ГЛАВА 16

Не тем человеком был Мигель Кастильо, чтобы простить обиду кому бы то ни было, тем более, такую обиду, какую нанес ему Рэтт Батлер.

«Да кто такой этот Рэтт Батлер? — спрашивал сам себя Мигель мчась верхом на лошади во весь отпор. — Какой-то мальчишка, его же в наших краях никто не знает, он никому не известен. Единственное, что он умеет делать — так это стрелять, и то…»

Мигель Кастильо вздрогнул, вспомнив, как петля затянулась вокруг его шеи.

«И то стреляет не всегда метко, тем более, потом он меня бросил, бросил среди пустыни без глотка воды, и я чуть не сдох под этим проклятым солнцем.

А этот страшный сон, эти тысячи крыс, которых я видел, когда потерял сознание…

И во всем этом виноват Рэтт Батлер, я обязательно должен его найти, во что бы то ни стало — и пристрелить. А лучше я его не пристрелю, а поступлю так, как он поступил со мной», — и Мигель Кастильо злорадно усмехнулся.

Его воображение принялось рисовать страшные картины мучений Рэтта Батлера среди выжженной солнцем пустыни.

«Я затащу его куда-нибудь очень далеко, миль за сто, а лучше за двести от человеческого жилья и брошу.

Пусть подыхает как последний шелудивый пес, как предатель, ведь предателям не место на земле».

Горячая испанская кровь кипела в жилах Мигеля Кастильо. Она стучала в висках, сердце глухо отзывалось в ответ.

«Догнать! Догнать мерзавца и отомстить!»

И он пришпоривал свою лошадь, вглядываясь в пыльную, выжженную солнцем пустыню.

«Он мог поехать только по этой дороге, ведь она одна ведет из города. Ему в этой пустыне не выжить, он должен ехать только от одного городка к другому и обязательно к ближайшему, а это как раз по дороге», — и Мигель Кастильо вновь пришпорил свою лошадь, продолжая вглядываться в белую ленту дороги, привстав на стременах.

Солнце палило нещадно.

Но широкополое сомбреро скрывало лицо, и палящие лучи не жгли голову.

«Наверное, этот Рэтт Батлер думает, что он неуловим. Может быть, для кого-нибудь другого он и неуловим, но не для меня.

К черту!

Кто он такой, этот Рэтт Батлер?

Ведь за его голову никто не даст даже сотни долларов, а моя голова, — Мигель Кастильо поправил сомбреро, — как-никак стоит три тысячи долларов, а это немалые деньги».

На обочине дороги Мигель Кастильо увидел обуглившиеся головешки.

Он остановил лошадь, спрыгнул на землю и, подойдя к кострищу, положил свою ладонь на него. Пепел был холодным.

Мигель Кастильо пристально осмотрелся вокруг и увидел то, что искал — рядом с камнем валялся окурок сигары. Мигель взял его так, как будто тот был из чистого золота, и принялся любоваться им, вертя перед глазами.

Потом поднес к носу, втянул в себя воздух. Ноздри жадно затрепетали.

— Окурок выброшен не менее четырех часов тому назад. Ничего-ничего, — прошептал испанец, — я тебя все равно достану, ведь другой дороги в здесь нет, и ты будешь ехать по ней. Правда, у него хорошая лошадь, но и мой жеребец что надо, — Мигель Кастильо с удовлетворением осмотрел своего коня, потом подошел и проверил подковы.

Все было в порядке. Он потрепал жеребца по холке.

— Будем скакать день и ночь, пока не настигнем этого Батлера, этого мерзавца, грязную свинью.

И Мигель Кастильо, взглянув в безоблачное небо, потряс сжатыми кулаками.

— Догоню! Догоню и уничтожу! Я клянусь перед этим небом! — Мигель Кастильо опустился на колени. — Клянусь, что достану этого Рэтта Батлера даже из-под земли — и тогда ему не жить, тогда он проклянет свою мать за то, что она имела несчастье родить его.

Да, не стоило ему вот так обходиться со мной, с самим Мигелем Кастильо, ведь меня знают все и все меня боятся, трепещут, едва заслышав мое имя.

А когда видят револьвер в моей руке, сразу же падают на колени и начинают молить о пощаде.

Но ему пощады не будет ни за что и никогда».

Мигель Кастильо вскочил в седло и пришпорил коня. Тот почувствовал нетерпение седока и с места помчался галопом.

