Тайна леди Одли

31 МИЛЕДИ ПОДГОТАВЛИВАЕТ ПОЧВУ

Леди Одли вышла из сада и направилась в библиотеку — уютную комнату, обшитую дубовыми панелями, где сэр Майкл любил читать, писать и обсуждать дела с управляющим — здоровенным детиной, понаторевшим не только в сельском хозяйстве, но и в крючкотворстве, который арендовал небольшую ферму в нескольких милях от Одли-Корт.

Баронет сидел у камина в легком вместительном кресле. Яркое пламя трепетало за решеткой, отбрасывая малиновые отблески на полированные выступы книжного шкафа из мореного дуба и на переплеты фолиантов с золотыми буквами.

Настольную лампу еще не зажгли, и сэр Майкл сидел у огня, ожидая прихода молодой жены.

Невозможно выразить словами, сколь чиста была его щедрая любовь, невозможно описать это чувство — нежное, как любовь матери к своему первенцу, и прекрасное, как страсть рыцаря к даме своего сердца.

Дверь скрипнула, и на пороге библиотеки возникла изящная женская фигурка.

— Ах, это ты, дорогая! — воскликнул сэр Майкл, когда миледи, закрыв за собой дверь, направилась к нему. — Я жду тебя уже целый час и все думаю, думаю без конца о тебе одной. Где ты была все это время, что делала?

Миледи встала в тени и, выдержав долгую паузу, сказала:

— Я ездила в Челмсфорд… за покупками…

Здесь, изобразив легкое замешательство, она запнулась, и ее тонкие белые пальчики нервно затеребили ленточку на шляпе.

— А что, моя дорогая, — спросил баронет, — что ты делала после того, как вернулась из Челмсфорда? Я слышал, как экипаж остановился у дверей, это было еще час назад. Ведь то был твой экипаж, не правда ли?

— Да, я вернулась домой час назад, — ответила миледи с прежним замешательством.

— Чем же ты была так занята после возвращения?

В тоне сэра Майкла послышался легкий упрек: в присутствии молодой жены он буквально оживал, и ее неоправданная задержка обидела его.

— Чем ты занималась после того, как вернулась домой? — повторил он свой вопрос. — Почему тебя так долго не было рядом со мной?

— Я беседовала… я беседовала… с мистером Робертом Одли.

Миледи все так же накручивала на пальчик тесемку от шляпы, и выражение замешательства по-прежнему не сходило с ее лица.

— Ты была с Робертом! — удивился сэр Майкл. — Так он, оказывается, здесь?

— Да, был здесь — совсем недавно.

— Но он еще здесь, я полагаю.

— Увы, нет, он ушел.

— Ушел! — разочарованно воскликнул сэр Майкл. — Что все это значит, дорогая?

— А то и значит, что твой племянник пожаловал к нам сегодня после полудня. Когда мы с Алисией вернулись, он гулял по саду. Потом мы — он и я — поговорили наедине, и тут он вдруг заторопился и покинул меня, ничего толком не объяснив и лишь заявив на прощание, что у него есть какое-то дело в Маунт-Станнинге.

— В Маунт-Станнинге… Но какое у него может быть дело в этом богом забытом месте? Он там заночует, не так ли?

— Да, он что-то такое обронил мимоходом.

Сэр Майкл растерянно развел руками.

— Честное слово, — сказал он, — я начинаю думать, что у моего племянника не все в порядке с головой.

Миледи по-прежнему держалась в тени, и сэр Майкл не заметил, как вспыхнуло вдруг ее бледное лицо и как улыбка, язвительная и торжествующая, тронула ее губы.

Что до сэра Майкла, то последней своей фразе он не придал никакого особого значения. Баронет действительно был невысокого мнения о практичности Роберта в чисто житейских делах, видел в нем человека доброго, но никчемного, одного из тех, чье сердце мать-природа щедро наделила всеми возможными добродетелями, но чей ум оставила в небрежении, не уделив ему и скромной доли своих даров.

Сэр Майкл совершил ошибку, свойственную людям благополучным и снисходительным, привыкшим судить обо всем поверхностно, ибо жизнь не дает им повода задуматься о глубинной сути вещей и явлений: он принял лень за бездарность, а ничегонеделанье — за глупость, решив, что коль скоро его племянник не совершил ничего выдающегося, то у него, стало быть, нет никаких талантов.

