Тайная жизнь шедевров: реальные истории картин и их создателей

Глава 9 Предчувствие весны

Поэзия — вечная жажда. Настоящий пейзажист должен быть в душе поэтом, иначе его картины никогда не будут говорить со зрителем. Лучшего художника, чем Алексей Кондратьевич Саврасов, российская природа, пожалуй, не знала. Его картины правдивы, откровенны, наполнены живым чувством. В них меланхолия, тоска, радость — кажется, что пейзажи, созданные его кистью, готовы броситься тебе на грудь, зарыдать, а потом затянуть с тобой долгую песню, проникновенную, жалостливую, и в безбрежной этой тоске утолить твои печали.

Успех пришел к Саврасову очень рано. Ему было всего 19 лет, когда критики стали называть его надеждой русского искусства. В 24 года он продал полотно «Степь с чумаками вечером» великой княгине Марии Николаевне, которая в тот момент занимала пост президента Императорской академии художеств. Это был огромный успех. Художника пригласили в загородную резиденцию представительницы правящей династии под Петербургом, в том же году он получил звание академика. Живописцу поступали заказы на картины от самых богатых и знатных семей в России. Он мог бы жить роскошной жизнью придворного художника, но вместо этого решил вернуться в Москву.

Но почему он решил так поступить, почему отказался от денег и общественного положения, когда у него наконец появилась возможность доказать отцу, что выбранная им профессия может приносить куда больше выгоды, чем владение галантерейной лавкой в Первопрестольной?

Отец Саврасова мечтал видеть его успешным торговцем, увлечение живописью не одобрял, считая всех художников простыми малярами, людьми несерьезными. Заказчики в Петербурге тоже видели в живописце не творца, а ремесленника, который создавал бы по их просьбам копии известных морских пейзажей Айвазовского, но Алексей Кондратьевич хотел другого: ему важно было развивать собственный талант, а не стремиться к материальному благополучию.

История его жизни — трагическая повесть о том, как человек может потерять все: семью, положение в обществе, работу, дом, здоровье, — но сохранить талант, работать над его развитием до самого последнего момента и даже в самые тяжелые минуты жизни сохранить удивительное чувство красоты окружающего мира.

В 1871 году умерла его новорожденная дочь — с этого момента художник не раз создавал изображения ее могилы в Ярославле. Картина «Могила на Волге» — это один из самых грустных и меланхоличных пейзажей в творчестве живописца. Два креста, один покосился, ветром с деревьев срывает последние листья, и свет солнца еле пробивается из-за туч.

Саврасов тяжело переживал эту утрату, а еще стало слабеть зрение. Он видел все хуже и хуже. И Алексей Кондратьевич начал искать спасение в алкоголе. Он пил до этого, но после всего случившегося перестал знать меру. Семейная жизнь пошла прахом, жена ушла от него и забрала с собой детей. Он почти не посещал занятия, которые должен был проводить в Московском училище живописи и ваяния, где был профессором уже много лет.

В 1882 году после долгой болезни ушел из жизни Василий Перов, один из лучших друзей Саврасова, который долго защищал пейзажиста от недовольства руководства училища. Алексей Кондратьевич утратил последнюю поддержку. Всего через десять дней после смерти Перова его уволили из училища.

Саврасов потерял все, ему нужно было освободить студию, у него не осталось ни жилья, ни средств к существованию. Он нищенствовал, часто спал прямо на улице, редкие деньги снова тратил на алкоголь. Владимир Гиляровский так описывал то состояние, в котором тогда находился художник:

«За перегородкой раздался громкий голос Невреева: „Да вставай же, Алеша! Пойдем в трактир!“ Никакого ответа не было слышно.

Я прошел за перегородку. На короткой кровати, подогнув ноги, лежал на спине с закрытыми глазами большой человек с седыми волосами и бородой, как у библейского пророка. В комнате пахло винным перегаром. На столе стояли две пустые бутылки водки и чайный стакан. По столу и на полу была рассыпана клюква.

„Пойдем, — обратился ко мне Невреев, — делать нечего. Вдребезги. Видишь, клюквой закусывает, значит, надолго запил… Уж я знаю“.

