Одэ де Вальвер застыл, словно пригвожденный к месту. Подобной развязки он не предвидел. Сладостные мечты мгновенно рассеялись, как дым. А так как в них он уже успел залететь достаточно высоко, то падение было отнюдь не из приятных. Некоторое время он стоял, совершенно ошеломленный, не зная, что предпринять. Затем его возмущение вылилось в поток яростных ругательств:
— Чума всех забери, дьявол и преисподняя, гром и молния!..
Облегчив таким образом душу, он постепенно успокоился и горестно и презрительно проворчал:
— Увы! Я начинаю думать, что господин де Пардальян все-таки был прав! Похоже, что фортуна — это капризная и жестокая богиня, которая только и делает, что дразнит вас, заманивает в свои объятия, а затем ускользает, оставив вас с носом.
И тут же с несокрушимой уверенностью, присущей молодости, он заключил:
— А все-таки в следующий раз она от меня не уйдет!.. Будь у нее на голове хоть одна волосинка, я вцеплюсь в нее и не отпущу, пусть даже мне придется задушить эту легкомысленную даму в своих объятиях!
Он развернул коня и поскакал на улицу Сент-Оноре, чтобы отыскать очаровательную цветочницу. Вскоре, забыв о своей неудаче, он, словно ребенок, радовался при мысли о том, что стал обладателем великолепного скакуна, чьи достоинства и недостатки он намеревался тщательно изучить. Однако не успел он отъехать на порядочное расстояние от дворца, как вновь увидел обоих Пардальянов. Несомненно, любопытство привело их в окрестности Лувра. Деваться было некуда. Вальвер спешился и двинулся к ним навстречу.
Позади Пардальянов маячил какой-то тип, одетый в невообразимые лохмотья; голову его украшало сооружение, более напоминавшее воронье гнездо, нежели шляпу. Длинный и тощий, он кутался в драный плащ. Заметив Одэ де Вальвера, человек остановился, почтительно снял шляпу и с неподражаемой улыбкой изогнулся в почтительнейшем поклоне. Движения его были не лишены изящества. Однако он понимал, что тот, к кому относилось его приветствие, вряд ли заметил его. Поэтому он отошел в сторону, вновь закутался по самые уши в плащ и принялся ждать. Пока он проделывал вышеописанные действия, мы успели разглядеть его лукавую физиономию, живые бегающие глазки и хитрую улыбку — словом, узнали в оборванце Ландри Кокнара.
— О! Да это же кузен де Вальвер! — приветливо улыбаясь, воскликнул Жеан де Пардальян. — Так это вы стали новым фаворитом короля? Вы, кажется, ехали по левую руку Его Величества?
Жеан де Пардальян говорил достаточно громко; со своего места Ландри Кокнар слышал все.
«Отлично, — сказал он себе, — значит, дворянина, который спас меня дважды — сначала вырвав из когтей Кончини, а затем подарив мне этот кошелек, чьего содержимого мне хватит, чтобы прожить добрых две недели, — зовут господин де Вальвер. Он кузен Жеана де Пардальяна, с которым я был знаком несколько лет назад, когда его прозвищем было Жеан Храбрый. Неплохо, этого мне пока вполне достаточно».
И Ландри Кокнар медленно двинулся по направлению к улице Сент-Оноре.
На вопрос Жеана де Пардальяна Одэ де Вальвер лишь неопределенно махнул рукой; лицо его выражало крайнюю досаду. Наблюдая эту сцену, Пардальян-старший еле заметно улыбнулся, но промолчал: на этот раз он избрал себе роль стороннего наблюдателя. Сделав вид, что он не заметил гримасы Одэ, Жеан, движимый дружеской заботой, а отнюдь не праздным любопытством, продолжил свои расспросы.
— Это ваша лошадь, кузен?
— Да, кузен.
— Отличный скакун, — заметил Жеан, великолепно разбиравшийся в лошадях.
И по-прежнему дружелюбно, с нескрываемой радостью добавил:
— Так, значит, граф, вам удалось настичь свою фортуну? Расскажите же нам обо всем, и мы порадуемся вместе с вами. Мы только что видели, как вы ехали в эскорте короля.
— Тем более, — вступил в разговор Пардальян-старший, — что, проезжая мимо нас, вы бросили на меня торжествующий взгляд, в котором читалось: «Вот видите, старый ворчун!..»
— Ну что вы, господин де Пардальян! — запротестовал Вальвер, питающий искреннее уважение к шевалье.
