Тайна дома № 12 на улице Флоретт

Глава 3. В кафе «Злобб».

Пыльная площадь не случайно получила свое название. С первого взгляда в ней безошибочно угадывались черты старого чулана под лестницей: у фонарных столбов громоздились трухлявые чемоданы, а на дверце затянутого паутиной чистильного шкафа висел ржавый замок. Вдоль тротуаров и в водостоках комьями лежала пыль, которую нанесло с канала. Тут и там звучал хриплый кашель: пыль оседала на лицах, забиралась в носы, скрипела на зубах. Кэбмены не любили сюда заезжать и всегда запрашивали дополнительный фунт, если пассажир называл адрес поблизости, поскольку после посещения площади экипаж приходилось чистить, стирая щетки до основания.

Пыльную площадь окружали тесно стоящие трех- и четырехэтажные домики с подслеповатыми окнами и залатанными трубами; хмурые обветшалые фасады были сплошь завешаны вывесками всевозможных лавок, мастерских, ателье и адвокатских контор, среди которых проглядывал и книжный магазинчик «Переплет».

Также на площадь выходили окна одного из самых мрачных и нелюдимых кафе в городе, а именно «Злобб», где подавали лишь горький шоколад и кофе без сахара (помимо вкуснейших пирожных с горчичным кремом, но это секрет).

Среди местных считалось, что в темных интерьерах «Злобб» обретаются лишь самые отъявленные злыдни и закоренелые мизантропы, у которых не стоит спрашивать время или дорогу к цирку, поскольку время у таких типов всегда «без пяти секунд отвалите!», а в цирк, по их мнению, вообще ходят «одни идиоты, которые любят смеяться и… быть идиотами». За столиками «Злобб» вы, и правда, не услышите смеха, как не увидите улыбок или добродушного похлопывания по плечу. Разговоры здесь если и ведутся, то только лишь приглушенными голосами, впрочем, большая часть посетителей ходит сюда как раз для того, чтобы посидеть в тишине, отдохнуть от света и даже полусвета.

Цены в «Злобб» кусаются. Одиночество, покой и черный кофе (свежий выпуск газеты «Мизантрополис» из Старого центра входит в стоимость) – удовольствия не из дешевых, но на них находятся свои ценители.

Мистер Драбблоу как раз был одним из таких ценителей – место это ему нравилось. Не нравились ему в нем лишь чаевые, которые в «Злобб» были довольно-таки злобными. Но если забыть о кусачих ценах, в последнее время он мог передохнуть и расслабиться лишь за одним из здешних столиков, потягивая кофе с папиретками и любуясь висящими на стенах кафе портретами выдающихся (в определенных кругах) личностей – таких, как Горемычник, доктор Пылль, господин Барабас и прочих габенских злодеев прошлых лет.

Обычно он выбирался в «Злобб» ближе к вечеру, когда Пыльная площадь погружалась в темноту, но сейчас некоторые непредвиденные и крайне тревожные обстоятельства заставили его выйти из дома незадолго перед пятичасовым чаем.

В своем коричневом пальто и низко надвинутом на глаза котелке мистер Драбблоу был практически не отличим от толстых ржавых труб на углу дома в некотором отдалении от «Злобб». Редкие прохожие порой проходили в каком-то шаге от него, но ни один не заметил, что там кто-то стоит. Если бы Драбблоу хотел, он мог бы вытянуть руку и коснуться чьего-нибудь плеча или щелкнуть кого-нибудь по носу, но он просто наблюдал, затаившись, словно выслеживающий добычу тигр в джунглях. О, он превосходно умел маскироваться. Впрочем, как и выслеживать. А еще подбирать момент.

И вскоре момент наступил. Вдали раздался звонок приближающегося к станции трамвая.

Мистер Драбблоу подобрался, посчитал про себя до пяти, а затем отклеился от своих труб. Вынырнув на Пыльную площадь вместе с серым клоком тумана, быстрым шагом он преодолел расстояние от угла дома до трамвайной станции, к которой как раз подполз вагон. Смешавшись с толпой пассажиров, он, вроде как, приготовился зайти в вагон, но на деле принялся следить за происходящим у полицейской сигнальной тумбы. Боб Уилмут зевал на своем стульчике, нетерпеливо поглядывая на часы. Шнаппера поблизости не было.

Уилмут вдруг подобрался, потянул носом воздух и завертел головой, кого-то выглядывая. К тумбе, скрипя колесиками, подкатила тележка с «Самыми вкусными пирожками миссис Зойджи».

Воспользовавшись тем, что констебль отвлекся на пирожочницу, мистер Драбблоу покинул станцию и, шмыгнув к двери под вывеской «Злобб», вошел в кафе.

В отличие от прочих подобных мест, здесь была своя прихожая, темная и отгороженная от общего зала портьерой.

Первыми мистера Драбблоу встретили запах нафталина и натужный скрип пружинного стула. Горбун-гардеробщик в потертой бордовой жилетке и еденной молью замшевой бабочке прятался среди пальто на вешалках – он был занят тем, что обнюхивал их, обтираясь о манжеты и карманы носом.

Стоило посетителю зайти, как горбун тут же отпрянул от чужих пальто и зыркнул на него своим единственным желтым глазом. После чего вытянул обе кривые руки в ожидании верхней одежды джентльмена, но тот лишь покачал головой и, отодвинув портьеру, шагнул в общий зал.

Время в «Злобб» текло своим, размеренным и кататонически-сонным, чередом. Едва слышно гудел радиофор на стойке с варителями, сообщая последние новости о похищениях, кражах и убийствах. Тяжелые темно-красные, почти черные, шторы не пропускали в помещение солнечный свет, да и вообще во всем кафе горела лишь одна лампа – в нише, среди пыльных бордовых бутылок, за спиной похожего на волка в модном костюме хозяина заведения. В воздухе висели разноцветные облачка дыма от сигар, папиреток и трубок. Между столиками сновал официант – точная копия горбуна-гардеробщика, но у него были на месте оба желтых глаза.

Мистер Драбблоу быстро отыскал нужный столик – сидевшие за ним были единственными во всем «Злобб», кто не прятался за разворотом «Мизантрополиса».

– И что, провалитесь вы пропадом, это должно значить? – подойдя процедил он сквозь зубы.

Доктор Доу выдохнул облако вишневого папиретного дыма и кивнул ему на пустующий стул. Мальчишка глядел на подошедшего джентльмена опасливо и напряженно, словно ожидал, что тот вот-вот выкинет какой-нибудь фортель.

– Присаживайтесь, мистер Драбблоу, – сказал доктор. – Или мне лучше называть вас – сэр Уолтер Пемброуз?

Мистер Драбблоу при этих словах вздрогнул и бросил взгляд по сторонам, но завсегдатаи «Злобб» не обратили на раскрытие его инкогнито ровным счетом никакого внимания.

Он опустился на стул и сказал:

– Раскопали, значит.

– Это было несложно, – кивнул ему доктор. – Признаюсь, ваше присутствие в доме у канала с самого начала не давало мне покоя. Более того – долгое время я полагал, что нам нужно опасаться именно вас.

Мистер Драбблоу приглушенно рассмеялся и, переместив котелок с макушки на стол, откинулся на спинку стула. Чуть поведя шеей, он распрямил плечи и оправил усы.

Джасперу показалось, что вместе с котелком он положил на стол и свою маску. Это больше не был склочный жилец из девятой квартиры. Доктору и его племяннику предстал рассудительный и хладнокровный человек, на лице которого не проглядывало ни намека на злобу или коварство. Сэр Пемброуз прекратил прикидываться обычным габенским проходимцем, и эта перемена очень смутила Джаспера.

– Так что же меня выдало? – спросил этот, по сути, незнакомец.

– Ваш перстень. Вы были без перчаток, когда напали на меня.

Сэр Пемброуз поморщился – он и правда допустил промах.

Доктор продолжал:

– Я не сразу вспомнил, где я видел похожий перстень. Ну а потом… – он пристально поглядел на того, кто еще минуту назад был мистером Драбблоу, следя за его реакцией, – меня словно озарило. Клуб охотников-путешественников из Сонн. Я видел такой же перстень у главы Клуба. Разумеется, я тут же навел справки и вскоре узнал о вас все, сэр Пемброуз. Ваши коллеги из Клуба очень удивились моему интересу – они считают вас бездарностью и законченным неудачником.

– Патетичные высокомерные болваны, – с отвращением сказал сэр Пемброуз. – Они не понимают…

– Это так. Они не понимают.

– В Клубе считается, что если ты не охотишься на львов или тигров, то тебе там не место. Меня тошнит от их презрения…

– Предрассудки тяжело победить, – согласился доктор Доу. – Полагаю, вы так и не смогли убедить коллег из Клуба, что охотитесь на тех, кто намного опаснее любых львов или тигров.

Сэр Пемброуз отвернулся – отношение к нему прочих джентльменов-охотников явно было весьма болезненной темой.

– Эти презрительные взгляды и идиотские шуточки, – прорычал он. – «Кусачие сорняки» – так они говорят. Они смеются надо мной, но при этом все, как один, восхищаются какой-нибудь очередной шкурой или головой, которую можно приколотить на стену! Бестолочи!

– Кажется, вы были бы рады доказать им, как они неправы, – заметил доктор. – Заслужить их уважение…

– День за днем я рискую жизнью, – перебил сэр Пемброуз – от гнева его длинные подкрученные усы ходили ходуном. – Если бы они только знали, что я делаю… недалекие самовлюбленные пожиратели сигар. Плоть от плоти этого неблагодарного города! Но однажды – клянусь вам! – они поймут, что зря меня недооценивали!

– Вы совершенно правы по поводу джентльменов из Клуба, – сказал доктор, – но лично я вам благодарен. Как минимум за то, что вы спасли мне жизнь в саду ГНОПМ. Я почти с самого начала догадывался, что это были вы, но до недавнего времени я все никак не мог понять, зачем серийному отравителю меня спасать.

Сэр Пемброуз пожал плечами.

– Я не враг вам, – буркнул он. – Я пытался уберечь вас от весьма незавидной судьбы.

– Но ваши методы убеждения, и вы должны это признать, не выдерживают никакой критики. Вы вели себя…

– Как злодей! – вставил Джаспер и тут же пожалел о своих словах, так как сэр Пемброуз уставился на него во все глаза.

– Вот, значит, какое я создаю впечатление? – Он снова рассмеялся и подкрутил усы. – Но как еще я мог отвадить вас от этого проклятого дома?

– Рассказать все как есть, быть может?

Сэр Пемброуз поглядел на доктора с сомнением.

– И вы бы поверили? Или тут же записали меня в помешанные? К тому же я хотел бы – и до сих пор хочу – чтобы вы держались от этого дома как можно дальше. Ну да ладно. Вы ведь назначили эту встречу не для того, чтобы напомнить мне о моем положении в Клубе? Вы все-таки не угомонились, как я вам советовал?

Доктор и Джаспер мрачно переглянулись, и сэр Пемброуз все понял:

– Что вы наделали?

– Мы заставили одну из этих тварей явить свое истинное обличье.

Повисла тишина. Сэр Пемброуз глядел на доктора так, словно ослышался.

– Вы болваны! – наконец прошипел он. – Вы разворошили гнездо! Качнули треклятый маятник! Моя работа разрушена!

– Ваша работа? – доктор Доу снисходительно поднял бровь. – Полагаю, вы собирались продолжать прикидываться мистером Драбблоу и медленно травить жильцов дома, пока они все не зачахнут.

– Именно!

Доктор покачал головой.

– Вы, видимо, убедили себя, что те несчастные, которых они отлавливают и пожирают, пока вы «делаете свое дело» – это вынужденные жертвы.

Сэр Пемброуз прищурился и приподнял верхнюю губу, обнажив кончики зубов, и вдруг снова стал напоминать злобного мистера Драбблоу из девятой квартиры.

– Даже не думайте меня обвинять. Я единственный, кто противостоит этим тварям. И, уверен, если бы вы и правда знали, что происходит, вы бы иначе взглянули на то положение, в котором я нахожусь.

