Танец теней

Глава 5

На вечеринке, в компании друзей и знакомых, которую Пит Шрайбер назвал «гулянкой под банкой», Аманда вдруг почувствовала себя одиноко. Было уже четыре часа утра, она здорово устала, но не настолько, чтобы решиться сбежать отсюда. Нет, к этому она еще не готова.

Пит говорил, что эта импровизированная вечеринка станет отчасти и поминками по Марианне. Но, несмотря ни на что, добавил он, мы должны радоваться жизни. Такова уж была его личная философия. Он считал, что об умерших следует вспоминать, собравшись вместе и подняв тост в память о них. Однако смерть только оттеняет радость жизни для тех, кто остался в живых, а уж это основательный повод повеселиться. И вот вечером, когда полиция наконец убралась восвояси, он предложил организовать вечеринку в память о покойной и в честь радостей жизни. Вечеринку эту Пит устраивал в маленьком доме, который снимал для своих любовных развлечений.

Чувствуя себя одинокой среди всего этого шума и веселья, Аманда не могла отделаться от впечатления, что когда-то она все это уже видела и переживала. Все происходящее напоминало ей ее первые годы самостоятельной жизни в Нью-Йорке, когда с утра до вечера она крутилась как белка в колесе, то бегая в поисках работы в эстрадной массовке, то добросовестно тренируясь в танцклассе, то давая уроки пения, чтобы хоть как-то заработать на жизнь.

Когда же дневная суета кончалась, она оказывалась вот на таких же вечеринках, с пластмассовыми стаканчиками для вина или пива, сигареткой марихуаны по кругу, с некоторыми гостями, безмятежно заснувшими по углам во время всеобщего разгула в самых невероятных позах. Да, мало что изменилось. Все те же групповые тусовки, череда лиц, симпатичных и не очень, экстравагантные наряды, громкие голоса, интригующее перешептывание, взрывы смеха. Когда ей было восемнадцать или девятнадцать, сон казался ей чем-то необязательным, и она охотно посещала такие вот вечеринки. Увы, теперь, в свои двадцать восемь, она уже не могла похвастаться такой выносливостью. Да и все остальное потеряло свою первозданную прелесть. В остальном же ей казалось просто невероятным, что прошло целых десять лет. Чем они были наполнены, в чем она изменилась за это время? Обидно, но свое прежнее бесстрашие она растеряла. А как стойко она умела тогда выдерживать удары судьбы!

Да, теперь, в двадцать восемь, она, как ни странно, стала более ранимой. Да еще гибель Марианны, после которой Аманда почувствовала, что в ней что-то оборвалось. Зажмурив глаза, она прижала бокал с вином к груди и плавно опустилась на расстеленные на полу подушки. Ей нужен, так нужен хоть краткий отдых. Она грустно улыбнулась. Что ж, пусть все идет как идет. Да, ее жизнь не так проста, как десять лет назад, все дело в том, что когда она была моложе и смотрела на жизнь иначе, все ей казалось простым и ясным. А теперь ей все чаще и чаще хочется покопаться в себе. Все-таки здорово изменилась она за эти десять лет. Но все же, несмотря на все потери, она сохранила способность шутить и улыбаться. Неужели все эти вечеринки были столь скучны и однообразны? Да, ни время, ни гибель подруги не изменили двух обычных положений: основной темы разговоров и манеры поведения гостей.

Танец. Все разговоры вертятся вокруг танца.

Одни и те же разговоры. Единственное, что изменилось за десять лет, — это названия программ, в которых хочется получить роль. Да, названия мюзиклов, ревю, всевозможных шоу меняются из года в год, но суть разговора прежняя. Аманда прислушалась к гулу голосов и поняла, что речь идет о ролях, которые можно получить, просмотрах, на которых можно показаться, о том, у кого из присутствующих больше шансов получить главную роль, или чья карьера идет к закату.

И конечно, неизменным осталось излюбленное развлечение на вечеринках. В какой еще профессии можно найти такое количество людей, готовых проводить большую часть времени, упражняясь в мастерстве, которым они зарабатывают себе на жизнь.

Из полумрака перед ней возник Пит Шрайбер:

— Почему, — воскликнул он, — самые красивые женщины обычно тоскуют на вечеринках, одиноко забившись в какой-нибудь темный угол?

Ритмично двигаясь в такт музыки, он продолжал:

— Не кажется ли тебе, что это антиобщественное поведение, Аманда?

