Тайна королевы

III ДАМА С ЧЕРНЫМИ ГЛАЗАМИ ПОКАЗЫВАЕТ ХАРАКТЕР

— Ну что, сударыня, — произнесла Ла Горель, вернувшись к носилкам, — видели? Она тоже узнала меня с первого взгляда.

— Да, — ответила дама, — она тебя узнала и страшно испугалась. Мне кажется, что девушка сохранила о тебе не самые приятные воспоминания, несмотря на все твои уверения, что ты заботилась о ней, как о родной дочери.

— Она просто неблагодарная девчонка, — извиняющимся тоном произнесла Ла Горель.

— Признайся лучше, что ты вволю поиздевалась над ней. И бедная девочка все помнит. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.

Итак, несправедливое обвинение Ла Горель отнюдь не вызвало возмущения невидимой дамы. Голос ее по-прежнему звучал необычайно мягко, и трудно было понять, сожалела ли она о «бедной девочке» или же негодовала по поводу Ла Горель. Словно верховный судия, она, казалось, бесстрастно взвешивала добро и зло, все «за» и «против», прежде чем вынести свое решение. Наконец она промолвила:

— Я наблюдала за вашим разговором. Мне кажется, ты забыла о моем приказе. Я повторяю его, но заметь, в последний раз: никогда ничего не предпринимай против этого ребенка… если дорожишь своей жизнью. Никогда, ни при каких обстоятельствах, как бы тебе ни хотелось помучить ее или отобрать у нее деньги, не смей приближаться к ней. Избегай ее, считай, что для тебя ее больше не существует. И советую тебе не забывать этот приказ, как ты забыла предыдущий. Надеюсь, ты понимаешь, что я забочусь о твоих же интересах…

До сих пор таинственная дама не считала нужным повышать голос, однако на этот раз и тон ее, и взгляд были весьма суровы; они основательно перепугали Ла Горель.

— Я никогда не забуду ваших слов, сударыня, клянусь своим спасением! — воскликнула старуха.

И спеша сменить столь опасную для нее тему беседы, она подобострастно прибавила:

— Надеюсь, сударыня, теперь вы убедились, что ошибки быть не может. Мюгетта-Ландыш действительно дочь Кончини.

— Да, теперь я верю, что все без обмана, — признала дама в черном.

— Да, да, это именно она, та самая девочка, которую, когда ей было всего несколько дней от роду, Ландри Кокнар, бывший в то время доверенным лицом синьора Кончини, передал мне.

Дама не ответила. Догадки ее получили подтверждение, и теперь она размышляла.

Ла Горель же неотрывно следила за Мюгеттой, по-прежнему стоявшей на перекрестке, устремив мечтательный взор в ту сторону, куда удалились оба Пардальяна. Старуха изо всех сил старалась придать своему лицу равнодушное выражение, однако было ясно, что она отнюдь не отказалась от своего намерения разузнать, куда спрятали малышку Лоизу. Ту самую малышку Лоизу, которая, как точно знала Ла Горель, была дочерью господина Жеана де Пардальяна и которую Мюгетта-Ландыш так уверенно выдала за свою дочь, что сумела ввести в заблуждение самого шевалье де Пардальяна, хотя, как известно, обмануть шевалье было весьма нелегко.

А может быть, старуха действительно ошибалась?..

Может быть, девушка никого не обманывала?

— Ангелы небесные! — внезапно воскликнула Ла Горель. — Неужто это он? Да, точно он!.. Он самый!

И, подергав занавеску портшеза таинственной дамы, старуха радостно закричала:

— Сударыня, это он!.. Он!..

Занавеска раздвинулась, и на Ла Горель вновь пристально взглянули прекрасные черные глаза. По-прежнему мягким и одновременно властным тоном дама поинтересовалась:

— Кто — он?

— Ландри Кокнар, сударыня! Ландри Кокнар собственной персоной! — ликовала Ла Горель.

Даже не пытаясь скрыть своего лихорадочного возбуждения, она скороговоркой принялась объяснять:

— Вон там, сударыня, видите оборванца, которого тащат, накинув ему на шею веревку?.. Так вот, это он! Это Ландри Кокнар!