– О нет, я ни в коем случае не хочу принизить ваши заслуги, – сказал доктор, – и прекрасно осознаю, как вы рискуете. И хоть я могу по достоинству отметить вашу храбрость и самоотверженность, мириться с тем, что эти… существа продолжают похищать людей, не желаю. Они похитили племянницу моей экономки, и я не могу допустить, чтобы ее сожрали. Я должен вытащить оттуда мисс Полли.

Сэр Пемброуз отвернулся.

– Полагаю, ваша мисс Полли уже мертва.

– Нет! – воскликнул Джаспер. – Она жива! У нас еще есть время!

Со всех сторон раздалось шуршание газет – прочие посетители «Злобб» наделили нарушителя спокойствия осуждающими взглядами, после чего вновь вернулись к своим мизантропическим статьям прямиком из Старого центра.

Сэр Пемброуз между тем ответил:

– Они никогда не тянут с обедом. Если они схватили ее, боюсь, она…

Доктор перебил его:

– И все же мы уверены в том, что время есть, – твердо сказал он. – Хоть его и немного. Нам сообщили, что она им зачем-то нужна.

Сэр Пемброуз задумался – кажется, он сделал какие-то выводы, которыми не спешил делиться с собеседниками.

Доктор продолжил:

– Так что, к сожалению, мы не можем ждать, пока ваш яд убьет их всех. Он действует слишком медленно. Мы должны отправиться туда как можно скорее, должны остановить этих существ прямо сейчас.

– И что вы предлагаете? – раздраженно бросил сэр Пемброуз. – Заявиться на Флоретт, двенадцать, взять дом штурмом и расправиться со всеми прихвостнями Карниворум Гротум, а заодно и с ним самим? Да будет вам известно, что кое-кто уже пробовал, и ничем хорошим это не закончилось. Ну да, вы же не знаете про братьев Лэмп.

– Мы не знаем, – кивнул доктор Доу. – И, думаю, сейчас наиболее подходящее время, чтобы наконец узнать. Расскажите нам. О братьях Лэмп. О появлении Карниворум Гротум в Габене и о профессоре Гранте. Расскажите, как вы стали тем, кто вы есть – охотником на плотоядные растения.

Сэр Пемброуз тяжко вздохнул.

– Это бессмысленно.

Доктор Доу глядел на него не моргая.

– Мы прекратим злодеяния жильцов дома у канала раз и навсегда, – процедил он. – С вашей помощью или без нее. Но в любом случае мы должны знать, с чем нам предстоит столкнуться. Вы ведь сами сказали, что мы качнули маятник. Мы разоблачили их, и все как прежде уже не будет. Вы понимаете это лучше, чем кто бы то ни было.

– Вы не охотник, – гневно ответил сэр Пемброуз. – Не солдат и даже не полицейский. Вы – простой доктор.

– И еще я! – вставил Джаспер, оскорбленный тем, что его забыли.

– Ну конечно! – усмехнулся охотник. – Доктор и мальчишка! Победа в кармане!

– И тем не менее, мы те, кто верит вам. И прекрасно осознает угрозу…

– Вы ничего не осознаете! Вы вообще ничего не понимаете…

– Так позвольте нам понять.

Сэр Пемброуз прищурился.

– Что ж, ладно, – сказал он. – Я расскажу вам. Скрывать что-либо больше не имеет смысла. Ваша неосмотрительность, будьте вы неладны, действительно все изменила. Закажите мне чашку кофе и дюжину папиреток «Флориттин» – рассказ будет долгим.

– Я полагал, вы курите «Гордость Гротода».

Сэр Пемброуз лишь усмехнулся…

Вскоре заказ принесли. Человек, прикидывавшийся мистером Драбблоу из девятой квартиры, сделал глоток кофе и зажег папиретку.

После того, как официант удалился, он начал свой рассказ…

…«Охотник на плотоядные растения»… Подумать только, а ведь когда-то я и помыслить не мог, что меня ждет такая судьба. Моя жизнь связана с плотоядными растениями с самого детства, и не сказать, что юные годы – это то, что хочется вспоминать, сидя у камина долгими зимними вечерами.

Родители мои, большие любители театра, почти все время проводили в Старом центре или на Набережных. Как вам известно, детям в Габене запрещено посещать театр, и, чтобы я не оставался один, отец с матерью отводили меня к дедушке.

Мой дедушка человеком был веселым и добросердечным. Он всегда ждал меня с нетерпением и неизменно заваривал душистый чай с имбирем. До сих пор, когда чувствую запах имбиря, вспоминаю, как смешно старик шамкал губами, улыбаясь.

Я любил дедушку, любил гостить у него. Но было в его доме кое-что, что вызывало у меня настоящий ужас. «Кое-что» стояло в углу гостиной, росло в горшке и, как мне казалось, неусыпно наблюдало за всем, что происходит в квартире. Мухоловка Бергмана, тварь с пухлым вислым бутоном-ловушкой, в котором с легкостью мог поместиться человек целиком, почти не шевелилась, но я искренне верил, что она просто прикидывается.

Дедушка, в свою очередь, относился к растению, как к старому другу: регулярно его поливал, подрезал сухие лозы, даже обсуждал с ним новости из газет. А еще он заказывал для него мух, которых привозили с рынков Хартума, – каждая была размером с кулак взрослого мужчины. Этими страшилищами он и кормил свое растение – всегда четыре раза в день. Но я знал – догадывался! – что мухоловке мало, что эта тварь в горшке пускает свои слюни на добычу покрупнее.

Сидя на дедушкином диване, я буквально спиной ощущал, как растение наблюдает за мной. Я говорил деду, что боюсь эту тварь, что она хочет меня сожрать, но он лишь отшучивался и уверял, что эти мухоловки для человека не опасны. И тем не менее, невзирая на его слова, меня охватывала дрожь всякий раз, как я глядел на растение в углу, а ночами меня мучили кошмары.

Как сейчас помню, мне снилось, что проклятая мухоловка оживает в тот самый миг, как в квартире гаснет свет, начинает шевелиться, а потом выкапывается из своего горшка и на корнях, как на щупальцах, медленно, но неотступно ползет по гостиной, взбирается на лестницу, а потом, добравшись до двери моей спальни, обхватывает ручку лозой… дверь скрипит, открываясь, и… а затем я неизменно просыпался с криком и в холодном поту.

Родители всерьез не воспринимали мои страхи, мама так и вовсе считала, что меня мучают кошмары из-за того, что я ем сладкое. Хорошо, что отец не позволил ей лишить меня той единственной конфеты, которую мне давали раз в день на ланч.

Впрочем, скоро возможное лишение конфеты перестало казаться мне чем-то таким уж ужасным. Случилось то самое, роковое событие, навсегда изменившее мою жизнь.

Однажды дедушка пропал. Он просто исчез. Бесследно.

Родители отвезли меня к нему, как обычно, но дверь никто не открыл. «Видимо, он забыл о том, что должен был приглядеть за Уолтером, и просто куда-то вышел», – так они решили и вынужденно отменили свои планы. Спектакль, на который родители собирались, был уже далеко не премьерой, и все равно мама в тот вечер раз из раза напоминала мне, какая я обуза.

На письма дедушка не отвечал и на следующий день также дверь не открыл. Тут уж всем стало ясно, что что-то стряслось. Родители вызвали констебля, тот вскрыл замок и провел нас в квартиру.

Пальто и шляпа дедушки висели на вешалке в прихожей, но самого его дома не оказалось. Учитывая, что входная дверь была заперта изнутри, констебль лишь развел руками.

Я знал, что произошло на самом деле. Я пытался сказать, что дедушку сожрало растение из его гостиной, но мне никто не поверил – полицейский расхохотался, а мать пригрозила мне поркой, если я продолжу настаивать на своих бреднях.

Дедушка так и не нашелся. Я не мог спать ночами – теперь кошмары являлись постоянно, и в каждом из них растение из гостиной набрасывалось на моего деда.

Я начал бояться всех мухоловок – даже крошечных, поскольку знал, что однажды они вырастут и сожрут кого-нибудь. Этот страх не оставлял меня ни на мгновение, он заполонил меня всего, подчинил себе. Вы, господин доктор, должны знать, как называется подобное состояние. Фобия, верно.

Время шло, и моя фобия росла вместе со мной. Порой доходило до того, что у меня перехватывало дыхание и я начинал задыхаться, стоило мне оказаться в одном помещении с плотоядным растением.

Родители, конечно же, знали о моей болезни. Мать считала, что я просто все выдумываю, чтобы привлечь к себе внимание, но отец мне поверил. Настолько, что пригласил к нам доктора Рауха из лечебницы для душевнобольных «Эрринхауз». О, этот страх в ваших глазах, доктор Доу! Само собой, вы знаете, о ком идет речь. Вынужден подтвердить: в жизни этот человек столь же жуткий, как и в тех аудиодрамах, которые описывают его злодеяния. И хоть тогда еще никто не знал о его чудовищных экспериментах, а сам он считался уважаемым врачом в области психиатрии, те чувства, которые он вызывал одним лишь своим присутствием… Я не могу это описать. «Кошмар» – наиболее подходящее слово.

Мы остались с доктором Раухом наедине, и, признаюсь вам, в тот миг я на какое-то время забыл свои прежние страхи: вы не будете бояться огонька свечи, глядя на пожар, так?

И тем не менее, я и сам не заметил, как все ему выложил: о растениях, о дедушке и о прочем. И тогда он сказал то, что навсегда отложилось в моей голове: «Страх – это вымысел, болезнь разума». Именно из разговора с ним я и узнал это слово… «фобия»…

Доктор Раух начал учить меня, как победить фобию. Он сказал: «Чтобы вылечиться от ужаса, нужно делать регулярные прививки страха и постепенно увеличивать дозу». А потом он дал мне кое-что. Крошечный бумажный конвертик, в котором было одно-единственное маленькое коричневое зернышко.

Как только я понял, что это, у меня случился очередной приступ. Я так и видел, как из этого зернышка выбивается росток, как он все увеличивается, пока не заполняет собой уже всю комнату…

Доктор Раух уставился на меня своим взглядом профессионального мучителя и улыбнулся, словно наслаждаясь моим ужасом. Он сказал: «На столе лежат клещи для колки сахара, мальчик. Если ты хочешь убить свой страх, поднимись со стула, подойди к столу, возьми клещи и расколи это зернышко. Либо ты найдешь в себе силы, либо задохнешься».

Не передать словами, как мне было тяжело просто понять, что от меня требуется, но я смог. Я уничтожил зернышко – раскрошил его клещами. И тогда доктор Раух зааплодировал. Он сказал: «Ты уже убил свою фобию. Дело за малым. Закопать ее труп поглубже».

Сказать, что он сильно преувеличивал – значит, ничего не сказать: как и прежде, я все еще задыхался от одного вида плотоядных растений, и они регулярно продолжали сниться мне в кошмарах. Но у меня не было выбора, и я начал этот ужасный эксперимент над собой по рецепту бессердечного доктора.

Я начал с зернышка. Отец клал его на подоконник и оставлял меня с ним наедине. В первый раз я продержался двадцать секунд. Во второй – двадцать пять. В третий – почти минуту. Уже на четвертый раз я смог высидеть в одной комнате с этим будущим монстром четыре с половиной минуты, пока страх не вытеснил весь воздух из моих легких.

Пытка продолжалась до тех пор, пока леденящий душу ужас перед зернышком постепенно не превратился в простое недоверие к нему. Вскоре я уже мог находиться рядом с ним часами, не испытывая ни одного симптома фобии. В какой-то момент закончились даже кошмары.

Радоваться, впрочем, было слишком рано – предстояло самое сложное. Зернышко почти перестало вызывать у меня какие-либо болезненные позывы, и настал черед его посадить. Все верно, вы не ослышались. Я должен был собственными руками вырастить плотоядную тварь, такую же, как и та, которая сожрала моего деда. И я сделал это. Поместил зернышко в землю в небольшом горшке и регулярно поливал его, втайне надеясь, что из него ничего не вырастет.