Аманда грустно улыбнулась в ответ на его игривый вопрос:

— Ну зачем так, Пит, я порой бываю очень коммуникабельной. Но сейчас я хочу немного отдохнуть. Кстати, я как раз думала о том, что у тебя великолепный дар устраивать вечеринки, который я, к сожалению, не располагаю, — она хохотнула и продолжала. — По правде говоря, я как раз собиралась влиться в общий поток веселья.

Пит недоверчиво улыбнулся и уселся на подушку рядом с нею.

— Тебе никогда не приходилось задумываться над тем, — спросила его Аманда, откинувшись на причудливо сложенную гору подушек, — какими фанатичными становятся большинство танцовщиков, когда речь заходит о профессиональных делах? В этом есть что-то патологическое. Они живут танцем, бредят им, готовы умереть на сцене. Неужели эти люди не догадываются, что в мире существует масса других интересных вещей?

— Ну не могут же все быть столь разносторонними, как ты, моя сладость!

— Конечно, нет, думаю, это означало требовать от них слишком многого, — произнесла Аманда с самонадеянной, даже вызывающей интонацией в голосе, которую она невольно позаимствовала от своей безапелляционной матушки. — Но если честно, то мне действительно приятно сознавать, что я не столь однобока. У меня вызывает недоумение, когда люди, во всех отношениях вроде бы взрослые и неглупые, теряют всякое чувство меры по такому несерьезному поводу, как танец.

— Вот как? Тогда ты вряд ли захочешь научиться танцевать «шаг». Его только что показала мне Джун.

Пит поднялся, горестно покачав головой.

— О, забудь, что я предложил тебе это. Просто я не врубился, что такая чепуха не может интересовать истинную янки голубых кровей, каковой ты, моя милочка, безусловно, являешься.

Аманда моментально отшвырнула от себя пластиковый стаканчик и протянула руки Питу, чтобы он помог ей встать.

— Ну-ка, покажи, — просто сказала она. Пит не заставил себя долго упрашивать. С неприкрытой нежностью он произнес:

— Конечно, покажу, крошка. Кстати, мне даже приятно, что еще существует хоть один человек, который не теряет голову от этих проклятых танцев.

— Ну хватит, Пит, покажи, — заторопила его Аманда, а про себя подумала: как жаль, что он голубой. Он такой веселый, скромный и вообще милый. Вот с ним она, пожалуй, согласилась бы отказаться от роли недотроги. Потом она усмехнулась. Ну-ну, кокетничай сама с собой. Ты ведь не прочь пофантазировать, когда это заведомо невозможно. Истина же состоит в том, что, если бы Пит Шрайбер был стопроцентным клевым мужчиной, ты бы, уважаемая Аманда Роуз Чарльз, никогда бы не почувствовала себя с ним столь раскованно и легко. Так что, будь он нормальным мужчиной, ты сейчас думала бы только о том, чтобы нагромоздить побольше барьеров, чтобы удержать его на пристойной дистанции. А сейчас давай, девочка, расслабляйся.

Итак, в отношениях с мужчинами она имела лишь негативный опыт, а значит, надо вообще выкинуть подобные мысли из головы. В конце концов, она пришла на вечеринку, здесь не время и не место заниматься самоанализом. Нечего себя грызть! Хотя жаль, что она до сих пор не встретила мужчину, которому бы хотелось с радостью отдаться.

Она попыталась выбросить все из головы. Все, кроме желания научиться танцевать. Аманда широко улыбнулась Питу:

— Никогда не шути над женщиной, которая хочет научиться новому танцу. Пит. Неужели твоя мама никогда не объясняла тебе, что в жизни является действительно важным?

— Ты имеешь в виду такие вещи, как мир без войны и борьбу с голодом и нищетой?

— Да, и это тоже. Эти проблемы страшно важны, только в данный момент я думала не о них, а самым важным, самым решающим для себя я считаю…

— Найти себе потрясающего любовника и привязать его к себе на всю жизнь, — договорил за нее Пит.

Да что же это со всеми происходит? Почему любовь и секс имеют такое огромное значение для всех, кроме нее? Может быть, она все-таки упускает в жизни самое главное? Или все окружающие участвуют в каком-то заговоре?

— Танец, Пит. Вопросом номер один для меня является танец.

— Я знал, что ты это скажешь. Я просто проверял тебя.

