Тайна монеты Каракаллы

Старый, но такой прикольный товарец!

Мама, успевшая приехать из города, встретила ребят с изумленным лицом:

— Володя, куда подевались шторы?

Володю вопрос поразил. Он пришел домой на автопилоте, как сомнамбула, потрясенный жестокостью людей, всей этой хамской обстановкой, сопровождавшей представление, и не мог поверить в то, что кого-то могут волновать такие глупости, как шторы, старые к тому же и некрасивые.

— Шторы? — машинально переспросил он. — А в них убежали древние римляне!

Он не видел, как его слова поразили маму. На негнущихся ногах он прошел в комнату и бухнулся ничком на постель. Не слышал он и того, как Виктория Сергеевна, чуть не плача, расспрашивала Кошмарика, что случилось с Володей, и ее слов: «А это не наркотики??!» Не слышал Володя, как Ленька убеждал маму, что никаких наркотиков ни он, ни его друг не употребляли, просто Володя увидел на улице драку пьяных мужиков, а поскольку он впечатлительный и нервный, то это его сильно потрясло. Что до штор, то здесь Кошмарик не нашелся, как ответить, но заверил Викторию Сергеевну, что к их исчезновению ни римляне, ни греки отношения не имеют. В общем успокоив ее, как сумел, Кошмарик пришел к Володе, сел рядом с ним на постель и сильно хлопнул его между лопаток:

— Хорош кукситься, старик! Все прошло классно, и твоя «Мышеловка» захлопнулась вовремя!

Володя, пришедший в себя от удара, перевернулся на спину и спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что и ежу теперь ясно, кто тебя душил.

— И кто же это был? — удивился Володя.

— А этот крутой мен на «мерседесе» и с помповой пушкой!

— А с чего ты взял?

— Ты видел, как он на тебя смотрел? Как смотрел на этих бомжей? В нем столько злости, что на десятерых хватит. Я сразу это понял, когда увидел его палящим из ружья. Когда ты в первый день забрался на его участок, он, придя туда и увидев незнакомого на его владениях, обозлился, подошел к тебе и стал душить! Чокнулся он от страха за свою собственность. Я знаю, такое с людьми бывает, особенно с новыми русскими. Один, рассказывают, тещу свою убил только за то, что она его любимую чашку разбила. Потом врачи разбирались и поставили диагноз: сдвиг по фазе от излишней любви к своему имуществу. Имуществомания по-научному называется. А ты еще его тогда ножом пырнул, вот он и кинулся палить из ружья. Придурок, одним словом, правда, я из-за этого психа столько денег потерял! — Кошмарик застонал. — Если завтра эти бухарики станут требовать гонорар за игру, я их далеко пошлю. Во-первых, спектакль они сорвали, драку устроили. Во-вторых, пусть вначале отдадут шторы. Твоя мамочка сильно переживает по поводу их пропажи. Нет, не дам им ни рубля!

— Так что же, — спросил Володя, — и не было никакого маньяка-душителя? А одеколон?

— С одеколоном мы уже разобрались, — решительно отрезал Кошмарик.

— А упавший дельтапланерист?

— В клубе все это подстроили, завистники и конкуренты.

— А Валя Разуменко, пропавший недавно?

— Гуляет по Питеру, как и Кирюха Котов! Так что все, Вовчик, лопнул твой душитель, будто мыльный пузырь. Все это — наше воображение. Спи спокойно, дыши чистым воздухом в две дырки, лови рыбу и ковыряйся в земле, как добрый старый навозный жук. Это же надо — столько времени из-за какого-то жадного психа потеряли! Ну да ладно, если бы не сегодняшнее представление, так бы и бегали по Вороньей горе, как ищейки, нюхая, где тут «Чемпионом» пахнет!

И Володя, убежденный Кошмариком, заулыбался. Он радовался тому, что избавился наконец от страха, который одолевал его последние полмесяца.

Утром Володя вышел к маме и с радостью обнял ее. У него было прекрасное настроение, и он очень хотел, чтобы оно передалось ей. Она взъерошила ему волосы и поцеловала, а Володя сказал:

— А шторы я тебе принесу. Знаешь, мы вчера одну пьесу играли, я их для декораций брал…

И только он вспомнил о спектакле, сизые рожи «синяков», ужасную драку актеров, избиение их мордоворотами, злобу на лице пузатого и оглушающий выстрел из помпового ружья, как настроение его резко упало.

— Все! Забыто! — сказал Володя сам себе. — После завтрака иду на гору! Копать! Я должен найти что-то стоящее!