— Так ваш взгляд выражал нечто иное? — лукаво улыбнулся Пардальян. — Прекрасно, беру свои слова обратно. Вы посмотрели на меня, желая убедить в том, что поймать свое счастье вовсе не так трудно, как я утверждал.
И внезапно он спросил сурово:
— Неужто вы осмелитесь возразить мне?
— Вы правы, сударь, — признался Вальвер, — и я прошу простить меня за мою самоуверенность.
— Извинение принято, — снова улыбнувшись своей лукавой улыбкой, ответил Пардальян. — Раскаявшийся грешник — грешник только наполовину. Тем не менее вы заслуживаете наказания. И чтобы преподать вам урок, я сам расскажу, что же с вами произошло.
— Я слушаю вас, сударь.
— Вы спасли юному Людовику жизнь. Король захотел «по-королевски» наградить вас. Он оказал вам честь и пригласил вас проводить его до Лувра, вы же, разумеется, решили, что ваша будущность уже обеспечена. Отсюда и тот взор, которым вы меня наградили. Доехав до ворот дворца, король сказал вам несколько любезных слов и отпустил на все четыре стороны. Я ни минуты не сомневался, что дело завершится именно так, а посему последовал за вами до самого Лувра, чтобы утвердиться в своих догадках. И оказался прав.
— Так все и было! — воскликнул восхищенный проницательностью шевалье Вальвер.
— Простите, — продолжил Пардальян, — я кое-что забыл: король был щедр и подарил вам эту лошадь. Вместе с упряжью приличный барышник даст вам за нее не меньше ста пятидесяти пистолей.
И со своей неподражаемой улыбкой прибавил:
— Сто пятьдесят ливров! Для начала это не так уж плохо! Клянусь Пилатом, вряд ли маленький король оценивает себя дороже.
И став снова серьезным, заявил:
— А теперь, мой мальчик, расскажите нам все подробно.
Одэ де Вальвер добавил к рассказу Пардальяна недостающие детали. Он сдержанно поведал, каким образом ему удалось спасти короля; и его скромность не ускользнула от обоих Пардальянов, слушавших молодого человека чрезвычайно внимательно. Вальвер посмеялся над своими радужными мечтаниями, рассказывая о том, как он решил, что король в награду пожалует ему какую-нибудь придворную должность. Он в точности передал разговор о Кончини и слова, сказанные ему королем при прощании.
Оба Пардальяна слушали юношу с неослабным вниманием. Было ясно, что они искренне привязаны к молодому человеку. Сам же Вальвер относился к Пардальяну-старшему с поистине сыновним почтением. С Жеаном он чувствовал себя куда свободнее и держался с ним как со старшим братом.
— Не отчаивайтесь, Вальвер, — утешил его Жеан, как только тот завершил свой рассказ, — в следующий раз вам непременно повезет.
— Надеюсь, сударь, — с улыбкой ответил Вальвер.
— А кстати, — внезапно спросил Пардальян-старший, — с чего это вы желаете смерти Кончини? Что он вам сделал?
— Но, сударь, — не моргнув глазом, ответил Вальвер, — разве не он преследовал мою кузину Бертиль де Сожи и моего кузена Жеана де Пардальяна, ее супруга? Мне кажется, этого вполне достаточно, чтобы возненавидеть его.
— Согласен. Но ведь наверняка у вас имеется и собственный повод для ненависти?
На этот раз Вальвер покраснел. Заметив его смущение, оба Пардальяна переглянулись и украдкой улыбнулись друг другу. Однако Вальвер быстро взял себя в руки.
— Действительно, сударь, у меня вышла ссора с его людьми.
И, повернувшись к Жеану, добавил:
— Мне еще предстоит свести счеты с господами Лонгвалем и Роктаем. Среди гвардейцев Кончини я также узнал Эйно.
— Старые знакомые, с которыми я пока еще не успел сквитаться, но непременно сделаю это — рано или поздно, — холодно произнес Жеан; тон, которым были сказаны эти слова, не предвещал ничего хорошего упомянутым выше лицам.
Пардальян-старший был нелюбопытен и вопросов больше не задавал. Однако он не преминул преподать юноше еще один урок:
— Вы хотите убить Кончини и потому решили вызвать его на поединок. Что ж, с этим я могу согласиться. Но арестовать его?! Как вам, графу де Вальверу, могла прийти в голову подобная мысль? Арест — это дело полиции, а не дворянина!