Через несколько дней мои надежды пошли прахом – из земли пробился крошечный росток. И тогда все началось заново… Я стал задыхаться, голова кружилась, а сердце грозило выпрыгнуть из груди. Доктор Раух предупреждал меня, что так будет…

Какое-то время я испытывал недюжинные мучения, пока мое сознание попросту не сдалось и не свыклось с тем обстоятельством, что у меня на подоконнике растет жуткая тварь. На этот раз справиться с собой было проще, и уже через неделю мне удалось подойти к горшку с растением без опаски впасть в ступор.

Я поливал тварь на окне, ухаживал за ней, а она все росла. Вскоре растение было высотой уже в несколько дюймов, у него появились листья, оформился бутон. Страх в очередной раз вернулся, и перебарывать себя пришлось заново.

Это было настоящее испытание. Спустя годы я могу с уверенностью сказать, что больше ни разу в жизни мне не приходилось переживать подобное.

Я боролся с фобией, каждую неделю писал доктору Рауху о своих успехах и неудачах. Он неизменно мне отвечал: «Фобия – это тьма в комнате. А ты – тот, кто держит спичку. Только в твоих силах превратить эту спичку в яркий фонарь, и, если тебе удастся, однажды ты увидишь, что тьмы в комнате больше не осталось. А потом ты сможешь зайти в эту комнату и без фонаря».

До того, чтобы «зайти в комнату без фонаря» было не близко, но я работал над этим. Выращивал тварь на окне, глядел на нее часами, спал в ее присутствии. Она выросла уже на фут, на стебле появились шипы (у многих из них есть шипы), почти развернулся бутон…

Страх периодически возвращался, меня трясло, но я не сдавался… И в какой-то момент это наконец произошло.

Как сейчас, помню. Я проснулся и бросил взгляд на подоконник. В первое мгновение меня прошиб холодный пот. А потом… не в силах сдержаться я закричал. Но не от страха. Меня переполняла ярость.

На окне у меня зацвела… роза. Обычная роза, вы представляете? Этот изверг провел меня! Он заставил меня пережить все это просто так! Я едва не умер от страха из-за какой-то розы!

Я был так зол на доктора Рауха, что уже даже сел писать ему гневное обвинительное письмо и… вдруг все понял. Да, он поступил со мной жестоко и коварно, но он сделал это, чтобы наглядно продемонстрировать мне то, о чем говорил в нашу первую встречу: мой страх был вымыслом, я сам заставлял себя бояться. И как только я это осознал, все закончилось. Комната «осветилась».

А потом случилось то, о чем доктор Раух забыл меня предупредить. Когда страха не стало, я ощутил пустоту внутри и заполнил ее злостью и ненавистью. Мой дедушка… он любил своего питомца, доверял ему, и чем тот отплатил?

Победив фобию, я вернулся к обычной жизни, но ни на мгновение не сомневался, что однажды наступит момент, когда мой заклятый враг ответит за то, что сделал.

И этот момент наступил.

Прошло несколько лет с тех пор, как дедушка исчез. Я вырос, от былых страхов осталось лишь воспоминание, и тогда, одним ранним утром, я сделал то, на что прежде никак не мог решиться: я отправился в дедушкину квартиру.

Не буду описывать эмоции, которые я испытал, переступив столь знакомый мне порог. Встретили меня запустение, пыль и запах смерти.

Мухоловка была там. Горшок с ней, как и прежде, стоял в углу. Растение давно не кормили, и оно зачахло: листья побурели, стебель опал, а бутон лежал на полу. Эта тварь больше не выглядела опасной – скорее, больной и старой.

Переборов себя и собравшись с духом, я достал нож и перерезал стебель. Тварь задергалась, издала стон и замерла. И тогда я вспорол ее ловушку.

Моя находка ужаснула и опустошила меня. Затянувшаяся было рана закровоточила с новой силой.

В глубине брюха твари я нашел дедушкины туфли.

Я был прав! Все это время! Мухоловка сожрала моего дедушку!

В ушах отчетливо звучал презрительный смех констебля, в памяти всплыли недоверчивые взгляды родителей. И вдруг я поймал себя на том, что больше не злюсь на них: они просто не могли осознать исходящую от плотоядных растений опасность – еще бы, ведь, в их понимании, это были всего лишь питомцы, как кошка, хряккс или домашний спрут.

Я глядел на убитую мной мухоловку и думал: «Больше ты никого не сожрешь! Нет уж! Никого!»

Удовлетворение свершившейся местью, впрочем, быстро прошло. Я понимал, что угроза никуда не делась: да, я расправился с одним монстром, но как же остальные? Эти твари во множестве живут в городе, растут на подоконниках, в гостиных, прикидываются неопасными, выжидают… Я не мог допустить, чтобы печальная судьба моего дедушки повторилась.

Да, вспоминая сейчас свои тогдашние рассуждения, я признаю, какими наивными они могут показаться. Но учтите, что я был молод, и мною двигали весьма… гм… экспрессивные порывы. И все же я понимал, что ходить по городским гостиным и воровать горшки с мухоловками – довольно странная затея. В любом случае прежде, чем что-либо предпринимать, мне нужны были сведения о враге, о его повадках, о его слабых и сильных сторонах.

Я отправился в городскую библиотеку на Набережных, взял там несколько книг о плотоядных растениях и погрузился в них с головой. Помню, меня поразило многообразие видов этих растений, их особенности. Но больше меня поразило мое же собственное невежество.

Одна из книг («Тропические мухоловки») была написана профессором Грантом из ботанического общества Габена. Я выяснил, что профессор дает лекции на кафедре в ГНОПМ, и стал их посещать.

В то время ГНОПМ переживало свой расцвет. На кафедре было множество студентов, лекции читали несколько профессоров, и я не пропускал ни одной, а что уж говорить о практических занятиях в саду научного общества.

Многие студенты скучали на них. Профессора в шутку называли их «сонными мухами» и «превосходным кормом для мухоловок». Но я был другим. Мне не было скучно – уж я многое мог рассказать о «корме для мухоловки».

Я задавал вопросы, всегда первым сдавал работы, и все свободное время проводил за книгами и исследованиями. Моя комната стала напоминать музей-флорариум: куда только делся мой страх. Родители были горды и радовались моим успехам: они полагали, что я хочу стать ученым. Так же считали и профессора. Они выделяли меня среди прочих студентов и пророчили большое будущее в рядах ботанической кафедры, но вскоре произошло то, что определило всю мою последующую жизнь.

После одной из лекций ко мне подошел профессор Миллуорти, заместитель главы кафедры. Он сказал, что общество получило грант на проведение исследовательской экспедиции в Кейкуте, и предложил мне принять в ней участие в качестве его личного ассистента. Разумеется, я ответил, что это честь для меня. И вскоре мы отбыли.

Я много читал об исследовательских экспедициях, но одно дело книги, и совсем другое – оказаться в джунглях самому. Ливни, которые идут месяцами, комары размером с габенских собак, сырость, топи, множество различной мерзости на земле, на деревьях и в воде, и вся пытается проверить тебя на зуб. Вероятно, испуг не сходил с моего лица, поскольку профессор Миллиоурти поспешил меня успокоить: «Компанию нам составляет профессиональный охотник, заслуженный и опытный следопыт, да и вообще проверенный малый».

«Малому» навскидку было около девяноста лет. Сэр Кретчхауз действительно был опытным путешественником, правда, о нем говорили, что сильнее всего он поднаторел в том, как сохранять сапоги сухими, если вы понимаете, о чем я. Он был таким дряхлым, что другие участники экспедиции за его спиной шутили: «Почему сэр Кретчхауз так обильно смазывается кремом от москитов? Да потому, что москитам хватит и одного глоточка, чтобы выпить всю оставшуюся в нем кровь без остатка». Я же, со своей стороны, не скажу о нем ни одного дурного слова: этот человек знал джунгли, как свои пять пальцев, мог найти безопасную тропу с завязанными глазами, а сколько всего этот старик волочил на себе: при нем было больше оружия, чем я до того видел за всю свою жизнь!

Я вечно ошивался поблизости, и он заметил мой интерес к его снаряжению и вооружению.

– Насколько я понял, это твоя первая вылазка из библиотеки, парень, – сказал он. – Ты, верно, никогда не видел подобных штуковин?

Я кивнул, и мы разговорились. Сэр Кретчхауз рассказал о паре своих скорострельных револьверов «Бройд» и о длинноствольном «Трэнде», который, по его словам, ой, как хорош против различного зверья с толстой шкурой. Помимо револьверов, у мистера Кретчхауза было множество ножей, пара мачете и то, что меня по-настоящему восхитило: винтовка «Брейклина» с оптическим прицелом. Охотник был вооружен так, будто приехал на войну.

Что ж, вскоре я узнал, что джунгли и война имеют много общего. Именно от сэра Кретчхауза я услышал историю о Церерум Мореалис, растении, которое обретается в сердце дождевых лесов в районе среднего течения реки Науру. Ох, что это была за история – кровь стыла в жилах. На джунгли опустилась ночь, мы сидели у костра, практически все в лагере отправились на покой, а старый охотник рассказывал о жуткой твари, которая вгоняет людей в некое сомнамбулическое состояние, приманивает их и обволакивая своими лианами-щупальцами, пожирает… Мне надолго запомнилась эта история, и я отправлялся спать с мыслями о прожорливом растении, затаившемся в глубине джунглей…

Ну а на следующий день случилось то самое событие, к которому я так долго подводил.

Мы продвигались по тропе, пролегающей между топями, и профессор Вормберри, один из ботаников общества, обнаружил неизвестный науке цветок-паразит, который рос прямо из ствола дерева. Сэр Кретчхауз пытался объяснить своим ученым спутникам, что останавливаться на тропе – очень плохая идея, но его никто не слушал. Члены Ботанического общества уже принялись расчехлять фотографические аппараты и чемоданчики с приспособлениями для наблюдения за образцами. В общем, началась обычная суета заумных людей.

Сэр Кретчхауз махнул на них рукой, разложил свой стульчик и закурил трубку. Какое-то время он наблюдал за зарослями и болотной водой по сторонам тропы, но потом, усыпленный монотонным воркованием суетящихся ботаников, заснул.

Эх, не стоило ему этого делать.

«Ничто не предвещало беды» – этим выражением можно описать любой день в джунглях. Профессора и их ассистенты сгрудились вокруг цветка. Мистер Пайнли, художник ГНОПМ, уже даже сделал набросок растения, которое по горячим следам было названо Древоросом Вормберри.

Профессор Миллуорти велел мне принести ему тубус с картой флор, чтобы сделать пометку о местоположении найденного Древороса, и именно данная счастливая случайность спасла меня и всю группу в дальнейшем.

Сумки и кофры с инструментарием были сложены на краю тропы, у корней разлапистого дерева. Взяв тубус, я уж было развернулся, чтобы отнести его профессору, как тут заметил шевеление в воде. И почти сразу же – шевеление по другую сторону тропы.

Приглядевшись, я различил рядом с поверхностью, среди покрытых мхом камней, большущую плоскую голову, а в зарослях увидел покрытый чешуей хвост.

– Змеи! – закричал я, пытаясь одновременно привлечь внимание своих ученых коллег и разбудить сэра Кретчхауза.

Все перебудоражились, а охотник вздрогнул и проснулся. Что ж, на этом польза в тот момент от него закончилась.

И тогда змея напала. Все верно: там была лишь одна змея. Почувствовав, как наверху надо мной пришли в движения кроны деревьев, я задрал голову и с ужасом увидел длинное змеиное тело, протянувшееся над тропой в ветвях. Эта тварь была поистине огромной.

Наурийская анаконда (я узнал, как она называется намного позже) вырвалась из воды и набросилась на ученых. Профессор Вормберри, «отец» новооткрытого цветка, стал ее первой жертвой. Клыки, каждый из которых был длиной с мою руку, вонзились в его тело. Все дальнейшее смешалось, и по правде я помню те события лишь фрагментарно. Помню извивающееся зеленое тело, помню крики, помню окровавленное тело мистера Пайнли. А еще помню застывшего сэра Кретчхауза с почти выпавшей изо рта трубкой. Он просто глядел на творящиеся ужасы и ничего не предпринимал.

А потом змея напала на меня.