За всадником тянулся длинный шлейф серой пыли. Она медленно опускалась на камни, на придорожную чахлую траву, и камни сразу же становились серыми, меняя свой цвет.

— Быстрее! Быстрее! — выкрикивал Мигель Кастильо, подстегивая коня.

Конь уже хрипел, с его губ падали на дорогу клочья белой пены. Но наездник не обращал на это внимания, он не щадил ни лошадь, ни себя.

Он проскакал миль двенадцать не останавливаясь.

Мигель Кастильо желал как можно скорее расправиться со своим обидчиком. Он понимал, что только тогда его сердце будет биться ровно, а душу оставит слепая ярость и негодование.

На этот раз Мигель Кастильо, увидев тлеющие угли костра, догадался, что именно здесь останавливался Рэтт Батлер.

Он вновь спрыгнул с лошади, опустился на корточки и поднял окурок. Батлер был уже совсем близко.

Еще несколько часов такой бешеной скачки, и он его настигнет.

«Ну, мерзавец, ты даже не подозреваешь, что я иду по твоему следу, что Мигель Кастильо тебя чувствует и вот-вот настигнет. Что ж, Батлер, радуйся пока, дыши глубоко, потому что через несколько часов ты окажешься в моих руках — и тогда пожалеешь, что родился на свет.

Я буду безжалостен и жесток. Я буду настолько безжалостен, что ты содрогнешься».

Мигель Кастильо вскочил в седло, выхватил из кобуры револьвер и, потрясая им перед собой, вновь пустил своего коня галопом.

«Уничтожу! Уничтожу проклятого Батлера, будь он проклят, мерзавец, грязная свинья, ублюдок, молокосос!» — кричал Мигель Кастильо, но никто не отвечал на его возгласы.

Разъяренный мексиканец представлял себе, что на много миль вокруг нет ни одного живого существа, весь этот неживой пейзаж, вся земля мертвы, и только он один мчится на своем коне вдогонку за исчезающим Рэттом Батлером.

«Мы смогли бы работать с тобой вместе, меня бы вешали, ты бы стрелял. Но ты не захотел быть честным человеком, не захотел — и сейчас ты за это заплатишь, заплатишь сполна.

Ты наглотаешься собственных слез, ведь Мигель Кастильо никому ничего не прощает. Даже родному брату я не простил бы такой обиды. Будь он проклят, мой брат!»

И Мигель Кастильо вспомнил, что у него когда-то были отец и мать.

Конь явно устал и время от времени спотыкался.

— Проклятье! И ты хочешь мне изменить? Хочешь сдохнуть прежде, чем я настигну Рэтта Батлера? — Мигель Кастильо натянул поводья, и конь остановился.

Мужчина спрыгнул на землю, размял затекшие ноги.

— Черт тебя подери, кляча! — выругался он на свою лошадь. — Немного пройдем, отдохни.

Он бросил поводья и двинулся по раскаленной дороге. Конь покорно плелся следом, тяжело дыша в затылок хозяину.

«Сколько мне еще так тащиться по этой чертовой дороге? Уже недолго, он должен быть где-то рядом. Скорее всего, я найду Батлера в городке. Вернее, какой к черту городок, это поселок, Он будет там.

Наверное, сидит сейчас у парикмахера и бреется, наводит на свою физиономию лоск, хочет выглядеть молодым и привлекательным. Что ж, Батлер, ты навсегда останешься молодым, правда, на счет привлекательности не знаю. Думаю, я изувечу тебя так, что и мать родная не узнает, только бы ты не скрылся, только бы не растворился».

Но Мигель Кастильо понимал, что Батлер никуда не исчезнет и попадется ему в руки.

Ведь уже не впервой Мигелю Кастильо приходилось выслеживать своих обидчиков и убивать их. Он и теперь был готов ко всему.

Мигель Кастильо вздрогнул, когда увидел на дороге тлеющий окурок сигары. Он склонился перед ним на колени, поднял и жадно затянулся.

«Ну что ж, ты уже совсем рядом».

От глубокой затяжки голова у Мигеля Кастильо закружилась, но она кружилась от счастья.

Он уже предвкушал как будет расправляться с Рэттом Батлером.

