, расстегнутой на широкой гладкой груди, поднял глаза от газеты. Темные брови, изрядно подправленные щипчиками, поползли вверх:
— Тебя не должно здесь быть.
Гортанные звуки, прикрытые веки на опухших глазах. Неприятный. Крайне неприятный мужчина, подумала Эмма.
— Через пять минут я уйду, — ответил Эмилиано.
Эмма стояла за его спиной, изучая обстановку. Мужчина бросил на нее беглый взгляд, потом снова перевел глаза на Эмилиано:
— Что ты принес?
Эмилиано положил на стол цепочку:
— Если ты хорошо меня примешь, я уйду раньше.
Мужчина ухмыльнулся. И стал еще неприятнее.
— Сто, — предложил он, внимательно изучив цепочку и бросив ее обратно на стол словно тряпку.
Эмилиано подобрал ее и повернулся к выходу:
— Я ухожу.
Эмма, растерявшись, двинулась за ним следом.
— Подожди! Сколько ты хочешь?
Эмилиано вернулся:
— Триста.
— Хорошо, уходи.
Эмилиано снова пошел к двери.
— Двести евро вполне достаточно, — шепнула ему Эмма.
Он испепелил ее взглядом.
— Смотри-ка, твоя девочка намного мудрее тебя. Как тебя зовут, красавица?
— Глория, — ответила Эмма не задумываясь.
— И что же ты делаешь в таком месте с таким типом?
— Пытаюсь заключить выгодную сделку.
— Ты ее уже заключила.
Мужчина вынул двести евро и положил их на стол.
— А подслушивать чужие разговоры нехорошо, — не удержалась Эмма, забирая деньги.
Владелец антиквариата раскрыл рот, чтобы ответить, но она его опередила:
— И ходить трепаться всем вокруг о том, кто приходит к тебе в магазин, нехорошо тоже. Я знаю людей, которым это может не понравиться.
— Кто это такие?
— Люди, у которых много таких золотых безделиц. Так много, что они даже не замечают, когда одна из них пропадает. Я бы очень хотела, чтобы они и на этот раз не заметили пропажу. А вы?
— Они не заметят, — пообещал мужчина.
— Ну, тогда все будет хорошо.
Эмма повернулась к нему спиной и вышла из магазина. Эмилиано вылетел следом за ней. В ярости.
— Ты что, совсем обалдела, да?!
— Мне казалось, у тебя возникли трудности.
— Я вел переговоры.
— Нет, ты собирался уходить.
— А ты позволила ему обвести тебя вокруг пальца.
Он говорил, как Грета. Эмме это не нравилось.
— Послушай, мне нужны были двести евро, и я их получила. Все.
Эмилиано подошел ближе, сжимая от злости кулаки:
— Ты не знаешь, как я рисковал, чтобы просто прийти сюда.
— Нет, не знаю. Ты мне ни слова об этом не сказал. Ты вообще со мной не разговариваешь. Откуда мне знать?
У него возникло непреодолимое желание ударить ее. И тут же прошло. Резкий скачок назад. Так взмывают вверх ястребы, заметив более крупного хищника. Желание ударить сменилось новым чувством. Тем, до которого от любви один шаг. Эмма узнала его. И чуть не расплакалась. Эмилиано тоже узнал его и решил укрыться в надежном месте.
— Садись на мотоцикл. Поехали отсюда.
Она беспрекословно подчинилась, но прежде чем успела надеть шлем, услышала наглый шум двух мопедов. Перед Эмилиано возникли два бывших друга. Предавшие его не так давно.
— Мао, — сказал Мао.
— Уже уходишь? — почти с нежностью спросил Штанга, сопровождая вопрос жестом, который Эмилиано хорошо знал: правая рука под ветровым стеклом, где лежала его железная дубина.
— Приятно снова оказаться дома, — с иронией ответил на приветствия их бывший командир.
Мао и Штанга не уловили иронии:
— Это больше не твой дом.
— Малыш предупреждал тебя, забыл?
Нет, он все хорошо помнил.
— И что мы теперь ему скажем?
Как объяснить тому, кто остается, почему ты уезжаешь? Эмилиано ушел из этого «дома» намного раньше, чем его выгнали. В тот день, когда увидел рыжие волосы Эммы.
— Ничего. Просто ничего ему не говорите.
Ответ друзьям явно не понравился.
— Нет, мы скажем ему, что ты приходил за деньгами, — угадал Штанга. — Но свалил, как только нас увидел. — Для пущей убедительности он достал свою штангу.
— Все, поехали, — шепнула Эмма.
Эмилиано сжал челюсти. Сбежать? Ему предлагают сбежать? Но остаться на этом пепелище было еще хуже. Здесь были эти двое. И была дорога. Достаточно сместиться на сотню метров — и ты уже в другом Корвиале. Там, где мастерская. И Гвидо. Надо было выбирать. И он сделал выбор.
— Счастливо оставаться, — попрощался он с друзьями, садясь на мотоцикл.
Штанга положил свою железную палку на подножку, преградив ему путь.
Эмилиано рванулся к нему, но почувствовал, как рядом дрожит Эмма. И тогда, не моргнув глазом, он дал этим двум разбить его мотоцикл. С каждым ударом он терял часть своего прошлого. Оно разбивалось на осколки вместе с ветровым стеклом, скручивалось и извивалось вместе с покореженным железом, истекало кровью вместе с масляным пятном на асфальте. Когда они закончили, Эмилиано ощутил невероятное облегчение.
— Прощай, — процедил Мао, и они исчезли так же внезапно, как приехали.
— Мне очень жаль, — сказала Эмма.
Эмилиано только пожал плечами.
— У меня теперь есть велосипед, — ответил он и взял ее за руку.
На крышах Змеюки горело знойное полуденное солнце, когда Эмма и Эмилиано навсегда простились с этой частью Корвиале.