Оставим это на совести сэра Майкла, а себе, читатель, возьмем за правило не судить о том, что может сделать человек, по тому, что он сделал на сегодняшний день. Жизнь подобна карточной игре, в которой — как знать? — лучшие карты еще, быть может, не легли на стол.

Миледи сняла шляпу и села на скамеечку у ног сэра Майкла. В этом не было ничего обдуманного и преднамеренного: леди Одли было свойственно вести себя по-детски, и никто не ждал от нее ничего иного. Могла ли эта сирена с волосами цвета янтаря вести себя, как подобает солидной женщине? Может ли из глотки баса вырваться трель жаворонка?

Она села, отвернув бледное лицо от камина и положив руки на подлокотник кресла сэра Майкла. О, как они были беспокойны, эти изящные руки! Не раз и не два миледи пошевелила пальчиками, унизанными перстнями, давая понять мужу, что хочет сказать нечто важное, но не знает, с чего начать.

— Я хотела прийти к тебе, дорогой, — промолвила она наконец, — хотела прийти к тебе сразу, как только приехала, но мистер Одли настоял на том, что я должна задержаться и побеседовать с ним наедине.

— Но о чем, любовь моя? Что Роберт тебе сказал?

Миледи ничего не ответила, лишь опустила головку на колено супруга, и вьющиеся янтарные волосы упали на ее лицо.

Сэр Майкл поднял головку миледи и взглянул ей прямо в глаза. Они были заплаканы.

— Ах, Люси, Люси! — воскликнул баронет. — Что все это значит?

Леди Одли попыталась заговорить, но слова замерли на ее дрожащих устах. Ужас, который она перенесла в липовой аллее, снова возобладал над ней, и она разразилась бурными рыданиями.

Нет, это не она собиралась противопоставить Роберту Одли. Вступая в борьбу, она и сама не знала, какое оружие изберет, но эти рыдания, столь искренне исторгнувшись из ее груди, сделали ее непобедимой. Сэр Майкл был потрясен до глубины души.

Дрожа от негодования, он резко поднялся из кресла, готовый уничтожить всякого, кто обидел его жену.

— Люси, что случилось? Скажи всю правду, я настаиваю на этом. Ты слышишь — настаиваю!

— Я знаю, я ужасно глупая, — всхлипывая, сказала миледи, все еще не в силах прийти в себя, — но… он меня совершенно выбил из колеи!

— Кто — он?

— Твой племянник, Роберт Одли.

— Роберт! — воскликнул баронет. — Но… каким образом?

— Я же тебе сказала, что он настоял на том, чтобы я пошла с ним в липовую аллею. А там… Там он мне наговорил таких гадостей, что я до сих пор…

— Каких гадостей, Люси?

Леди Одли зябко поежилась и припала щечкой к мощной руке супруга, которая покоилась сейчас на ее плече.

— Что он тебе наговорил, Люси?

— Ах, дорогой, разве я смогу тебе это пересказать? Я же знаю, ты либо расстроишься, либо, хуже того, высмеешь меня, и тогда…

— Высмею тебя? Да что ты, милая?

Несколько минут леди Одли сидела, не проронив ни слова. Она смотрела прямо на огонь, положив пальчики на руку мужа.

— Дорогой, — медленно и неуверенно начала она, боюсь, мой вопрос будет тебе неприятен, и все-таки, будь добр, ответь мне… Ты никогда не думал, что твой племянник немного… немного…

— Немного — что, дорогая?

— Немного не в себе, — с трудом выговорила леди Одли.

— Не в себе? С чего ты взяла?

— Но ведь ты сам только что сказал, что тебе иногда кажется, что у Роберта не все в порядке с головой.

— Вот как? — засмеялся баронет. — Что-то не припомню. Но даже если и сказал, то, поверь, я не вкладывал в свои слова буквального смысла. Да, Роберт чудаковат, возможно, чуть туповат, но, поверь, для того, чтобы сойти с ума, нужны, как минимум, мозги, а их-то у него и нет. Скорее это с тобой не все в порядке, но, разумеется, не от недостатка ума, а от его переизбытка.