Потормошил еще — ответа не было. Вынул из кошелька двугривенный и положил на столик рядом с бутылками: „Чтобы опохмелиться было на что, а то и пальто пропьет…“»

Константин Коровин, ученик Саврасова, вспоминал, что незадолго до увольнения из училища Алексей Кондратьевич встретил его после вечерних занятий и предложил зайти куда-нибудь пообедать. Одет легендарный пейзажист был неряшливо: в ватной кофте, старой шляпе с широкими полями, грязный воротник рубашки был подвязан ярко-красным бантом. Саврасов сказал своему ученику, что получил деньги и хочет угостить его, они зашли в ближайший трактир. Радостное настроение учителя по мере того, как они выпивали, становилось все мрачнее, и в итоге он сказал:

«Всем чужие мы, и своим я чужой. Дочерям чужой… Куда? Куда уйти от этой ярмарки? Кругом подвал, темный, страшный подвал, и я там хожу…»

Но даже в этом мрачном состоянии, живя в трущобах, лишенный достойного заработка, страдающий от ухудшающегося зрения, Алексей Кондратьевич все равно продолжал писать картины. По воспоминаниям Гиляровского, художник всегда просил себе карандаш и бумагу, потому что во время разговора не знал, «куда ему девать руки», и набрасывал эскизы для будущих картин, которые потом выменивал у трактирщиков на водку.

Однажды ранней весной, накануне Пасхи, живописец случайно встретился с Гиляровским, который предложил зайти к нему домой. В тот момент, когда они шли по Столешникову переулку художник вдруг остановился, заметив, как с крыши одного из домов сползал снег, на котором сидела ворона. Он обрушился вниз, ворона взлетела, села на водосток и начала глядеть вниз на упавший снег. «Какая прелесть!» — воскликнул старый художник. После обеда он снова попросил бумагу, карандаш и быстро набросал простой пейзаж: покосившиеся избушки, тающий снег, еще голые деревья и несколько грачей, которые важно прогуливаются по сырой земле.

Поэтому даже в минуты отчаяния и слабости он обращался к ним, не раз переделывая и создавая вариации своей знаменитой картины 1871 года, написанной им на вершине успеха.

С этим полотном связана и личная драма художника, о которой нельзя не рассказать. В конце 1870 года Алексей Саврасов взял творческий отпуск на пять месяцев и вместе с женой и детьми отправился в Ярославль. Он был доволен своей мастерской, тихой и размеренной жизнью русской провинции, творческая энергия била в нем через край, но в феврале тяжело заболела его беременная жена, случились преждевременные роды, дочь родилась слабой и умерла через несколько дней.

Начиналась весна, любимое время года художника, которое так часто вселяло в него надежду даже в минуты абсолютного отчаяния. Личная драма обострила его зрение. В пробуждающейся природе он увидел спасение от печали и создал свой шедевр.

Столкнувшись с несчастьем, с потерей, со смертью, Саврасов мечтал только об одном — чтобы в его опустошенной душе произошло то же возрождение, которое он наблюдал в окружающем мире. Главное для художника, поэта, писателя, режиссера, да для любого человека, который занимается творчеством, — это уметь видеть детали. А взгляд Саврасова был уникален. Снова обратимся к случаю, который описывал Гиляровский. Художника поразило то, как ворона вместе со снегом чуть не упала с крыши. Это картина весны в одной сцене, простой и понятной. Не нужно развернутого пейзажа, долгих описаний.

На центральный план картины, которая была посвящена приходу весны, с помощью которой живописец желал вновь обрести душевное равновесие, он вынес грачей, вестников пробуждения природы, которые играют в еще голых ветвях деревьев.

Изображения птиц, к слову, не совсем реалистичны. Настоящие грачи куда меньше. К тому же они написаны немного наивно, их изображение очень приблизительно. Некоторых птиц Саврасов, этот мастер реализма, намечает буквально одним движением кисти. А все для того, чтобы картина приобрела свой, особый ритм.

Нарушена на полотне и перспектива — еще один отход от традиции реализма. Передний план написан так, что создается ощущение, что художник стоит на земле, но при таком ракурсе линия горизонта должна находиться довольно низко, а на картине Саврасова она проходит почти по центру. Живописец делает это специально, чтобы показать равнинные дали, уже залитые водой, передать ощущение уходящей зимы и весны, вступающей в свои права. Небо Саврасов писал разнонаправленными мазками, что создает ощущение пространства: зритель может почти почувствовать движение воздуха на полотне. Кажется: что есть в этом мрачном пейзаже, этой безрадостной картине весенней распутицы? Но внутреннее движение картины уводит взгляд зрителя вверх, и после грязного снега, голых деревьев он видит небо, светлое и ясное. А одна деталь мне особенно полюбилась — это грач с веткой в клюве у сломанного ствола березы. Он находится ближе всего к самому художнику и зрителю. С помощью этой ветки птица будет строить гнездо, потому что жизнь циклична, она всегда продолжается. И на это продолжение надеялся художник, который чувствовал себя опустошенным после смерти дочери и болезни жены.