«Только бы он был один. Но такие мерзавцы кучами не ходят, он обязательно будет один — холеный, красивый — и я с ним расправлюсь. Я заберу себе его револьвер, ремень, плащ. Я даже сдеру с него сапоги, ведь у него отличные сапоги, — вспомнив как Рэтт Батлер стоял на табуретке, Мигель Кастильо злорадно улыбнулся. — Не хватило какой-то одной секунды… И этот чертов револьвер дал осечку. Что же с ним случилось? Может быть, попал песок? А может, отсырел капсюль? Скорее всего, так оно и есть — отсырел капсюль, и револьвер дал осечку. Но теперь осечки не будет», — затягиваясь окурком, рассуждал Мигель Кастильо и поглаживал тяжелую рукоятку револьвера.

— Теперь ты не дашь осечку, мой дружок?

Он вытащил револьвер и приложил металл к горячей небритой щеке. И это нехитрое движение успокоило Мигеля Кастильо.

Он вскочил на коня и въехал на холм. Оттуда сразу же увидел расположенный у подножия холма маленький поселок.

Мигель Кастильо ожидал от Рэтта Батлера всего, но он не мог догадываться, что тот нашел ему, Мигелю, достойную замену, и к тому же, так быстро.

Он всего лишь полчаса тому назад въехал в этот городок на коне, а через седло был перекинут связанный известный всей округе бандит по кличке Малыш, за голову которого предлагали пока, правда, тысячу долларов, но со временем Рэтт Батлер рассчитывал повысить сумму до трех тысяч.

Поймав Малыша на дороге у поселка, Рэтт Батлер старательно сверил его физиономию с плакатом, раздобытом в предыдущем городке.

Малыш отпирался как мог, но сходство было очевидным.

— Приятель, — говорил Рэтт Батлер, — зачем ты отпираешься?

— И ты бы отпирался на моем месте, — резонно заметил Малыш.

— Тебя так или иначе повесят, но я хочу дать тебе шанс.

— Шанс на виселице? — изумился Малыш.

— Конечно. Ты слышал о таком Мигеле Кастильо?

— Да, мы с ним пару раз действовали вместе, но потом нам пришлось расстаться.

Малыш, правда, не стал уточнять, что расстаться пришлось ему, а не Мигелю, ведь он, прихватив две тысячи долларов общей выручки, убежал ночью, когда сам Мигель был мертвецки пьян.

— Так что ты мне хочешь предложить? — поинтересовался Малыш.

— Я хочу тебе предложить пятьсот долларов.

— Пятьсот? — задумался Малыш.

— Да, пятьсот тебе и пятьсот мне, — уточнил Рэтт Батлер.

Малыш сидел в задумчивости, беззвучно шевеля губами, как будто бы что-то просчитывал.

— Но если ты не согласен, — вздохнул Рэтт Батлер, — придется мне получить тысячу, а тебя повесят задаром, — он поводил стволом револьвера перед самым носом Малыша.

Тот, увидев холодный взгляд Рэтта Батлера, сразу же понял, что нужно соглашаться.

— Хорошо, я согласен и за пятьсот, только скажи, что мне придется делать.

— Учти одно, убивать я никого не собираюсь, — Рэтт Батлер засмеялся, — все обойдется без крови и насилия, мы так делали не раз с твоим приятелем Мигелем Кастильо.

— Что вы делали?

— Я привозил его в городок и продавал мировому судье и шерифу. Те платили нам деньги, потом Мигеля вешали. Я перестреливал веревку, и мы с ним спокойно смывались, а потом честно делили деньги.

— А где же сейчас Мигель? — поинтересовался Малыш.

— Если ты думаешь, что его в конце концов повесили, то ошибаешься. Он слишком возгордился и как-то раз потребовал больше, чем ему причиталось.

— Но ему причиталось больше, чем тебе, — сказал Малыш, — ведь петля-то была на его шее.

— Точно так же говорил мне Мигель, но требовал больше, чем стоил.

Малыш не стал возражать. Он решил приберечь свои аргументы до того времени, когда у них в руках будут деньги.

— Ну что, согласен? — спросил Рэтт Батлер.

Малыш пожал плечами.

— Мне ничего другого не остается. Но учти, если ты меня обманешь… — Малыш замолчал, потому что увидел на губах Рэтта Батлера зловещую улыбку.

— Я еще никого не обманывал, — сказал Рэтт, — я благородный человек и если что-нибудь обещаю, то выполняю наверняка.

— А ты хорошо стреляешь? — начал вдаваться в подробности Малыш.

— Достаточно хорошо для того, чтобы перестрелить веревку с сорока шагов.

— Докажи.

Рэтт Батлер вытащил ружье и повернулся к одиноко стоящему сухому дереву.