Если бы в моих руках не оказалось того тубуса, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Помню лишь, как инстинктивно сунул тубус в змеиную пасть. Анаконда принялась дергаться, пытаясь его проглотить, но он крепко застрял внутри, упершись в нёбо и нижнюю челюсть. Мечась в ярости, змея раздавила еще одного из ученых. Я кричал, пытаясь вывести сэра Кретчхауза из оцепенения, но он не шевелился и просто не моргая глядел в желтые змеиные глаза.

И тогда… что-то меня подтолкнуло. Я бросился к охотнику и вырвал из его кобуры один из револьверов. До того я никогда в жизни не держал в руках оружие, но в тот момент просто не задумывался об этом. С криком я разрядил весь барабан в тварь. Мне, без сомнения, повезло, что револьвер, который я схватил, был тем самым бронебойным «Трэндом». Одна из пуль достигла цели – пробила чешую анаконды. Змея застыла, дернулась, и в следующий миг рухнула замертво.

Я пребывал в полуобморочном состоянии и далеко не сразу понял, что все закончилось. Пришел в себя я, лишь когда профессор Миллуорти вытащил револьвер из моей руки…

Экспедиция была спешно свернута, и мы вернулись в Габен. Нападение анаконды унесло четыре жизни. Сэр Кретчхауз был совершенно подавлен – произошедшее стало для него окончанием его карьеры охотника. И тем не менее он распорядился привезти змеиную тушу в Габен – я не понимал, зачем.

История о случившемся в джунглях попала в газеты. Моя фотография была на передовице «Сплетни» и еще нескольких изданий. «Спаситель экспедиции профессора Миллуорти!!!», «Человек, который всех спас!!!», «Отчаянный победитель змей!!!» – такие были заголовки.

Профессор Миллуорти рассыпался в благодарностях, глава кафедры, профессор Грант, рассыпался в похвалах. Неожиданно для самого себя я стал самым обсуждаемым членом ГНОПМ. А потом из Сонн мне пришло приглашение посетить собрание тамошнего Клуба охотников-путешественников.

Еще не зная, что меня ждет, я явился туда, и обнаружил, что в мою честь устроили настоящий торжественный прием. Убитая мною змея была выставлена в главном зале Клуба, при полном параде собрались все пребывавшие на тот момент в Габене охотники, даже пресса присутствовала. Именно тогда господин учредитель вручил мне гербовый перстень, который вы узнали, господин доктор: его вручают охотникам Клуба, как только они привозят свой первый трофей. Вот так я официально стал габенским охотником-путешественником.

Благодаря протежированию сэра Кретчхауза, Клуб оплатил мою первую одиночную экспедицию. И я, разумеется, с самого начала знал, куда и зачем отправлюсь.

Меня не интересовали хищники, на которых обычно охотятся члены Клуба. Моим призванием были и оставались прожорливые растения – те, о которых ходят жуткие слухи, те, о которых со страхом шепчутся туземцы в джунглях. И моей первой целью стал Цирерум Мореалис, о котором я узнал от сэра Кретчхауза.

Не стану утомлять вас подробностями экспедиции. Скажу лишь, что моя первая охота закалила меня и подтвердила то, что выбранный мною путь – это то, для чего я был рожден.

Я отыскал и уничтожил жуткую тварь. А потом привез ее в Габен. Как думаете, что произошло после моего возвращения?

В Клубе собрались все господа охотники. Я подготовил демонстрацию трофея с помпой, сгорая от нетерпения и желая как можно скорее показать своим новым коллегам Цирерум Мореалис. Разумеется, я ожидал восторга, ожидал уже знакомого восхищения. Я представлял себе похвалы и торжественные рукопожатия, ожидал громкие заголовки и разговоры о моем очередном подвиге в салонах и клубах.

И не дождался ничего из этого. Когда ящик вскрыли и я представил Цирерум Мореалис коллегам-охотникам, меня встретили гробовая тишина и недоуменные взгляды. Никто не понял, что я пытаюсь продемонстрировать.

Я во всех красках описал трудности и опасности, с которыми столкнулся во время своей охоты, но это не произвело ровным счетом никакого эффекта. Как не впечатлило никого и количество жертв побежденного растения.

С каждым моим доводом недоумение на лицах господ охотников все сильнее сменялось презрением. Мне сказали, что в Клубе «не гоняются за сорняками» и предложили в следующий раз привезти еще одну анаконду или на крайний случай какого-нибудь питона.

Помню, как я покинул собрание с червоточиной в груди, униженный и провожаемый насмешливыми взглядами. Я был разбит. Я все никак не мог взять в толк, почему они не понимают, почему им все равно. В тот момент я полагал, что само мое существование бессмысленно.

Тем же вечером ко мне пришел сэр Кретчхауз. Он сказал:

– Пемброуз, вы выследили и уничтожили хищника, с которым многие из наших снобов-охотников попросту не справились бы. Я много путешествовал в землях, где произрастает Цирерум Мореалис: я чуял страх, висящий в воздухе, видел этот же самый страх в людских глазах, когда они рассказывали об этой твари. Вам не переубедить невежд из Клуба. Но я понимаю вас как никто другой: мой племянник стал жертвой Мухоловки Грендера из Микении. Я был глупцом, который недооценил растение. Если бы с нами был тот, кто воспринимает опасность этих тварей всерьез, Берти был бы жив…

Не передать, как меня воодушевили его слова. Я пообещал старику, что отправлюсь в Микению и отыщу Мухоловку Грендера. И я сдержал слово. А потом привез свой новый трофей в Клуб. Но на этот раз я был готов к ожидающей меня реакции господ охотников-путешественников. Насмешки. Уже знакомое презрение и одинокие аплодисменты сэра Кретчхауза…

И хоть мою душу разъедала обида из-за непонимания коллег по Клубу, свое дело я не оставил. Я выискивал слухи о растениях-чудовищах, посещал портовые ночлежки и меблированные комнаты, где клопятся туземцы из джунглей и пустынь, прибившиеся в Габен в поисках лучшей жизни. О, многим из них было, что рассказать. Я по крупицам собирал сведения о своих будущих противниках. А потом, собрав их достаточно, я отправлялся в путь.

Я много лет занимаюсь своей охотой. Видел по-настоящему страшные вещи, не раз побывал в желудке плотоядных растений, привозил обратно в Габен ящик за ящиком с не нужными никому трофеями. Самый презираемый член Клуба охотников-путешественников. Ха!

Я постепенно подбираюсь к тому, что вас по-настоящему интересует.

Однажды, вернувшись с очередной охоты, после демонстрации очередного побежденного растения, которая представляла собой по большему счету «цирк глумления» над моей персоной, я столкнулся в вестибюле Клуба с профессором Грантом, который явился туда в поисках джентльмена-охотника для своей экспедиции.

Думаю, вы и сами можете представить, как я загорелся, когда он сказал, что отправляется на поиски самого прожорливого и опасного плотоядного растения, известного науке. Легендарный король мухоловок… Карниворум Гротум… Сколько историй я о нем слышал – не перечесть! Разумеется, я тут же предложил профессору свои услуги.

Каково же было мое изумление, когда профессор Грант отказал мне. Он громко и во всеуслышание заявил, что не нуждается в моих услугах. Когда я поинтересовался, почему, он со всевозможным презрением заявил, что ему хорошо известно, что мною движет, и что он считает меня врагом не только всей ботанической науки, но и своим собственным. Он сказал, что мне должно быть стыдно из-за того, что уничтожаю редкие виды. А затем, видимо, чтобы унизить меня еще сильнее, нанял сэра Рэтворда, человека, который насмехался надо мной сильнее прочих.

Что ж, быть может, он и знал, что мною движет, но он явно недооценил мою непримиримость и мое неутолимое желание избавить мир от этих тварей. Я поклялся профессору, что первым отыщу Карниворум Гротум и уничтожу его…

Все, что я расскажу вам дальше, вероятно, покажет меня в не слишком-то благоприятном свете. Но мне плевать, знаете ли. Многие назовут меня беспринципным человеком, а мои поступки – вызывающими порицание злодействами, но я ни о чем не жалею – уже тогда я понимал, что на кону, как-никак, стояло дело всей моей жизни.

Я начал готовиться. И столкнулся с тем, что просто не представляю, с чего начать: куда отправляться? где та точка на карте, которая мне нужна? Как я и говорил, в своих странствиях и экспедициях мне много раз доводилось слышать о Карниворум Гротум, но, к моему глубочайшему сожалению, я ничего не знал о его местонахождении. Поговаривали, что это чудовище растет на каком-то из островов, затерянных в океане Немых, но это были крайне размытые сведения – особенно, если учесть, что океан Немых простирается на сотни тысяч квадратных миль, и большая его часть до сих пор не исследована.

Разумеется, я мог бы проследить за группой профессора Гранта, но в таком случае мне попросту не удалось бы его опередить. Выбора не осталось, и я решился на то, чем не горжусь.

Одним из участников экспедиции Гранта был профессор Сворбелл, человек низменных нравов и обладатель множества пагубных и омерзительных привычек. Я знал его еще с тех времен, когда посещал лекции в ГНОПМ. Уже тогда профессор Сворбелл не вызывал у меня доверия и производил впечатление человека, который владеет большущим шкафом, доверху забитым скелетами.

Я решил… гм… воспользоваться услугами Сворбелла, но для этого мне требовалось раскопать что-нибудь, чем можно было бы его зацепить. И профессор с его тягой к мерзкому не заставили себя ждать.

Думаю, вы знаете некое заведение на задворках Неми-Дрё, шумное и освещенное пурпурными фонарями. Кабаре «Три чулка», все верно. Так вот профессор Сворбелл волочился за одной из тамошних дамочек, и она явно была не против.

За два дня до отбытия из Габена он заглянул в кабаре, и уже под утро покинул его в компании некой мисс Пушинки. Я не знаю, что именно стало причиной того, что произошло в итоге, но из переулка, в который они вместе зашли, вышел лишь профессор – взлохмаченный, пытающийся спрятать лицо и испуганно озирающийся по сторонам.

Сворбелл скрылся, а я заглянул в переулок. Мисс Пушинка была там, сидела в грязи у водосточной трубы. Ее голова безжизненно повисла, а руки простерлись вдоль тела. Она была задушена.

Мисс Пушинка дала мне возможность – упустить ее было бы неуважением к ее жертве. И я эту возможность не упустил.

Вот только не нужно этого осуждения, доктор! Грязный шантаж, вы говорите? Ну и что? Мне нужно было во что бы то ни стало опередить Гранта, ведь я уже тогда знал, для чего ему Карниворум Гротум. Он всегда привозил живой образец в Габен, и я не мог допустить, чтобы он притащил сюда самого злобного из этих монстров. Грязный шантаж? Хм… Я пошел на него с легкостью и, ожидая еще одну порцию вашего осуждения, скажу, что я бы пошел куда дальше ради своего дела.

Но мне повезло. Сворбелл оказался мягкотелой трусливой падалью. Как только я пригрозил, что расскажу обо всем профессору Гранту и заодно загляну в Дом-с-синей-крышей, он выложил все, что знал. Ну а я сдержал данное ему слово: не сказал ничего ни полиции, ни главе Ботанической кафедры. Вместо этого я зашел в «Три чулка» и перекинулся парой слов с тамошними громилами. Дальнейшая судьба Сворбелла мне неизвестна, кроме того, что экспедиция профессора Гранта отправилась в путь без него. Впрочем, зная нрав хозяев «Трех чулок», уверен участь Сворбелла была незавидной…

Что ж, сведения были получены, но всякий путешественник знает, что сведения – это еще не все.

Я только вернулся из очередной экспедиции, и мои средства были на исходе. Где в Габене взять деньги, если в карманах гуляет ветер? Конечно же, в «Ригсберг-банке». Получив ссуду, я зафрахтовал дирижабль и отправился в путь. Меня ждало чудовище, по сравнению с которым все мои предыдущие противники казались безобидными сорняками с подоконника какой-нибудь старухи…

Дирижабль «Громор», небольшая, но юркая, посудина меня не подвел. Я доплатил капитану за скорость, и уже спустя неделю мы прибыли на Кани-Лау.

