Тайна дома № 12 на улице Флоретт

Глава 4. Двадцать восемь дохлых мух. Продолжение.

Джаспер Доу чувствовал себя сейчас главой исследовательской экспедиции, ведущим группу ученых-археологов через древние тоннели затерянных в глубине джунглей гробниц.

Мальчик шел по подземному ходу первым, следом пыхтел Дилби, поддерживая под руку катящую на роликах Китти. Коридор заполнялся красноватым дымом из ее колесной обуви, и в ноздри Джаспера лезла вонь химрастопки: противогаз мальчик снял еще на лестнице – ему срочно требовался хотя бы глоток воздуха, к тому же здесь пыльцы не было, вот только никто не обещал, что воздух будет свежим, без затхлости сырого подземного хода и зловонного дыма.

– А почему дверной проем был самым безопасным местом? – спросил Джаспер, чуть повернув голову.

Дилби ответил не сразу – пару мгновений он пытался понять, что именно тот имеет в виду.

– Мой брат Джеймс как-то рассказал мне историю об одном нерешительном мистере Ф., – начал констебль. – Этот господин как-то насолил неким подземным жителям, и те в отместку подточили фундамент его дома. Дом начал разрушаться, а мистер Ф. остался жив только благодаря тому, что не смог определиться, в какую комнату бежать, когда дом начал трястись, и остался стоять в дверном проеме. В итоге почти весь дом превратился в груду обломков, но сам мистер Ф. при этом был совершенно невредим. Я вдруг вспомнил эту историю, когда дом номер двенадцать начал сотрясаться.

– Хм. Что еще за подземные жители?

– Не имею ни малейшего представления. Об этом стоит спрашивать у Джеймса.

Джаспер вдруг поймал себя на мысли, что ему что-то не нравится в этой истории: какая-то она подозрительная, попахивает выдумкой.

«Дилби не похож на лжеца. Ему незачем выдумывать», – подумал он. И тут же ответил сам себе тихим шелестящим голоском: «Да, Дилби не способен выдумывать. Если покопаться в его голове, там не наберется и понюшки фантазии, лишь опилки…»

«Зато он добрый и честный», – возразил сам себе Джаспер.

«Нет, он бесполезный. Дилби рохля. Сейчас нам бы больше пригодились злобный толстяк Бэнкс с громилой Хоппером».

«Кому это “нам”?» – мысленно спросил Джаспер, вздрогнув.

«Тебе. Конечно, тебе…»

«Что значит “тебе”?»

Джаспер вдруг почувствовал, что некая часть его… мыслей оборвалась, словно собеседник неожиданно замолчал. Но как это возможно?! Откуда в его голове взяться какому-то собеседнику?!

Как следует задуматься над всеми этими странностями мальчик не успел, так как впереди уже была лестница, ведущая наверх, к выходу из подземного хода.

Джаспер взбежал по ступеням и, нащупав над головой кованое кольцо, тихонько приподнял крышку люка. Выглянул в щелочку и никого не увидев, он откинул крышку.

– Все чисто, – сказал он спутникам и выбрался наружу.

Констебль поднялся следом и повернулся, чтобы помочь Китти.

– Что это за место? – спросил он.

– Старая оранжерея, – ответила девушка. – Ее построил мистер Карниворри для растений, которые он привозил отовсюду. Здесь никогда никого не бывает.

Джаспер хмыкнул и первым двинулся по проходу между рядами стеллажей с ящиками для рассады.

Озираясь по сторонам, он увидел изменения, произошедшие в этом месте. С первого взгляда стало ясно, что в оранжерее устроили драку.

Джаспер замер возле лежащего ничком мальчика. Тот не подавал признаков жизни – и это неудивительно, учитывая, разорванную одежду и лужу зеленой крови, в которой тот плавал.

– Это то, что я думаю? – спросил Дилби, остановившись.

– Одна из тварей пыталась сбросить шкуру, – кивнул Джаспер. Согнувшись, племянник доктора Доу осмотрел мальчишку. Отметил частичное обращение и неподвижные лозы, пробившиеся сквозь человеческую кожу. Картина была точно такой же, как и с капитаном Блейкли.

Китти задрожала и крепче схватилась за руку констебля Дилби.

– Это… Уилли. Но кто его убил?

Джаспер поморщился – он догадывался, кто это был.

Вторая убитая мухоловка обнаружилась у пролома в стене. В отличие от первой, она успела вылезти полностью. Рядом лежали сброшенные кожа и костюм.

Что-то внутри Джаспера подтолкнуло его, и племянник доктора Доу потыкал пальцем эту уродливую кожуру, с удивлением отметив, что отчего-то не испытывает никакого отвращения – лишь любопытство. Кажется, подобное хладнокровие было следствием изучения медицины под присмотром дядюшки.

Дилби, глядя на место побоища, начал что-то бормотать себе под нос.

Джаспер поглядел на него.

– Скорее, – сказал он. – Полли все еще в плену.

Переступив через мертвое растение, они вышли через пролом и двинулись вдоль задней стены дома, минуя обломки сорванной крыши и груды битого кирпича.

Дом № 12 походил на гнилой зуб. Последний гнилой зуб, оставшийся во рту столетнего старика.

– С вами все в порядке, мисс? – спросил Дилби, и Джаспер обернулся. На Китти не было лица: бледная, тяжело дышащая, она, казалось, пребывала в одном мгновении от обморока.

– Уилли и Джейки, – всхлипнула она. – Капитан Блейкли, бабушка и другие…

– Да, это ужасно, мисс, – сказал Дилби. – Я вас понимаю. В Габене такого еще не видали. Если бы я рассказал своим братьям или маме о том, что мне тут открылось, они бы мне ни за что не поверили. Мама точно лишила бы меня завтрака после такого со своим коронным: «Не выдумывай, Джонни!»

Китти кивнула, бросив испуганный взгляд на Джаспера. В отличие от констебля, мальчик понял, что именно она имела в виду.

– Доктор Доу поможет мне, – сказала она отчаянно. – У него точно найдется какое-то лекарство для меня.

Джаспер ничего не сказал, но вместо него ответил Дилби:

– Не переживайте, мисс: доктору Доу под силу все, что угодно.

– Я так хочу вылечиться, – прошептала девушка. – Хочу стать нормальной. Хочу, чтобы этот кошмар наконец закончился.

– Все скоро закончится, мисс, – заверил ее Дилби. Джаспера посетило подозрение, что констебль не был бы так спокоен, если бы знал, что Китти – внутри такая же, как те существа, которых он видел в доме и оранжерее. Он не держал бы ее за руку так беспечно.

Племянник доктора Доу видел, как Китти хочет излечиться. Искренне, безумно, до дрожи в пальцах. Он не сомневался, что если кто-то и отыщет решение, то это дядюшка.

Они продолжили путь. Джаспер и констебль Дилби держали наготове противогазы, если вдруг пыльца окажется поблизости, но пока что с этой стороны дома ее не наблюдалось.

Вскоре племянник доктора Доу и его спутники завернули за угол и тут они увидели пустырь и…

– Прабабушка… – прошептала Китти с благоговейным ужасом.

В тучах рыжей пыльцы гигантская мухоловка, изгибая лозы и покачиваясь из стороны в сторону, ползла к улице Флоретт. К ней навстречу шли люди.

Джаспер похолодел: если бы он не надел противогаз сразу, как только здесь появился, сейчас он брел бы к монстру вместе с ними.

Со стороны жилых кварталов раздался тревожный колокольный звон. На пустыре показались полицейские фургоны.

– Это парни из Дома-с-синей-крышей! – радостно заголосил Дилби. – Они все-таки прибыли!

Он шагнул было навстречу фургонам, но Джаспер остановил его.

– Вы куда?!

– Я должен им помочь…

– Нет, мистер Дилби! Они и так справятся – ваша помощь нужна нам! Полли!

Констебль кивнул и, насилу заставив себя оставаться на месте, спросил:

– Куда теперь?..

…Старая трамвайная станция встретила Джаспера, Джона Дилби и Китти темнотой и запустением.

Скамейка, газетная тумба и билетная будочка с покосившейся дверью. Больше здесь ничего не было.

Констебль снял с пояса фонарь и, повозившись со спичками, разжег его.

Китти с Джаспером переглянулись, и мальчик осторожно подкрался к двери билетной будки.

Дилби поднял пистолет и кивнул. Джаспер потянул на себя дверь…

Билетная будка представляла собой крошечную комнатушку, в которой ничего не было, кроме вросшего в пол некогда вращающегося кресла, столика под полукруглым окошком и ржавого, похожего на само воплощение старости, билетного аппарата.

– Полли здесь нет, – заключил Джаспер. – Китти, твоя бабушка не говорила, где именно ее держат?

– Нет. Она сказала только, что Полли на станции.

– Но здесь же совсем негде спрятаться. Только если…

Договаривать не было никакой нужды. Втроем они одновременно склонились к полу и принялись искать. Половицы на поверку оказались самыми обычными половицами. Ни люка, ни чего-либо похожего не наблюдалось.

– Ничего нет, – наконец сказал Дилби, когда прошло несколько минут бесплодных поисков.

– Ход под землю должен быть где-то здесь… – Джаспер повернулся к констеблю. – Попрыгайте, мистер Дилби, – посоветовал мальчик. – Может, вы провалитесь, и так мы найдем спуск вниз.

Дилби поджал губы.

– Еще чего. Во-первых, проваливаться куда бы то ни было – довольно неприятное и болезненное занятие. А во-вторых… хм… был бы здесь толстяк Бэнкс или тот же Уилмут с Пыльной площади, может, это бы и удалось проделать. К тому же мы ведь не хотим привлекать ненужное внимание, так?

Джаспер вынужденно признал его правоту.

– Где-то здесь должен быть замаскированный рычаг, который приводит в действие механизм тайного хода, – задумчиво сказал мальчик. – Мистер Суон из «Романа-с-продолжением» часто находит такие штуковины в логовах злодеев и заговорщиков. Клавиши пианино, ложные книги на книжных полках, проворачивающиеся канделябры…

Дилби окинул взглядом билетную будочку.

– Здесь нет ни пианино, ни книжных полок. И канделябров тоже не имеется. Разве что…

Он осторожно поднял со стола ржавую керосиновую лампу и… ничего не произошло. Джаспер подергал туда-сюда рычажок билетного аппарата – и снова ничего.

– Нужно искать лучше, – сказал мальчик. – Что-то должно быть.

«Мы уже близко… – посетила его мысль. – Мы так близко. Где же ты, замаскированный рычаг?»

Джаспер оглядел стол билетера, подергал подлокотники кресла, прощупал спинку. Все не то… Его спутники похвастаться успехом также не могли. По всему выходило, что здесь просто нет никаких потайных люков и открывающих их хитроумных механизмов.