— Похоже, что несчастного ведут на казнь!

— Вот и мне то же кажется, — захлебывалась от восторга злобная мегера. — Разумеется, его ведут на виселицу, что находится тут рядом, не доходя до церкви Сент-Оноре… Ах! Бедняга Ландри Кокнар, кто бы мог подумать, что ты так плохо кончишь!.. О, если бы кто-нибудь мне сказал, что я буду иметь сча… несчастье увидеть, как тебя вздернут!.. Если мы подъедем чуть-чуть поближе, мы уви… Ох, а там… нет, ошибки быть не может!.. Это же сам сеньор Кончини тащит его на веревке… Господи Иисусе, каким взглядом он на него смотрит!.. Ха! Я догадываюсь, в чем тут дело: Ландри Кокнару пришла в голову неудачная мысль напомнить о своем существовании бывшему хозяину, который, надо вам сказать, стал почти что королем этой страны. Да, бедный мой Ландри Кокнар, очень неудачная мысль, а я-то всегда считала тебя таким умницей!..

Но дама давно уже не слушала ее. Черные глаза больше не смотрели на Ла Горель, занавеска задернулась, и нежный голос окликнул:

— Д'Альбаран!

Призыв относился к сидящему в седле гиганту, который, словно конная статуя, возвышался неподалеку от носилок и, как мы уже говорили, был готов откликнуться на первый же зов таинственной незнакомки. У этого всадника были загорелое лицо, красивые черные глаза, холеная черная борода и роскошные, черные как смоль волосы — словом, наличествовали все признаки, характерные для чистокровного испанца, коим он в действительности и являлся. Единственным его отличием от соотечественников был рост: среди испанцев, как известно, преобладают мужчины невысокие, а дон Кристобаль д'Альбаран был настоящим великаном. Услышав свое имя, испанец пригнулся к шее лошади и вопросительно произнес:

— Сеньора?

— Видишь человека, которого тащит на веревке некий знатный господин? Вон там, где много стражников? — спросила незнакомка.

Альбаран поднял голову, бросил взгляд в сторону улицы Сент-Оноре и с едва заметным акцентом ответил по-французски:

— Вижу, сударыня.

— Нельзя допустить, чтобы его казнили. Надо освободить его, дать ему возможность скрыться, а потом узнать, где он прячется, чтобы в любое время его можно было разыскать. Исполняй.

— Хорошо, сударыня, — ничуть не удивившись, ответил Альбаран.

Не теряя времени, он спешился и сделал знак своим людям последовать его примеру. Двое слуг, управлявших несущими портшез мулами, отделились от стены, где они до сих пор пребывали незамеченными, и занялись лошадьми. Альбаран же, собрав вокруг себя своих подчиненных, тихим голосом принялся отдавать им надлежащие распоряжения.

Невидимая рука вновь задернула занавески, Ла Горель терпеливо ждала. Она слышала приказ, отданный дамой из портшеза. Теперь она наблюдала за Альбараном и его людьми, и во взоре ее сверкала ярость. Поджав губы, она злобно шипела:

— Сначала она запретила мне трогать дочь Кончини, а теперь хочет спасти Ландри Кокнара!.. Ах ты, Господи! Похоже, что эта благородная дама только и делает, что кого-нибудь спасает!.. прямо какая-то святая, сошедшая на землю!..

А в это время оба Пардальяна повернули на улицу Дев-Экю. На первый взгляд они ехали бесцельно, наугад…

Занавески портшеза со стороны Ла Горель снова раздвинулись, и показалась маленькая белая ручка, державшая туго набитый кошелек. Дама негромко произнесла:

— Возьми. Это только задаток.

Глаза старой мегеры засверкали, словно раскаленные уголья; она с жадностью схватила протянутый кошелек, и он тотчас же исчез в складках ее платья. Сгибаясь в три погибели и рассыпаясь в благодарностях, она думала: «Господи Иисусе, кажется, моя старость обеспечена!.. Да благословит Небо щедрость этой дамы!»