— Видишь правую ветку?

— Конечно вижу, я же не слепой.

Рэтт Батлер нажал на курок и пуля перебила ветку у самого основания.

— Неплохо, — сказал Малыш, — с тобой можно и рискнуть.

— Но если ты не хочешь, я могу тебя сразу отдать мировому судье, мне так, честно говоря, будет проще.

— Но тогда ты больше одного раза не заработаешь, — возразил Малыш.

— А ты сообразительный, — заметил Рэтт, — но мне просто претит торговать живым товаром, ведь ты не негр.

Малыш рассмеялся.

— В моих жилах течет шотландская кровь, парень.

— Ну вот и поладили.

Рэтт Батлер помог Малышу забраться на лошадь, проверил, надежно ли связаны у него руки — и повез в городок.

Все происходило по уже отработанному плану.

Рэтт Батлер почти не волновался. Правда, его огорчало то, что Малыш был куда менее красноречив, чем Мигель Кастильо. Его ругательства выглядели бесцветными и безвкусными по сравнению с отборной руганью Мигеля.

Он даже не смог как следует разозлить мирового судью. Но тот все равно был явно обрадован.

Пока мировой сличал портрет с физиономией Малыша, Рэтт Батлер разговаривал с шерифом в его кабинете.

Тот как раз получил свежую почту и из конверта выложил пачку листов, предназначенных для расклейки.

Искали очередного преступника и вновь за солидное вознаграждение.

Рэтт Батлер попросил у шерифа пару экземпляров.

— Конечно, берите, — согласился шериф, — может вам повезет и вы сможете поймать Рыжего. Но учтите, это отчаянный головорез, ему уже удалось однажды сбежать из-под виселицы.

Рэтт Батлер только улыбнулся.

— Мне не впервые встречаться с такими.

Когда Рэтт Батлер вышел на крыльцо, мировой судья уже тащил Малыша в здание. Тот отчаянно упирался и посылал проклятья на голову Батлера.

— Заткнись! — бросил Рэтт, пересчитывая полученные им за поимку преступника деньги.

Малыш жадно пожирал глазами пачку купюр в руках у Рэтта Батлера. Он даже подмигнул ему, когда мировой судья, схватив преступника за шиворот, потащил его по коридору.

Через четверть часа все было готово к казни.

Немногочисленные жители поселка собрались на площади. Только тут вместо виселицы использовали старое засохшее дерево, одну из веток которого украшала толстая веревочная петля.

Вновь мировой судья читал приговор, только на этот раз это не заняло так много времени.

Ведь преступлений за Малышом числилось куда менее, чем за Мигелем Кастильо. Но это было простительно, Малыш был лет на десять моложе Мигеля.

Зычный голос судьи до Рэтта Батлера доносился обрывками, ведь он находился на приличном расстоянии от места казни.

Рэтт лежал за валуном, положив на его макушку ствол ружья. Прицел был направлен точно на веревку.

Малыш оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать взглядом Рэтта.

Но тот замаскировался отлично, поэтому Малыш начал беспокоиться. Ведь шериф стоял неподалеку с бичом в руке и один его взмах мог оборвать жизнь Малыша.

Рэтт Батлер уже изготовился, чтобы нажать на спусковой крючок, как вдруг почувствовал прикосновение холодного металла к затылку.

Рэтт, медленно, стараясь не делать резких движений, обернулся, правда, ружья из рук он не выпустил.

Прямо над ним стоял немного нагнувшись, чтобы доставать револьвером до затылка Рэтта, Мигель Кастильо. Он злорадно улыбался, скаля крупные зубы.

— Ну что, нашел я тебя? — смеялся Мигель.

Рэтт Батлер указал взглядом на Малыша с петлей на шее и на бич, занесенный над лошадью для удара.

— Может, поможем Малышу? Ведь его сейчас вздернут.

Мигель бросил короткий взгляд на площадь.

— Туда ему и дорога, не стоит ему помогать.

— Почему? — изумился Рэтт Батлер. — Ведь это так просто, ты же знаешь, я не промахнусь.

— Он когда-то обманул меня и украл деньги, а обид я не прощаю, ты это знаешь.

— А почему же ты тогда не догнал Малыша?

— Кроме денег он прихватил и мою лошадь. Может, он тебе рассказывал об этом? Ведь никаких других подвигов в жизни он не совершил.

— Нет, он ничего мне не рассказывал.

— Смотри на площадь, — сказал Мигель, — а то пропустишь самое интересное.

