Тайная жизнь великих художников

ЖАК ЛУИ ДАВИД

30 АВГУСТА 1748 — 29 ДЕКАБРЯ 1825

АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: ДЕВА

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: ФРАНЦУЗ

ПРИЗНАННЫЙ ШЕДЕВР: «СМЕРТЬ МАРАТА» (1793)

СРЕДСТВА ИЗОБРАЖЕНИЯ: МАСЛО, ХОЛСТ

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ СТИЛЬ: НЕОКЛАССИЦИЗМ

КУДА ЗАЙТИ ПОСМОТРЕТЬ: КОРОЛЕВСКИЙ МУЗЕЙ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ БЕЛЬГИИ, БРЮССЕЛЬ

КРАСНОЕ СЛОВЦО: «Я ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ ВЫ И МЕНЯ ПОДЛО УБИЛИ».

Просто диву даешься, как Жаку Луи Давиду удалось умереть в достаточно преклонном возрасте да еще в собственной постели. Пожалуй, ни один художник ни до него, ни после не лез с такой настойчивостью в большую политику, а в его времена политический промах мог стоить головы. В буквальном смысле.

Давид начал с того, что с блеском окончил Французскую академию и стал любимцем аристократии. Затем он превратился в радикального республиканца, оформлял пропагандистские спектакли и подписывал смертные приговоры. Чудом не попав на гильотину во времена революционного террора, Давид не устоял перед обаянием Наполеона и приложил немало усилий для прославления императора. Лишь в старости, когда во Францию вернулись «законные» короли, Давид покинул драчливую политическую тусовку. По ходу дела он реформировал искусство, прививая ему республиканские ценности, — разработанный Давидом стиль назвали неоклассицизмом. По сути, он не был таким уж ловким политиком, но умел создать имидж, и не только себе, но и Французской революции — именно по картинам Давида мы судим о том, как выглядело это историческое событие.

Рококо было, наверное, самым бессмысленным направлением в истории Западного искусства. Типичная, картина в стиле рококо изображает пышные облака, на которых грудастые богини обнимаются с мускулистыми богами в окружении пухлых херувимов. Однако в правление «короля-Солнца», Людовика XIV (1643–1715), рококо стал неофициальным художественным стилем французской монархии и на протяжении почти всего восемнадцатого века оставался весьма популярным.

Давид очень неплохо научился писать в этой жеманной манере. К искусству он проявлял интерес с детства и в 1788 году поступил в Королевскую академию живописи и ваяния с бесплатным обучением. Главным отличием, которое мог заслужить студент академии, была ежегодная Римская премия, позволявшая победителю совершить поездку в Италию за государственный счет. Давид удостоился этой премии в 1774 году, правда, только с четвертой попытки. Он жаждал ее получить ради престижа, а не ради возможности увидеть Рим. «Антики меня не привлекают», — говорил он друзьям. Знал бы он, как все потом обернется.

Когда Давид воочию увидел произведения древнеримских мастеров и художников Возрождения, он испытал эстетический шок, перевернувший его представления об искусстве. Вернувшись в Париж в 1780 году, он принялся переосмысливать увиденное в своих картинах. Ню, как у Микеланджело, и позы, как у Караваджо, — в итоге новый почерк, лишенный излишеств, даже суровый, с преобладающим мотивом патриотического долга и готовности на жертвы во славу отечества. В двух из его ранних шедеврах, «Клятве Горациев» (1784) и «Смерти Сократа» (1787), этот новый подход проявился особенно ярко.

Давид стал любимцем аристократов, умолявших его писать их портреты, но внешние события сделали отношения художника со знатью куда более сложными. Летом 1789 года Людовик XVI в попытке реформировать государство созвал Генеральные штаты, нечто вроде французского парламента. Когда подлинные реформы застопорились, средний класс и крестьянство — так называемое «третье сословие» — откололись и сформировали Национальное собрание, представляющее «народ». Король попытался вернуть контроль над ситуацией, заперев двери зала для заседаний; тогда депутаты отправились на крытую площадку для игры в мяч, где поклялись не расходиться, пока Франции не будет дарована конституция.

Возможно, Давид своими глазами видел, как депутаты приносят знаменитую «Клятву в зале для игры в мяч», но как бы то ни было, ему предложили запечатлеть это монументальное событие. Он начал делать предварительные наброски, однако события развивались быстрее, чем продвигалась картина: когда Давид приступил к работе на холсте, некоторые из главных участников уже были изгнаны из страны либо казнены.

Хотелось бы думать, что в стан революционеров Давида привели принципиальные соображения, но его истинные мотивы были менее благородными. Он таил давнюю обиду на руководителей Французской академии, которые отклонили его кандидатуру на пост директора римского филиала академии, а потом отказались устроить выставку в память одного из студентов, преждевременно скончавшегося. В первое время Давид видел в революции лишь хороший повод для атаки на академию; он клял это заведение на все лады, объявляя «деспотическим», и в результате победил: в 1793 году академию закрыли.

Контакты с революционерами заразительны, и Давид быстро проникся радикальным духом сторонников «преобразований». Современники отмечали, что он «заболел революционной горячкой». В 1792 году его избрали в Национальный конвент, и в начале 1793 года он проголосовал за казнь Людовика XVI. Свой талант он поставил на службу революции, оформляя пропагандистские спектакли; он также написал серию картин, прославляющих «мучеников» республики. Самая знаменитая из них— «Последний вздох Марата», ныне более известная как «Смерть Марата».

