Тайна леди Одли

17 НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ

Маленькая гостиная, куда Фиби Маркс провела племянника баронета, располагалась на первом этаже, и от крохотного помещения, где посетители выпивали и закусывали и где хозяин с супругой укладывались на ночь, ее отделяла лишь тонкая перегородка, обитая рейками и обмазанная штукатуркой.

Похоже было, что мудрый архитектор, задумавший это сооружение, особое внимание обратил на то, чтобы его идея была воплощена в самом хрупком и ненадежном материале и чтобы ветер, облюбовавший это открытое со всех сторон место, получил все возможности для удовлетворения своих буйных капризов.

В стенах сего заведения не было ни единого кирпича; вместо них — сплошное дерево, да и то пригнанное кое-как, на скорую руку. Шаткие потолки ходили ходуном, подпираемые непрочными стропилами, и в штормовую ночь балки угрожали обрушиться на головы тех, кто имел несчастье оказаться под ними. Двери сколотили и навесили так, что они никогда не запирались. Окна сконструировали так, что, когда их запирали, в помещении становилось слишком жарко, а когда открывали — слишком холодно. Казалось, что каждая балка и каждое перекрытие вопиют миру о своей уязвимости.

Роберт, осмотревшись вокруг, не смог сдержать улыбки: слишком уж нынешнее его обиталище отличалось от тех покоев, что он покинул всего час назад.

Об унынии не могло быть и речи: во-первых, он знал, на что шел, во-вторых, едва ступив под своды жалкого заведения, он тут же расположился в нем на свой обычный манер. При нем была его немецкая трубка, полный кисет табаку, полдюжины французских романов и пара беспородных любимцев, которые, усевшись у небольшого дымного камина, коротким отрывистым тявканьем намекнули хозяину, что пора бы чего-нибудь перекусить.

Пока Роберт Одли устраивался на новом месте, Фиби Маркс позвала деревенского мальчишку — он был у нее на побегушках — и, отведя его на кухню, вручила ему тщательно сложенный и запечатанный листочек бумаги.

— Ты знаешь, где находится поместье Одли-Корт?

— Да, мэм.

— Если сбегаешь туда прямо сейчас и вручишь вот это лично леди Одли, получишь от меня шиллинг.

— Да, мэм.

— Ты все понял? Потребуй, чтобы вызвали именно миледи. Скажи, что у тебя есть для нее сообщение. Не записка, а именно сообщение — от Фиби Маркс. Когда миледи выйдет, передашь ей это из рук в руки.

— Да, мэм.

— Ничего не забудешь?

— Нет, мэм.

— Тогда одна нога здесь — другая там.

Мальчик убежал.

«Если появление здесь такого постояльца — к худу, — думала Фиби Маркс, — миледи узнает об этом вовремя».

Она молча приготовила для Роберта яичницу с ветчиной, подала ее на стол и, не сказав ни слова, удалилась.

«Вот женщина, которая умеет хранить тайны», — подумал Роберт, глядя ей вслед.

— Не нальете ли еще чашечку чая, миссис Маркс? — обратился он к хозяйке, решив наконец нарушить тишину. Он с удовольствием развалился в кресле, набитом конским волосом — оно настолько пришлось ему впору, словно столяр делал его специально для Роберта и, принимаясь за работу, обмерил нашего героя со всех сторон.

— Вы прибыли прямо из Одли-Корт, сэр? — спросила Фиби, подавая чай.

— Да; я был там всего лишь час назад.

— Надеюсь, миледи в добром здравии, сэр?

— Да, вполне.

— Все такая же веселая, сэр?

— Да, все такая же веселая.

Фиби направилась к выходу, но, когда она уже была в дверях, постоялец окликнул ее.

— Вы знали леди Одли еще в ту пору, когда она была мисс Люси Грэхем, не так ли? — спросил он.

— Да, сэр. Я жила у мистера Доусона, когда миледи служила там гувернанткой.

— Вот как! И долго она прожила в семье врача?

— Полтора года, cap.

— Она приехала из Лондона?

— Да, сэр.

— Кажется, она сирота?

— Да, сэр.

— И она всегда была такой веселой, как теперь?

— Всегда, сэр.

Роберт допил чай и передал чашку миссис Маркс. Их взгляды — его, небрежный и ленивый, и ее, пытливый и чуткий, — встретились.

«Эта женщина пригодится для дачи свидетельских показаний, — подумал Роберт Одли. — Надо только нанять опытного адвоката, чтобы он расшевелил ее во время перекрестного допроса».

Он выпил еще одну чашку чая, отодвинул блюдце и покормил собак. Фиби Маркс убрала со стола.

Зимний ветер, завывая на дворе, громко стучал по оконным рамам.

Роберт подвинул старый диван поближе к огню, укутал ноги старым дорожным плащом и закурил, пустив несколько серо-голубых колечек дыма, медленно растаявших под сводами грязного потолка.