В этот момент просвистел бич, лошадь рванула с места и Малыш, так ничего и не поняв, закачался на веревке. Он несколько мгновений судорожно дергался, а потом обмяк.

Через несколько минут, удовлетворенные зрелищем, горожане покинули площадь, а Малыш все еще продолжал раскачиваться.

— Ну что, нечего тебе тут разлеживаться, — сказал Мигель, вытаскивая револьвер из кобуры Рэтта Батлера и забирая его винтовку.

— Извини, Малыш, — сказал Рэтт Батлер, поднимаясь с земли и отряхивая с колен желтую землю.

— Пошел-пошел, — прикрикнул Мигель.

— Этот грех не на мне, Малыш, его взял на свою совесть Мигель Кастильо, твой старый приятель.

— Нечего мне читать душеспасительные беседы и напоминать о моих грехах! — строго заметил Мигель.

Рэтт Батлер двинулся прочь от городка, а Мигель, держа его на прицеле, шел сзади, придерживая лошадь за поводья.

— Я еще один грех с удовольствием возьму на свою душу, но об этом, Батлер, ты узнаешь чуть позже.

— Ты придурок, — заметил Рэтт, не оборачиваясь.

— Попридержи язык! Хотя, можешь болтать, что хочешь, ведь это ничего не изменит и меня ты не разжалобишь никакими словами. Единственное — ты можешь рассердить меня, и я пристрелю тебя на пару минут раньше, чем задумал.

Рэтт Батлер остановился и пристально посмотрел в глаза Мигелю, но не нашел в них ни капли жалости.

Остановился и Мигель. Он медленно влез на коня и посмотрел на свой револьвер.

— Что же ты стоишь? — бросил он Рэтту.

— Я пропускаю вперед тебя.

— Только после вас, сэр, ведь у меня тоже хорошее воспитание, — Мигель засмеялся.

Рэтту Батлеру ничего не оставалось, как двигаться дальше. Он шел по каменистой пустыне, не выбирая дороги и все время слышал за спиной цокот копыт и злорадные смешки Мигеля Кастильо.

— Да, дорога дальняя, — приговаривал Мигель, — так что дыши экономно и смотри не натри себе ноги, иначе, если ты будешь идти медленно, мне это не понравится.

— Идиот! — бросал через плечо Рэтт Батлер.

— Умные едут, идиоты идут пешком, — замечал Мигель и вновь хохотал. — И вообще, Рэтт, люди делятся на две категории: одни — это те, кто ходят по пустыне пешком, другие — те, кто ездит верхом, — и Мигель вновь хохотал, словно сказал что-то очень остроумное.

Рэтт Батлер только презрительно кривил губы, но ему ничего не оставалось, как повиноваться приказам этого отпетого мерзавца Мигеля Кастильо.

У него не было оружия — и одно резкое движение, сделанное Батлером, могло привести к непоправимому.

А так оставался хоть маленький шанс спасти жизнь. Ведь человеку свойственно цепляться за жизнь в любых ситуациях.

Рэтт Батлер брел уже несколько часов.

Солнце палило нестерпимо, но пока еще у него были силы, а во фляге, висевшей на боку, была вода.

Он с удивлением думал о том, как сумел дойти до такой жизни. Все произошло для него как-то незаметно.

Благородный человек с хорошим воспитанием якшается с преступниками, а теперь и того хуже — он уже сам стал сообщником преступника и, может быть, понесет за это заслуженное наказание.

Его не страшила сама смерть. Он уже привык ходить по краю пропасти и не бояться за свою жизнь.

Но унижаться он не хотел.

Просить о чем-то Мигеля Кастильо было бесполезно, и Батлер это прекрасно понимал.

Он шел, заложив руки за спину, как идет заключенный, приговоренный к смертной казни. Он не хотел давать повода для издевок.

Вдруг стук копыт прекратился, и за спиной Рэтт Батлер услышал хохот Мигеля.

Он обернулся.

— Эй, Рэтт, — обратился к нему Мигель, — ты не знаешь, почему это, когда въезжаешь в пустыню, сразу же хочется пить?

Батлер пожал плечами.

А Мигель уже вытаскивал пробку из большой круглой фляги.

— Это, наверное, потому, что здесь так печет солнце, оно так и высасывает из тебя влагу. И если не попить, то скоро окочуришься.

Мигель приложился к фляге и принялся, не жалея, хлебать воду, обливаясь ею. Еще две большие фляги висели по бокам его лошади.