– А это что такое? – спросил Джаспер, разглядывая висящий на стене продолговатый, похожий на каминную кочергу, металлический предмет с парой торчащих в стороны кованых отростков на нижнем его конце.

Дилби подошел, поднял фонарь.

– А, это просто старый ключ для перевода путевых стрелок.

Джаспер пригорюнился – этот ключ для перевода стрелок казался таким интересным и многообещающим.

Он уже развернулся было с намерением продолжить поиски, и тут вдруг застыл на месте.

– Постойте-ка! – пробормотал он.

– Что такое, мастер Джаспер?

Мальчик повернулся и подошел к ключу.

– Вы сказали, что эта штуковина служит для перевода стрелок, так?

– Ну да. Но я не совсем понимаю…

– Но ведь, чтобы перевести стрелку и вагон поехал по другому пути, нужно чтобы был еще один путь.

– Я все еще не понимаю… – недоуменно начал констебль, но Китти догадалась:

– Здесь проходит только одна колея, – сказала она. – Которая вела через Ба́лковый мост в Фли. А это значит…

– Зачем нужен ключ для перевода стрелок на одном пути? – закончил Дилби, снимая со стены ключ. – Вы настоящий гений, мастер Джаспер! Прямо как ваш дядюшка!

– Нет, я намного умнее, – без ложной скромности ответил Джаспер. – Просто этого не видно из-за давящей черной тени, которую он на меня отбрасывает.

– Скорее! – нетерпеливо бросила Китти. – Давайте проверим догадку Джаспера…

Они выбежали из билетной будочки.

Констебль посветил себе фонарем и почти сразу же нашел примыкающий к рельсам замок. Дрожа от волнения, Дилби вставил в паз ключ и надавил на него, как на рычаг. В тот же миг на станции раздался скрежет, и казавшаяся такой скучной и обыденной газетная тумба отъехала в сторону.

Джаспер и его спутники бросились к тому месту, где она только что стояла. В полу зияло чернеющее квадратное отверстие.

– Целых два тайных хода в расследовании одной тайны, – восхищенно прошептал Джаспер. – Мы почти отыскали Полли. Пригасите фонарь, мистер Дилби. Мы идем вниз…

…Лестница была довольно длинной и в итоге привела племянника доктора Доу и его спутников в выложенный зеленоватым камнем тоннель. Чуть теплящийся огонек фонаря не мог достать до теряющихся в вышине покатых сводов и полз по стенам, по которым вдаль тянулись кишки ржавых труб.

В подземелье было так сыро и промозгло, что Джаспер сразу ощутил влажные пальцы озноба, прощупавшие его спину, и с невероятным трудом подавил подкрадывающийся чих.

– Видимо, это часть старых городских коллекторов, – прошептал Дилби. – Надеюсь, нам не придется идти по ним под канал или хуже того – на ту сторону… В канализациях Фли, по слухам, обитает столько мерзости, что…

Констебль не договорил, но, судя по тому, как он резко зажал ладонью рот, сдерживая приступ тошноты, представил он себе тамошних обитателей во всей красе.

– А еще здесь могут быть крысы, – испуганно пробормотала Китти.

– Думаю, все крысы в этих местах давно съедены, – заметил Джаспер.

Мальчик и его спутники продвигались по тоннелю, стараясь ступать как можно тише, и при этом напряженно вслушивались – не раздастся ли откуда-то звук шагов или стон Полли.

Вскоре они дошли до развилки.

– Куда, как думаете? – спросил Джаспер. Ни один, ни другой проход не внушал ему доверия. Оба одинаково чернели, в обоих раздавалось мерное хлюпанье воды, капающей из-под сводов. Полли могла быть в любом из них.

– Левый, – сказал Дилби.

– Правый, – сказала Китти.

Джаспер нахмурился.

– Сначала пойдем в левый, – выбрал он, подумав, и они продолжили путь.

Долго идти не пришлось: мальчик и его спутники не преодолели и сотни футов, когда тоннель закончился, упершись в стену с низко нависающей над головой аркой.

За аркой располагалось небольшое квадратное помещение. Там ровным счетом ничего не было. Круглые крышки люков в стенах выглядели древними. Учитывая, что они насквозь проржавели и намертво вросли в камень, сомнений в том, что их не открывали много лет, не было.

– Осторожнее, мастер Джаспер, – сказал Дилби, с подозрением оглядывая своды. – Кладка здесь очень старая и выглядит ненадежно. Любое неосторожное движение может вызвать обвал.

Он указал на стену у арки – та и правда держалась на одном не очень-то честном слове. Джаспер вдруг подумал, что она может рухнуть, если он просто прикоснется к любому из камней пальцем…

Джаспер, Китти и констебль Дилби вернулись к развилке. Двинулись по правому тоннелю.

Мальчик вглядывался в темноту впереди. Внутри поселилось отчетливое ощущение, что они уже близко… вот только близко к чему?

– Ой! – Констебль остановился перед бесформенной грудой, лежащей на проходе.

Он поднес фонарь к этой груде, и они различили в ворохе черного с вьющимся узором платья и уродливой мятой кожи лицо… похожее на маску, женское лицо с закрытыми веками, впавшим носом и приросшей на краю лба копной каштановых волос.

– Это миссис Тирс, – сказала Китти, узнав в этом тошнотворном «тряпье» соседку. – Мама Уилли и Джейки. – Вернее, ее…

– Да, очередная сброшенная шкура, – кивнул Джаспер. – Теперь мы знаем, кто сторожит Полли. Гасите фонарь, мистер Дилби. Она не должна нас увидеть…

Фитиль погас. Джаспер, Китти и Дилби пошагали дальше в темноте.

Тоннель не был длинным, и вскоре впереди замаячил тусклый свет.

Племянник доктора Доу закусил губу.

«Кажется, мы нашли Полли, – подумал он. – Пожалуйста, будь жива!»

Вскоре они увидели еще одну арку. Свет тек из проема.

Подкравшись к нему, они осторожно выглянули.

Тоннель упирался в довольно большой подземный зал. В его центре, подсвеченный керосиновой лампой на полу, стоял стул, на котором сидела Полли. И стул, и все ее тело, словно парковую ограду, оплела собой большая мухоловка: лозы обвились вокруг горла девушки, охватили ее грудь и пояс тугими петлями. Голова пленницы скрывалась в раскрытой пасти мухоловки почти на половину, бурая слюна текла по лицу Полли. И все же племянница миссис Трикк была жива! Она чуть заметно покачивалась, ее грудь тяжело вздымалась…

Джаспер отстранился и поманил спутников за собой. Они отошли вглубь тоннеля и принялись обсуждать план действий. Плана не было…

– Что же делать? – прошептала Китти. – Если мы попытаемся приблизиться, она просто задушит Полли или отгрызет ей голову!

В голове самого Джаспера вдруг что-то щелкнуло. Внутри будто кто-то злобно и самодовольно усмехнулся.

– У нас есть идея, – сказал он.

– У нас? – удивился Дилби.

– У меня, – исправился Джаспер. – У меня есть идея. Но вам она не понравится.

***

Столько эмоций и, что важнее, столь резких перепадов эмоций Бенни Трилби не испытывал даже в тот памятный день, когда он брал интервью у владельца «Цирка семьи Помпео» господина Горация Помпео в несущейся по рельсам тележке на смертельных горках. Или когда он брал другое интервью – у безумного ученого Даргефуля, известного также, как доктор Аффективник, который изобрел концентрированные сыворотки эмоций и ставил свои опыты на людях. Даже когда Бенни задавал доктору вопросы для статьи, будучи притянутым к хирургическому столу ремнями, а безумный доктор по очереди вводил ему «Радость-12», «Сомнения-9» и «Отчаяние-27», он не испытывал того, что испытывал сейчас, наблюдая за разворачивающимся кошмаром на пустыре у канала.

Это уже не было просто «сюжетом». Даже такой обычно безразличный ко всему и вся человек, как ведущий репортер «Сплетни», не мог хладнокровно наблюдать за происходящим. Сидя в своем летательном аппарате на крыше ближайшего к пустырю дома, он с ужасом глядел на то, как монстр выхватывает горожан из толпы одного за другим, а затем отправляет их в свою пасть. Бенни с содроганием смотрел, как чудовищные клыки разрывают тела еще живых людей, как кровь стекает по огромной пасти, и не мог заставить себя опустить взгляд, не мог заставить себя отвернуться.

На миг его даже посетила мысль, что он должен что-то предпринять, но он тут же напомнил себе, что попросту ничего не может сделать: у него не было ни оружия, ни представления, как остановить монстра, ни той самой жилки, которая заставляет человека очертя бросаться в самое пекло, чтобы кого-то спасти. А еще он боялся. Будь на его месте те же Хатчинс или Уиггинс, обладающие менее крепким желудком, их несомненно ждали бы куда более неприятные последствия от наблюдения за происходящим – зловонные, постыдные последствия, которые в репортерской среде назывались «дырявая чернильница» и «разобедаться».

Пока что, несмотря на приступы тошноты, обед оставался внутри (хорошо, что Бенни обедал очень давно), но на всякий случай он все же проверил седушку кресла под собой: «чернильница» все еще была не дырявой…

Когда под звон тревожных колоколов прибыли темно-синие фургоны, Бенни, поймал себя на том, что впервые в жизни рад появлению полиции.

«Ну вот, теперь тебе точно не поздоровится, зеленая тварь!» – подумал он, глядя, как вооруженные до зубов констебли взялись за дело. И каков же был его ужас вперемешку с недоумением, когда один за другим они опустили оружие и присоединились к безвольной толпе.

– Стреляйте… – забубнил он. – Что же вы делаете?..

Но они, разумеется, его не слышали. Власть монстра над полицейскими была столь же велика, как и над обычными людьми. Бенни недоумевал, отчего он сам до сих пор сохраняет рассудок, но, как ни пытался понять, ответ ускользал от него…

Надежда появилась вновь, когда на пустырь прибыли черные экипажи и из них выбрались джентльмены при винтовках и прочем охотничьем обмундировании. Увидев на их лицах противоудушливые маски и вспомнив такую же маску у Неизвестного героя, которого он так глупо подставил, Бенни вдруг понял, что именно заставляет людей терять рассудок и отдавать себя на растерзание твари.

Он вжался в кресло, глядя на светящуюся пыльцу, облепившую иллюминатор его «Слепня». Пока что она не проникла внутрь – как хорошо, что он заблаговременно заменил стекло! Бенни, можно сказать, спас насморк, который одолевал его всю прошлую неделю: сырой ветер задувал в трещины на стыках иллюминатора, и газетчик сильно мерз – только это заставило его найти время и обратиться к стекольщику. Страшно подумать, что бы с ним сейчас было, если бы не это…

Попытки охотников совладать с мухоловкой, также успехом не увенчались. Выстрелы из винтовок, хоть и ранили тварь, но при этом лишь раззадорили ее.