Кани-Лау – это небольшое островное государство на западе океана Немых, славящееся своим беззаконием и довольно негостеприимным обхождением в отношении приезжих. Когда-то оно было самой западной колонией Льотомна, но от тех времен почти не осталось свидетельств – разве что порой в пестрой толпе туземцев можно встретить потертый колониальный льотомнский мундир.

Оказавшись в порту Кани-Лау, я первым делом отыскал человека по имени Джон Колверт. Мистер Колверт, выходец из Льотомна и отставной капитан парострелков морского корпуса, оказался владельцем старенького парохода «Мох». Именно он, по словам Сворбелла, должен был доставить группу Гранта на некий остров, который местные называли Лугау, что в переводе с их языка значит «Голодный». Неудивительно, что Грант не мог отправиться на Лугау прямо из Габена: остров находится там, где на всех наших картах, словно бельмо на глазу, располагается белое пятно, а, как вы, должно быть, знаете, дирижабли не летают через неизведанные земли и моря.

Мне пришлось солгать мистеру Колверту: представившись помощником профессора Гранта, я сказал, что группа прибудет только через месяц и что я прилетел на Кани-Лау, чтобы предварительно исследовать Лугау и провести подготовительные работы для встречи экспедиции. Мистер Колверт был недоволен, но кругленькая сумма надбавки улучшила его настроение. Началась подготовка к отбытию, но перед тем, как покинуть Кани-Лау, у меня еще оставалось одно незаконченное дело.

Я отправился к габенскому консулу и узнал у него, что Грант прибудет лишь через два дня. Радоваться было рано: хоть я и опережал этого сноба, тем не менее, требовалось как-то помешать ему отправиться к логову короля мухоловок следом за мной. Было очевидно, что, не найдя Колверта и его «Мох» в порту, Грант не остановится ни перед чем, пока не отыщет иной способ, как попасть на Лугау. К моему сожалению, мистер Колверт был не единственным, кто мог доставить группу Гранта на остров. Был еще капитан Марул из числа местных.

Что ж, за небольшую плату в виде ящика «Горечи Маре» (это дрянное пальмовое вино) и полусотни золотых дирхамов местные полицейские (или бандиты – я так и не понял, кем они были) подкараулили Марула у портового трактира, избили его и сломали ему ногу – я полагал, что этого хватит, чтобы он не смог встать за штурвал.

Обезопасив себя таким образом, я вернулся в порт. На рассвете мистер Колверт запустил двигатель, и мы отправились на Лугау.

О, я вижу, ваш племянник в восторге, доктор, но уверяю вас: может быть, это все и напоминает приключение из какого-нибудь авантюрного романа, но на деле путь через океан Немых представлял собой череду тягот и лишений. Были моменты, когда я полагал, что наше плаванье вот-вот оборвется, как и наши жизни.

В полутора днях пути до Лугау мы попали в шторм. Ох, что это был за шторм! «Мох» швыряло и подбрасывало, суденышко взмывало на гребни гигантских волн и низвергалось в пучину, пару раз мне казалось, что мы уже идем на дно, но капитан лишь посмеивался и не выпускал из рта трубку.

Шторм длился почти четыре дня, и когда он закончился, мы смогли оценить все его неутешительные последствия.

Трое матросов исчезли в море и, вне всякого сомнения, стали ужином для кашалотов, главная труба была погнута, а одно из гребных колес сильно повреждено. Ко всему прочему, заплатки, появившиеся тут и там на бортах, хоть пока и скрывали пробоины, но второго шторма не выдержали бы точно.

Капитан Колверт выступил за то, чтобы вернуться на Кани-Лау, и предложение повысить оплату не помогло – он был тверд и непреклонен. В отличие от его подчиненных – мне с легкостью удалось переманить их на свою сторону обещанием золотых гор при условии успешного окончания экспедиции.

Вы знаете, капитан Колверт мне нравился, в нем жил тот самый, настоящий Льотомн. Это был храбрый, решительный и душевный человек, но он не оставил мне выбора.

Да, сэр, вы все верно поняли: я поднял старый недобрый бунт…

Когда матросы препроводили капитана в его каюту, у нас с ним состоялся долгий разговор, в ходе которого я рассказал ему всю правду: о том, кто я такой, о том, что ищу. Он был в подлинном ужасе, когда узнал о планах профессора Гранта привезти Карниворум Гротум в Габен для изучения: капитан долгие годы жил на Кани-Лау и слышал много историй об этом чудовище. Что ж, на этом я и сыграл. Чуть-чуть сгустив краски и выставив главу ботанической кафедры ГНОПМ безумцем и фанатиком, я добился, чего хотел. Капитан Колверт изменил свое решение и высказал убежденность, что нужно помешать безумному ученому добыть себе ручного монстра во что бы то ни стало.

Таким образом мы продолжили путь на Лугау.

Шторм отбросил нас слишком далеко от намеченного курса, пароход шел на одном гребном колесе, и поэтому нет ничего удивительного в том, что на затерянный в океане Немых остров мы прибыли не первыми.

В бухте на якоре стоял гидродирижабль с Кани-Лау (суденышко размером с габенский пакетбот, которое может как плыть по морю, так и летать на небольшой высоте). Капитан Колверт сразу же его узнал.

– Это «Гуакау» капитана Марула, – сказал он. – Кажется, ваш профессор опередил нас.

Меня охватила ярость: уловка, направленная на то, чтобы Марул не отплыл с Кани-Лау, не сработала! Впрочем, сокрушаться было поздно, и я стал думать, что делать.

Гранту удалось попасть на остров, а это означало, что рано или поздно он отыщет Карниворум Гротум. Я не знал, чем закончится моя охота, но допустить, чтобы профессор покинул остров вместе с тварью, не мог. У меня родилась идея. Вы киваете, доктор? Что ж, так и есть: я совершил очередной поступок, который вряд ли можно назвать джентльменским.

«Мох» подплыл к берегу и незамеченным вошел в соседнюю бухту. Дождавшись наступления ночи, я пробрался на судно капитана Марула, проник в угольный трюм и испортил всю имевшуюся там химрастопку. Вы знаете, немного воды, и она отказывается гореть…

Отрезав профессору Гранту путь к отступлению, я вернулся к месту высадки экспедиции и двинулся по следам группы. Судя по углям походного костра, который я обнаружил, профессор опережал меня на несколько часов.

Лугау – довольно большой остров. Он сплошь порос джунглями, и продвигаться по нему, не имея опытного проводника, было не просто опасно, а чем-то сродни самоубийству. Это подтверждали регулярно попадавшиеся мне на пути скелеты в колониальной льотомнской форме.

Невзирая ни на что, отступать я был не намерен. Меня охватила лихорадка предвкушения – очень опасное чувство, которое притупляет бдительность.

Я продвигался вглубь Лугау и в какой-то момент сам едва не стал очередным скелетом, затерянным в его дебрях. Ваш покорный слуга угодил в ловушку.

О, теперь я могу оценить мастерство, с которым она была сделана. Начать с того, что специально для меня была вытоптана ложная тропа, которая вела некоего охотника на плотоядные растения вовсе не по следу экспедиции, а прямиком к его бесславному концу…

Спасло меня только то, что я вовремя заметил одну весьма странную лиану. «Что же в ней было странного?» – спросите вы. Хм. Она была натянута.

Присмотревшись, я понял, что никакая это не лиана. На одном из деревьев у тропы был размещен канат. Проследив по нему взглядом, я заметил и другие канаты, очень профессионально скрытые и замаскированные. А потом различил и противовесы.

Это была самая незамысловатая и при этом самая действенная из всех возможных ловушек: ступаешь ногой в прикрытую листьями петлю, она хватает тебя и вздергивает вверх, и вот ты висишь вниз головой в ожидании, пока придет охотник или явятся дикие звери.

Разумеется, я сразу понял, что западню мне устроил сэр Рэтворд – больше это проделать было просто некому.

Прекрасно зная методы охотников из Клуба, я был уверен, что сам сэр Рэтворд выжидает в засаде где-то поблизости и наблюдает за мной. Очевидно, он сразу понял, что его хитрость не сработала.

Я нырнул в заросли и затаился.

Прошло три долгих часа, но сэр Рэтворд своего присутствия так и не выдал – казалось, что я поспешил с выводами. А потом до меня дошло, что в действительности ловушка сработала, как надо: вряд ли мой коллега всерьез рассчитывал, что я попадусь, – он просто выигрывал время.

Выбравшись из укрытия, я вернулся на берег и отыскал настоящую тропу.

Гнев жег меня изнутри: мало того, что все пришлось начинать с начала, так еще и у сэра Рэтворда появилась неплохая история, которую он сможет рассказать завсегдатаям Клуба по возвращении – мол, он провел меня, как мальчишку! Этого допустить было нельзя, и я решил ответить ему в его же манере.

Вскоре мне представился такой шанс. Фонарь, обрывок веревки, несколько плодов дерева патуа – и ловушка, уже для Рэтворда, готова. Все было продумано до мельчайших деталей, но я не учел того, что мой противник обладал большим опытом в подобных вопросах. Он ловко ускользнул из ловушки, после чего устроил новую – намного более хитрую, чем прежняя.

На этот раз сэр Рэтворд решил действовать наверняка и уже на самом деле затаился неподалеку, забравшись на дерево с винтовкой. Когда я разгадал очередную его ловушку, он выстрелил. В последний момент я дернулся в сторону, и пуля, которая должна была попасть мне в сердце, лишь чудом всего лишь оцарапала плечо.

Тогда я понял, что сэр Рэтворд настроен очень серьезно. Никакой честной игры, никакого джентльменства или благородства. И я решил, так сказать, принять его правила.

Наше противостояние напоминало шахматную партию. Мы пытались перехитрить друг друга. Западня сменялась западней, и с каждым разом ловушки становились все изощреннее.

Вне всяких сомнений, сэр Рэтворд решил, что от меня нужно избавиться еще в Габене, и подготовился заранее – в то время, как я использовал то, что оказывалось под рукой, мой противник применял приспособления, привезенные из… как бы это назвать… цивилизации. С чем только я ни сталкивался: самовзводные револьверы, механические капканы, устройства, выпускающие в воздух прожигающую до костей кислоту, и тому подобное.

Наша смертельная игра длилась почти неделю и захватила нас с головой. Я был молод, глуп и жаждал выйти победителем из этой схватки любой ценой. Но такой опытный человек, как сэр Рэтворд, не мог не знать, к чему все приведет. Не мог не знать, да…

Мой противник тратил все свои силы и внимание на то, чтобы чинить мне препятствия, охрана группы отошла для него на второй план, и коварный Лугау, конечно же, не стал терпеть подобную небрежность. Всего за пять дней на острове группа Гранта поредела настолько, что любой здравомыслящий человек уже давно свернул бы все предприятие и поспешил бы покинуть остров. Но Грант был слишком поглощен поиском Карниворум Гротум, а Рэтворд – защитой своей чести джентльмена-охотника: он не мог допустить, чтобы какой-то мальчишка (еще и нелепый «ловец сорняков») оставил его с носом.

Казалось, им было все равно, что одного из профессоров засосало в трясину, или что другой угодил к пчелам-убийцам – не заботило их и то, что произошло с остальными…

В отличие от Гранта и Рэтворда, мне было жаль молодых ботаников из ГНОПМ, которые наивно полагали, что отправятся с исследовательской миссией, но фактически стали жертвами безразличия и эгоизма своих лидеров. И в какой-то момент я понял, что пора заканчивать эту игру.

На последней ловушке сэра Рэтворда я поддался. Но не сразу – прежде, чем погибнуть ужасной и мучительной смертью, требовалось произвести кое-какие приготовления. Ну а когда все было наконец готово, пришел черед дымового фонаря, который я обычно использовал, чтобы обманывать мухоловки. Создав едкую дымную тучу там, где была установлена ловушка, и избавив себя таким образом от наблюдения, я запустил механизм, спрятанный в листве моим коллегой. В воздух поднялось облако кислотных паров, и я закричал, пытаясь сымитировать невыносимую боль. А потом я спрятался и принялся ждать.