— Но сумасшествие иногда передается по наследству. Роберт Одли мог унаследовать…

— По отцовской линии он этого унаследовать не мог, — перебил сэр Майкл. — Никто в роду Одли не сидел в доме умалишенных и не обращался к психиатру.

— А по материнской?

— Не знаю.

— Люди предпочитают умалчивать об этом, — убежденно сказала леди Одли. — Жена твоего младшего брата, мать Роберта, в ее роду…

— Нет, не думаю. Однако, Люси, ради бога, что такого сказал тебе Роберт? Почему ты ставишь ему столь суровый диагноз?

— По-моему, он слишком долго жил один в своих холостяцких апартаментах на Фигтри-Корт, — как бы не слыша вопроса мужа, задумчиво промолвила леди Одли, глядя на огонь отсутствующим взором. — Слишком много читал, слишком много курил… Конечно, этого мало, чтобы объявлять о его невменяемости, но ведь часто бывает, что проходят годы, прежде чем душевная болезнь обнаруживает себя в полной мере, человек, знающий о своем недуге, уже не в силах загнать его внутрь, и носит в себе свою страшную тайну. Приступ безумия может захватить его врасплох, и, если роковой случай вкладывает ему в руку нож, он должен призвать на помощь всю свою волю, чтобы победить в себе кровавого демона. Но если победит демон — пропал человек и пропала жертва, которой выпало на долю оказаться в эту минуту рядом с ним!

В голосе леди Одли послышалось истерическое возбуждение, но она тут же овладела собой и продолжила спокойно и уверенно:

— Роберт Одли сошел с ума. Когда человек сходит с ума, разум его цепенеет, а мысли становятся похожими на застоялый пруд. Человеку только кажется, что они находятся в постоянном движении, но это самообман. С ним происходит то, что медицина именует мономанией, помешательством на каком-то одном предмете или идее. Роберт Одли — маньяк. Исчезновение его друга, Джорджа Толбойза, совершенно выбило его из колеи, и он, замкнувшись на этой идее, потерял способность думать о чем-то другом. Мысль об одном и том же исказила то, что снова и снова возникает перед его мысленным взором. Повторите какое-нибудь самое обыкновенное английское слово двадцать раз, и к тому времени, когда вы произнесете его в последний раз, вы уже и сами не будете уверены, что это именно то слово, которое вы избрали для своего утомительного опыта. Мысль об исчезновении друга преследует Роберта Одли, и то, что происходит вокруг, он давно уже видит как бы в искривленном зеркале. Если ты не хочешь, чтобы я сошла с ума вместе с ним, умоляю, сделай так, чтобы мы с ним никогда больше не встретились! Сегодня он заявил мне, что Джордж Толбойз был убит здесь, в нашем поместье, и что он вырвет с корнем каждое дерево в саду и снесет наш дом с лица земли, если…

Миледи остановилась, чтобы перевести дух. Странную энергию излучало каждое слово, покидавшее ее уста. Ребячливая баловница судьбы превратилась в сильную женщину, готовую стоять за себя до конца.

— Снести наш дом с лица земли! — воскликнул баронет. — Джордж Толбойз убит в Одли-Корт! Неужели Роберт действительно так сказал?

— Не буквально — за это не ручаюсь, но сказал он действительно нечто в этом роде. Я, во всяком случае, испугалась до смерти.

— Значит, он и вправду сошел с ума, — сурово промолвил сэр Майкл. — То, что ты рассказала, Люси, просто не укладывается у меня в голове. Послушай, а может, ты неправильно его поняла?

— Видел бы ты, как он меня напугал там, в липовой аллее! Не наговори он мне всяких ужасов, разве проронила бы я здесь, перед тобой, хотя бы слезинку?

— Ты права, дорогая, ты совершенно права, — пробормотал сэр Майкл, не усмотрев в этой логике никакого изъяна, ибо нет смысла искать логику в том, что говорит женщина, и невозможно найти изъян в том, что говорит любимая женщина. — Что за дурные фантазии, право слово! Мистер Толбойз убит — и где? Здесь, в Одли-Корт! Но почему? С какой стати? Разве были у него здесь враги? Да здесь его практически никто не знал! Нет, я немедленно — немедленно! — отправляюсь в Маунт-Станнинг, я хочу повидаться с Робертом нынче же. Я знаю его с детства, я знаю его как свои пять пальцев. Если с ним и впрямь что-то не в порядке, это не укроется от моего внимания.