«Грачи» стали триумфом Саврасова. Картину за шестьсот рублей купил в свою коллекцию Павел Третьяков. О ней все критики отзывались с восторгом. Действительно, для пейзажной живописи начала 70-х годов XIX века это была настоящая революция. Иван Крамской назвал пейзаж кисти Саврасова лучшим из всех представленных на выставке, даже писатель Михаил Салтыков-Щедрин, который вообще не очень любил в живописи изображения природы и не уделял им особенного внимания, сказал, что картина художника прелестна. Давняя покровительница таланта Саврасова, великая княгиня Мария Николаевна, увидев полотно, попросила автора сделать копию специально для нее. Эта картина через год была представлена публике на Всемирной выставке в Вене.

Но даже тогда, на пороге отчаяния и безысходности, он все равно продолжал искать вдохновение в природе. Впоследствии известный гравер Николай Иванович Павлов вспоминал, как случайно встретил еще в юности, будучи учеником второго класса городского училища, художника, слова которого повлияли на его решение заниматься живописью.

«В Строгине у меня произошло интересное „знакомство“. Вечерами на высоком берегу Москвы-реки я часто видел лежащим некоего старика в длинной серой блузе, с седой бородой. У заворота русла, неподалеку прилетала цапля и подолгу стояла на одной ноге. Меня сильно занимал этот старик, и я как-то спросил его: „Что же ты тут, дедушка, делаешь?“ „Я, милый, — отвечал он, — наблюдаю природу… Природу… понимаешь ты? После я напишу картину…“ „А кто же ты будешь?“ — все любопытствовал я. „Я художник Саврасов… Учись и ты наблюдать природу… Подрастешь, нарисуй картину таким же способом, как и я…“».

Однако родную дочь Веру Алексей Кондратьевич отказывался обучать своему искусству. Спустя много лет она вспоминала:

«Отец не хотел учить меня рисовать или лепить, находя, что художники обречены на полуголодное существование, даже имея талант. Этот взгляд оправдался на нем самом. В борьбе за существование он прямо изнемог, и, не имея со стороны семьи крепкой моральной поддержки, стараясь забываться от жизненных невзгод, он начал пить, погубил этим себя, свой талант, разрушил семью…»

Москва в тот момент вообще была полна гениев со сломанными судьбами. В бедности, безвестности и алкогольном угаре заканчивалась жизнь Василия Пукирева, с которым в конце 1869 года Саврасов вместе готовил «Курс рисования» для Московского училища живописи и ваяния. Приятелями и собутыльниками Алексея Кондратьевича были писатели Николай Успенский и Иван Кондратьев. Оба кончили жизнь трагически. Успенский зарезался в одном из переулков в районе Хамовников, а Кондратьева насмерть забили собутыльники.

Зрение художника слабело, он жаловался, что уже с трудом может различать предметы, поэтому все чаще обращался к своей памяти, а она «рисовала» ему весенний пейзаж с грачами. Денег на покупку красок не было, художник все хуже различал цвета. Незадолго до смерти он создавал только карандашные наброски.

В одном из последних известных вариантов «Грачей», который был создан в 1894 году уже полностью отсутствовал свет. Радость испарилась, от нее не осталось и следа. Мы видим покосившиеся дома, одинокую церковь, весеннюю грязь. В игре птиц не видно уже никакой радости. Черными пятнами они сидят на голых деревьях. У художника больше не осталось надежды. Через год он почти ослеп, больше не писал, жил в крайней нищете, почти не выходил из дома. Целыми днями лежал на кровати с закрытыми глазами и о чем-то думал.

В начале осени 1897 года Саврасову стало совсем плохо, его отвезли в больницу для бедных, где он и умер 8 октября. На похоронах было немного людей. Несколько знакомых, а еще меценат Павел Третьяков и лучший ученик живописца Исаак Левитан, которые сами стояли на пороге смерти. Третьяков умер через год, Левитан скончался через три.