— Нет, — пробормотал Роберт. — Такая женщина умеет держать язык за зубами. Угрозами от нее немногого добьешься.

Я уже упомянула о том, что между гостиной, занятой Робертом, и помещением, где подавали выпивку, была лишь тонкая перегородка, обитая рейками и обмазанная штукатуркой. Молодой адвокат слышал, как двое-трое деревенских торговцев, а также двое фермеров, сгрудившись у стойки, громко смеялись, обсуждая текущие дела, а Люк Маркс, подливая им вино, грубым хриплым голосом вставлял реплики и смеялся громче всех.

«Надо бы поговорить с этим болваном», — подумал Роберт, откладывая трубку в сторону.

Он дождался, когда поздние гости разошлись, наконец, по домам и Люк запер двери, а затем тихо вошел в комнату, где сидели хозяин заведения и его жена.

Фиби, склонившись над столиком, вязала мужу носки. Замужество нисколько не изменило ее: здесь, на постоялом дворе, она осталась такой же бледной, какой была, проживая в барских покоях Одли-Корт.

Когда Роберт вошел в комнату, она вздрогнула, взглянув на него не без некоторого раздражения, и в глазах ее мелькнула тревога, сменившаяся выражением ужаса, когда она поняла, что Роберт пришел поговорить не с ней, а с супругом.

— Я всего лишь на несколько минут, — сказал Роберт, присаживаясь поближе к огню. — Хочется немного поболтать перед сном. Не возражаете, если я закурю, миссис Маркс?

— Пожалуйста, сэр.

— Какие там, к черту, возражения, — проворчал Люк Маркс, — когда я тут с клиентами смолю целыми днями.

— Расскажите мне все, что вы знаете о Маунт-Станнинге, мистер Маркс, — попросил Роберт.

— Рассказ получится очень коротким, сэр, — отозвался Люк и хрипло расхохотался. — Из всех скучных мест, какие только есть на земле, это самое скучное. Дела, впрочем, потихоньку идут, жаловаться не приходится. Однако я бы предпочел обосноваться в Челмсфорде, в Брентвуде или Ромфорде, и я бы непременно обосновался там, — добавил он с явным неудовольствием, — не будь люди так скупы.

При этих словах Фиби украдкой взглянула на мужа и отложила вязанье.

— Мы забыли закрыть пивоварню, Люк, — сказала она. — Пойдем, поможешь мне поднять засов.

— Пивоварня подождет, — отозвался Люк Маркс. — Мне и тут хорошо, хочется посидеть да покурить. Никуда не пойду.

Он взял длинную глиняную трубку, лежавшую у каминной решетки, и начал медленно набивать ее табаком.

— Неспокойно у меня на душе, Люк, — с упреком обратилась к нему Фиби. — Дверь в пивоварню осталась открытой. Много там всякого народу толчется. Неровен час, залезет кто-нибудь чужой.

— Иди и подними засов сама; чего пристала? — пробурчал Люк.

— Засов тяжелый. Одна я не подниму.

— Ну тогда черт с ним. Сиди и не рыпайся, ежели такая нежная. Далась тебе пивоварня! Сдается мне, ты просто хочешь заткнуть мне рот, не желаешь, чтобы я поговорил с джентльменом. И не хмурься, когда муж с тобой говорит! Я и слова не успею сказать, как ты уж лезешь со своим языком, будто я у тебя вовсе дурак. Я этого не потерплю. Слышишь? Не потерплю!

Фиби Маркс пожала плечами, сложила вязанье, отодвинула в сторону ящик для рукоделия и, скрестив руки на коленях, устремила внимательный взор на бычью физиономию своего благоверного.

— Итак, жизнь здесь, на Маунт-Станнинг, вам не по душе? — обращаясь к Люку, вежливо осведомился Роберт Одли.

— Не то чтобы совсем уж не по душе, — ответил Люк, — но, как я уже сказал, не будь люди так скупы, я мог бы устроиться и получше, в каком-нибудь городе, где бывают базары, а не в этом богом забытом месте. Разве сотня фунтов…

— Люк! Люк!

— Что «Люк! Люк!» Опять ты мне рот затыкаешь! Так вот, я и хочу спросить, сэр: разве сотня фунтов имеет значение, ежели речь идет о добром деле?

— Нет, конечно же, нет, — заверил Роберт, обращаясь к Люку, но при этом глядя на встревоженное лицо Фиби. — Тем более если вы или ваша жена сможете повлиять на того, у кого есть эти деньги.

Фиби, и без того бледная, стала белой, как смерть.

— Однако уже четверть двенадцатого, — сказал Роберт, взглянув на часы. — Доброй ночи, уважаемый хозяин. Доброй ночи, миссис Маркс. Воду для бритья приготовьте, пожалуйста, к девяти часам утра.