Тарквиний Гордый

ГЛАВА XXIV Роковая ловушка

Лампа, с которою Турн благополучно сошел по скользким, сырым ступеням деревянной лесенки, была так устроена, благодаря ее высокой ручке и загнутому устью для фитиля, что она освещала только нижние места подземелья, оставляя стены в потемках. Не зная, как с нею обращаться, Турн остановился на последней ступеньке, опасаясь завязнуть в грязи, и сел, прислушиваясь ко всем звукам, доносившимся сверху.

Сначала раздавалось только хрюканье и сопенье множества спящих свиней, чмоканье поросят, ворчанье собак. Все это было до такой степени неинтересно, что внимание спрятанного скоро отвлеклось на другое: Турн, как помещик очень богатый, не вмешивался во все мелочи своего хозяйства, предоставив их на полную волю управляющего. Он стал теперь сердиться на Грецина, что тот допустил в его владениях устройство склада краденых вещей, и принялся осматривать яму, вертя лампу во все стороны, пока ему не удалось направить ее свет в такое место, где что-то блестело.

Он встал со ступеньки и начал осторожно красться, согнувшись под низким потолком, размышляя:

– Какая дрянная яма! Лучше ли я сделал, что засел в нее? Коварный Ловкач сбил меня с толка; я его послушался, потому что мне хотелось отвязаться от болтовни льстивого Бибакула. Лучше бы мне уйти в лес или в деревню; я добыл бы лошадь, чтобы ускакать к войску или хоть в Ариций. Не все в Лациуме на стороне Тарквиния и Руфа. Конечно, проклятье от фламина-диалиса получить ужасно, но у меня защитники нашлись бы... не посмотрели бы на все громы Юпитера, если бы Руф стал грозить ими.

Блестящий предмет, привлекший внимание Турна, оказался мечом, который лежал на полу у стены.

– Меч! – воскликнул Турн, приходя в ярость от гнева. – Как он попал в свинарню моего поместья?

А между тем «фламинское проклятье», которого Турн опасался, как страшного средства, способного взбудоражить народный фанатизм, уже пущено в ход против него.

Тарквиний Гордый среди тиранов Рима отличался умением выискивать самые действительные средства, и намеченные проскрипты редко ускользали от его беспощадных рук.

Турн осветил стену выше и еще сильнее удивился, открыв древко копья, дальше другое, третье, щиты, мечи, пращи.

– Вместо краденой свинины оружие! – продолжал он размышлять. – В высшей степени не понятно!

Погреб оказался просторным, но вплотную набитым всякого рода оружием, как настоящий арсенал.

– Горе мне! Я попал в западню! – воскликнул несчастный.

Многое, что прежде казалось ему пустяками или туманными недомолвками в разговорах Брута, которого он всегда считал чудаком, стало теперь ясно. Любовь к жизни закипела в его мужественном сердце; отчаяние возбудило его энергию.

– Надо вылезти отсюда и бежать в лес, – решил он, – я латинский и римский сенатор; мой меч я забыл взять, но тут много оружия; я буду биться до последней крайности со всяким, кто вздумает препятствовать моему бегству; я вырос среди оружия; отцовский щит был моею колыбелью, а над нею перекладиной для занавески – вбитое в стену копье; мечи служили моими игрушками. Я ходил в бою один на десять неприятелей, а у Тарквиния не могло быть очень большой свиты, половину задержит и уложит насмерть верный Грецин; он умрет за меня; я знаю его преданность. Я могу отбиться в этой свинарне, даже не убегая в лес; я буду кричать; поселяне сбегутся и часть их примет мою сторону. Иди, иди, Тарквиний, регент – самоуправец!.. Я убью тебя, как муху! Ты узнаешь, что дух могучих героев-предков еще жив в груди Турна Гердония!

Он взял из склада два дротика, попробовал их острия пальцем и убедившись, что они отточены, поставил лампу около лестницы, намереваясь уйти из ямы, но вверху послышался шум, не похожий на ночную возню свиней с поросятами, блеснул свет от множества принесенных огней, и голос, который был хорошо знаком Турну.

– Идите же туда, идите! – говорил Тит-лодочник. – Я исполнил мой долг.

Творило поднято и на верхней ступеньке лестницы показалась ступня человеческой ноги, обутой в красный суконный сапог римского сенатора.

Не размышляя о личности пришедшего, Турн метнул один из приготовленных дротиков, намереваясь с другим пробить себе дорогу в мужестве отчаяния.

– О, префект! Ох! Я ранен! – вскричал римлянин и грузно свалился в погреб.

– Сдавайся, изменник, чтобы умереть заслуженною казнью! – прогремел под крышей закуты ужасный голос Тарквиния.

Толстое полено, брошенное Титом, оглушило спрятавшегося; Турн упал без чувств, выронив второй дротик, которым метил в регента.