— И я это поняла, все как обычно. Женщина пытается поговорить с мужчиной по душам, а тот пользуется случаем, чтобы… Так что все о'кей, дорогой, — она погладила его по щеке. — Хватит болтать, лучше покажи, как танцуют этот чертов «шаг».

Было примерно семь утра, когда внимание Аманды, сосредоточенное на сложном танцевальном номере, который они отрабатывали с Питом, было отвлечено ощущением, что за ней кто-то наблюдает. Она оторвала взгляд от партнера и, продолжая танцевать, посмотрела на другой конец комнаты. Глаза ее тут же встретились с резким, пронзающим словно лазер взглядом, изучавшим сквозь полутемные стекла очков.

К несчастью, за миг до того, как их взгляды встретились, она начала выполнять сложное па, наклонясь назад и опираясь при этом на руку партнера, обнимающего ее за талию. Откинувшись назад, она должна была по замыслу затем грациозно распрямиться. Но появление Маклофлина было для нее такой неприятной неожиданностью, что вместо того, чтобы распрямиться, она судорожно сжалась и чуть не потеряла равновесие. Вместе с партнером они закачались так, что чуть не грохнулись на пол.

— Что с тобой? — взорвался Пит, выделывая немыслимые па, чтобы избежать почти неизбежного падения.

Аманде наконец удалось восстановить равновесие и даже сделать несколько изящных телодвижений, чтобы как-то компенсировать допущенную неловкость.

— Я дико извиняюсь, — прошептала она, мечтая о том, чтобы музыка, под звуки которой она автоматически продолжала двигаться, остановилась. Только одна мысль крутилась у нее в голове: «Что он тут делает? Что ему здесь надо?»

Как ни странно, Тристан в это же время задавал себе тот же самый вопрос. Предложение прийти, сделанное ему Рондой Смит по телефону, показалось ему неплохой идеей, но сейчас он подумал, что лучше было бы как следует выспаться. Он чувствовал себя здесь совершенно не в своей тарелке и смотрелся полным болваном в своем старомодном костюме и туго завязанном галстуке.

Кроме того, слишком уж чужда ему вся эта компания. Вот рядом с ним оказалась широко улыбающаяся женщина. Она не прекращала ритмично двигаться в такт музыке и одновременно отхлебывать вино из стакана, при этом еще и подпевала, вернее, подвывала мотив песни. На голове ее красовался нелепый пурпурный парик — этакий причудливый куст из синтетических волокон. Грудь ее едва прикрывал символический клочок полупрозрачной ткани, то и дело готовый и вовсе упасть. Но здесь ее наряд ни у кого не вызывал удивления. Тристан подумал, что, наверное, сошел с ума, когда согласился прийти сюда в обычном костюме и надеясь раствориться в толпе.

Ясно, что его заметили, в этом не могло быть сомнений. Он увидел, как по окружающим прокатился едва заметный ток нервозности: все принялись незаметно, но быстро гасить и прятать наркотические сигаретки. Он действительно бы мог задержать всю честную компанию, если бы ставил своей целью охоту за наркоманами.

Но он пришел сюда не для того. Проклятие, он и сам толком не знал, зачем он сюда пришел. Просто Ронда прервала своим звонком его глубокий сон и предложила прийти. Принимая приглашение, он успокоил себя тем, что ему необходимо удовлетворить свое профессиональное любопытство. На самом деле его интересовало совсем другое, и в глубине души он отлично знал, что, вернее, кто именно. Да, то было любопытство, но отнюдь не профессиональное.

Пока же он скромно стоял в стороне от всех и просто наблюдал, как развлекается все это несуразное общество актеров. «Интересно, — думал он, — они что, все родились с такими наклонностями и манерами? Или это прививается или навязывается средой, которая формирует людей не менее жестоко, чем семья?» Он не знал точного ответа на эти вопросы. Потому что сам рос не в семье, а в детском доме, и его воспитатели были в основном озабочены тем, чтобы привить ребенку послушание и уважение к нормам поведения в обществе. Предполагалось, что, если у ребенка возникает потребность завести друзей, он реализует ее самостоятельно и по собственной инициативе.

Только вот у Тристана никогда не было друзей.

Жизнь в приюте вовсе не была такой ужасной, как ее описывал в свое время Диккенс. Впрочем, может быть, Тристану просто повезло?.. Воспитатели были в общем неплохими людьми, они как могли заботились о своих подопечных. Вся беда в том, что они были слишком перегружены низкооплачиваемой работой, поэтому у них не было ни времени, ни денег, чтобы доставлять детям те радости, которые как раз и составляют разницу между семейным домом и приютом.