Сэр Рэтворд вскоре появился. Его торжествующий смех подтвердил, что он поверил в мой обман. Еще бы, ведь ему предстал мой дымящийся, обугленный, оплавленный кислотой скелет в пробковом шлеме и наполовину сожженном тропическом костюме. Да, ты все верно понял, мальчик: это был один из скелетов из джунглей…

Сэр Рэтворд купился – он был искренне убежден, что его превосходство надо мной должно подтвердиться рано или поздно. Его подвело собственное тщеславие, ну и, конечно же, снисходительное отношение к моей персоне, так что, по сути, он сам уверил себя в том, что наше противостояние закончилось его триумфальной победой.

Сэр Рэтворд вернулся к остаткам группы и сообщил профессору Гранту, что я больше не представляю угрозы. После этого они свернули лагерь и двинулись к сердцу острова. Туда, где их ждал Карниворум Гротум. Я отправился за ними…

…Сэр Пемброуз прервался, отпил немного кофе и зажег папиретку. Джаспер понял, что ему нужно собраться с мыслями перед тем, как он перейдет к кульминации своей истории. Мальчик слушал, затаив дыхание, и не замечал, как дядюшка раз за разом осуждающе качает головой.

Сэр Пемброуз вздохнул, стряхнул пепел в клыкастую пепельницу в виде головы волка и продолжил рассказ…

…Профессор Грант, пребывая в полной уверенности, что избавился от назойливого присутствия гадкого Пемброуза, вел остатки группы строго на северо-запад. Больше не было никаких блужданий по острову – ученые продвигались быстро и уверенно, словно не разыскивали растение, а точно знали, где оно находится.

Я пытался понять, каким образом Грант прокладывает маршрут, но долгое время для меня это оставалось загадкой. Как выяснилось из одного подслушанного мной разговора, даже джентльмен-охотник не знал, куда они идут, – его задачей было довести группу до, как называл это Грант, Черты – границы, за которой обрываются следы животных.

И вскоре они, а следом за ними и я, достигли этой Черты.

Группа остановилась на ночлег, и мне удалось приблизиться к лагерю почти вплотную. «Что дальше? – думал я. Что же ты будешь делать дальше?!»

Ну а дальше… профессор Грант велел своим спутникам надеть противоудушливые маски. В моем дорожном мешке тоже была такая маска – в охоте на плотоядные растения это важный инструмент: не уверен, знаете ли вы, но многие из них могут приманить жертву или отравить ее только лишь при помощи своего запаха.

«Видимо, Грант полагает, что, Карниворум Гротум обладает похожими свойствами» – подумал я, в тот момент даже не предполагая, что маски должны были защитить группу вовсе не от Карниворум Гротум, а от кое-кого другого.

В любом случае я посчитал, что мне тоже стоит надеть маску – еще не хватало попасть под воздействие твари.

Судя по шедшим в лагере приготовлениям, ученые были близки к своей цели. Нервозность и ожидание висели в воздухе. Профессор Грант зарылся в книги, сэр Рэтворд чистил оружие у костра, а все их подчиненные старательно делали вид, что их заботят лишь исследовательские заметки, гербарии и карты флор, хотя от меня не укрылось, как они трясутся от страха и бросают тревожные взгляды на чернеющие джунгли.

Наблюдая за лагерем, я заметил кое-что странное. На самом его краю к дереву был привязан мистер Пинчус, личный ассистент профессора Гранта. Он, единственный из всей группы, был без маски и выглядел… проклятье, да он выглядел так, что у меня мурашки побежали по спине: совершенно белый, с расширенными глазами, в которых не было и намека не просто на осознание происходящего, но и вовсе на любой мыслительный процесс. Сперва я решил, что его одолела лихорадка, но тут же отринул это предположение: ни одна из известных мне лихорадок не имела подобного эффекта.

Простоял у дерева Пинчус всю ночь.

Утром группа свернула лагерь и двинулась в путь. Мистера Пинчуса отвязали и пустили первым. Он спотыкался, падал, поднимался и продолжал идти нетвердой ломаной походкой. И тут до меня дошло, что личный ассистент Гранта одурманен. Вскоре мне предстало то, что тянуло его к себе, словно на невидимом поводке.

К полудню группа Гранта и следом за ней и я оказались на месте.

Открывшаяся картина поистине поражала воображение. Передо мной расстилалась долина без деревьев, похожая на проплешину в дождевых лесах Лугау. Именно там, в центре этой проплешины, росли мухоловки настолько огромные и жуткие, что я вдруг ощутил, как моя фобия прямиком из детства вот-вот снова затянет меня в свои сети. Гигантские стебли, каждый высотой в пятиэтажный дом, удерживал раскрытые бутоны, которые могли заглотить трамвайный вагон и даже этого не заметить. От стеблей во все стороны вились лозы, закручиваясь спиралями и кольцами. Повсюду, меж корней мухоловок, рос тогда неизвестный мне цветок – Скверлум Каберботам. Он цвел, и его пыльца висела золотистым облаком над долиной. Вы же видели цветок из дома у канала? А теперь представьте, когда их сотни. Невероятное зрелище…

Искорки пыльцы ползли по воздуху и в джунгли, и, только лишь заметив это, я понял, почему Грант и его люди были в масках и как именно они вышли к этому месту. Пыльца! Именно она приманивает жертву. Помню, меня тогда поразила изобретательность и безжалостность профессора: ему нужно было найти, образно выражаясь, горящий фонарь, и он использовал мистера Пинчуса в роли мотылька, летящего на его свет.

Группа направилась к центру долины. Грант держался настороже, поэтому мне приходилось вести себя втройне осторожнее, чтобы не быть обнаруженным.

Я следовал за учеными, наблюдал и слушал… Не передать ощущения, которые я испытывал, пробираясь между закрученными лозами сквозь светящийся туман пыльцы. Кругом были неподвижные мухоловки, и с каждым шагом вглубь долины меня все сильнее поглощало отчаяние: я плохо представлял, как уничтожу всех этих тварей. Но то, что я вскоре узнал, изменило все.

Группа остановилась у одного из растений. Ботаники сгрудились вокруг него и принялись что-то горячо обсуждать. Я притаился неподалеку и прислушался.

– Как мы его найдем? – спросил сэр Рэтворд.

Грант указал на что-то в основании мухоловки и сказал:

– Нужно идти по стеблю. Он приведет нас к нему.

Группа двинулась дальше. Я подошел к растению, у которого они до этого стояли, и с удивлением обнаружил, что стебель не уходит в землю – вместо этого он подгибался и тянулся куда-то вглубь долины. И тогда я осознал, что это значило.

Помню, захлестнувший меня ужас. А все потому, что там, в сердце острова, не росли мухоловки – там росла лишь одна. Карниворум Гротум – это все был он! Многоголовое чудовище, разросшееся по всей долине! Верно, мальчик. Вы все правильно услышали, доктор… Растение было невообразимых размеров и занимало собой пространство, сравнимое как минимум с несколькими площадями Неми-Дрё.

Следуя за группой, я пытался понять, что же Грант ищет.

Из подслушанного разговора между ним и сэром Рэтвордом я узнал, что растение спит: оно слишком долго не питалось и впало в спячку. А еще они говорили о некоем источнике, называя его «сердечным клубнем» – именно этот клубень, судя по всему, и являлся предметом поиска.

Ученые под предводительством главы кафедры Ботаники и джентльмена-охотника двигались все дальше, даже не предполагая, что их всех ждет…

Я отправлялся на Лугау, как в боевой поход, но исследовательская группа Гранта оказалась не готова к тому, что приберег для них остров. То, что произошло по мере продвижения профессора и его спутников через логово Карниворум Гротум, иначе, как кошмаром, и не назвать. Помимо спящего короля плотоядных растений, в долине обитало множество других, прекрасных видом, но не менее смертоносных представителей флоры. Прямо на моих глазах один за другим ботаники умирали, отравленные ядом, удушенные лозами, исколотые иглами. Быть может, мои слова прозвучат с изрядной долей злорадства, но ведь я неоднократно предупреждал, что к плотоядным растениям нельзя относиться со снисхождением.

Сэр Рэтворд стал последней жертвой – из нас двоих, очевидно, лишь я понимал, что это лишь вопрос времени, когда беспечность погубит его. Что ж, моему коллеге стоило бы повнимательнее глядеть под ноги рядом с Вормиусом Морагусом… Я сталкивался с этим цветком прежде и знал, что его багрово-рыжие бутоны неопасны, в то время как блуждающие корни только и ждут, чтобы схватить неосторожного путника и затянуть под землю. В тот момент я был зол на сэра Рэтворда и жалел лишь о том, что он испустил дух прежде, чем узнал, что я его переиграл.

Что касается Гранта, то его, казалось, ничто не могло заставить остановиться. Все помыслы профессора были лишь о сердечном клубне Карниворум Гротум, и вскоре эти помыслы воплотились в жизнь – он его нашел, не обращая внимания на то, что остался совершенно один.

Хотя… все же нас в долине, затерянной в сердце острова Лугау, было двое.

Сперва он то ли не заметил моего приближения, то ли ему было все равно. Словно загипнотизированный, он глядел на сердечный клубень, огромный, затянутый сетью корневища, ком, который время от времени пульсировал и с каждым сокращением покрывался светящимися изумрудными пятнами.

– Грант… – позвал я.

Профессор обернулся, а затем несколько раз провернул винт на плече; трубка с шипением отделилась от маски. После чего он снял респиратор и поднял на лоб защитные очки.

– Что вы делаете, Грант?! – воскликнул я. – Наденьте маску!

Но он лишь усмехнулся. Пустота в его глазах в тот момент меня поразила и ужаснула.

– Оглянитесь, Пемброуз, – ответил он. – Пыльца Скверлум Каберботам сюда не долетает. Эти паразитирующие растения и сами боятся хозяина Лугау.

Грант сказал правду: мы стояли внутри некоего кольца, поблизости не было ни одной Кровяной Лилии, но свою маску я снимать не торопился.

– Вы видите, как он прекрасен? – продолжил профессор. – Пемброуз, взгляните на него!

Пульсирующее сердце Карниворум Гротум было так близко, что я ощущал исходящее от него тепло.

– Что вы собираетесь делать? – спросил я, уже зная ответ.

– Я разбужу его, – сказал Грант, и это вынудило меня впервые озвучить то, что я знал уже давно.

– Вы безумны! – прошептал я, но он будто не услышал и принялся бубнить, как заведенный:

– Это прекрасное существо, прозябающее в глуши, – последний представитель своего вида, и он близок к тому, чтобы заснуть навсегда. Разве я могу это допустить?

Я попытался его образумить и спросил:

– Как вы думаете, что эта голодная тварь после пробуждения сделает первым делом? Очнитесь же, Грант! Вы остались один, члены вашей группы погибли. Вы слишком далеко зашли…

Профессор кивнул и сказал:

– Вы правы. Я слишком далеко зашел… И я не уйду, пока не сделаю то, что задумал.

Вытащив из чехла на поясе мачете, я сказал, что не позволю ему этого.

Он вдруг улыбнулся. И мне в тот миг показалось, что тварь глядит на меня через него. Сердце растения завладело разумом профессора – это уже был не тот глава кафедры Ботаники ГНОПМ, которого я знал в Габене.

– Отойдите в сторону! – велел я, подняв мачете, и в следующий миг он ринулся на меня.

Я действовал машинально. Отскочил в сторону и ударил наотмашь.

По долине пронесся крик боли. Я замер, глядя на Гранта. Его отрубленная по самый локоть рука лежала на земле. Кровь хлестала из раны… Профессор словно выключился.

Я прошел мимо него и направился к клубню – в тот момент в моей голове не осталось ни одной мысли.

А затем я сделал это. Я убил Карниворум Гротум. Мачете опускался со свистом, зеленая слизь взмывала фонтаном, а я рубил сердечный клубень и не останавливался до тех пор, пока он не развалился на куски, а свечение полностью не погасло.

А потом вся долина пришла в движение. Земля затряслась, и огромные бутоны-ловушки тут и там начали падать один за другим на безжизненно подгибающихся стеблях. Лозы вокруг меня изошли судорогами и – клянусь вам! – я отчетливо разобрал предсмертный стон растения.