Увидев, как пьет Мигель, Рэтт почувствовал страшную жажду. Он снял с плеча свою флягу, вытащил пробку и только собрался сделать глоток, как Мигель выхватил револьвер и выстрелил: флягу выбило из рук Рэтта Батлера, и она упала на высушенную солнцем землю.

Вода тонкой струйкой полилась в пыль из отверстия, сделанного пулей.

Рэтт смотрел на то, как вода — его спасение — впитывается в пересохшую землю.

Он попытался нагнуться, но тут же прозвучал второй выстрел, и флягу отбросило еще на несколько шагов.

Мигель Кастильо злорадно хохотал.

— Я вижу, ты хочешь попить? Тебе придется немного подождать, совсем немного, Батлер.

Рэтт презрительно посмотрел на своего конвоира. Тот в одной руке сжимал револьвер, а другой лил себе на грудь воду.

— Ладно, Рэтт, я уже смилостивился над тобой, можешь попить.

Рэтт нагнулся и поднял флягу. Она была пуста. Запрокинув голову, он вытряхнул из нее пару капель. Облизал пересохшие губы и жадно сглотнул слюну.

Мигель расхохотался.

— Только потом, Рэтт, если выживешь, никому не говори, что я тебе не давал пить, это будет неправдой.

— Скотина! — крикнул Рэтт.

— А теперь в путь, нечего здесь стоять! — Мигель Кастильо стволом револьвера показал направление.

Рэтт отбросил ненужную теперь флягу и двинулся, увязая по щиколотку в песке.

Мигель крикнул ему:

— Это все для твоего же блага. Без фляги идти будет легче, видишь, как я забочусь о тебе?

— Сволочь! — крикнул через плечо Рэтт.

Прозвучал еще один выстрел. Шляпа слетела с головы Рэтта Батлера. Он проводил ее взглядом. Та, кувыркнувшись, скрылась за камнем.

— Вперед! — скомандовал Мигель.

И Рэтт Батлер сразу же почувствовал, как нещадно печет ему в голову солнце.

Его темные волосы притягивали лучи, и Рэтт коснулся рукой своей головы. Волосы обожгли ему ладонь.

«Так я долго не протяну» — подумал Рэтт.

— Я прожил немало, — философствовал Мигель, — и заметил одну закономерность…

Рэтт Батлер, который уже смирился со своей участью и стал намного спокойнее, поинтересовался:

— Какую?

— Люди с белой кожей, вот такой как у тебя, Рэтт, всегда умирают в пустыне первыми. А вот испанцы держатся дольше. Я не знаю, с чем это связано, наверное, так придумал Бог, сделав вас слабее. Поэтому ты и подохнешь, — закончил свою речь Мигель.

Рэтт обернулся.

Мигель вытащил из дорожной сумки большой женский зонтик, раскрыл его и прикрылся от палящих лучей солнца.

— Иди, иди! — приказал Мигель.

— А куда мы идем? — догадался наконец спросить Рэтт Батлер.

— Мы идем? — рассмеялся мексиканец. — Ты лучше спроси куда я еду, а тебе придется идти, куда покажу я.

— Так куда направляешься ты? — спросил Рэтт.

— В глубину пустыни, — приподнявшись на стременах, Мигель указал рукой на горизонт. — Представь себе, Рэтт, сто миль безжизненной пустыни — ни тени, ни колодца, вообще ничего, кроме выжженной земли и раскаленных скал.

И учти, идти тебе придется пешком, а воды я тебе не дам, как ни проси. Здесь боятся ходить даже войска индейцы, в этой пустыне ты не встретишь никого.

Один я, Мигель Кастильо, не боюсь этого пекла, потому что я уже однажды прошелся по пустыне. Тогда у меня не было воды, — он похлопал рукой по флягам и те отозвались глухим звуком, — а сейчас она у меня есть, и я преспокойненько доберусь, куда мне надо, а по дороге посмотрю, как ты, Рэтт, будешь подыхать.

Батлер тяжело вздохнул.

— Хотя, — задумался Мигель, — если ты последуешь собственному совету и будешь дышать экономно, может быть, доберешься, хотя сто миль — это немного больше, чем семьдесят. Но и ты моложе меня, к тому же, на твоей шее Нет петли. Так что дыши экономнее, Рэтт, и может быть доберешься.

