Тайна монеты Каракаллы

Человек с освещенным молнией лицом

Володя возвращался домой с лопатой на плече и со скорбью в сердце. Ему казалось, что он напрасно обидел Кошмарика, который быть другим уже не мог.

«Зачем же я его называл кретином, если он в этом не виноват? — думал Володя. — Да и что страшного он, по сути дела, совершил? Бросил гранату? Он на Карельском перешейке, я знаю, много гранат повзрывал, на линии Маннергейма у старых дотов. Так при чем же здесь „дурак“? Гранаты хотел продать? Ну так все же сегодня что-то продают, и виноват не он, а общее состояние страны. А рыбу почему я не дал ему глушить? Много ли он побил бы рыбы одной гранатой?»

Короче, раскритиковав себя в пух и прах, Володя шел домой, чтобы там встретить Леньку, ударить его по спине промеж лопаток и сказать:

«Друган, я был не прав. Хочешь, пойдем сегодня вечером рыбу глушить?» Когда Володя думал и том, что помирится с другом, на душе становилось легко и спокойно.

Он стал спускаться к постройкам поселка по пологой дороге, ведущей вниз. Прямо внизу лежал жестяной лист озера с черными отметинами — рыбацкими лодками. Хотелось сбежать вниз и плюхнуться в теплую воду, чтобы выйти из нее обновленным, забывшим о зле, о душителях и «синяках».

«Купаться! Да, надо пойти сейчас же на озеро! — решил Володя. — Помириться с Ленькой — и сразу купаться!» И он прибавил шагу.

Человек, который шел ему навстречу, поднимаясь вверх по тропинке, был полный и рыхлый мужчина лет пятидесяти. Издалека было слышно, как он пыхтел, утомленный подъемом, хоть дорожка в этом месте была пологой. Издали Володе бросилась в глаза прическа мужика — густые и курчавые волосы пучками росли только над ушами, а большая часть черепа была лишена волос и блестела на солнце, как бильярдный шар из слоновой кости. Володя понял, что где-то его видел, только вот где, припомнить не мог.

Но вот он поравнялся с ним, и тут же яркая, как искра, вспышка памяти осветила его сознание — эту прическу и эти тугие, круглые щеки он видел в Питере, в антикварном магазине на Невском! Это был оценщик-нумизмат!

Когда Володя осознал, кто идет ему навстречу, до мужчины оставалось шагов пять, и вдруг какая-то охранительная сила, не связанная ни с волей, ни с сознанием, отбросила Володю вправо. Он будто невольно отшатнулся от возможной опасности, и это резкое движение привлекло к себе внимание нумизмата — он повернул в сторону Володи голову, и их взгляды на мгновение встретились. На одно лишь мгновение…

Володя ничего не успел прочесть в этом взгляде, но сердце заныло в тревожном предчувствии. Этот человек поднимался на гору не ради прогулки. Он был как-то связан с монетой и с душителем или… сам являлся им.

— Ну, опять что-то случилось? — всплеснула руками мама, едва увидев вошедшего во двор Володю, бледного и ничего не видящего перед собой.

— Нет, ничего, — ответил тот. — Ленька здесь?

— А разве вы не вместе уходили?

Володя не ответил. Машинально он аккуратно поставил лопату у дверей, прошел в свою комнату и упал на кровать ничком точь-в-точь как вчера. Хотелось спрятаться под одеяло, но он боялся, что мама пристанет с вопросами. Ему нужен был Кошмарик, но он все не шел и не шел.

Володя не знал, сколько прошло времени, но вот послышался голос другана, и радость, которую он испытал при этом, была такой сильной, что Володя резко вскочил с постели.

А Ленька говорил:

— Виктория Сергеевна, вот ваши занавесочки. Извините, они немного испачканы. Это все римляне виноваты и древние греки. Я вам куплю коробку самого лучшего порошка. Какой самый хороший?