Когда все закончилось, Грант пришел в себя и заревел:

– Что вы наделали?! Будьте вы прокляты, Пемброуз! Будьте прокляты!

Я ожидал, что профессор снова попытается на меня напасть, но вместо этого он развернулся и ринулся прочь.

– Стойте! Я помогу вам! – кричал я ему вслед (я ведь не испытывал к нему ненависти), но этот обезумевший человек меня не слышал… Он покинул долину и скрылся в джунглях. Больше я его не видел…

…Сэр Пемброуз кивнул на опустевшую чашку кофе, и доктор Доу, вздохнув, заказал ему еще одну. Охотник на плотоядные растения продолжил свою историю…

…Так закончилась моя странная и жуткая экспедиция на остров Лугау. Я вернулся в Габен. Произошедшее в джунглях преследовало меня, все мои мысли были о Гранте, об убитых растениями ученых, о самовлюбленном сэре Рэтворде и о пульсирующем сердечном клубне.

Пребывая в смятенных чувствах, я и не заметил, как ноги завели меня – куда бы вы думали? – в ГНОПМ. Вероятно, меня приволокло туда чувство вины – я сожалел, что оставил профессора Гранта на Лугау, и какое же меня ждало удивление и, не стану скрывать, облегчение, когда мне сообщили о том, что от него пришло письмо с Кани-Лау, в котором он сообщает, что возвращается в Габен. Не представляю, как он выбрался с острова, но, признаюсь, я был рад, что он жив. Вы знаете, я испытывал к нему уважение, несмотря на его поступки и наши расхождения во взглядах. Тогда я еще, разумеется, ничего не знал о том, что он сделал.

Тем же вечером моя жизнь… эм-м… правильно будет сказать, что она в некотором роде пошла под откос.

Вернувшись домой, я обнаружил парочку принеприятнейших типов, топчущих мой порог. Господа Вежливые Манеры и Убийственные Взгляды. Они представились агентами из отдела по особо важным делам из «Ригсберг-банка». Конечно же, я ждал кого-то из банка, но не думал, что за мной явятся так скоро после возвращения.

Господа агенты со всевозможным почтением препроводили меня на площадь Неми-Дрё, где у меня состоялась личная встреча с управляющим банка, мистером Портером. Я ожидал требований немедленно вернуть долг, угроз и чего-нибудь похуже, но я уж точно не был готов к тому, что меня ждало. Мистер Портер сообщил, что банк открывает отделение в Зинабе, столице Кейкута, и им нужен там человек, знакомый с местными традициями и имеющий… гм… определенную подготовку. Любой выбор мне предоставлен не был. Портер просто сообщил, что моя ссуда будет погашена только лишь в том случае, если я немедленно соберу чемоданы и отправлюсь в Зинаб на первом же поезде, отходящем из Габена.

Как вы, должно быть, знаете, люди из «Ригсберг-банка» не те, с кем можно спорить. Особенно, когда ты оказываешься им должен. И я сделал то, что от меня требовалось – уже через пять дней я был в Зинабе.

Не стану останавливаться на проведенном там времени, скажу лишь, что банк украл почти двадцать лет моей жизни. Столько я заплатил за победу над Карниворум Гротум. Мое общение с Ригсбергами было худшей трясиной из всех, которые я встречал в своих экспедициях, но в итоге мне все же удалось из нее вырвался.

Когда срок моей службы банку истек, я вернулся в Габен. И здесь меня ждал весьма неприятный сюрприз – история с самым прожорливым плотоядным растением в мире не была закончена. Все эти годы в почтовом ящике меня дожидалось письмо от капитана Колверта с Кани-Лау, в котором он сообщал, что профессор Грант вернулся на остров и что с ним был большой деревянный ящик.

Разумеется, я все понял. То, чему я пытался помешать, все же свершилось. Грант вывез с Лугау Карниворум Гротум. Вероятно, росток, клубень или молодое растение – та тварь, которую я встретил в джунглях, ни за что не поместилась бы ни в какой ящик.

Моя охота была далека от завершения.

Я пытался найти Гранта, но он был в очередной экспедиции. Я выслеживал ученых с его кафедры, отлавливал их по одному, одних подпаивал, других шантажировал, третьим угрожал – для одного я даже стал личным мстительным призраком, но никто из них ничего не знал о таинственном ящике Гранта. Все пытались меня уверить, что профессор вернулся с Лугау без ящика, в полном одиночестве, что его экспедиция обернулась провалом – мол, вся группа сгинула в джунглях, и только ему удалось чудом спастись – да и то он лишился руки. К слову, все они были убеждены, что руку ему оттяпало плотоядное растение…

Это был тупик. Я не знал, что делать. Я даже влез в профессорскую квартиру, но ожидаемо не обнаружил там ни ящика, о котором писал мистер Колверт, ни его содержимого.

И тогда я решил зайти с другой стороны. Вы ведь помните, как я начинал свои поиски? Вот и на этот раз я принялся собирать слухи. Меня интересовало все странное, все мерзкое и обязательно кровавое. Я проверял каждую сплетню, которая могла быть связана с растениями. И сколько же я встретил в ходе поисков отвратительного – не перечесть. Но все было не то, а слухи вели вовсе не к тому, что я искал.

Надежда таяла день ото дня: неужели я ошибся, и Грант не привез в Габен Карниворум Гротум? Может быть, он оставил его где-то еще?

С этими мыслями я и отправился по следу очередного слуха, полагая, что и он меня ни к чему не приведет.

В харчевне «Подметка Труффо», что на мосту Ржавых Скрепок, я встретился с мистером Гоххом. Старик походил на безумца даже больше, чем известная Всклокоченная Венди, да и трезв был в последний раз еще, видимо, при прадедушке нынешнего бургомистра. Ни вид мистера Гохха, ни его манеры не внушали доверия, но я все же выслушал старика.

Тогда я впервые услышал историю братьев Лэмп.

Полагаю, вы знаете, что нынешний Блошиный район фактически поделен между различными преступными бандами. Братья Лэмп были главарями одной из таких банд и заправляли в Тупиках. Старший, Джозеф, никогда не покидал Фли, в то время как младший, Билли, частенько выбирался в Саквояжню со своими людьми: по сути он был глазами и руками банды в Тремпл-Толл.

Однажды очередная вылазка завершилась провалом. Из всей отправленной в Саквояжню своры Лэмпов вернулся в Фли один лишь Билли. Он сказал, что они попали в засаду, устроенную полицией, но Джозеф ему не поверил: что-то в рассказе брата не складывалось. Помимо этого, и с самим Билли творилось нечто неладное. Он вел себя очень странно – и не сразу старший Лэмп понял, что в Тупики вернулся уже вовсе не Билли.

Время шло, но Джозеф не терял бдительность. Он следил за братом, и тот с каждым днем вел себя все страннее. Билли постоянно куда-то уходил, скрытничал, у него появились какие-то дела за каналом. А потом в Тупиках стали пропадать дети. След исчезновений вел через Балковый мост в Тремпл-Толл, и люди шептались, что Билли как-то с этим всем связан. Джозеф пытался допытываться, но брат убеждал его, что ничего не знает ни о каких пропажах.

В какой-то момент терпение Джозефа Лэмпа закончилось. Он лично проследил за Билли до Тремп-Толл и увидел, что тот привел очередного ребенка к дому возле трамвайной станции. Там Билли встретился с – Джозеф даже не поверил своим глазам – полицейским констеблем и передал ему похищенного ребенка.

Тогда Джозеф решил, что флики купили Билли с потрохами или каким-то образом вынудили его стать их «сверчком». И все же у него были вопросы…

Когда Билли вернулся, его схватили. Джозеф пытался выяснить, что происходит и зачем флику из Саквояжни Блошинные дети. Билли сопротивлялся до последнего и все отрицал, но миндальничать с ним никто не собирался, и в итоге он признался, что дети нужны, чтобы накормить какую-то Праматерь. На вопрос, что еще за Праматерь и где она обретается, Билли сказал, что ее логово в доме у канала и что ей «нужно много еды». А потом… прямо во время допроса у младшего Лэмпа случился приступ. Он сбросил личину. Открывшееся Джозефу и его прихвостням зрелище было настолько ужасающим и невероятным, что его трудно описать словами. Старик Гохх сказал, что прямо сквозь парня проросло растение. Ни следа от Билли Лэмпа не осталось.

Джозеф убил монстра, который еще совсем недавно был его братом. А потом собрал всех своих людей и начал готовиться к вылазке в Тремпл-Толл. Они вооружились, взяли несколько баллонов с нитроглицерином и до отказа забили самоходный экипаж динамитом. Джозеф Лэмп собрался сжечь логово проклятой твари дотла.

Но всем его планам не было суждено осуществиться. Возле дома у канала банду ждала засада, устроенная полицией: там собрались едва ли не все флики Саквояжни. Начался настоящий бой. Люди Лэмпа яростно сражались, но полиции было больше, и их оттеснили на мост. Приспешники Джозефа падали убитыми один за другим. Сам он был ранен.

В какой-то момент Джозеф Лэмп понял, что все кончено, и сделал единственную вещь, которую мог сделать для того, чтобы преградить путь тварям из дома у канала в Фли. Он взорвал мост. И при этом погиб сам…

Вот такую историю рассказал мне старик Гохх. И я не удивлен, отчего никто ему не верил, отчего все это считалось бреднями спятившего пьяницы. Но я, разумеется, поверил каждому его слову. Дом у канала… Я нашел!

И все же услышанное сбило меня с толку: растения, которые захватывают тела людей… О таком даже я никогда не слышал.

Несмотря на это, вывод напрашивался хоть и неутешительный, но в целом закономерный. Сбылось именно то, чего я так боялся: Грант приволок монстра в Габен, и тот устроил себе здесь один большой нескончаемый ужин.

Таким образом началась моя очередная охота. Но я больше был не в диких джунглях и постоянно напоминал себе, что здесь мне стоит действовать намного осторожнее. Город – не в пример опаснее, намного коварнее…

Первым делом я пробрался в одну из заброшенных квартир на самой улице Флоретт (ее окна выходят на канал, пустырь и нужный мне дом), стал наблюдать, подмечать, следить. Я видел людей, которых под различными предлогами заманивали в дом № 12, становился свидетелем того, как они исчезали. Предвосхищая ваше негодование, доктор, я все же попытаюсь убедить вас в том, что я не мог вмешиваться – если бы эти твари раскрыли меня, все было бы кончено. Напомню, что в Габене никто не знал о происходящем, никому попросту не было дела…

Итак, я собирал сведения и готовился…

Постепенно мне удалось выяснить, как некоторые из жильцов заманивают ничего не подозревающих жертв в ловушку. Все было продумано и просчитано: похищения проводились в разных частях города разными людьми, жертвы выбирались таким образом, чтобы, в случае чего, ничто не могло бы связать их друг с другом. Некоторые из жильцов, я назвал их «ловцами», выбирались в город и, образно говоря, расставляли сети, выбирая для своих целей людей одиноких, опустившихся на самое дно – тех, чьего исчезновения не заметят.

Старик Горли заводил дружбу с различными бродягами у канала и Керосинной заводи, после чего предлагал им зайти к нему «на бутылочку Угольной Пьяни». Отставной капитан Блейкли караулил собственных бывших подчиненных и сослуживцев, среди которых пользовался безграничным доверием. Учительница музыки миссис Паттни находила на улице детей бедняков и под предлогом обучения игры на скриппенхарме заманивала их в дом. Констебль Шнаппер арестовывал мелких проходимцев и приволакивал их в дом на пустыре вместо того, чтобы доставить их в Дом-с-синей-крышей. А что уж говорить об этой мышке на колесиках Браун, которая прикидывалась тихоней, а сама завлекала наивных девушек в смертельную ловушку. О, судя по всему, вы и не догадывались, с кем связались, так? Китти Браун участвует во всем этом. А вы как думали? Нет, мальчик, я не лгу. Какой смысл мне вас сейчас обманывать? Несчастная и хрупкая Китти – это просто маска. Такая же маска, как и ее человеческая кожа, мастерски слепленная, чтобы обманывать доверчивых дурочек и проникать к ним в душу. Я вижу, она и к вам в душу забралась.