…Лопата была только одна, но Кошмарику, который пошел вместе с ним к фундаменту дворца Марии Федоровны, она была не нужна, потому что ковыряться в земле ради разбитых черепушек Ленька не собирался. Он пошел лишь за компанию, чтобы убить время — не оставаться же на даче, хоть и в гамаке, когда к тебе в любой момент может подойти Володина мама с разговорами о смысле жизни? Смысл своей собственной жизни Кошмарик давно определил, а до других ему дела не было.

Настроение у Володи было праздничным. Так легко разрешилась проблема с душителем! Сейчас им нужно было подняться по дорожке на самый гребень горы, а потом спуститься по другому ее склону к подножию. Путь пролегал между густых зарослей орешника и вереска, и то там, то здесь открывались чудные виды на дальние дали, голубоватые, сливающиеся с небом. Он’ нес лопату, и надежда найти что-то редкое не покидала его.

Отчаянно дымивший Кошмарик неожиданно бросил на друга взгляд и заявил:

— Вовчик, с одним маньяком мы, кажется, разобрались, но на горе сейчас живет еще один.

— Как это? Кто это? — встрепенулся Володя.

— Кто? Да это ты и есть!

— Ну, ты это брось! — нахмурился мальчик.

— Не брошу! Ты и есть настоящий крутой маньяк, шизоид, псих! Ну кто, скажи, кроме маньяка, стал бы копать землю, как экскаватор, не получая за это ничего? Или найденная старая вещица, которой грош цена, награда?

Володя не стел говорить другу, что цель раскопок в радости открытия, что даже никчемная с виду старинная вещь способна рассказать о многом, — все это было бы бесполезно. Он лишь заметил:

— Но ведь пяток-другой монет Каракаллы ты бы не отказался найти?

— Да, конечно! — заулыбался Кошмарик. — Найди мне их, пожалуйста, а я придумаю способ, как с ними разделаться. Но я не об этом хотел сказать. Понимаешь, вот до какой идеи я допер! Вот ты — маньяк-землекопатель, а есть или просто может существовать маньяк-душитель. Но ведь тебя нельзя ругать за такое хобби — это мамочка твоя во всем виновата, так и душителя тоже обвинять нельзя. Его, может, мамка в детстве головкой ударила, вот он и стал таким. Так при чем же здесь суды, тюряги, вообще наказание, если он как бы помимо воли своей поступает? А? Как тебе моя мысль?

Володя кивнул:

— Я тоже думал об этом, но ведь я знаю, что суд никогда не даст преступнику или подозреваемому срок, если врачи скажут: да, он на самом деле невменяем. Судят только таких, которые могли бы не совершать преступление, но совершили.

— Нет, — подумав, сказал Кошмарик, — все равно не виноваты они. Врачи-то их осматривают, когда они в камере сидят, а не разбоем занимаются. Взять бы у них анализы, когда они, к примеру, человека душат… В этот момент — они шизики настоящие, а значит, нет на них вины…

Чем-то неприятным повеяло на Володю от рассуждений Кошмарика. С душителем будто было покончено, и снова он появился, как призрак в их беседе. Потом Володе не понравилось, что Кошмарик отчего-то решил защищать таких типов. Он не верил, что Ленька делает это бескорыстно и, говоря об их невиновности, хочет лишь щегольнуть своей проницательностью. Неприятный осадок от разговора о маньяках остался в душе Володи, пока они шли к фундаменту дворца, но вот за кустами, у самой дороги, мелькнул розоватый кирпич загородной резиденции императрицы, и все неприятное мигом улетучилось из его сознания.

— Ну, ты копай, копай, золотоискатель! — добродушно издевался над ним Кошмарик, начавший раздеваться, чтобы разлечься под солнцем на захваченной из дома подстилке.

— И покопаю, — тоже стащил с себя футболку Володя, — только уж если найду что-нибудь, с тобой делиться не стану.

— Не делись, не делись, могильщик. Мне твоих черепков не нужно. У меня своя черепушка есть, неплохая!

«Эге-ге! — подумал насмешливо Володя. — С каких это пор Кошмарик стал гордиться своим интеллектом?»

Солнце принялось утюжить своими безжалостными лучами бледное, тощее тело Леньки, а Володя, поплевав на руки, взялся за черенок лопаты. Последний раз он копал здесь дней пять назад, и на глубине примерно в метр его лопата наткнулась на какую-то необычную кладку. Кирпичи фундамента были уложены горизонтально, один на один, а эти сцеплялись раствором в вертикальном положении, точно были обрамлением какого-то входа в подземелье. Впрочем, возможно, ему это только показалось.