Батлер сделал еще несколько шагов, а Мигель крикнул:

— Если хочешь, я могу подарить тебе петлю, правда, сделаю это в середине пути. Но там ты не найдешь ни одного дерева, чтобы повеситься с горя как Иуда. Ведь ты предал меня и бросил умирать в пустыне. Так что, Рэтт, все справедливо и не нужно на меня обижаться.

Рэтт Батлер упрямо шагал по пустыне, стараясь не показывать своей усталости. Он не хотел, чтобы этот коротышка смеялся над ним и издевался.

Он хотел умереть гордо и достойно рода Батлеров.

Но Мигель явно скучал. Ему не терпелось поделиться своими мыслями и своей радостью, а то, что Рэтт Батлер не мог разделить его радости, Мигеля ничуть не смущало.

— Сто миль — это не такое уж большое расстояние, — принялся рассуждать мексиканец. — С каждым шагом оно сокращается и у тебя остается все больше и больше шансов выжить. Правда, и вода из тебя испаряется, Рэтт, с такой же скоростью. Нет, — задумался Мигель, — наверное, быстрее.

Рэтт запахнул полы плаща, уже с трудом передвигая заплетающиеся ноги по пыльной дороге.

Да и дорогой это можно было назвать лишь с трудом. Она петляла между камнями, то и дело терялась в пыли, взбиралась на вершины холмов.

А за Рэттом неотступно следовал Мигель.

Он уже даже не говорил, куда надо идти, он тоже устал.

Изредка Рэтт слышал, как хлопает пробка фляги, как журчит и стекает вода в широко раскрытый рот Мигеля Кастильо.

— Эй, Рэтт, посмотри, — кричал тогда мексиканец, — может быть, хоть вид воды принесет тебе облегчение. Ну что же ты не хочешь смотреть?

— Отвяжись, я иду по своим делам, — хрипло отвечал ему Рэтт Батлер, облизывая пересохшие губы.

— Ты еще скажи, Рэтт, что вышел прогуляться перед ужином или что идешь на свидание, — Мигель хохотал. — А вообще-то, Рэтт, ты и в самом деле, идешь на свидание со своей возлюбленной. И знаешь, Рэтт, как ее зовут? — мексиканец вновь заливался хохотом. — Ее зовут костлявая смерть. Слышишь, Батлер, твоя любовница — костлявая смерть и она ждет тебя за вершиной вон того холма. Это не так уж далеко, мили четыре, не больше, так что поспеши, Батлер.

Рэтт плюнул бы в лицо Мигелю, но не было слюны, и он вновь и вновь пытался себя обмануть, делая глотательные движения, но уже саднило от сухости в горле.

Батлеру казалось, что он весь высох, превратился в мумию.

Он уже даже не задумывался над тем, идет или нет. Тело стало существовать отдельно от него, и временами Рэтт Батлер удивлялся тому, что еще двигается. Ведь время от времени он впадал в забытье, рассудок мутнел, перед глазами проплывали цветные круги и змеились светящиеся полосы.

До холма оставалось не так уж много и почему-то Рэтт Батлер поверил в слова Мигеля Кастильо. Ему казалось, что там, за гребнем, его поджидает смерть — и теперь она казалась ему желанной. Ему хотелось, чтобы кончились мучения, чтобы перестало палить солнце.

Он ступал, увязая в пыли на полусогнутых ногах. У него даже не было сил, чтобы поднять руку и смахнуть с ресниц пыль.

Мир перед ним расплывался, но не от слез, пересыхали даже глаза. И когда Рэтт моргал, веки больно резали глазные яблоки.

Когда Батлер падал, то Мигель, абсолютно равнодушный к происходящему, останавливал коня и терпеливо ждал, когда Рэтт поднимется.

— Ну, теперь вперед! — указывая стволом револьвера направление, неизменно повторял Мигель пришедшему в себя Батлеру. — Уже осталось совсем немного. Еще потерпи, Рэтт, извини, что заставляю тебя страдать, но ты не прошел еще и сорока миль, а мне довелось пройти семьдесят.

Солнце уже обожгло лицо и руки Рэтту, он чувствовал, как потрескалась его кожа, но ничего не мог поделать, ведь закрыть голову было нечем.

Он вновь упал на колени, но упрямо полз вперед, ведь отсюда уже начинался склон холма.

Солнце стояло уже довольно низко, и этот крутой склон находился в тени.

Рэтт вздохнул свободнее и сел. Он посмотрел на приближающегося к нему Мигеля Кастильо. Тот злорадно ухмылялся.