Миледи пожала плечами.

— Укроется не укроется… Все это, как говорится, вопрос открытый. Как бы хорошо ты ни знал своего племянника, ты же не станешь отрицать, что в психиатрии ты, извини, полный невежда. К тому же, — продолжала миледи, — ехать в Маунт-Станнинг тебе никак нельзя, пока на улице не потеплеет и солнышко не согреет наше заиндевевшее графство.

— Твоя правда, Люси. Следует соблюдать предписания доктора Доусона. Кроме того, я полагаю, завтра Роберт и сам явится к нам в гости.

— Да, дорогой. Думаю, он навестит нас.

— Делать нечего. Подождем до утра, которое, как известно, вечера мудренее. Но я все-таки не могу поверить, Люси, что с бедным парнем стряслась такая беда. Не верю, и все тут.

— Тогда как ты объяснишь эту навязчивую идею насчет Джорджа Толбойза?

— Ума не приложу, Люси, — сказал сэр Майкл, растерянно покачав головой. — Просто ума не приложу. Как бы там ни было, я хочу взглянуть на Роберта собственными глазами. Повторяю, я слишком хорошо знаю племянника, чтобы ошибиться в нем. И еще: неужели тебя всерьез могли напугать глупые речи Роберта? На тебя это не похоже.

Миледи жалобно вздохнула.

— Ты меня явно переоцениваешь, дорогой. Я ведь всего лишь слабая женщина, и я до сих пор не могу прийти в себя от глупостей твоего племянника. Новая встреча с ним свыше моих сил.

— Не беспокойся, дорогая, больше ты с ним никогда не встретишься. Об этом я позабочусь.

— Но ведь ты только что сказал, что хочешь видеть его у нас, — чуть слышно промолвила леди Одли.

— Нет, моя девочка, если его присутствие угнетает тебя, этому не бывать. Боже, Люси, и ты могла хоть на минуту подумать о том, что у меня есть иные помыслы, кроме желания сделать тебя счастливой! Что касается Роберта… Проконсультируюсь с каким-нибудь лондонским врачом: хочу знать, так ли все плохо, как тебе кажется.

— Мне ничего не кажется, милый. Роберт считает, что я причастна к исчезновению мистера Толбойза. Как прикажешь это понимать?

— Час от часу не легче! Если это так, то, выражаясь языком простонародья, у него действительно не все дома.

— Боюсь, я тебя огорчила, дорогой, — тихо промолвила леди Одли.

— Да, очень. Но ты поступила совершенно правильно, рассказав мне все как есть. Сейчас мне нужно подумать и решить, что предпринять.

Миледи поднялась со скамеечки. Пламя в камине еле теплилось. Миледи поцеловала широкий лоб мужа.

— Ты так добр ко мне, — прошептала она. — Если кто-то вздумает настроить тебя против меня, ты ведь не станешь прислушиваться к чужим наветам, правда?

— Настроить меня против тебя?

— Да, милый. Ведь сумасшедших на свете и без твоего племянника хватает — а сколько таких, что спят и видят, как бы навредить мне…

— Пусть лучше не пытаются, иначе им придется иметь дело со мной!

Леди Одли засмеялась и громко захлопала в ладоши.

— Спасибо, дорогой, — нежно обняв мужа, сказала она. — Сегодня я лишний раз убедилась в том, как сильно ты меня любишь. Однако уже начало восьмого. Миссис Монтфорд пригласила меня к обеду, и нужно будет послать к ней кого-нибудь из слуг с запиской, извиниться и предупредить, что я не смогу к ней приехать. Увы, Роберт Одли совершенно выбил меня из колеи. Я останусь дома и поухаживаю за тобой. А ты сегодня ляжешь рано — очень рано, не так ли, милый? — и очень-очень постараешься выздороветь.

— Хорошо, дорогая.

Миледи выпорхнула из комнаты и побежала отдать распоряжения. Закрывая за собой двери библиотеки, она чуть задержалась на пороге и, положив руку на грудь, почувствовала, как часто и тревожно бьется ее сердце.

«Ну и напугали же вы меня, мистер Роберт Одли, — подумала она. — Погодите, придет время — а оно не за горами — и вы еще горько раскаетесь за сегодняшний разговор в липовой аллее!».