Я знаю, что она втерлась в доверие к вашей мисс Трикк. Жалобное личико, грустные глаза и неловкая улыбка – разумеется, племянница вашей экономки купилась – я нисколько не удивлен. Но вы! Вы, доктор! Честно говоря, я не думал, что вы поверите этой хитрой бестии, учитывая то, что я о вас слышал.

Ну да ладно. На чем я остановился? Ах да, на тех, кто ловил так называемых «мух».

Среди этих ловцов была и некая вдова Баркли. Именно ее я выбрал, чтобы привести свой план в исполнение…

Вы знаете, адвокаты в Габене – очень мстительные личности. И когда я пришел в контору «Гришем и Томм», когда я рассказал им о том, кто виноват в исчезновении одного из них вместе с женой и новорожденным ребенком, мне была оказана помощь во всем, что мне требовалось.

Гениальные и весьма злокозненные крючкотворы эти господа, знаете ли, и лично я предпочел бы никогда не оказываться у них на пути. Мой поверенный, мистер Шолли, составил документ, каким-то немыслимым мне образом добыл подписи, все составил и заверил. Из «Гришем и Томм» я вышел, имея при себе кое-что позначительнее всей бравады Дома-с-синей-крышей и посерьезнее острых ножей бандитов из подворотен. У меня появилась бумага с большой и малой печатями из Гильдии адвокатов.

Следующий мой шаг должен был дать ход этому документу. И я сделал то, что, уверен, вызовет у вас отвращение и, возможно, лишь усилит презрение ко мне. Я совершил убийство.

Тише! Не нужно этих вскриков, мальчик. Я ведь предупреждал, что мои поступки могут показаться… гм… неоднозначными. Да, доктор Доу, я прекрасно знаю значение слова «неоднозначность». Позвольте мне продолжить, прошу вас.

Так вот. Я выбрал свою жертву еще тогда, когда разузнал всю подноготную о каждом жильце. Я знал, что это должен быть кто-то не особенно важный. Тот, чья гибель не вызовет… ажиотажа. Вдова Баркли подходила идеально – она плохо справлялась с добычей «мух» и не особо участвовала во внутридомной жизни – настолько, что даже все тамошние сплетни обходили ее стороной.

Выбрав вдову, я изучил ее привычки и распорядок дня, а затем определился с местом и способом. С местом было сложнее – она не захаживала дальше Пыльной площади, а мне нужны были свидетели – гибель вдовы должна была казаться несчастным случаем, иначе весь план пошел бы прахом. Я очень рисковал, расправляясь с ней на глазах у Шнаппера, но иного выхода не было.

Итак, я арендовал аэрокэб в «Эллингах Догхорта» в Сонн, дождался, когда Погодная служба объявит запрет на вылеты из-за ветреной погоды, и вылетел к Пыльной площади.

Скажу вам, управлять аэрокэбом и так непросто, но в сильный ветер задача усложнялась многократно. И честно говоря, сидя за штурвалом этой махины, я не раз успел усомниться в успехе предприятия.

Впрочем, вы и так догадываетесь, что все прошло как по маслу. На площадь воздушный экипаж из Сонн прибыл почти одновременно с вдовой. А затем настал роковой момент: все случилось, когда она только покинула одну лавку и уже направлялась в другую. Я снизился и направил аэрокэб прямо на вдову. Сигнал «Потеря управления» я включил за какое-то мгновение до столкновения, чтобы раньше времени не спугнуть свою жертву…

Последовал удар, и кэб приземлился прямо на вдову Баркли…

Ну а дальше все произошло так, как я и рассчитывал. Началась паника. Кричали люди. От своей тумбы к месту столкновения спешил Шнаппер… Я спрыгнул на землю и сыграл взбудораженного и перепуганного происшествием кэбмена. Боялся ли я, что меня арестуют? Само собой, нет – на моей стороне, как вы помните, были настоящие пираньи своего дела из «Гришем и Томм», и при худшем из раскладов они бы за меня вступились. И все же Шнаппер мог все усложнить. Что ж, мои опасения были напрасны: констебля больше волновало, как бы никто из зевак не понял, что я раздавил вовсе не милую старушку. Разумеется, вдова Баркли была одной из этих тварей. А вы полагали, что я готов пойти на убийство человека ради своих целей?

Что ж, Шнаппер всех разогнал под угрозой ареста за столпотворение и велел мне выключить сигнальный колокол и поднимать кэб в воздух, намекнув, что ситуация исчерпана: во всем, мол, виновата погода.

Я убрался с Пыльной площади, а через неделю, вооружившись завещанием вдовы, в дом № 12 на улице Флоретт прибыл некто по имени Драбблоу…

…Сэр Пемброуз прервал рассказ и поджег очередную папиретку. Отпил кофе и постучал пальцами по столу.

Доктор Доу и Джаспер молча глядели на него, ожидая продолжения, но джентльмен-охотник, казалось, погрузился в размышления.

– Как вам удалось избежать печальной судьбы «мух»? – спросил доктор.

Сэр Пемброуз усмехнулся.

– Я несъедобный, в этом все дело. – Оценив хмурые взгляды собеседников, он пояснил: – Табак «Гордость Гротода» – мерзость несусветная, но его дым с примесью средства моего собственного изобретения не позволял им даже думать о том, чтобы на меня облизываться.

– Вы именно так их и травили! – догадался Джаспер. – Дымом!

Сэр Пемброуз кивнул.

– Я использовал «Увядатель Пемброуза», яд для растений, который изобрел, живя в Зинабе.

Доктор Доу покачал головой.

– Вы так и не рассказали, что за карточки с именами хранятся в вашем чемодане.

– Ха! Я был прав: вы влезли ко мне!

– Карточки, сэр Пемброуз. Я так понимаю, это имена и адреса прочих растений, которые прикидываются людьми.

Охотник кивнул.

– За годы, что Карниворум Гротум прячется в Габене, эти твари значительно расплодились. Их около сотни, живущих в разных уголках города, – и это только те, кого мне удалось найти.

– Еще сотня тварей… – испуганно прошептал Джаспер.

– Их не стоит опасаться, – заверил сэр Пемброуз. – По крайней мере, пока что. Я не знаю, что с ними сделали те, что живут на Флоретт, но все они пребывают в некоем подобии лунатизма, ведут себя очень пассивно, не питаются и, судя по моим наблюдениям, никого не похищают. Очень предусмотрительно со стороны миссис Браун: если бы еще сотня растений начала отлавливать горожан в Тремпл-Толл, это не удалось бы скрыть.

Доктор Доу нахмурился:

– Позвольте мне подытожить. Вы так и не узнали, где именно находится Карниворум Гротум.

– Где-то в доме. Я пока так и не нашел саму Праматерь – вы ведь понимаете, что я должен вести себя очень осторожно. Излишнее любопытство мгновенно раскрыло бы меня.

– Я знаю, где монстр! – воскликнул Джаспер, и пара джентльменов за соседними столиками снова опустили газеты, наделив его осуждающими взглядами. Уже тише Джаспер продолжил: он рассказал сэру Пемброузу о тайном ходе, который начинается в оранжерее, и о том, что обнаружил в квартире Карниворри.

Слушая его, охотник даже подался вперед. Он выглядел взволнованным и все бормотал себе под нос: «Ну конечно…», «Ну разумеется…»

Доктор раздраженно поморщился, отметив, что сэр Пемброуз явно начал придумывать какой-то план и, судя по всему, этот план исключал как их с Джаспером участие, так и спасение Полли Трикк. Но было также и еще кое-что – то, что волновало доктора куда сильнее всего прочего.

– Вы забыли упомянуть, какое ко всему этому отношение имеет мистер Блохх.

От услышанного Джаспер выпучил глаза и надул щеки, напоминая лягушку, которую наполнили газом.

Сэр Пемброуз прищурился.

– Как вы узнали про Блохха? Я ведь ничего не рассказывал о нем.

– Кое-что в ваших словах выдает причастность этого господина, – сказал доктор. – Его почерк угадывается между строк. Итак?

– Все дело в «Увядателе Пемброуза», – нехотя ответил охотник. – Я безуспешно пытался получить патент на него, чтобы создать… м-м-м… механизм для распространения, но вы и так, полагаю, знаете, как работает в Габене «Патент-бюро»: бюрократия, нескончаемые проверки и тому подобное. И когда я уже утратил надежду, около месяца назад ко мне пришел человек, представившийся мистером Блоххом. Он сказал, что его очень заинтересовало мое средство (в «Патент-бюро» у него есть свой человек – так он о нем узнал), и предложил купить у меня рецепт. Он совершенно не огорчился, когда я отказал. Мистер Блохх подготовился к встрече: он загодя выяснил все обо мне и сделал верные выводы по поводу того, как и для чего я применяю «Увядатель Пемброуза». «Вы охотитесь на плотоядные растения, – сказал он. – Вы выслеживаете их по одному, прикладываете неимоверные усилия, чтобы отыскать и уничтожить их. Я знаю, что случилось с вашим дедом и прекрасно понимаю ваши опасения касательно этих существ. Я встречал поразительные образцы, которые живут и убивают под самым носом у слепых горожан. Уверен, вы хотели бы разобраться с этими существами разом, представься вам такая возможность». Разумеется, я ответил согласием и высказал свое сомнение о самой возможности осуществления подобного. На что Блохх сказал, что знает, как воплотить это в жизнь. И когда я поинтересовался, как именно, он протянул мне контракт. Мистер Блохх – деловой джентльмен, и его конторский подход сперва даже сбил меня с толку. Все это выглядело очень подозрительно: внезапно появляется человек, который все обо мне знает и предлагает то, что я не мог представить себе даже в самых смелых мечтах. Отравить всех тварей в городе! Подумать только! Я поинтересовался о том, что он сам с этого получит, и мистер Блохх указал на условия, указанные в контракте. Со своей стороны, я обязывался распылить «Увядатель» строго в определенный момент. Это был ключевой пункт, подчеркнутый многократно. И все же мне он ничего не прояснил. Предложение Блохха казалось невероятно заманчивым, а он все твердил, что я ничего не потеряю и только выиграю, если заключу с ним договор. И я согласился, но только с условием, что он расскажет мне, что задумал. Очевидно, мистер Блохх был весьма заинтересован в моем согласии, поскольку спорить не стал, сказав, что расскажет все, как только я поставлю свою подпись. Признаюсь вам, я был заинтригован и все подписал. Он сдержал слово: рассказал, что хочет провести эксперимент. Его не интересовало отравление растений, а заботил лишь принцип действия средства: во-первых, что оно безвредно для людей, а во-вторых – и это самое главное – то, что оно распространяется в виде тяжелого тумана. Насколько я понял, он для чего-то пытался сымитировать туманный шквал. Да, я вижу вы уже поняли, к чему я веду. То, что вы знаете как «Второй туманный шквал», который начался всего через неделю после первого, на самом деле представлял собой большое отравление растений.

Доктор и Джаспер молчали. Даже Натаниэль Доу был поражен тем, что рассказал сэр Пемброуз, а что уж говорить о его впечатлительном племяннике. И все же время сейчас играло против них…

– Боюсь, мы не можем ждать, пока яд убьет Карниворум Гротум и всех его последователей, – наконец сказал доктор.

– Разумеется, – поморщился охотник. – Особенно после того, что вы разрушили все мои планы своим безрассудным вмешательством.

Доктор не обратил внимания на колкость и спросил:

– Скажите, сэр Пемброуз, у вас ведь остались какие-то запасы вашего «Увядателя»?

– Конечно. Но что вы задумали?

Доктор пожал плечами.

– Мы задумали прекратить похищения и убийства.

– И спасти Полли! – добавил Джаспер, разозленный тем, что дядюшка забыл самое главное.

– И спасти мисс Полли, – кивнул доктор.

– Могу я услышать ваш план? – спросил сэр Пемброуз.

– Думаю, нам понадобится еще немного кофе, – сказал доктор Доу, а Джаспер в нетерпении потер руки. Он знал, что все заговорщики, строящие планы, так делают – потирают руки. Оставалось надеяться, что их план удастся.