– Никто не справится с монстром, – в отчаянии прошептал Бенни, когда стрельба прекратилась. – Никто больше не придет и…

И тут он увидел. В низких тучах над мухоловкой завис…

– Быть не может!

Бенни Трилби мгновенно узнал летающее судно – это было не сложно, учитывая, что подобных малых дирижаблей модели «Риппеллин» в Саквояжне было всего два: один, белый, состоял при Больнице Странных Болезней, а другой, темно-красный, служил при Пожарном ведомстве Тремпл-Толл.

Бенни, как и все в Саквояжном районе, испытывал уважение и даже некоторый трепет перед служащими Ведомства. Он давно и безуспешно пытался взять интервью у кого-нибудь из огнеборцев, но те были непреклонны и неизменно ему отказывали, расщедриваясь лишь на короткие комментарии, вроде: «Возгорание вызвала загоревшаяся химрастопка» или «Не стоило этим господам засыпать с непогашенной керосиновой лампой», или «Мистер Трилби, вам ведь было строго велено не приближаться к пепелищу!»

И вот пожарные прибыли к месту событий! Ну разумеется! Кто еще сможет противостоять этому монстру, как ни они!

– Да! Покажите ему! – воскликнул репортер радостно, и его голос разнесся над улицей Флоретт и пустырем – он так разволновался, что совсем забыл: усилитель голоса до сих пор включен.

Бенни поспешил исправить оплошность, пока его не заметили, и во все глаза уставился в иллюминатор…

– …Мы готовы, сэр! – сообщил навигатор Бэриндж, глядя в окуляр перископа нижнего обзора. – Мухоловка прямо под нами!

Доктор Доу опустил взгляд на палубный иллюминатор. Зрелище, открывшееся в нем, было одновременно и изумительным, и бередящим душу. Земля темнела где-то далеко внизу, покрытая золотистым одеялом висящей над ней пыльцы, а мухоловка, напротив, была так близко… Ее уродливый бутон покачивался на толстом стебле, а длинные гнутые лозы извивались плавно и так медленно, что казалось, будто все, что происходит за иллюминатором, погружено в воду. Доктор никогда прежде не был на борту субмарины, но отчего-то в эти мгновения ему явственно почудилось, будто они на самом деле находятся не в воздухе, а углубляются в черные пучины, где их ждет кошмарный обитатель глубин.

– Маневренные на удержание! – велел капитан Дарнлинг, вырвав доктора из его размышлений. – Малые обороты!

– Есть маневренные на удержание! Есть малые обороты! – ответил старший помощник мистер Ходж и переключил несколько тумблеров, а затем отжал рукоятку на малом машинном телеграфе, отвечающем за маневренные пропеллеры. В тот же миг в машинном отделении раздался звонок, и рельсовые автоматоны перешли на колею, ведущую к четырем обособленным топкам, заслонки которых тут же откинулись, словно голодные пасти.

Когда топки разгорелись, горячий пар перешел по трубам и запустил винты четырех малых двигателей, расположенных как по бортам гондолы, так и по бокам оболочки. Дирижабль завис в воздухе прямо над мухоловкой.

– Мистер Бэриндж?

– Мы на заданной высоте, сэр!

– Приготовиться к сбросу смеси. Сброс через… три-два-один! Сбросить!

– Есть сбросить смесь! – ответил старший помощник и потянул на себя рычаги на панели «Бортовое пожаротушение». В тот же миг в двух из четырех расположенных под килем гондолы цистерн-баков отворились шлюзы, и из них наружу поползла густая и серая дымчатая смесь.

Доктор Доу, затаив дыхание, глядел в иллюминатор под ногами. И хоть обычно он не был склонен испытывать надежду, считая, что надежда – это самообман неуверенных в себе личностей, сейчас все внутри у него сжалось и замерло.

«Только бы он не подвел… – появилась в голове мысль. – Если концентрированный “Увядатель Пемброуза” окажется столь же ненадежным, как и его создатель, все пропало…»

Впрочем, выяснить, действует ли яд, не удалось.

– Что происходит, Бэриндж?! – спросил капитан, недоуменно глядя на то, как яд клубится на месте – по меньшей мере, в десяти футах над бутоном мухоловки, даже не думая опускаться.

– Сэр, нам не удалось изучить свойства этой смеси, – ответил навигатор, вытирая взмокший лоб. – Она оказалась слишком легкой. Нам нужно спуститься ниже.

– Насколько?

– Моя рекомендация: не меньше, чем на тридцать футов.

– Но тогда мы окажемся в возможной области поражения лозами растения!

– Сэр, иного варианта нет. Если мы хотим окутать мухоловку ядом, нужно снижаться.

Капитан повернулся к Натаниэлю Доу:

– Содержимого двух оставшихся цистерн-баков хватит, чтобы отравить эту тварь, доктор?

Тот пожал плечами.

– Не имею ни малейшего представления, капитан.

Дарнлинг раздраженно прищурился – он ненавидел пребывать в неведении, ведь во многом от его осведомленности обычно зависело не только успешное управление этой махиной, но и множество людских жизней. Впрочем, как и сказал мистер Бэриндж, вариантов у них не было.

– Приступайте, господа! – велел он экипажу. – Руль высоты на два и восемь, мистер Солт!

– Есть сэр! – ответил рулевой. – Два и восемь!

Дирижабль начал снижение.

– Соблюдайте тишину, господа. Мы не хотим быть замеченными раньше времени.

– Есть соблюдать тишину, – шепотом ответили все присутствующие, кроме доктора Доу, который поморщился и возвел глаза к небу.

Когда они оказались на требуемой высоте, капитан отдал повторный приказ сбросить смесь. Шлюзы двух нетронутых цистерн-баков открылись, и вырвавшиеся из них серые тучи объяли мухоловку.

Бутон задергался на чудовищной шее – твари явно не понравилось то, что на нее выпустили.

Мухоловка подняла голову и раскрыла пасть.

– Нас заметили, сэр! – воскликнул старший помощник, глядя на то, как тварь извернула конечности и подняла их, пытаясь ухватить наглую муху, которая посмела с ней связываться. Кончики увитых листьями лоз закрутились колечками – они не дотянулись до летающего судна всего лишь на несколько футов, хотя из рубки управления казалось, что эти гибкие зеленые «пальцы» вот-вот царапнут обшивку днища.

– Нам ничего не грозит, сэр! – сообщил мистер Бэрриндж – мы все еще на высоте, недосягаемой для лоз!

– Будем надеяться, что вы правы, – буркнул капитан. – Когда смесь подействует, доктор?

Доктор Доу лишь покачал головой, не в силах оторвать взгляд от происходящего за палубным иллюминатором.

Капитан Дарнлинг повернулся к переговорной трубе:

– Мистер Бонни! Готовность по сигналу!

– Есть готовность по сигналу, сэр! – раздался приглушенный голос командира расчета.

Согласно плану, после того, как мухоловка будет отравлена и ослабеет, пожарные должны были спуститься на штурмовых тросах вниз. В задачу одной команды входило опутать лозы канатами, в задачу второй – стянуть бутон мухоловки цепной сетью, которую огнеборцы между собой уже называли «намордником», от третьей команды требовалось перерубить стебель топориками.

– Непохоже, чтобы она стала более вялой, – хмуро проговорил мистер Ходж.

– Нет же, поглядите! – воскликнул мистер Бэриндж. – Она опускает голову…

Движения мухоловки и правда стали чуть более плавными, медленными, словно бы сонными. Бутон опустился, лозы, которые всего мгновение назад тянулись к дирижаблю, поползли вниз.

– Ваш яд действует, доктор! – Капитан Дарнлинг улыбнулся и, не слушая протесты Натаниэля Доу о том, что это, мол, вовсе не его яд, повернулся к переговорной трубе. – Мистер Бонни…

Отдать приказ о спуске капитан не успел.

– Тревога! – закричал мистер Бэриндж и даже отпрянул от окуляра перископа нижнего обзора.

Мухоловка вовсе не заснула. Эта хитрая тварь пыталась – и у нее это вышло – усыпить бдительность людей внутри зависшей над ней проклепанной громадины!

Ни доктор Доу, ни капитан, ни кто-либо из экипажа попросту не понял, что произошло.

Прижатые до того к стеблю и свернутые спиралями лозы мухоловки, которые мистер Бэриндж не учел в своих расчетах, поскольку даже не обратил на них внимания, одним резким движением развернулись и рванулись к дирижаблю.

По меньшей мере три лозы достигли цели. Одна скользнула по обшивке борта, другая ухватилась за хвостовой стабилизатор, а третья уцепилась за левый бортовой двигатель, закрепленный снаружи гондолы.

В рубке началось настоящее светопреставление. На разные голоса завизжала звуковая сигнализация, загорелись десятки лампочек, подсвечивая тревожные оповещения в прорезях креномеров, стрелки датчиков исступленно забились в красном секторе.

Дирижабль накренился на левый борт.

– Де-е-ержаться! – раздался из-за переборки рев мистера Бонни.

Экипаж состоял из опытных аэронавтов, и в рубке все успели схватиться за поручни – свой доктор Доу не отпускал уже довольно продолжительное время, и только лишь это позволило ему не только устоять на ногах, но и остаться на месте.

– Крен восемнадцать! – сообщил мистер Бэриндж, пытаясь выровнять судно: клацнули тумблеры, отвечающие за ход сжатого воздуха между баллонетами в оболочке.

Ячейки акселерометра защелкали, лихорадочно сменяясь.

– Теряем высоту! – воскликнул навигатор. – Тварь тащит нас вниз!

– Включить прожектора! – скомандовал капитан. – Попробуем ослепить тварь!

– Есть прожектора!

Доктор Доу попытался объяснить, что вряд ли это поможет, так как у растения нет глаз, но его никто не слушал.

С дирижабля ударили прожектора. Белесые лучи пронзили пустырь, прошлись по мухоловке.

– Маневренные в горизонтальное положение!

– Есть маневренные! – отозвался старпом, и крутанул вентиль. Четыре винтовые коробки снаружи дирижабля повернулись. Мистер Ходж схватился за рукоятку малого машинного телеграфа.

– Ждите, мистер Ходж! Если мы сейчас рванем вверх – тварь сорвет двигатель и лишит нас стабилизатора! – Повернувшись к переговорной трубе, капитан приказал:

– Штурмовая команда! Спуск! Рубите удерживающие нас лозы!

– Принято! – отозвался мистер Бонни.

Дарнлинг повернулся к иллюминатору.