В детстве Тристан был болезненно стеснителен. Стеснительность углубилась еще и потому, что бездетные супружеские пары неизменно отвергали его кандидатуру на усыновление. Он мечтал только об одном: о настоящем доме. Но однажды ему сказали, что теперь ему больше не придется одевать свой парадный костюмчик и ходить в специальную комнату, где происходило знакомство потенциальных усыновителей с воспитанниками приюта. Он вышел из того возраста, когда детей усыновляли, да к тому же еще и необычайно высок ростом. Кому нужен мальчик-переросток, да еще и с плохим зрением?..

Так рухнули его надежды обрести родителей. Он перестал доверять окружающим и надел на себя маску равнодушия, скрывающую истинные свои чувства. Он хорошо усвоил, что, когда ничего не ждешь, ничто не может тебя огорчить. Понемногу он перестал искать себе друзей, потому что, когда их куда-нибудь переводили, разлука доставляла, боль, а это случалось довольно часто. Он внушил самому себе, что у человека либо есть способность заводить друзей, либо нет, у него, например, такой способности нет…

Что же так больно укололо его сейчас? Вчера он провел большую часть вечера в кабаре и в ходе расследования не мог не заметить атмосферы теплых человеческих отношений, царившей в среде танцоров. Да и здесь, на вечеринке, отношения между гостями были на редкость доброжелательными, даже более того.

Такие наблюдения всколыхнули что-то, глубоко сидевшее в нем.

Вернувшись в душный номер своего отеля, он долго не мог заснуть. Комнату освещали красноватые вспышки неоновой рекламы за окном, а он все не мог успокоиться. Тристан не понимал до конца, что его зацепило, но было в манере танцоров подшучивать, подзадоривать и поддерживать друг друга что-то такое, что заставило его пересмотреть свой взгляд на дружбу.

В конце концов, может быть, настоящая дружба вовсе не является счастливым исключением из правила, как привык думать он? Может быть, она основывается не только на взаимной выгоде, но и на готовности каждой стороны к самопожертвованию?

К несчастью, он не мог переступить через прочно укоренившийся в нем запрет на доверие. Это чувство для него было настоящим табу. Детство его сложилось таким образом, что он явно не был расположен доверять кому бы то ни было, ну а в его профессиональной деятельности доверчивость тем более воспринималась не как достоинство, а как слабость. Иной раз его тянуло раскрыть перед кем-нибудь свою душу, но страх нарушить табу оказывался сильнее, и в конце концов он с раздражением отказывался от этой затеи. Так что привычка к скрытности была сильней его.

Впрочем, у него начали складываться совсем неплохие приятельские отношения с Джо Кэшем. Почему бы ему не удовлетвориться этим. Джо был явно не прочь общаться не только во время работы, но и в свободные часы.

Он думал, что артистическая среда — это все несерьезно, а оказалось, что люди этого мира вкалывают до седьмого пота. Именно трудолюбие Тристан выше всего ценил в людях.

Маклофлин предполагал, что его приход смутит всю компанию. Ему уже не раз приходилось производить подобный эффект в результате различных следственных экспериментов. Но все получилось скорее наоборот: многие танцовщики, вместо того, чтобы отойти подальше, окружили его, расспрашивая, как идет следствие, а заодно стали задавать ему кучу посторонних вопросов.

Тристан знал, что ему следует соблюдать дистанцию. Этого требовал долг профессиональной объективности. Но, черт возьми, ему же надо как можно больше узнать о них, а главное, ему же надо узнать как можно больше о НЕЙ.

Вот она, подлинная причина его прихода. Осознав это, Тристан закрыл глаза и шепотом выругался. А затем, снова открыв глаза, он устремил взгляд на Аманду Чарльз. Это была вторая попытка разглядеть ее после того, как он вошел в комнату.

И ведь он отлично понимает, что его желания несбыточны. Он давно приучил себя никогда не желать того, что ему недоступно. Так какого ж черта он торчит здесь, когда ему надо вкалывать на всю катушку, обмозговывать все тонкости дела, чтобы наконец сдвинуть его с мертвой точки. А ведь, честно говоря, его визит сюда в общем-то не имеет никакого отношения к делу.