Занавеска задернулась, и Ла Горель вновь услыхала мелодичный голос:

— Послушай, я знаю, где тебя искать, однако этого мало. В любую минуту ты можешь вспомнить нечто важное, о чем тебе захочется рассказать мне. Следовательно, тебе необходимо знать, как меня найти и где я живу. Я — герцогиня Соррьентес и живу во дворце Соррьентес. Ты знаешь этот дворец?

— Нет, сударыня. Но не беспокойтесь, я узнаю и разыщу его.

— Не утруждай себя понапрасну. Я сама тебе все объясню: дворец Соррьентес стоит позади Лувра, в глубине улицы Сен-Никез, сразу за часовней Сен-Никез. Окна его смотрят на три улицы: Сен-Никез, де Сен, что тянется вдоль реки, и тупик, отходящий от улицы де Сен. С каждой улицы во дворец ведет свой вход. Если тебе понадобится меня увидеть, ты постучишь в дверь, выходящую в тупик. Стучать будешь трижды, после каждого удара немного подождешь. Тому, кто выйдет тебе навстречу, ты назовешь свое имя. Запомнила?

— У меня хорошая память, — улыбнулась Ла Горель. — Судите сами: госпожа герцогиня де Соррьентес. Дворец Соррьентес в конце улицы Сен-Никез. Маленькая дверь, ведущая в тупик, который отходит от улицы де Сен. Стучать три раза, после каждого удара немного подождать, сказать свое имя тому, кто откроет дверь. Я ничего не забыла?

— Нет, все в порядке. Можешь идти.

Ла Горель отвесила портшезу низкий поклон. Затем она поспешила на улицу Сент-Оноре, чтобы увидеть, что же все-таки произойдет с этим Ландри Кокнаром, к которому она, похоже, питала особую ненависть. Однако не сделав и пары шагов, она заметила обоих Пардальянов. И вновь, как и в первый раз, при виде их ее охватило беспокойство. Она отступила и, затаив дыхание, притаилась за носилками.

Дойдя до улицы Гренель, отец и сын как бы нечаянно дважды повернули налево. Проходя мимо портшеза, они увидели Ла Горель и решили приглядеться к ней повнимательнее. Они еще были слишком далеко, чтобы слышать голос герцогини Соррьентес, все еще остававшейся невидимой за своими плотными шторами. Пардальяны миновали портшез как раз в ту минуту, когда старуха уверяла, что она ничего не забыла.

Честно говоря, только шевалье де Пардальян прислушался к ее словам, хотя и не придал им никакого значения. Что же касается его сына Жеана, то он даже и не старался уловить их: он сосредоточенно смотрел на Ла Горель и силился вспомнить о чем-то давнем и прочно забытом. Однако ему этого не удалось, и он, по-прежнему в раздумьях, молча пошел рядом с отцом.

Итак, Пардальяны удалились. Отказавшись удовлетворить свое любопытство, Ла Горель решительно повернулась спиной к улице Сент-Оноре и скользнула на улицу Дев-Экю, проделав сей маневр с такой скоростью, что могло показаться, будто у нее внезапно выросли крылья. Вернувшись на улицу Сент-Оноре, оба Пардальяна попали в самую гущу толпы, окружившей отряд, появившийся, как мы уже сказали выше, с улицы дю Кок, и сопровождавший, если верить Ла Горель, самого Ландри Кокнара, о чем старуха только что рассказала герцогине Соррьентес, которая по каким-то своим соображениям — а что это были за соображения, мы скоро непременно узнаем — не пожелала, чтобы бедняга болтался на виселице.

Началась настоящая давка: всем хотелось видеть процессию с осужденным. Надо также сказать, что в толпе наблюдалось некое брожение. Энергично работая локтями, Пардальянам удалось пробраться через это скопище народа. Когда они уже отошли от него на приличное расстояние, Жеан внезапно остановился: от его задумчивости не осталось и следа.

— Черт побери, — воскликнул он, — эта женщина… как красавица Мюгетта назвала ее?..

— Ла Горель, — напомнил ему Пардальян, всегда отличавшийся великолепной памятью.

— Ла Горель! Все правильно!.. Так вот, я уверен, что уже видел ее, только никак не могу вспомнить, где и когда.