Послышались шаги Кошмарика, и вот он появился в дверях.

— Где ты был? — спросил Володя, и в этом вопросе Ленька почувствовал и обиду, и заботу, и ощущение вины. Он не смог скрыть, что с ним приключилось, и все рассказал другу, а завершил свое повествование словами:

— Он, этот крутой нумизмат, наверное, и есть душитель. А то зачем бы «синякам» и врачихе так бояться? Крутой, уважаемый человек, но и страшный вдобавок…

— Я, кажется, знаю, кто этот мужик, — сказал Володя. — Час назад, когда с горы спускался, я видел того лысого нумизмата, из питерского магазина. Ты еще ему монету задвинул…

— Врешь! — разинул рот Кошмарик.

— Не вру, я ошибиться не мог. Он еще на меня внимательно посмотрел. Узнал, думаю…

— Стой, стой! — Ленька схватился за голову с такой яростью, что бандан слетел на пол. — Пока я не могу врубиться! Неужели этот лысый нумизмат из комиссионки и есть душитель? Постой! Предположим, он нападает на тебя, ты режешь ему карман, мы идем продавать монету и по случайности попадаем именно на него. Если он душитель, узнал бы он свою монету?

— Думаю, узнал бы. Во-первых, он ее недавно потерял, и вдруг монету приносят через неделю. Значит, ее нашли, и нумизмат-душитель должен был удивиться, стал бы спрашивать, откуда монета? Во-вторых, он бы обязательно признал бы в монете свою — каждая монета, хоть и одинакового достоинства, имеет свои особенности. А если признал, то разговаривал бы с нами иначе. Он же себя вел так, будто впервые монету в руках держит, значит, это не его сестерций. Но вот что он делает на горе?

— Есть несколько вариантов: приехал прогуляться, раз…

— Отпадает. Никакого удовольствия, я видел, этому мену прогулка не доставляла. Впрочем, если уж сильно захочется на любимый вид с горы посмотреть, можно и подняться.

— Вот именно. Но послушай, лысый может жить на горе, но никак не быть связан с душителем. Подумаешь, живут два нумизмата. Недаром и «синяк» говорил — люди, а не человек! Тогда лысый к душителю отношения не имеет. Маньяк монету потерял, мы подобрали и продали, лысый купил и в свою копилку положил. Заметано?

— Заметано, — согласился Володя.

— И вот третий вариант. Лысый приехал из города на гору, чтобы навестить своего знакомого нумизмата, который и есть душитель.

Володя выразил сомнение:

— Не знаю, Ленька, не знаю. На самом деле все версии правдоподобны. У нас слишком мало фактов, чтобы отбросить все ненужные варианты, оставив один.

— А «Чемпионом», случайно, от этого лысого не пахло? — не без ехидства спросил Кошмарик.

— Не пахло, — угрюмо ответил Володя, и они замолчали, но каждый погрузился в размышления, и мысли их крутились вокруг маньяка и нумизмата, монет и одеколона, «синяков» и дельтапланеристов.

После обеда солнце скрылось за неожиданно наплывшими облаками. Ленька забрался в гамак, а Володя, по обыкновению, сел рядом за стол с книгой в руках. В гамаке Кошмарику думалось легко, поэтому в его голове все версии, предположения и факты были скоро подчинены единственному чувству — накатить на душителя-нумизмата во что бы то ни стало, и для его обнаружения у Леньки имелось в запасе последнее, но самое верное средство, к которому он и решил прибегнуть. Уверенность в том, что лысый нумизмат и нумизмат-душитель никак не связаны между собой, укрепляла его в выборе этого средства.

Не говоря ни слова, Ленька ловко скатился с гамака, прошел в комнату и достал листок бумаги, ножницы и клей. Отрезав от листа четвертинку, Кошмарик красным фломастером, очень старательно вывел:

«Продается старинная, очень редкая древнеримская монета, серебряная, пятый век до нашей эры. Обращаться по адресу — Ореховый переулок, дом 10. Спросить Леонида».