– Мистер Бэриндж, приготовьтесь сбросить весь балласт! Мистер Ходж, маневренные на полный ход! Готовность по сигналу!..

…В среде репортеров Габена ходило выражение «лысый хвост». Оно обозначало нечто, кажущееся перспективным, но на деле оказывающееся крайне разочаровывающим. Вот тебе уже представляется, что ты ухватился за великолепный пышный хвост ускользающего сюжета, который вызовет при должном освещении страсти и восторги, но тут вдруг ловишь себя на том, что держишь лысый, никому не нужный крысиный хвостик.

Вот и ведущий репортер «Сплетни», который не имел привычки радоваться раньше времени, неожиданно для себя стал жертвой «лысого хвоста», когда монстр схватил летающее судно. Газетчик лишился последней надежды стремительнее жалованья в преддверии праздников.

Бенни почти врос в иллюминатор «Слепня». Он даже представить боялся, что происходит сейчас на борту. Экипаж в эти самые мгновения, вероятно, изо всех сил пытался освободить дирижабль. Но все их усилия были тщетны – обхватив гондолу, лозы тянули судно вниз. За первыми тремя вверх устремились еще четыре толстые сильные конечности твари.

– Давайте же! – стиснув зубы, проскрежетал Бенни. – Сделайте хоть что-то!

И они сделали.

Из-под днища гондолы на тросах спустилось около десятка пожарных.

Вооруженные топориками, они устремились к лозам. Часть огнеборцев принялась рубить удерживающие дирижабль зеленые путы, часть пыталась развернуть – Бенни пригляделся – что-то вроде сети.

Топоры вгрызлись в конечности твари, и она заревела. Мухоловка с силой потянула судно к себе, один из ее отростков схватил какого-то пожарного и, обернув его петлей, просто смял несчастного, переломав ему все кости. Еще одна лоза оборвала трос другого огнеборца, и тот с леденящим сердце криком полетел вниз.

Когда мухоловка рванула судно, пожарные завертелись вокруг своей оси, запутываясь в стропах. Они повисли, как марионетки в руках неумелого кукловода.

Штурмовому расчету не удалось вызволить дирижабль, но худшее было еще впереди…

…От грохота и лязга закладывало уши. Фонарь над дверью, ведущей в рубку управления, проворачивался, и полоса багрового света ползла по коридору гондолы, обмывая палубу и борта.

Мистер Бонни, пошатываясь и хватаясь за скобы поручня, пробирался по накренившейся гондоле к лебедкам. Одну за другой он запускал их вручную, катушки отзывались рокотом и принимались вращаться, наматывая тросы.

Командир расчета пытался вернуть своих людей после провалившегося штурма. Хейндж и Тоскилл были мертвы – тварь разделалась с ними. Оба были храбрыми парнями и честными пожарными, но как бы мистеру Бонни не было их жаль, он не терял самообладания. Сейчас от его действий и решений зависело не только выберутся ли прочие из этой передряги, но и то, сколько их выберется. Капитан рассчитывал на него и его парней, и он не мог его подвести. Задача оставалась прежней: перерубить лозы и вызволить судно. А для этого нужно было перегруппироваться и повторить штурм.

И проделать это как можно скорее.

Мистер Бонни дернул рычаг лебедки № 5, и в гондолу стремительно поднялся оборванный трос.

Командир расчета сжал зубы и привязал трос к карабину на поясе. Пальцы привычно затянули мертвый шток.

Между тем через люки забирались пожарные. В гондолу затянуло изломанное тело Тоскилла.

– Доридж! Распутайте Робсона!

– Есть, сэр! – Огнеборец бросился к запутавшемуся в стропах товарищу и принялся размыкать карабины.

– Толли, отцепите Бейнджа!

– Есть, сэр!

Когда мертвого пожарного отсоединили от лебедки, мистер Бонни воскликнул:

– Расчет! Слушай мою команду! К повторному спуску готовьсь! – Он отсоединил с пояса топорик. – Я иду с вами! Робсон, вы на лебедках!

Пожарные выстроились у люков. Отцепленный Робсон, хватаясь за поручни, двинулся к главному рычагу. Встав у него, он в ожидании поглядел на командира.

Мистер Бонни открыл рот, чтобы отдать приказ о спуске, но тут судно сотряслось. Днище и борт заскрежетали, секции фюзеляжа в средней части гондолы пошли трещинами. Что-то разрывало их. В днище вошли огромные клыки.

За свою долгую службу мистер Бонни повидал многое, но такое…

Тварь схватила дирижабль!

– Рубите клыки! – заревел мистер Бонни и первым отпустил поручень.

Размахнувшись, он ударил топориком по ближайшему клыку. Топорик отскочил, не причинив твари никакого вреда, а в следующее мгновение мухоловка дернула судно.

Мистер Бонни потерял равновесие и влетел лицом в лебедку.

Удар.

Брызжет кровь, и защитные очки разлетаются осколками.

Темнота.

Рухнувший без сознания командир расчета уже не видел, как клыки твари начали прорезать палубу и борт с такой легкостью, словно те были из картона. Он уже не видел, как огромная пасть начала сходиться, не слышал чудовищного лязга, не слышал криков своих людей.

Стрингеры и шпангоуты каркаса судна затрещали, изламываясь, листы обшивки корпуса начали отпадать, как шелуха, а затем тварь дернула пастью и, смяв большую часть гондолы, словно ржавую консервную банку, вырвала ее.

Ряд лебедок, стоявший на узкой длинной платформе, идущей вдоль всего прохода, провис, словно уродливый стальной хребет, обладатели алых мундиров и медных шлемов облепили его, напоминая кровавые брызги…

Мистер Бонни, похожий на раскачивающегося на стропе лебедки № 5 висельника, пришел в себя и поднял голову. Он не понимал, где находится и что происходит. Он мало что видел – кровь из рассеченного лба заливала глаза, разбитый нос превратился в настоящее месиво. И все равно он различил огромный стебель в дюжине футов от себя.

Его пожарные висели неподалеку, соединенные с остатками гондолы тросами, словно пуповинами. Эти пуповины грозили оборваться в любой момент…

Что касается твари, то на достигнутом она не остановилась. Выплюнув обломки фюзеляжа, мухоловка притянула судно еще ближе к себе, раскрыла пасть и вцепилась уже в оболочку.

Внешний слой, натянутая на каркас проаллюминенная ткань, оказалась пробита меньше, чем за мгновение. За ней последовала внутренняя оболочка, за которой уже располагались отсеки с баллонами, огромными газонепроницаемыми мешками, заполняющими там все пространство. Почти одновременно клыки пронзили три баллона. Газ «Эйррин» с шипением пополз наружу…

– …Сэр, в оболочке пробоина! – сообщил мистер Ходж, повиснув на поручне. При этом он стремительно переключал тумблеры и накручивал вентили, отвечающие за распределение газа между баллонами.

– Повреждения?!

– Критические! Отсеки пять, шесть и семь повреждены! Баллоны разорваны! Газ выходит!

Капитан схватился за горлышко переговорной трубы:

– Мистер Бонни! Отвечайте!

В ответ лишь лязг и скрежет. Отжать клапан на трубе в коридоре гондолы было некому.

– Расчет… Кто-нибудь! Отвечайте!

Доктор Доу развернулся и схватился за запорный штурвальный вентиль.

– Не смейте! – воскликнул капитан.

– Но ваши люди…

– Отпустите вентиль, доктор!

Перекрывая рев, стоящий в рубке управления, и грохот, доносящийся из-за переборки, старший помощник закричал:

– Сэр! Что прикажете?! Если тварь доберется до баллонов с крафтгазом…

Капитан Дарнлинг застыл. Мистер Ходж был прав. И хоть летучий газ «Эйррин» не был огнеопасным, крафтгаз, горючее, на котором работали двигатели, – напротив, ему хватило бы и искры.

«Что прикажете?» Эти люди рассчитывали, что он вот-вот изобретет решение – впрочем, как и всегда. Вот только все было не просто плохо, это был конец.

«Что прикажете?»

Тварь все сильнее оплетала дирижабль и, вероятно, большая часть гондолы уже была вырвана, а это значило, что расчет, скорее всего, погиб. Мухоловка начала рвать оболочку.

«Что прикажете?»

Движение за носовым иллюминатором вывело капитана из секундного ступора. По стеклу извиваясь, ползли зеленые лианы, словно прощупывая его, разыскивая щелочку, чтобы протиснуться внутрь.

По молчанию капитана доктор Доу понял, что вот-вот прозвучит.

– Открыть клапаны «разрывного приспособления»! – велел капитан Дарнлинг. – Спустить газ из оболочки!

– Насколько, сэр? – спросил старший помощник.

– Полностью. Мы спустим весь газ.

Лица всех присутствующих в рубке повернулись к нему.

– Сэр…

– Что вы делаете, капитан?! – воскликнул доктор. В нем поднималась волна ледяного ужаса.

– Нас вот-вот разнесет на куски. Мы не вырвемся, – ответил Дарнлинг с мрачной обреченностью. – Но мы заберем тварь с собой.

– Каким это образом?

– Мы выпустим весь газ, и тогда судно чугунной гирей рухнет вниз. Мы раздавим мухоловку.

– Но ведь дирижабль разобьется! Мы все умрем!

– Либо же мы все умрем просто так.

– Я не могу сегодня погибнуть, – заспорил доктор Доу, отчаянно походя в эти мгновения на Джаспера. – Я не предупредил свою экономку…

Капитан проигнорировал.

– Для меня было честью служить с вами, господа, – обратился он к экипажу.

– Вы не в себе, капитан! – закричал доктор Доу. – Вы просто мечтаете о посмертной славе! Думаете о том, что завтра напишут в газетах!

– Мне плевать на любую славу. Я знаю одно: тварь не должна выбраться с этого пустыря. И она не выберется.

Старший помощник процедил:

– Сэр, подтвердите приказ.

– Подтверждаю.

Доктор Доу поразился прагматизму этого человека, и если бы на кону не стояла его собственная жизнь, он бы даже восхитился ему. Что испытывает командир, отправляющий людей на верную смерть? Что испытывают люди, идущие на нее? «Пожарный и смерть – брат и сестра», – так говорили старые отставные члены Ведомства, и это была правда: пожарные шли в бой с пламенем, храня в нагрудном кармане мундира фотокарточку любимой женщины, а под ней, намного глубже, твердую убежденность, что вероятность не вернуться велика, и что ничего с этим не поделаешь – такая служба.

– Открыть клапаны, мистер Ходж.

– Огнеборцы навек! – крикнул рулевой.

– Огнеборцы до конца! – отозвался экипаж.