Лопата скрежетала, ударяясь о кирпич, иногда летели искры, копать было трудно. Вернее, Володя почти не копал, а выворачивал из земли остатки кирпичей, и скоро позади него образовалась целая куча, зато все шире и шире становилась пасть прохода куда-то вглубь, в черное нутро подвального помещения, откуда повеяло могильным холодом. Володя был очень возбужден, думая, что находится на пороге открытия. Ему хотелось позвать Кошмарика, показать ему вход в подвал, но какое-то чувство мешало Володе сделать это.

Тут послышался сонный вопрос разомлевшего на солнце алисомана:

— Ну, гробокопатель, как успехи? Чего остановился? Не слышу стука лопаты!

— Иди сюда! — звенящим голосом позвал Володя.

— Ну чего там? — спросил Кошмарик, оказавшись рядом с ним, но других вопросов задавать не стал — все и так было ясно.

— Надо лезть… — только и сказал Володя.

— Надо… — согласился Кошмарик. — Сейчас я веток принесу. Зажжем их и полезем. Фонарика-то нет.

Джинсы Володя решил снять — не хотелось лишнюю работу маме доставлять. Скоро сухие ветки лежали у входа в подвал, отрытого едва ли не на треть своей высоты. Больше копать не имело смысла: пролезть в подвал можно было и так, а открывать проход во всей его красоте для прохожих Володе не хотелось.

— Ну, ты первым лезь, — подтолкнул его Ленька к пасти проема, — а я тебе факел подам.

— Нет, давай я вначале с факелом хоть голову туда просуну, а вдруг там что-нибудь не так…

— Что, вампира испугался? — гоготнул Ленька, прекрасно понимавший, что и сам бы не полез, не убедившись в отсутствии опасности.

От огонька зажигалки ветка долго не хотела загораться. Кошмарик израсходовал на нее едва ли не половину всего газа, но вот факел запылал. Володя, встав на четвереньки, вначале просунул в черноту подвала руку с факелом, потом — голову, пролез по плечи, заглянул во мрак подземелья и увидел кирпичный пол, находящийся внизу, в полутора метрах от Володиной головы. Он был, на удивление, сухим, точно сюда никогда не проникала дождевая вода.

— Надо лезть, — решился Володя, хотя где-то в низу живота было холодно, как в морозильнике «Стинола».

— Ага, полезай! — сразу согласился Кошмарик. — На месте лучше разберешься!

— Я ногами вперед полезу, ты меня за руку держи. Когда встану на пол, подашь мне факел. Зажги-ка от этой ветки вторую.

Когда Володя наполовину проник в черное жерло подвала, ему вдруг показалось, что его заглатывает какое-то страшное чудовище — в подвале было холодно, а на солнце — жарко. Встав на холодный кирпич пола, Володя вдруг сильно испугался, что никогда не вылезет наружу. Он хотел было крикнуть, чтобы Кошмарик тотчас подал ему руку и помог выбраться наверх, но огонь просунутого в проем факела остановил его.

Держи, могильщик! — Кошмарик закрыл собой голубое неровное пятно дыры, Володя взял ветку и, боясь, что она быстро сгорит, спотыкаясь о валяющиеся под ногами кирпичи, пошел по подземелью.

Здесь было холодно и сыро, оранжевый свет факела выхватывал из темноты валяющиеся доски, какой-то мусор, ржавые консервные банки, сапоги и ботинки, какую-то ветошь. Атмосфера была насыщена запахом разлагающейся кожи и ткани, еще чем-то противным. Володя едва сдерживался, чтобы не плюнуть на все это и не вылезти поскорее наверх. Внезапно взгляд его упал на деревянный ящик. Он подошел ближе. Факел трещал, и казалось, скоро погаснет. Володя поднял ящик.

Он был тяжелым, килограммов десять, но Володя нес его за удобные ручки, прибитые с обеих сторон. Подняв его к лазу, он крикнул:

— Кошмарик, прими!

— А чего это там? — снова закрыл голубое пятно Ленька, но с готовностью просунул руки и голову в подвал.

Факел давно погас, и Леньке пришлось нащупывать ручки впотьмах. Володя снизу помог другу, подтолкнув ящик. Кошмарик исчез с находкой, чтобы через несколько секунд подать руку выбирающемуся наверх другу.

Кошмарик трепетал. Володя видел, что он просто облизывается, глядя на ящик, который когда-то, похоже, был покрашен, но теперь дерево стало бурым, чуть ли не черным, от старости и влаги.

— Интересно, что там? — так и ходил вокруг ящика Кошмарик, ждавший, пока Володя, как хозяин находки, покажет ему, что там, в этом ящике. Володе тоже не терпелось открыть ящик, в котором что-то громыхало, когда он нес его. Но он хотел продлить минуту сладкого ожидания, думая, что за почерневшим деревом находится что-то очень интересное. И ценное.