Из-за своей профессии он нередко вызывал в женщинах неприязнь, но эта неприязнь никогда не задевала его. Издержки профессии. Почему же с ней все иначе? Почему ее откровенная враждебность вызвала в нем такое потрясение чувств?

И зачем он теперь стоит здесь как истукан, разглядывая ее и отлично зная, что даже если ему удастся перехватить ее взгляд, он прочтет в нем лишь пренебрежение! Итак, для него она — возмутитель душевного спокойствия, женщина, отрывающая его мысли от работы. Она же ясно дала ему понять, что, по ее мнению, он получает садистское удовольствие, мучая ее следственными процедурами.

Тристан расправил плечи. Его приход сюда, конечно, был большой ошибкой: у него просто нет ни единого шанса. Так что надо поскорей убираться. В конце концов, в одних сутках не так уж много часов, и он не имеет права терять времени даром.

И тут одновременно произошли два события. Аманда взглянула на Тристана как раз в тот момент, когда он уже собирался уйти, а Ронда подошла к нему сбоку и дотронулась до его правой руки.

— Приветик, — сказала она. — Я и не знала, что вы уже здесь.

У Тристана была профессиональная привычка держать наготове свою правую руку, поэтому он схватил Ронду за запястье и сжал его, продолжая при этом смотреть только на Аманду. Причем, по своей неопытности он даже не заметил погрешностей в исполняемом ею танце, вызванных его внезапным появлением. Зато на него произвела сильное впечатление сексуальная концовка этого танцевального номера.

От волнения совершенно забыв о присутствии Ронды, он все сильнее сжимал ее руку. Она сперва удивленно стояла на месте, но потом, почувствовав боль, попыталась разжать его пальцы свободной рукой. Все ее усилия оказались напрасными. Он продолжал не замечать происходящего, а лицо его оставалось спокойным и безмятежным. Но хватка не ослабевала, а глаза были по-прежнему устремлены на Аманду.

«Боже! Он сломает мне руку», — подумала Ронда. Колени ее начали дрожать.

— Лейтенант, пожалуйста, отпустите, мне больно, — наконец взмолилась она и с этими словами опустилась на колени.

Тристан моментально среагировал на болезненную ноту, прозвучавшую в голосе Ронды. Он тут же отпустил ее руку. Но, к несчастью, за секунду до этого Аманда еще раз посмотрела в его сторону и увидела, как он, поворачиваясь, вынудил Ронду упасть на колени.

— О Боже! Мисс Смит, мне так стыдно, — стал извиняться Тристан, подхватив ее под локоть и помогая встать. Он взял ее пострадавшую руку в свою ладонь, бережно растирая побелевшие пальцы. — С вами все в порядке, милая? Мне так стыдно.

— Ничего страшного. Я понимаю, что вы сделали это не нарочно…

— Отойди от нее, подонок! Тристан выпустил руку Ронды и столкнулся лицом к лицу с разъяренной Амандой.

— Что?..

— Я сказала, оставь ее в покое! Что вы делаете здесь, Маклофлин? Вам здесь не место, вы человек не нашего круга!

Ее слова настолько совпали с тем, о чем он только что думал, что Тристан невольно покраснел.

— Очень любезно с вашей стороны было напомнить мне об этом, — сказал он язвительно. — Я как раз собирался уйти.

— Никуда вы не пойдете, — Ронда выскочила из-за спины Тристана, скрывавшей ее от подруги. — Все о'кей, Мэнди, я сама пригласила его сюда.

Ронда с интересом разглядывала Аманду. Хотя в голосе подруги и не ощущалось дрожи, было ясно, что она чем-то расстроена, и расстроена основательно. И вела она себя как-то крайне невежливо, что казалось просто невероятным, так как ей всегда были присущи безупречные манеры и сдержанность, даже тогда, когда она наталкивалась на откровенное хамство. Ронда заметила, что Аманду почти сразу же покоробило от собственной грубости. За несколько секунд бледность на ее лице сменилась густым румянцем. Ронда усмехнулась и повернулась к Тристану.

— Потанцуем, лейтенант?

Если бы предложение исходило от Аманды, Тристан не смог бы сдвинуться с места, но с Рондой он чувствовал себя раскованно, по крайней мере, столь же раскованно, сколь он чувствовал себя в обществе других женщин. Она чем-то напоминала ему тех, с которыми у него бывали близкие отношения. Это были простые в общении и раскованные, сексуально податливые женщины. И с ними ему, как правило, было несложно общаться. Их легкий треп заполнял свойственные ему длительные паузы в разговоре. Веселые и знающие толк в любви телки, похожие на тех девчонок, с которыми он вместе рос в детстве.