Старший помощник потянулся к рычагам «разрывного приспособления». Доктор Доу проглотил вставший в горле ком и закрыл глаза…

…Также среди писак-газетчиков ходила парочка журнализмов, обозначающих примерно одно и то же, и сейчас они были впору Бенни Трилби, словно его старые любимые туфли. И звучали они как: «влезть между строк» и «вляпаться в историю». «Вляпывался в историю» обычно репортер, утративший объективность и хладнокровие, забывший, что он – не более, чем наблюдатель и просто нейтральная сторона, хронист на службе у времени, записывающий ход этого времени, но никак не стрелка часов и совершенно точно не часовщик. И речь сейчас идет не только о непосредственном участии в событиях, но и о пристрастном отношении – сопереживании.

Прежде Бенни Трилби не отличался склонностью влезать в чужие туфли (зачем, когда есть свои, упомянутые выше?), но сейчас он одно за другим примерял на себе сугубо непрофессиональные клише, из-за которых часто сам подтрунивал над коллегами.

Глядя на весь творящийся на пустыре кошмар, он все сильнее погружался в бездну отчаяния и страха.

– Тварь ничто не остановит…

Да уж, Бенни Трилби со всего размаху «вляпался в историю», и сейчас он уже не помнил ни о сюжете, ни о статье.

Он мог лишь расширенными от ужаса глазами наблюдать за тем, как пожарный дирижабль доживает свои последние мгновения.

Впервые в жизни он оказался один на один с подобной жутью. Все его эмоции превратились в рваные лоскуты.

И тут вдруг, когда надежда иссякла окончательно, Бенни увидел то, что могло показаться настоящим бредом сумасшедшего, и в первое мгновение он даже не поверил своим глазам.

По стеблю гигантской мухоловки кто-то полз! Кто-то взбирался по этой твари!

Бенни прильнул к иллюминатору, пытаясь разглядеть этого безумца.

– Не может быть! – потрясенно проговорил он. – Это же…

***

– Мама, – раздался тоненький голосок, и мухоловка шевельнулась. Кто это сказал?

Эхо пронеслось по подземному залу, отразилось от стен и умерло.

– Мама, это я…

Мухоловка, некогда прикидывавшаяся миссис Тирс, подняла бутон, с чвяканьем высвободив голову пленницы и оставив на ее волосах и лице пленку вязкой слизи.

В проходе, ведущем в тоннель, стоял мальчик.

– Это я, – сказал он. – Джейки…

Бутон мухоловки качнулся, язык облизал «губы». Она замерла: что он здесь делает?

– Мама… там плохой человек! Он схватил Уилли!

Мухоловка дернулась, и пленница издала стон.

– Он делает Уилли больно, – продолжил мальчик. – Помоги ему!

Она все еще сомневалась. Голос мальчика звучал странно, но его лицо… это был ее сын.

– Плохой человек – это мистер Драбблоу из девятой квартиры! – продолжил Джейки. – У него нож!

Стебель растения изошел дрожью, пасть раскрылась и издала гневное шипение.

– Помоги, мама! Он убьет Уилли!

Листья мухоловки зашевелились, и в следующий миг она расплела лозы и спустилась по телу пленницы на пол. Та, казалось, этого и не заметила, продолжая сидеть без движения на стуле и глядеть в одну точку перед собой расширенными немигающими глазами.

– Мама…

Мальчик сорвался с места и бросился в тоннель. Перебирая корнями по выложенному камнем полу, растение поползло за ним.

Джейки добежал до развилки и свернул во второй тоннель. Мухоловка неотступно следовала по пятам.

Быстро преодолев тоннель, мальчик забежал в тупиковое помещение с ржавыми люками. Миссис Тирс заползла туда же. Оказавшись внутри, мухоловка остановилась и повернула голову: где он?

Мимо нее шмыгнула тень.

– Давайте, мистер Дилби! – закричал мальчик, выбежав обратно в тоннель. В тот же миг из-за труб показался констебль. Он подскочил к торчащему в шве между кирпичами ключу для трамвайных стрелок и налег на него всем телом, словно на рычаг.

Раздался скрежет, а затем кладка поползла и с грохотом посыпалась вниз.

Констебль бросился прочь. Своды арки провалились прямо туда, где он только что стоял – проход оказался перекрыт.

Убедившись, что тоннель остался невредим и обвал затронул только арку, мистер Дилби остановился, обернулся и прислушался. Каменная пыль затянула собой все пространство поблизости от места обвала, и разглядеть что-либо там сквозь нее было невозможно.

– Ее задавило? – спросил мальчик, выглядывая из-за локтя констебля.

– Сомневаюсь. Думаю, она все еще где-то там, за завалом.

Мистер Дилби обернулся. Его в очередной раз перекосило от одного вида этого ребенка.

– Мастер Джаспер, думаю этот ужас уже можно снять, – сказал он, с трудом сдерживая приступ тошноты.

Мальчишка кивнул и одним движением стащил с себя голову. По крайней мере, констеблю так показалось. На деле Джаспер Доу стянул с себя уродливую и отвратительную кожу – лицо мертвого Джейки Тирса.

– У вас есть платок? – спросил Джаспер.

Порывшись в карманах мундира, констебль нашел носовой платок и дрогнувшей рукой протянул его мальчику.

Тот схватил тряпицу и принялся вытирать лицо от налипшей бледно-зеленой слизи и потеков, оставленных густой изумрудной кровью растения.

– Прощай, личико, ты сослужило мне хорошую службу, – с усмешкой сказал Джаспер, глядя на свою отвратительную маску. Засунув руку внутрь нее, он пошевелил пальцами, раздвинув мертвые губы:

– Прощай, Джаспер. – Он повернул лицо Джейки Тирса к констеблю. – И вы прощайте, мистер Дилби.

– Уберите его! – воскликнул Дилби и отшатнулся.

Джаспер округлил глаза:

– Это же просто шутка!

– Что на вас нашло, мастер Джаспер? Вы сами на себя непохожи.

– Все я похож, – буркнул мальчик. – Сейчас это уже точно я.

Он отшвырнул лицо, и оно плюхнулось на пол.

– Пойдемте скорее к Полли. Китти уже должна была ее освободить.

И они молча двинулись по тоннелю. Констебль Дилби, шагая рядом с мальчиком, почувствовал себя очень неуютно.

«Он отрезал часть пустой кожи убитой твари, а затем натянул ее себе на голову. И при этом не моргнул и глазом. Кажется, доктор Доу успешно воспитал себе свою маленькую копию. И все же… хоть надеть на себя в виде маски лицо этой твари, чтобы прикинуться ею, было хорошей идеей… если задуматься, это не нормально…»

– Как вам такое пришло в голову? – спросил Дилби.

– Не знаю, мысль сама появилась, – простодушно ответил Джаспер. – Я подумал: это же ее сын, она не сможет остаться на месте, если он будет ее звать.

– Да, это логично, – согласился констебль. – Слишком логично…

– Нам очень повезло, что она не распознала обман.

– Да, повезло, – словно эхо, отозвался констебль. Его вдруг посетила мрачная и тревожная мысль: «При иных обстоятельствах и этот мальчик, и его доктор могли бы запросто стать настоящими злодеями».

– Надеюсь, с Полли все в порядке, – негромко проговорил Джаспер, и мистер Дилби различил в его голосе страх и надежду. Это снова был тот, обычный, Джаспер, а злобный ребенок, минуту назад игравший с мертвым лицом, куда-то исчез.

Дилби себя успокоил: «Наверное, я просто драматизирую. Мы все сейчас на взводе. К тому же у детей часто бывает поверхностное и легкомысленное отношение к вещам, которые способны привести в ужас любого взрослого и…»

Безумный отчаянный крик прервал его мысли.

– Полли! – воскликнул Джаспер.

Они с констеблем бросились на голос…

…Полли, как и прежде, сидела на стуле.

Китти в облаке багрового дыма, вырывающегося из ее роликовых коньков, стояла рядом. В руке ее был нож.

Лицо племянницы миссис Трикк было искажено, в расширенных глазах застыл ужас.

– Не подходи! Не подходи ко мне!

Китти обернулась и с обреченностью во взгляде посмотрела на Джаспера и констебля Дилби, вбежавших в подземный зал.

– Я просто пыталась перерезать веревки… – сказала она.

На полу вокруг стула и правда лежал ворох прежде удерживавших Полли пут.

– Не ешь меня! – застонала пленница. – Прошу тебя… не ешь… Я никому не скажу, что узнала…

Китти бросила на Джаспера испуганный взгляд и покачала головой.

Мальчик бросился к Полли, схватил ее за руку.

Такой он ее еще не видел. Обычно бойкая, излучающая тепло, задорная до невозможности, сейчас Полли словно утратила себя, она… обезумела. И несмотря на то, что в этом не было ничего удивительного, учитывая, что она пережила (и переживала в данный момент), Джаспер испугался – не такой он рассчитывал найти Полли.

Вероятно, дядюшка, будь он здесь, смог бы подобрать правильные слова, чтобы успокоить Полли, ну или, скорее, вколол бы ей какую-то дрянь, не забыв поделиться своим очередным глубокомысленным занудством: «Эти бредовые аффекты, знаете ли, действуют мне на нервы. Шоковое состояние благоразумнее исключать путем исключения самого… состояния». Но, во-первых, Джаспер не был похож на своего дядюшку, кто бы что ни говорил, а, во-вторых, он не был жесток.

– Полли. – Пытаясь успокоить девушку, он погладил ее ледяную руку.

– Она пыталась меня убить, – глядя на Китти и не замечая Джаспера, проговорила Полли. – Убить меня…

– Полли, это же я… – едва сдерживая слезы, Китти придвинулась к ней.

Полли отпрянула.

– Ты! Ты такая же, как они!

– Нет, я… послушай…

Но Полли ничего не слушала.

– Растения! – закричала она, и ее крик эхом разнесся по подземному залу, потек в тоннель. – Растения повсюду!

Констебль Дилби был совершенно сбит с толку. Если бы здесь сейчас присутствовал кто-то из его коллег, то тот несомненно разродился бы предположением: «Признаки истерии на лицо. Нужно срочно раздобыть ванну со льдом или найти сведущего доктора с большими хирургическими ножницами». Но так как Джон Дилби был воспитан не верившей в подобные бредни матерью, он сделал свои выводы:

– Это какой-то яд? – спросил констебль. – Они ее отравили?

– Хуже, – опустошенно проговорила Китти. – Они посадили в ней семя Прабабушки. Она уже очень близка к… к тому, чтобы… – Девушка не смогла договорить и спрятала лицо в ладони.

Полли не слушала. Она будто была не здесь. Она трусила головой и незряче глядела перед собой, словно пыталась собрать какую-то мысль из разбитых осколков воспоминаний.

Мистер Дилби шагнул вперед.

– Мисс Трикк, перед вами – представитель закона. Вы в безопасности. Вам никто не причинит вреда. Слово констебля.