Если бы Ленька даже знал, что монета Каракаллы отчеканена не в пятом веке до новой эры, а в третьем веке нашей эры, он все равно остановился бы на своем варианте — важно было привлечь душителя древностью товара. Кошмарик достал было из бумажника листок, на котором он карандашом перевел изображение сестерция, но, повертев его в руках, спрятал назад. Он решил, что светиться проданной монетой не стоит, особенно потому, что по горе (и рядом с вокзалом, где он собирался прилепить объявление) бродит нумизмат, наверняка помнивший, как Ленька тер карандашом по листу бумаги.

«Не надо суетиться, — сказал сам себе Кошмарик. — Когда я встречусь с душителем, то покажу ему эти картинки. Пусть не думает, что к нему какой-то динамщик пришел».

Свернув объявление трубочкой и взяв скотч, Кошмарик вышел из дома и, когда Володя коротко спросил: «Ты куда собрался?» — так же коротко ответил:

— Да прогуляться. Что-то перед грозой башка трещит.

Володя, конечно, не поверил ему, но допытываться не стал. Пока он делал вид, что читает книгу, в его голове успел родиться план или скорее желание. Захотелось пройти по той самой дорожке, ведущей на гребень горы, чтобы прикинуть, куда мог идти лысый оценщик. Если бы оказалось, что ни к какому жилью дорога не вела, значит, нумизмат и впрямь приехал прогуляться. В этом не было ничего странного — сюда приезжали из города на пикник или ради прогулки многие — место было питерцам знакомое и любимое ими.

Он поднялся и пошел за ворота, не обращая внимания на сумерки. Володя немного трусил, когда вышел на ту самую дорожку, ему очень не хотелось встретиться с лысым нумизматом второй раз. У него не было уверенности в том, что душил его не он, а кто-то другой. Дойдя до места, где повстречался с лысым, Володя осмотрелся. Справа от него были заросли кустарника и невысоких деревьев, а слева находилась глубокая ложбина, созданная двумя хребтами горы. В этой ложбине стояли жилые дома, в основном каменные коттеджи, — место было очень удобным для жилья, укрытым со всех сторон, тихим. Именно в эту ложбину и вела узкая тропинка, ответвляясь от дорожки, по которой шел сейчас Володя.

Он присмотрелся — тропинка убегала вниз, и казалось, ею пользовались немногие. По ней-то Володя и спустился в ложбину. Идти пришлось недолго, метров сто — и как-то неожиданно открылась площадка, размером метров двадцать на тридцать, и дом, стоявший здесь, выглядел слишком большим для такого крошечного участка. Это был красивый, стильный дом с высокой крышей, скаты которой опускались едва ли не до земли, покрыт он был медью «под черепицу», и окна его с затемненными, как в автомобилях, стеклами казались страшными глазами слепого чудовища.

Подойти к дому поближе Володя при всем желании не смог — окружал участок высокий каменный забор, но мальчику показалось, что в этом странном, даже страшном доме никого нет и давно не было. К дому вела только тропинка, по которой он сейчас шел.

«А как же автомобиль? Как же сюда возили материалы, когда строили дом? На вертолете, что ли, спускали?» Ничего не узнав, ничего не поняв, Володя стал подниматься наверх, а когда оказался на дорожке, ведущей на гребень горы, понял, что домой идти не хочет.

«А не прогуляться ли до развалин дворца? — подумал он вдруг. — Все равно делать нечего. Посмотрю заодно, хорошо ли я укрыл вход в подвал. В нем еще пошуровать надо, может, не только гранаты там найду».

И он пошел наверх, дорогой срывая ландыши, которые так любила мама. Сейчас, перед грозой, они пахли удивительно сильно.