— Как откроем? — спросил он у Леньки.

— А просто — лопатой вдарим сверху пару раз, и порядок!

— Ну, давай ударим. — Но ударять не стал, а просунул кончик штыка лопаты в щель между досками, надавил, прогнившее дерево хрустнуло, и доска переломилась надвое. Оторвать вторую доску не представляло труда, а потом и третья отлетела в сторону.

То, что лежало в ящике, было закрыто плотной, промасленной бумагой. Володя, помедлив еще немного, оторвал край бумаги, и взору мальчиков открылись предметы, найти которые здесь они не только не ожидали, но Володя даже не хотел бы.

— Ништяковая фишка! — нагнулся Кошмарик и вытащил из ящика цилиндр чуть поменьше стакана размером с приделанной к нему деревянной колотушкой. — Я такие никогда и не видал!

— Немецкая, — с противоречивым чувством смотрел Володя на гранату, — со времен войны остались. Здесь, в подвале, у немцев, видно, склад был. Вот ящик и остался. Боевая, вон кольцо торчит… — сказал Володя, и его обдало холодом при мысли, что в полуметре от него находится смерть.

— Это хорошо, что боевая, — любовался Кошмарик гранатой, металл которой почти не тронула ржавчина.

— Что хорошего? — с предостережением в голосе спросил Володя. — Осторожней!

— А я и так осторожно, Вовчик! — быстро произнес Кошмарик, а потом сделал то, что заставило Володино сердце остановиться, а через мгновение забиться с утроенной скоростью.

При слове «Вовчик» Кошмарик дернул за кольцо, оставшееся на его пальце, и сразу же метнул гранату куда-то далеко в кусты, коротко сказав:

— Ложись!

Они упали на землю со скоростью скошенной травы, и через пару мгновений Володя почувствовал, как вздрогнула под ним земля, взрыв оглушил так, что услышать шуршание падающих кустов, вырванных с корнем из земли, он не мог. Он смотрел на Леньку, тоже лежащего рядом и смотревшего на него, смотревшего веселыми глазами, в которых светился вопрос: «Ну как я, ништяк?»

— Кошмарик, — по слогам произнес Володя, — а ведь ты — кретин. Знаешь ты об этом?

И Ленька так же спокойно ответил Володе:

— Знаю, Вовчик, знаю. Меня мама в детстве головкой маленько ударила.

Они поднялись на ноги, нагнулись над ящиком. Всего под бумагой было девятнадцать гранат. Володя смотрел на них безо всякого интереса — нажили себе новые хлопоты.

— Ну что, назад их в подвал засунем или участковому понесем? — спросил он у Кошмарика.

Ленька пожал плечами:

— Ты нашел, тебе и решать. Лично я эти фишки хорошо бы в Питере задвинул. По полста баксов за каждую можно получить… Ништяковый такой товарец…

Все это Кошмарик говорил равнодушным тоном, как бы рассуждая вслух и ничего не предлагая Володе, но тот все понял. Зачем-то он взял Леньку за подбородок, приподнял его голову, словно хотел получше рассмотреть, а потом с расстановкой сказал:

— Леня, больше при мне об этом не вякай, слышишь?

— Слышу, — кивнул тот. — А одну фишку дашь, чтобы рыбу на озере глушить? Возьмем у хозяина резиновую лодку, выедем сегодня вечером, да и кинем в воду. Удовольствие классное получишь, когда увидишь, как рыба вверх пузом на воде закачается! Ну, дашь?

Володя, вместо ответа, сложил три пальца правой руки в незатейливую фигуру и поднес их прямо к носу Кошмарика. Потом взял ящик, поставил его у входа в подвал, спустился в него, а потом снял опасный груз и понес его туда, где взял. Вернувшись к лазу, он позвал Кошмарика, чтобы тот помог ему выбраться, — но ответа не получил. Позвал снова — эффект был тот же.

— Да куда ты подевался? — забеспокоился Володя, боясь скорее не за себя — он выберется и сам! — а за пропавшего друга.

Покричав еще несколько раз, Володя буркнул: «Ну и черт с тобой», натаскал к выходу всякой старой рухляди, взобрался на эту кучу и вылез туда, где сияло солнце, летали бабочки и стрекотали кузнечики. Кошмарика нигде не было. Пропала и его одежда. Только подстилка, хранившая форму Ленькиного тела, напоминала о том, что Володя пришел сюда не один. Прикрыв кирпичами нору, ведущую в подвал, Володя оделся, взял лопату и пошел домой.