– Консте-е-ебля?! – взвизгнула недавняя пленница. – Нет! Констебли с ними заодно! Я вам не верю! Никому не верю!

– Полли, это я – Джаспер, – сказал племянник доктор Доу, пытаясь уловить хоть какие-то признаки тепла в ее ладони. – Мне ты веришь?

– Джаспер? – Она опустила взгляд, и в ее глазах будто бы появилось узнавание.

– Я пришел за тобой, Полли.

Она заплакала, по искаженному отчаянием лицу потекли слезы.

– Они меня сожрут, Джаспер…

– Нет, я им не позволю. Все будет хорошо… – Джаспер сжал ее руку крепко-крепко. – Не бойся… мы тебя вытащим. Дядюшка поможет тебе.

Полли уже не сопротивлялась. Больше не кричала и не дергалась. Лишь продолжила бормотать, окончательно превратившись в помешанную:

– Растения, Джаспер. Они повсюду. Они едят людей…

– Я знаю… знаю, Полли. Мы с ними справимся. Все будет хорошо. Поверь мне. Доктор Доу тебе поможет…

Полли несколько раз быстро-быстро моргнула.

– Доктор Доу? – Веки чуть сошлись в прищуре, взгляд сфокусировался и обрел все признаки взгляда человека, который полностью осознает окружающую его действительность. Изменился и голос. Он вдруг стал обычным голосом Полли Трикк. – Джаспер, это ты?

Мальчик понял, что она вернулась.

– Да, это я, Полли. Мы пришли тебя спасти.

– Что? Я сама кого хочешь спасу… – попыталась пошутить мисс Трикк и тут же зажмурилась – все ее тело мелко сотряслось. На лице и руках проступили толстые кривые вены, похожие на ползающих под кожей черных червей.

Китти взвыла.

Джаспер ощутил, как дрожит рука Полли, но по-настоящему испугаться он не успел – жуткий приступ закончился. Полли открыла глаза.

– Кажется, мне и правда нужно к доктору, – сказала она, тяжело дыша. – Кстати, где он? Слишком занят, чтобы меня спасать?

– Да, – ответил Джаспер. – Он сейчас очень занят. У нас самый настоящий план! Дядюшка делает свою часть, а мы с мистером Дилби и Китти свою. Мы получили твое послание и раскрыли тайну! Я нашел, где прячется жуткое растение, а потом мы поймали учительницу музыки. Но она сбежала. После этого мы поговорили с мистером Драбблоу, хотя на самом деле его не так зовут и он совсем не плохой. А потом я пробирался через этот жуткий дом и дрался с кошмарными мухоловками…

– Кажется, я пропустила все самое интересное, – блекло улыбнулась Полли. Глядя на нее, нельзя было сказать, что пару мгновений назад ее сковала жуткая судорога. – Но ты мне все расскажешь, не упустив ни одной детали, как только мы выберемся из этого отвратительного места…

Китти передала Джасперу нож, и тот принялся перерезать оставшиеся веревки. Мистер Дилби стоял чуть поодаль, неуверенно перетаптываясь на месте.

Полли коснулась плеча Джаспера.

– Я сама. Можно я тоже поучаствую в своем освобождении?

Она снова улыбнулась. На этот раз чуть увереннее.

Полли вытянула руку, и Джаспер дал ей нож. Племянница миссис Трикк перерезала веревку, стягивавшую ноги.

– Странно… – сказал Джаспер, наблюдая за ее действиями. – Дядюшка говорил, что если долго сидеть со связанными руками или ногами, кровь будет плохо в них поступать, и они начнут чернеть. А у тебя они совсем не черные, и даже не синие, а очень белые…

Полли вздрогнула и опасливо повела запястьями и щиколотками. Но они даже не затекли.

– Это все семя Прабабушки, – всхлипнула Китти. – Думаю, все дело в нем…

Полли глянула на нее и поднялась на ноги, опершись на руку Джаспера. Чуть пошатываясь, она подошла к Китти и… вдруг обняла ее.

– Китти, прости меня… я наговорила таких ужасных вещей…

– Нет, ты не должна просить прощения!

– Эти мерзкие мальчишки говорили, что ты пыталась меня вызволить. И сказали, что тебя поймали. Они смеялись и придумывали, какое наказание для тебя придумает миссис Браун. Я знаю, что ты не такая, как они. Ты хорошая…

Китти всхлипнула.

– Доктор Доу поможет мне излечиться.

– Уверена, так и будет. И я…

Договорить она не успела. Все подземелье вздрогнуло и качнулось. Со сводов начали падать камни. Пол под ногами задрожал.

– Что это такое?! – воскликнул мистер Дилби.

– Я не знаю! – ответил Джаспер. – Китти?

Девушка застонала. Она приложила руку к груди, ее лицо исказилось от боли.

– Прабабушка…

***

Говорят, что, когда оказываешься высоко от земли, ни за что, ни при каких обстоятельствах нельзя глядеть вниз. Открывшийся перед глазами провал высосет из тебя уверенность, отравит сердце страхом, и что-то внутри подтолкнет, заставит разжать руки…

Что ж, для человека, который в эти самые мгновения карабкался по стеблю гигантской мухоловки, глядеть вверх было примерно тем же, что и глядеть вниз, и несмотря на это…

Он задрал голову, и в глаза ударил слепящий луч прожектора.

Высоко над головой раздавался жуткий скрежет, как будто старый буксир волочили по камням.

Там, наверху, чернела агонизирующая туша пожарного дирижабля, попавшего, словно в капкан, в пасть мухоловки.

Сэр Пемброуз догадывался, что так будет. Когда они с Натаниэлем Доу придумывали план, даже такой умник, как доктор из переулка Трокар, не понял, в чем именно будет заключаться его роль. Нет, сэр Пебмроуз не обманул его – не настолько он был подлым человеком, – он просто не озвучил некоторые свои сомнения в том, что касалось действия изобретенного им яда-репеллента. Тогда, еще в кафе «Злобб», он сказал, что часть плана, оставленная за доктором, будет крайне важна для успеха всего предприятия, и в этом он также не солгал. Он просто не сообщил ему, что его вклад будет заключаться вовсе не в отравлении мухоловки и даже не в помощи, которую он приведет, а в том, чтобы тот отвлек на себя внимание твари, что позволило бы ему, сэру Пемброузу, подобраться к своей цели незамеченным…

Зацепы на кончиках пальцев вошли в толстую корку, покрывавшую стебель мухоловки. Сэр Пемброуз, рыкнув от боли и напряжения, чуть подтянулся. После чего, вызволив одну за другой шершавые перчатки, схватился за ствол чуть выше. Снова рыкнул, снова подтянулся.

Перчатки-древолазы были с ним еще со времен экспедиции в Чиандр, когда он охотился на Дрозофилиум Эррант, более известный, как «Странствующий Росолист». Это плотоядное растение прикидывалось частью кроны других деревьев и умело пряталось среди них. Оно знало, что он преследует его, и убегало, пытаясь скрыться на верхушках уходящих на многие мили вверх вязов Вечного Леса. А он карабкался дни и ночи, устраивая привал на ветвях и перебираясь с дерева на дерево, – полз все выше и выше…

Прямо как сейчас, вот только тогда деревья под ним не сотрясались, не качались из стороны в сторону и не исторгали из своих глоток звериное рычание.

Сэр Пемброуз чувствовал под пальцами, как пульсирует плоть твари, как она дрожит.

Мухоловка пока не замечала его – всем ее вниманием владело летающее судно, которое она пыталась уничтожить. Охотник изначально не рассчитывал, что пожарные смогут что-то противопоставить Карниворум Гротум. У них был бы шанс, если бы они облили его со своего дирижабля керосином и подожгли, но они ни за что не пошли бы на такое, учитывая возможные человеческие жертвы…

Он взбирался все выше, не обращая внимания на то, как кровь хлещет из разорванного плеча. Ярость и ненависть толкали его вперед.

Руки ныли и гудели, изо рта вырывались хрипы, и кровавая слюна набивалась в респиратор. Сейчас охотник не понимал, почему эти маски называют «противоудушливыми» – он дышал с трудом и испытывал самое настоящее удушье.

Забравшись туда, где из стебля отрастала лоза, сэр Пемброуз встал на ее основание и, крепко прижавшись к мухоловке, сорвал с лица респиратор. Сделал вдох. В легкие потек воздух – зловонный, задымленный, пропахший порохом, но дышать стало легче. Горло все еще резало, но не так ощутимо.

Сэр Пемброуз посмотрел вниз. Корни Карниворум Гротум были объяты светящимся туманом, в котором чернели фигуры жителей ближайших кварталов. Задрав головы, они глядели на мухоловку. На миг ему показалось, что все они глядят на него.

«Да, смотрите… раскройте глаза пошире…»

Он повел раненым плечом, и то отозвалось болью. Ничего… ему бы только добраться… только бы залезть повыше, туда, где в комьях из лоз и листьев проглядывали изумрудные огоньки.

Сэр Пемброуз стиснул зубы и пополз.

Чем выше он взбирался, тем труднее было продолжать путь: растение качалось, каждое движение извивающихся лоз заставляло стебель гнуться.

А зацепы между тем все входили в корку…

Многолетние тренировки и целая жизнь, проведенная в дикой природе, сделали его мышцы крепкими. И все равно жилы от натуги грозили разорваться.

Ненависть – лучший источник сил. Когда уже кажется, что тело в любой момент просто выключится, а сознание вот-вот потухнет, как свеча, когда все твое существо пытается тебя уверить, что сдаться – наилучший вариант, этот тлеющий огонь в душе заставляет крепче сжимать зубы, он выталкивает из головы любые мысли и сомнения, выдавливает их словно поршнем.

Сэр Пемброуз схватился за стебель, подтянулся и, проглотив кровь из прокушенной губы, поднялся еще выше.

И все же эти подлые сомнения начинали все глубже пробираться в его голову с каждым футом, что он взбирался по стеблю. «Еще слишком далеко!», «Руки не выдержат…», «Вот-вот ты разожмешь пальцы или перчатки соскользнут…»

Не думать! Просто не думать ни о чем! Нельзя умирать! Еще слишком рано…

Сэр Пемброуз вонзил зацепы глубже, его движения стали ожесточеннее…

– Это…

Он подтянулся еще выше.

– …твой…

Зацепы входят один за другим в плоть мухоловки, из-под них просачивается зеленый сок. Сладкий, дурманящий…

– …долг.