До дворца он дошел, когда по листьям кустов и деревьев ударили первые крупные капли дождя и в небе сухо и раскатисто прогремел гром. Небо было почти черным, и Володя испугался: «Мама говорила, что на горе во время грозы находиться очень опасно! Горы притягивают молнии! Меня может убить!»

И быстрым шагом он двинул в обратный путь, хотя дождь полил как из ведра. В голове мелькнуло: «Может, забраться в подвал?» Но тут же мозг выдал запрет: «Нельзя! Там — гранаты!»

По дорожке струились потоки дождевой воды, оставляя в песке узкие, извилистые каналы. Одежда на Володе промокла насквозь уже через пару минут, но он этого не замечал. Он все еще держал в руке ландыши, намокшие и жалкие, и думал: «Поскорей домой! Поскорей домой!»

При каждом блеске молнии Володя вздрагивал и радовался, что остался жив — молнии сверкали буквально над головой. Гром, такой раскатистый и страшный, что, казалось, обрушится гора, пугал Володю больше молний, но бежать он почему-то не мог — все шел и шел, мокрый, жалкий и испуганный.

Вдруг впереди на открытом месте, как раз там, где взлетали дельтапланы, он увидел фигуру человека. Это был высокий сухопарый мужчина, стоявший спиной к дороге и лицом к спуску. Перед ним открывался вид на поля, деревеньку, и Володя видел, что стоит этот странный человек очень спокойно, обхватив себя руками, в белой промокшей рубашке, с волосами, прилипшими к шее и щекам. Мужчина смотрел не вниз, а куда-то в небо.

И вот серый купол неба располосовал зигзаг молнии, вслед за вспышкой мир с треском раскололся от удара грома, и Володя, замерший на месте, увидел, как мужчина воздел к небу руки и визгливо заорал:

— Еще давай! Еще давай! Желтого! Желтого!!

Володю пронзил этот крик. В нем слышался призыв сумасшедшего, и от того, что было непонятно, к кому обращается этот безумный и чего просит, было еще страшнее.

Вдруг мужчина резко повернул к Володе мокрое лицо с прядью волос, разрезавшей лоб надвое. Вначале его глаза были просто безумны и пусты, но потом в них появилась радость. Мужчина, протягивая руки, сделал шаг по направлению к нему, говоря:

— Иди ко мне! Вместе будем искать желтого! Иди!

Сердце Володи наполнилось ужасом, но он почему-то сделал два шага в сторону мужчины, точно тот обладал какой-то сверхъестественной силой, но потом пришел в себя и бросился бежать. А вслед ему неслось:

— Ну куда ты?! Куда?! — ив этом крике слышались горькая обида и разочарование.

Володя, стуча зубами не от холода, а от нервного озноба, кинулся через кусты влево от дороги. Он знал, что в этой стороне тоже будет крутой спуск, но только в каньон, на дне которого был узкий, почти высохший и заросший прудок. По этому спуску он и кинулся вниз, тут же поскользнулся на размокшей земле, несколько раз перевернулся и оказался у пруда в какие-то несколько секунд — он даже не поверил в то, что можно спуститься с такого высока кого склона так быстро. Ему все еще слышался крик мужчины: «Желтого!», «Куда ты?!» — но чувство облегчения от осознания, что он спасся от смертельной опасности, согрело его сердце.

Когда он подходил к калитке своего дома, дождь уже почти прекратился, в проеме между двумя черными тучами сверкнули золотые клинки солнечных лучей, и на душе стало веселее, хотя зубы все еще стучали. На веранду он вошел весь мокрый и грязный. Даже к волосам прилипли комочки земли, травинки и листья.

— Я поскользнулся, — сказал Володя, стоя перед молчавшей мамой, а потом он почувствовал, как в голове зазвенели тысячи серебряных молоточков, в глазах потемнело, появилась какая-то рябь, его ноги подогнулись, и он, потеряв сознание, упал на руки мамы и вовремя подоспевшего Кошмарика.