— Милочка, ты даже не понимаешь, чем рискуешь, ведь я не профессионал в танце, — ответил он после минутного колебания. — Но, думаю, мы с тобой решим эту проблему… Будем брать пример вот с тех, — при этом он игривым кивком головы показал на пару, которая танцевала в том же стиле, что и недавно Аманда с партнером.

— Боже, — воскликнула Ронда, схватив его руку и проталкиваясь вместе с ним к площадке для танцев. — Это то, что называется «грязным» танцем, Маклофлин.

— «Грязным» танцем! — Тристан застыл как вкопанный, вынудив остановиться и Ронду. Он откинул голову назад и разразился оглушительным, как при нервном срыве, смехом. — Прекрасно сказано, чертовски прекрасно! Я только что наблюдал парочку танцоров и думал про себя, что это напоминает не столько танец, сколько вертикальное траханье. О, простите, милочка.

— Без проблем, — сказала Ронда, заметив, что он не назвал имя Аманды, упомянув о танцорах.

Ронда вовсе не была дурой и поэтому тут же отказалась от вполне созревшего плана соблазнения славного лейтенанта, при этом она испытала лишь легкое разочарование. Не было еще такого мужчины, от которого головка Ронды закружилась бы по-настоящему. К тому же, она начала уже все понимать тогда, когда заметила, как Маклофлин пожирал глазами Аманду, при этом чуть не сломав ей руку.

— Но учтите, лейтенант, — сказала она ехидно. — Этот стиль танца требует куда большего мастерства, чем может показаться, так что ориентируйтесь на меня.

Аманда подумала, что она, наверное, единственная из участников вечеринки, не ответившая улыбкой на заразительный смех Маклофлина. Она увидела, как Ронда повела его танцевать, и испытала самые противоречивые чувства. Что-то ей подозрительно напоминало ревность, но Аманда понимала, что на самом деле это всего лишь зависть, просто она на секунду позавидовала способности Ронды использовать свое преимущество в любой ситуации и поворачивать события себе на пользу, не занимаясь бесконечным самоанализом, как она сама это делала. И еще она почувствовала себя одновременно и смущенной, и растерянной, и рассерженной, и пристыженной. Теперь ей стало ясно, что она не правильно отреагировала на то, что увидела. Ведь если бы лейтенант действительно умышленно причинил Ронде боль, она не стала бы терпеть и сообщила бы об этом всему миру.

«Итак, ты все неверно поняла, — сказала сама себе Аманда, пытаясь проанализировать случившееся. — Поэтому ты и отреагировала недопустимо грубо, а теперь чувствуешь себя полной дурой. Успокойся, тоже мне, большая неприятность. Ты прекрасно знаешь, что любой другой просто выкинет из своей головы это неприятное воспоминание или спишет случившееся на два последних ужасных дня и расшатанные ими нервы».

Да, любой другой, из тех, у кого в детстве не сформирован комплекс испытывать обостренное чувство вины всякий раз, когда хоть в малейшей мере он нарушает правила хорошего тона. К дьяволу это самобичевание, когда же она, наконец, выберется из тенетов собственного прошлого? В такие моменты она особо остро ощущала, как ей не хватает Тедди. У Тедди всегда была способность провоцировать свою маленькую сестренку на бунт против правил приличия. И результатами таких бунтов стала хоть какая-то, пускай совсем минимальная раскованность. И еще Аманде показалось в этот момент, что сейчас она ощущает себя менее зрелой, чем когда ей было семнадцать лет.

Наверное, пора убираться восвояси. Она слишком устала, чтобы справиться со всем этим.

Но прежде чем она смогла удрать, ее безупречные манеры опять загнали ее в угол. Аманда уже взяла свою куртку и сумочку и вполне могла покинуть вечеринку, вместо этого она вернулась, чтобы поблагодарить Пита за прекрасный вечер и сообщить ему о своем уходе. Пит прервал поток ее вежливых излияний.

— Одну минутку, дорогая, — и вместо того, чтобы отпустить ее, пошел с нею наперерез Тристану и Ронде, которые как раз покидали площадку для танцев.