Нет, он не был высокомерным и самовлюбленным «героем-спасителем», облеченным патетичностью защитника угнетенных и обездоленных, и не считал, что должен что-то стоявшим внизу людям. Это был его долг перед самим собой. Он никогда не отступал, никогда не сдавался… даже в тот памятный день, когда оказался в желудке-бутоне Непентеса Хайгрема, он не опустил руки, не усомнился в себе…

«Я доберусь до тебя… доберусь… я не упаду… я сильнее… я ловчее… мою ненависть не остановить… никому…»

И тут, словно сама судьба подслушала его мысли. А судьба – эта капризная мадам – ненавидит, когда кто-то позволяет себе считать, что он, мол, ей неподвластен. И она мстит. Мгновенно. Жестоко. Не оставляя шансов.

Перчатка на левой руке вдруг застряла в стебле.

Сэр Пемброуз рванул руку, но покрытая трещинами, одеревеневшая корка держала крепко.

Выхода не оставалось. Сэр Пемброуз стиснул стебель ногами и свободной рукой принялся отстегивать ремешки застрявшей перчатки.

А затем произошло нечто ужасное и неожиданное. Стебель растения дернулся. Пальцы выскользнули из перчатки…

Худшее чувство из всех возможных – это когда тебе еще кажется, что ты за что-то держишься, но на самом деле уже нет.

А потом наступает момент осознания, когда ты понимаешь, что все… ты сорвался.

Тело все еще пытается хвататься, а мозг отчаянно противится, но уже ничего не изменить. Всего за долю мгновения сердце замирает, а из горла вырываются все накопленные в этом моменте сопротивление и нежелание в виде рвущего сознание крика.

Мгновение. Полет. Обволакивающий ужас.

А потом – непонимание. «Я все еще жив?»

Сэр Пемброуз был всего в десяти футах над землей. А в футе под ним уже простиралось облако пыльцы. Падение прекратилось столь же внезапно, как началось. Вцепившись в одну из нижних лоз, он повис на ней, как кот.

Сердце колотилось в груди, дыхание сбилось, и наружу лезли лишь хрипы.

«Еще нет… еще не конец…»

Он задрал голову – ему предстояло снова преодолеть уже проделанный путь. И судя по тому, что часть гондолы дирижабля в пасти монстра стремительно превращалась в мятую жестянку, времени уже не оставалось. Когда тварь расправится с воздушным судном, она обратит внимание и на него.

Сэр Пемброуз поднялся на ноги и, ловко балансируя, словно канатоходец в цирке, преодолел почти десять футов по лозе, переступая листья и минуя скользкие, исходящие липким соком бугры.

Добравшись до стебля, он скрипнул зубами, обхватил его и пополз наверх.

«Так просто ты от меня не избавишься… Я больше не упаду…»

Человеческие силы в теле сэра Пемброуза закончились, но его ненависть не имела конца, она проистекала из пульсирующей червоточины в его груди, которую прочие люди называли сердцем.

И он полз. Цеплялся, взбирался все выше, преодолевал места, где от стебля отрастали лозы, но не останавливался.

Он был все ближе и ближе к своей цели, а тварь не замечала его, отвлекшись на пожарный дирижабль.

Примерно на половине пути сэр Пемброуз вынужденно прекратил продвижение. Стебель начал качаться так сильно, что, даже обхватив его ногами и левой рукой, впившись в его корку перчаткой с зацепами, он едва удерживался.

Ползти дальше не представлялось возможным. Тварь, казалось, окончательно обезумела.

А потом раздался ужасающий скрежет.

Сэр Пемброуз поглядел вверх и обомлел. Все, как и прежде, шло по плану, но, когда он увидел, как мухоловка схватила клыками корпус дирижабля, в глубине его души появилась искорка вины.

– Простите, доктор… – прошептал он.

Когда тварь вырвала кусок гондолы, сэр Пемброуз крепче прижался к ее стеблю, вжал голову в плечи и даже зажмурился. Мимо летели обломки. Один пронесся в паре дюймов от плеча охотника.

Сэр Пемброуз открыл глаза и задрал голову.

Мухоловка взялась за оболочку. Пожарный дирижабль доживал свои последние мгновения. На землю дождем сыпались куски обшивки и выломанные узлы каркаса.

Не расцепляя хватки, охотник на плотоядные растения вызволил перчатку из стебля и вонзил ее выше. Подтянулся.

Он заставлял себя не думать о боли и усталости. Перед его невидящим взором предстала мухоловка из дедушкиной гостиной…

Выше… еще выше…

Он вспомнил первую убитую им в экспедиции тварь.

Еще фут вверх… два фута… три…

В его памяти всплыли остров Лугау и долина, на которой росло древнее многоголовое чудовище…

Вонзить зацепы… подтянуться… еще раз…

Столько жизней оборвалось в бутонах этих тварей…

Вонзить… Подтянуться…

…в пастях этих выжидающих жертву кровожадных хищников… Проклятые глупцы не верили ему… они смеялись над ним… называли безумцем…

Что они скажут теперь?

Сэр Пемброуз вдруг поймал себя на том, что выше не подняться.

Что ж, выше и не нужно было… Прямо над головой нависал отрастающий от стебля ком из лиан, туго оплетших сердечный клубень.

Он добрался! Его путь закончился!

Не только путь по стеблю, но и все те дороги, которые он истоптал своими сапогами. Вся его жизнь вела именно к этому моменту…

Сэр Пемброуз потянулся к мачете на поясе и тут же остановил себя: мачете не поможет – ему просто не удастся размахнуться как следует.

Рука сжала рукоять ножа и вырвала его из чехла. Сладковатый запах заполнил нос и рот, набился в нёбо. От него невероятно захотелось спать. Веки начали тяжелеть, а глаза закрываться…

– Я убил тебя однажды… – прохрипел охотник, растирая слабость, как подушечного клопа между пальцами. – И убью снова…

Лезвие ножа взрезало лиану и рассекло ее, как какую-то веревку. А за ней еще одну и еще…

Он будто нить за нитью разъединял корсет. Или, скорее, срывал ленты с запакованного подарка, о котором всегда мечтал…

Тварь почувствовала, что кто-то пытается подобраться к ее сердцу. Она разжала пасть, а затем расплела удерживающие дирижабль лозы.

Воздушное судно или, вернее, то, что от него осталось, покачнувшись, повисло над пустырем.

Сэр Пемброуз не обращал на это внимания. Он продолжал исступленно кромсать и резать мешок из лиан. И наконец обрывки зеленых «ребер» твари распались, обнажив сердечный клубень.

Ком в три-четыре фута в диаметре редко, но ритмично пульсировал и этим отдаленно походил на человеческое сердце. По его вязкой поверхности пробегали изумрудные и сапфировые блики и ветвились молнии жилок… Они отразились в глазах сэра Пемброуза.

– Я уже уничтожал тебя… И на Лугау, и до… и после…

В каждом убитом растении на жизненном пути охотника жила его собственная боль, жил его собственный страх, которые он выпускал наружу, изгонял из себя, перерубая очередной стебель.

Мальчик завороженно глядит на мухоловку в горшке на окне… Она алчно поворачивает к нему бутон, она хочет сожрать его, но не может – она слишком маленькая, но будь она чуть больше…

«Она хочет схватить меня, хочет переварить, как муху… но я… не муха…»

Сэр Пемброуз не замечал, как дернулась голова твари, как к нему устремились одновременно все ее лозы.

– Я не муха! – закричал он. – Ты меня не сожрешь! Я не муха! Не муха!

Он ударил ножом. Лезвие прошило клубень, и охотника обдало светящейся зеленой кровью.

Мухоловка заревела.

Но он и этого не заметил. Ненависть и ярость слились в нем в один узел исступления.

– Я не муха! Не муха!

Он продолжал бить ножом. Кровь твари стекала по стеблю и по листьям, капала на землю.

Сердечный клубень перестал сокращаться, но сэра Пемброуза это не остановило.

Он был уже с ног до головы покрыт липкой обжигающей кровью, она заливала его лицо, и лишь два преисполненных безумия, отчаяния и боли глаза сверкали в этой отвратительной маске.

Все существо монстра, от корней и до бутона, изошло дрожью. Пасть исторгла крик, а затем закрылась.

Голова мухоловки дернулась. И на мгновение замерла. А уже в следующий миг наклонилась и провисла. Лозы, утратив силы, опали. Стебель изогнулся в агонии.

– Я… не… муха… – прохрипел сэр Пемброуз

Свечение сердечного клубня погасло. Жизнь окончательно покинула мухоловку. Карниворум Гротум качнулся и начал падать.

Сэр Пемброуз падал вместе с ним…

– Не… муха…

***

– Мама! – раздался неподалеку детский крик. – Мама! Ты где?..

Сержант Кручинс тряхнул головой и очнулся.

Все тело сковывала слабость, отчего хотелось просто опуститься на землю, закрыть глаза и, свернувшись калачиком, забыться. Но уже по-настоящему. Может быть, в этом забытьи снова будет та сладость, которую неведомый добросердечный господин уже почти-почти положил ему на язык?

Сержант интуитивно сплюнул, выругался и почесал подбородок (три его любимых даже не действия, а полноценных вида времяпрепровождения), и только после этого, протерев глаза, осознал себя… в себе. Ощущение это ему традиционно не понравилось: оно напоминало похмелье после знатной попойки в «Колоколе и Шаре», вот только славных воспоминаний о не пропавшей впустую ночи не было, да и компания подобралась, скажем прямо, не ахти.

Со всех сторон стояли люди. Перепуганные, потрясенные, с бледными лицами и пересохшими губами. Они не понимали, где находятся и что происходит.

Кто-то закричал, увидев развороченное мертвое тело, лежащее на земле. Кто-то, опустив голову, пытался разглядеть, что это за вязкая лужа, в которой он стоит.

Вокруг начали звучать вопросы, вот только сержант не был намерен на них отвечать.

В отличие от вырванных из домов и постелей горожан, он все понимал. И был зол. А еще до него почти сразу дошло, что, если эти тупоголовые бестолочи (себя он к ним, впрочем, не причислял) обрели сознание, то тварь мертва. В пользу этого выступало также и то, что жуткое растение больше не возвышалось над пустырем.

– Пайпс! – крикнул он и принялся пробираться через толпу наружу.

Сержант Кручинс умел быстро ориентироваться в ситуации (спасибо миссис Кручинс), и поэтому в его голове тут же принялись вращаться шестеренки на тему того, как обернуть все произошедшее себе на пользу и выцедить из него наибольшую выгоду.

– Расступись! – рявкнул сержант. – Пайпс!

Из толпы раздался ответ:

– Сэр! Я тут!

К сержанту, расталкивая людей, протиснулся констебль Пайпс.

– Пайпс, собирай наших, – негромко велел Кручинс. – Начинайте отгонять дурачин от мухоловки, которую храбро и бесстрашно победила славная габенская полиция.

– Полиция победила? – недоуменно уточнил констебль, и сержант поморщился: видимо, тот все еще был не совсем в себе.