— Но, — робко возразил Вальвер, всегда высоко ценивший наставления шевалье, — если бы такой приказ отдал король?
— Есть приказы, которым истинный дворянин не подчиняется никогда, даже если их отдает сам король, — отрезал Пардальян.
Одэ де Вальвер поклонился, давая понять, что полученный урок не пропал даром. Но Пардальян еще не сказал своего последнего слова. Внезапно он остановился и, придав своему лицу безразличное выражение, столь хорошо знакомое нашему читателю, произнес:
— Подумать только, король был так любезен, что обещал принять вас в любой час, когда вы сами того пожелаете. Черт побери, такой милости удостаивается далеко не каждый. Попробуйте-ка навестить его… Может быть, на этот раз вам повезет больше и вы получите от него более существенное подтверждение его признательности, нежели лошадь ценой в полторы тысячи ливров.
Умело скрывая свое любопытство, Пардальян принялся ждать ответа. И он не замедлил последовать.
— Вы смеетесь надо мной, милостивый государь! — возмутился Вальвер. — Теперь моя очередь сказать вам: фи, сударь!
В глазах Пардальяна заиграли веселые искорки: он выяснил все, что хотел. Они вернулись на улицу Сент-Оноре. Вальвер, искавший глазами Мюгетту, был рассеян и отвечал обоим Пардальянам невпопад. Отец и сын незаметно переглянулись; на губах их появилась улыбка — насмешливая и одновременно снисходительная.
Вальвер не нашел Мюгетту, зато заметил двух здоровенных верзил, своим заносчивым видом напоминавших записных бретеров, а своими опрятными костюмами из фламандского сукна — слуг из хорошего дома. Указав на них Жеану, молодой человек сказал:
— Мне кажется, сударь, что это Гренгай и Эскаргас. И они вас разыскивают.
Жеан живо обернулся. Гренгай и Эскаргас тут же метнулись к нему и, не доходя нескольких шагов, вытянулись, держа руки по швам, словно солдаты, ожидающие приказаний своего командира. С тех пор, как мы познакомились с ними в одном из наших предыдущих романов, они ни капельки не изменились. Пожалуй, только немного потолстели. Разбогатев, они не стали ни неблагодарными, ни забывчивыми… Как и прежде, они были беззаветно преданы тому, кого некогда называли «вожаком», а затем «господином Жеаном». И оба по-прежнему испытывали величайшее почтение к шевалье де Пардальяну. Можно даже сказать, что они просто обожали этого необыкновенного человека.
На немой вопрос Жеана оба храбреца отрицательно замотали головами. Жеан тяжело вздохнул.
Одэ де Вальвер, сгоравший от нетерпения пуститься на поиски своей возлюбленной, воспользовался подходящим случаем.
— Я покидаю вас, — промолвил он.
И быстро добавил:
— Если, конечно, вам не нужна моя помощь. Я буду счастлив сделать все, что в моих силах.
— Нет, благодарю, мой мальчик, — ласково ответил Пардальян-старший. — Ступайте же, я вижу, вас ждут неотложные дела, — лукаво улыбнувшись, напутствовал он Вальвера.
Трое мужчин обменялись крепкими рукопожатиями. Одэ дружески распрощался с обоими Пардальянами, и они расстались. Однако вскоре Вальвер в растерянности остановился. Конь, которому он только что так радовался, стеснял его. И самом деле, не мог же он выслеживать женщину, ведя за собой на поводу коня.
— Черт побери, — воскликнул он, поразмыслив, — думаю, что Эскаргас и Гренгай согласятся позаботится о моей лошади!
Быстро вернувшись туда, где он оставил обоих Пардальянов и их преданных почитателей, молодой человек спросил у бравых молодцов, не возьмут ли они на себя труд отвести его коня в гостиницу. Как он и предполагал, они охотно согласились.
— Всегда к вашим услугам, господин граф, — заверил его Гренгай, который, будучи парижанином, считал себя большим знатоком общения с высокородными особами.
— Я тоже не прочь услужить вам! — вставил Эскаргас, от которого, по обыкновению, потягивало чесноком.
Итак, Одэ де Вальвер доверил им свое сокровище — коня, подаренного ему самим королем. Справедливо гордясь своим великолепным скакуном, Вальвер прочитал приятелям целую лекцию о том, как им надлежит разместить благородное животное. И пока Эскаргас и Гренгай почтительно выслушивали наставления «господина графа», шевалье де Пардальян, весело улыбаясь, наблюдал за юным Вальвером.