— Ну что, Рэтт, кончились силы? Решил сделать привал? Ну что ж, посиди, это последний привал в твоей жизни.

Он вытащил из кармана часы, которые забрал у торговца оружием, открыл крышку и сказал:

— Ну что, Рэтт, солнце еще будет светить два часа. Думаешь отсидеться в тени?

— Я жалею об одной вещи, — вздохнул Рэтт Батлер.

— О чем же? — поинтересовался Мигель. — Уж не о том ли, что с тобой нет сейчас воды? — и мексиканец приложился к фляжке.

— Я жалею о том, что перестрелил тебе веревку, когда тебя вешали.

— Это все жадность, Рэтт, ведь ты хотел на мне побольше заработать. А потом тебя вновь погубила жадность, когда ты решил забрать себе все деньги.

— Ты меня никогда не поймешь, — вздохнул Рэтт, — я перестрелил веревку из благородства.

— Ой, какие мы благородные, — издеваясь, принялся кривляться Мигель, — прямо сил нет. Давай поднимайся и ползи вверх. Я-то подниматься не буду, посмотрю, как ты там сдохнешь на вершине. Вот сейчас я закурю, — Мигель достал сигару, вытащенную из кармана Батлера, — и пока она будет дымиться, ты должен добраться до вершины холма, иначе тебя придется пристрелить. Я даже не буду убивать тебя насмерть, это все-таки грех, я прострелю тебе ногу. Я тебя раню, если ты не будешь идти или ползти — короче, забирайся как можешь.

Мигель прикурил и, прикрывшись зонтиком от солнца, принялся смотреть, как Рэтт Батлер на четвереньках ползет на вершину холма.

Песчаная земля под его пальцами рассыпалась в пыль. Рэтт Батлер то и дело растягивался, соскальзывал на несколько футов вниз, но упрямо полз вверх. Он уже не чувствовал ни усталости, ни боли. Он вообще не чувствовал ничего кроме желания добраться до вершины.

Словно это могло что-то изменить в его жизни.

Наконец он дополз и замер.

Там, за вершиной, расстилалась такая же безжизненная пустыня как и за его спиной.

Только впереди не было ненавистного ему Мигеля Кастильо.

И Рэтт обернувшись зло посмотрел на своего преследователя.

В этом момент он понял, что отсюда ему не выбраться. И не важно, сумеет он сбежать от Мигеля или же останется вместе с ним — участь его уже предрешена.

И Рэтт Батлер, подтянувшись на руках, переполз на ту сторону холма.

«Пускай он убьет меня здесь, — подумал Рэтт, — я не сделаю ни одного движения».

Но тут, словно бы в насмешку, словно бы судьба посмеялась над ним, рука его соскользнула с камня, и он покатился по крутому склону холма, поднимая клубы пыли.

Мигель Кастильо не стал мучить коня и объехал холм. Он приблизился к безжизненно лежащему Батлеру.

— Ну что, Рэтт, поднимешься или пристрелить тебя здесь, чтоб не мучился? — участливо осведомился Мигель.

Рэтт что-то прохрипел в ответ, но мексиканец его не расслышал.

— Ну что ж, пятьдесят миль ты прошел. Если бы ты прошел еще двадцать я бы, может быть, простил тебя. Дал бы пару раз приложиться к фляжке, а так… Если поднимешься, то — иди, а нет — я тебя пристрелю. Хотя…

Мигель склонил голову.

— Что тратить на тебя пули? Немного посижу, посмотрю, ты и так окочуришься, а я полюбуюсь на твою смерть.

Слова Мигеля доходили до Рэтта Батлера с трудом. Они звучали как будто издалека, пробиваясь сквозь толстую стену.

Солнце слепило истерзанные глаза, веки были воспалены, губы потрескались, все лицо и руки покрывали волдыри от ожогов.

Но страшный вид Рэтта только забавлял Мигеля.

Сам он сидел на коне, под зонтиком и то и дело прикладывался к фляге.

Хотя пить ему и не хотелось, но было приятно доставить страдание Рэтту Батлеру.

— Жарко сегодня, — вздыхал Кастильо, — не вовремя ты выбрался на прогулку, Рэтт. И дождя, к сожалению, не предвидится, совсем не предвидится.

Он взглянул из-под зонта на слепящий диск солнца.

— Ну, ладно, полежи, отдохни. Может, еще и придется тебе немного погулять.

Рэтт Батлер потерял сознание.

Загрузка...