— Привет, лейтенант, — обратился он к Маклофлину. — Здорово, что вы решили навестить нас. Что-то не вижу у вас стакана с вином?

— Вообще-то я уже ухожу, — ответил Тристан. — Пора на работу. Еще раз благодарю за то, что вы меня пригласили, милая, а также за танец, — он заговорщически улыбнулся Ронде. — Вы многому меня научили.

— Аманда тоже уходит, — сообщил Пит. — Может быть, вы проводите ее до машины.

— О, нет, не стоит, — запротестовала Аманда. — Это совсем не обязательно. Я вовсе не хочу отвлекать лейтенанта от его дел.

— А я настаиваю, — заявил Маклофлин. — Непорядок, если симпатичная девушка окажется на улице одна и в такой поздний час, тем более, если она танцовщица.

Аманда бросила на Ронду умоляющий взгляд, но та лишь в ответ коварно хмыкнула. Пит отмел все дальнейшие пререкания, взяв Ронду под руку и сказав:

— Тут есть один парень, который просто свел меня с ума, настаивая на знакомстве с тобой. Пойдем, детка, я тебе его представлю и сниму со своих плеч этот тяжкий груз.

— Ого, — заинтересовалась та, предвкушая новое любовное приключение.

Сдвинув брови и неопределенно хмыкнув, Ронда подхватила Пита под руку и понеслась вместе с ним сквозь толпу, даже забыв попрощаться.

Оставшись наедине, Тристан и Аманда обменялись растерянными взглядами, даже не зная, что и сказать друг другу и на какой-то миг просто оцепенели.

Маклофлин очнулся первым. Откашлявшись, он сказал:

— Ну как, вы готовы?

— Да, — ответила Аманда, перекидывая ремешок сумки через плечо, — мы можем выйти через дверь на кухне. Так будет ближе к месту парковки моей машины.

Короткий путь до ее машины они проделали в полном молчании. Увидев, что Аманда открыла дверцу своей машины без помощи ключа, Тристан нахмурился. Положив ей руку на плечо, он спросил:

— Вы даже не заперли ее?

— Я забыла.

— О, как же это легкомысленно! — Тристан отодвинул ее в сторону и забрался в салон, чтобы проверить, не побывал ли там кто-нибудь еще. Внутри пахло кожей и тонкими легкими духами. Выбравшись наружу, он поднял на нее свои серые глаза, старательно лишив их всякого выражения. — Запомните, что каждый раз, когда вы выбираетесь на улицу одна, мисс Чарльз, вы рискуете своей жизнью. Теперь вам надо быть более осторожной, чем прежде. От этого может зависеть ваша безопасность.

— Да, сэр, — ответила она деревянным голосом, разглядывая тугой узел его галстука под белым накрахмаленным воротничком. Она знала, что он прав. Она была непростительно легкомысленная.

Но он был единственным человеком, нотации которого она могла терпеливо выслушивать — Могу ли наконец ехать?

Тристан почувствовал болезненный укол, как будто ему в сердце всадили булавку, однако сумел сохранить на лице маску холодного равнодушия. Что ж, Аманда никогда не поймет, как ему больно. Ну и черт с ней. Все, что он говорит, она словно бы выворачивает наизнанку. И так каждый раз. С вызовом он галантно распахнул перед ней дверцу машины.

— Конечно, только поезжайте осторожно. Наверняка и в этих его словах она найдет какой-нибудь оскорбительный смысл.

Но недаром Аманду стали обучать хорошим манерам еще в ту пору, когда она сосала соску.

— Я постараюсь, — сказала она мягко и протянула ему свою руку. Когда ее ладонь буквально утонула в огромной лапе лейтенанта, она чуть не отдернула ее назад. Тепло его рукопожатия вновь поразило ее. Внешне он выглядит таким холодным. Удивительно, что от него исходит такое тепло, даже жар. И еще поразило то, что от этого рукопожатия она не испытала боли. Он только задержал ее руку на секунду дольше, чем это было необходимо.

— Благодарю вас за то, что проводили меня до машины. Вы можете мне не поверить, но я действительно вам очень благодарна.

Тристан освободил ее руку и отойдя на шаг от машины произнес:

— Нет проблем. И не забывайте запирать машину, — потом он бережно закрыл за ней дверцу.

— Обязательно, — ответила она через опущенное стекло и уголками губ изобразила самую любезную улыбку.

И уехала…