– Разумеется, полиция. А кто же еще? Констебли из Дома-с-синей-крышей под командованием храброго сержанта Кручинса и при особом участии отличившегося старшего констебля Пайпса.

– Хм. Я понял вас, сэр, – усмехнулся Пайпс. – Все будет сделано наилучшим образом.

– Повезло, что здесь нет этих треклятых писак из «Сплетни» – на этот раз они ничего не переврут и правильно укажут настоящих героев Тремпл-Толл.

Констебль кивнул и нырнул в толпу, а сержант Кручинс развернулся и потопал к фургонам. Он уже во всех красках (и речь не только о типографской) представлял себе, как его самого и его людей вскоре начнут прославлять и восхвалять. Наконец полицейские Саквояжни получат то уважение, которого заслуживают. Можно будет даже претендовать на бесплатные обеды и ужины в «Сноттлерс» или даже ни много, ни мало у госпожи Примм. Главное – не тянуть кота за хвост и поскорее присвоить себе победу над мухоловкой, ну а в том, что касается присвоения, констебли Тремпл-Толл собаку съели.

Подобные мысли посетили в тот момент не только сержанта. Один из джентльменов-охотников, господин, считавший себя умнее прочих, вытащил из чехла нож и уже направился было к бутону мухоловки, чтобы завладеть ее языком.

За спиной раздался раздраженный голос главы Клуба:

– Куда это вы собрались, сэр Сайлас? – спросил старик, стащив с лица респиратор – висевшая в воздухе пыльца больше не могла причинить никакого вреда.

– Сэр, я… – замялся охотник, но господин учредитель Клуба его перебил:

– Не стоит, сэр Сайлас. Не пытайтесь омрачить свою репутацию недостойными оправданиями своих недостойных желаний совершить недостойный поступок. Трофеи получает убийца. У нас в Клубе пари выигрывают честно.

– Да, сэр. – Охотник потупился.

– Лучше помогите нашим людям. Нужно сообщить в Больницу Странных Болезней.

Охотник спрятал нож и отправился исполнять поручения, а сэр Бреккенфорт угрюмо опустил голову, глядя на своего помощника – парень лежал ничком, вокруг его головы растеклась кровавая лужа.

– Плохой день. Очень плохой день… – с грустью проговорил глава Клуба охотников-путешественников, подойдя к столику с варителем и взяв чашку. – Мы плохо себя проявили. Мартин погиб. Еще и чай остыл…

К старику подбежал какой-то мальчик.

– Мама! Вы не видели мою маму?!

– Боюсь, что нет, парень, – погрузившись в мысли, ответил сэр Брэккенфорт. – Продолжай поиски. Ищи. Никогда не останавливайся… никогда…

Мальчик растерянно посмотрел на него, а затем бросился бежать к стоящим в некотором отдалении людям. Кто-то плакал, кто-то стонал, но большинство все еще пребывали в вызванном пыльцой дурмане.

– Томми! – воскликнула женщина в длинном вечернем халате.

– Мама!

Мальчик бросился к ней. Рядом стоял отец – он недоуменно озирался по сторонам, не узнавая ни этот пустырь, ни людей кругом, ни даже себя…

Все больше людей сбрасывали навязанное пыльцой оцепенение. Ужас и непонимание плавно перерастали в панику.

Тем временем на крыше одного из ближайших к пустырю домов сверкнула вспышка фотографического аппарата.

Бенни Трилби отпустил шнурок и в очередной раз вытер лоб платком – мятую тряпицу, покрытую чернильными пятнами, уже можно было выжимать.

Перед Бенни простиралась жуткая панорама, достойная стать иллюстрацией на какой-нибудь запрещенной в Габене и сводящей с ума открытке из серии «Кошмаритэ» доктора Рауха.

Светящийся туман все еще окутывал пустырь, но, по всей вероятности, он был уже не опасен. Лежащая в нем мухоловка растянулась почти до самого дома, раскинув лозы по сторонам. Повезло, что упала она не в сторону улицы, иначе жертв было бы в разы больше. Хотя на земле между пришедшими в себя людьми и без того лежали тела – около двух дюжин мертвых тел. Среди них были как простые горожане, так и констебли, и даже джентльмены-охотники. По-прежнему звенели колокола на полицейских фургонах, а со стороны Пыльной площади долетал вой сигнальной тумбы.

Дирижабль Пожарного ведомства, похожий на побитую и рваную дворовую собаку с развороченным брюхом, медленно снижался.

Бенни не решался поверить в то, что все закончилось. Он со страхом ожидал, что тварь вот-вот извернется и встанет на дыбы, разметывая людей во все стороны. И все же умом он понимал, что мухоловка действительно мертва. Охотник, у которого он безуспешно попытался взять интервью, справился, он всех спас. И сам при этом…

Тут Бенни Трилби увидел шевеление рядом с трупом мухоловки. Из-под одной из лоз кто-то выбирался…

– Припечатать меня на этом самом месте! – воскликнул газетчик, и в следующий миг раздался щелчок. Записывающий цилиндр, о котором репортер совсем забыл, остановился. Запись прекратила идти…

…Время словно застыло в одном мгновении. Мгновении ужаса.

Мистер Дилби, похожий, на полупустой мешок, привалился к кирпичной стене трамвайной станции. Голова его в треснувшем шлеме была опущена долу, а руки безвольно простерлись по земле, словно были сделаны из ваты.

Джаспер лежал в грязи. Его лицо и волосы были сплошь облеплены рыжей пыльцой Скверлум Каберботам.

Он машинально приподнялся после падения и поглядел на стоящих в нескольких шагах от него Полли и Китти.

Они сплелись в объятии, прямо, как там, в подземном зале, когда Полли наконец узнала подругу. Вот только это были не те объятия.

Джаспер не видел лица Китти, поскольку она стояла к нему спиной, но та боль, которая отразилась на губах Полли в виде странной и искореженной улыбки, испугала его намного сильнее того, что произошло мгновение назад. Ее глаза, расширенные и пустые, уставившиеся в пустоту, выглядели отлитыми из стекла. Он видел, как в них зарождаются искорки осознания.

Что происходит в голове человека между тем, как случилось что-то неожиданное, и тем, как он понимает, что именно? За доли мгновения, сменяющиеся в реальной жизни, в его сознании проходят сотни, тысячи таких мгновений, минут, часов, тысячелетий, там может зародиться и вымереть целая вселенная. Или же там ничего не происходит, и просто кто-то одним резким и безжалостным движением в какой-то момент сдирает с глаз корку неведения. И тогда из крохотной искорки догадки, клубясь и ширясь, саморазгорается шар пламени. Пламени, сжигающей тебя изнутри.

Она начинала осознавать, и улыбка потекла вниз уродливой гримасой. Боль, невыносимая боль, вперемешку с отчаянием, исказили ее лицо, окончательно превратив его в маску, отвратительную и страшную настолько, что ее бы не использовали даже в «Театре-в-темном-переулке», известного своими постановками, от которых у зрителей кровь стыла в жилах.

Она поняла, что произошло, и это отразилось в ее застывшей фигуре, в том окоченении, которое ее охватило.

Сердце заскребло, кровь потекла по руке и закапала на землю.

Джаспер, в свою очередь, ничего не понимал… Все произошло так быстро!

Вчетвером они выбрались из тайного хода и уже направились было к пустырю, когда вдруг Китти вскрикнула и упала на землю. Джасперу показалось, что она споткнулась.

Мистер Дилби бросился к ней, чтобы помочь. Подхватил ее под руку.

– Позвольте, мисс…

Китти оттолкнула его и закричала.

– Китти! – воскликнул Джаспер. – Что случилось?!

Девушка не ответила, она подняла голову и уставилась на него. Ее взгляд испугал мальчика: в нем застыла обреченность, смешанная с бессилием.

А потом ее шарф зашевелился…

– Только не это… – прошептал Джаспер.

Дрожащей рукой Китти попыталась поправить шарф, но то, что двигалось под ним, не позволило ей этого сделать.

Шарф развернулся, и взглядам Джаспера, Полли и мистера Дилби предстали тонкие, увитые листьями побеги, растущие из ее шеи.

– Что вы… – Дилби не смог договорить.

Платье Китти забугрилось, раздался треск, и из прорех на груди и животе девушки полезли лозы.

– Я… нет…

По лицу Китти потекли зеленые слезы, она раскрыла рот, и в нем зашевелился извивающийся стебель.

Дилби поднял фонарь, и в следующий миг лозы устремились к нему.

Удар был настолько внезапным, что констебль не успел отреагировать. Дилби врезался в стену и сполз по ней безмолвной грудой.

Китти поднялась. Ее левая нога подвернулась и надломилась в щиколотке.

– Я не хочу… – сорвалось с ее губ. – Нет… прошу…

– Борись с этим! – крикнул Джаспер. – Ты сможешь! Не дай ей… этому вырваться!

Китти шагнула вперед, подтянув ногу. Ролики заскрипели и заскрежетали.

– Я не хочу… – застонала она. – Не хочу превращаться… Я не могу стать одной из них!

– Ты не одна из них! – Джаспер вдруг ощутил, что его слова не имеют никакого смысла.

Он во все глаза глядел на то, как платье Китти разлазится, как ее лицо начинает раскрываться, словно старая сумка.

И затем она бросилась к нему.

А он, парализованный ужасом, мог лишь стоять и смотреть, ощущая себя в каком-то кошмаре, когда тело отказывается слушаться, когда кажется, что ноги и руки ампутированы.

И тут что-то оттолкнуло его. Он отлетел в сторону.

Джаспер поднял голову. Что произошло?

Полли стояла на том месте, где он только что находился. Она сжимала Китти в объятиях. Китти не шевелилась.

– Полли… – прохрипела она.

– Я знаю…

– Я не хочу стать монстром, как моя бабушка…

– Ты не станешь монстром…

– Помоги мне… Полли…

Глаза Полли наполнились слезами.

– Доктор Доу… – прохрипела Китти. – Он… вылечит меня…

– Да… – прошептала Полли.

– Все же будет хорошо?

– Будет. – Полли, зажмурившись, протолкнула воткнутый в грудь Китти нож глубже, разрывая пульсирующий сердечный клубень.

Китти в ее объятиях охватила судорога, но Полли крепче прижала ее к себе.

– Ты – лучшее, что было в моей жизни… – прошептала Китти, и голова ее откинулась.

Полли разжала объятия.

Мертвая Китти упала на землю.

Время будто бы замерло.

– Полли… – прошептал Джаспер.

Полли выронила из разжавшейся руки нож.

А в следующий миг покачнулась. Из ее носа потекла зеленая кровь, глаза закрылись.

Тело Полли обмякло, и она рухнула в грязь пустыря рядом с подругой.