Жан Поль Марат был радикальным журналистом, основавшим газету «Друг народа», служившую форумом для разоблачения «врагов народа», — все они угодили на гильотину. В 1793 году Шарлотта Корде, молодая пламенная революционерка, возмутилась повальным террором и решила остановить самого популярного поборника этой политики — Марата. Вооружившись ножом для разделки мяса, она явилась к нему домой. В тот роковой день Марат, страдавший кожным заболеванием, лежал в холодной ванне, помогавшей унять мучительный зуд. Корде сказала, что хочет сообщить имена предателей революции, и под этим предлогом ее допустили к Марату. Передав ему листок бумаги, Корде вынула нож и нанесла смертельный удар наполовину погруженному в воду Марату. Ее схватили и спустя четыре дня гильотинировали.

За день до убийства Давид навещал Марата, застав его все в той же ванне, а ранее он защищал Марата от нападок политических противников, настаивавших на казни журналиста. «Я требую, чтобы вы и меня подло убили. Я тоже достойный человек!» — воскликнул Давид. Члены Конвента обратились к художнику с просьбой увековечить вероломное убийство, что Давид и сделал: на картине Марат полусидит в задрапированной простынями ванне, завалившись набок, в окрашенной кровью воде. Разумеется, картина более имела отношение к созданию привлекательного образа, чем к реальности. Марат изображен молодым христианским мучеником, а не средних лет злопыхателем со струпьями на коже, каким он был на самом деле.

Тем временем число казненных росло. За десять месяцев террора почти 40 000 человек лишились жизни. В конце концов главный вдохновитель этой политики, Максимилиан Робеспьер, утратил поддержку, и в 1794 году его с ближайшими соратниками арестовали, пытали и казнили. Давид был брошен в тюрьму, где он немедленно заявил, что был околдован магнетической личностью Робеспьера. (Это к вопросу о дружеской преданности.) В течение полутора лет Давида то выпускали, то снова сажали в тюрьму, пока в октябре 1795 года не освободили окончательно по амнистии.

Давид решил уйти из политики, и на какое-то время ему это удалось. Но в 1797 году его пригласили на ужин в честь воеходящей звезды из военных Наполеона Бонапарта, чья мощная харизма вызвала у Давида неподдельный восторг: «Бонапарт — мой герой!» Когда «маленький генерал» пришел к власти, изображать себя он предусмотрительно поручил Давиду; на картине «Переход Бонапарта через перевал Сен-Бернар» неподражаемый Наполеон в синем мундире и золотистом плаще сидит на лошади, вставшей на дыбы. Давид весьма вольно обошелся с сюжетом — в действительности Бонапарт ехал на муле — с целью создания величественного образа силы и славы. Другим ответственным заданием стало огромное полотно со сценой коронации Наполеона, законченное в 1806 году. Коронация стала высшей точкой в карьере не только Наполеона, но и самого Давида. Затем дела пошли на спад. В 1812 году Наполеон вторгся в Россию и, таким образом, обрек на гибель не только войско, но и свое правление. Когда лишь 20 000 солдат из шестисоттысячной армии вернулись на родину, враги императора не преминули воспользоваться случаем. В борьбе с ними Наполеон потерпел поражение, и династия Бурбонов вернулась на трон.

С ВОСТОРЖЕННОСТЬЮ ПОДРОСТКА ЖАК ЛУИ ДАВИД ВОСКЛИЦАЛ: «БОНАПАРТ — МОЙ ГЕРОЙ!» — И НЕИЗМЕННО ИЗОБРАЖАЛ ИМПЕРАТОРА ВЫШЕ РОСТОМ, КРАСИВЕЕ И ВЕЛИЧЕСТВЕННЕЕ, ЧЕМ ТОТ БЫЛ НА САМОМ ДЕЛЕ.

Давид старался вести себя тихо, но оказалось, что Наполеона рано сбрасывать со счетов. Бывший император бежал из ссылки, собрал войско и с триумфом возвратился в Париж. Давид бросился выражать ему свою преданность. Битва при Ватерлоо покончила с Наполеоном навсегда; повторная ссылка стала пожизненной, Бурбоны опять сели на трон, а Давид бежал из Парижа.

Художник поселился в Брюсселе. Ему не раз предлагали вернуться во Францию: король дал понять, что, если художник покается, его с радостью примут обратно. На это Давид отвечал не без гордости: «Больше никогда не говорите мне о том, что я должен сделать для возвращения. Я ничего не должен, ибо свой долг перед Францией уже исполнил».

Давил продолжал работать, пока в 1825 году его здоровье резко не ухудшилось; он умер на руках сына 29 декабря. Родные надеялись, что его разрешат похоронить во Франции, но из мелочной мстительности, проявленной напоследок, правительство отказало им, и Давид был погребен в Брюсселе.

После смерти художника родственники попытались продать «Смерть Марата» — полотно, свернутое в трубку, пролежало в мастерской художника почти тридцать лет. (Картину возвратили автору после падения Робеспьера, и у Давида хватило ума припрятать ее.) Но в середине девятнадцатого века Марат считался гнусным негодяем, а его убийца, Шарлотта Корде, героиней, поэтому интереса к покупке никто не проявил. Наконец, в 1886 году Королевский музей изящных искусств Бельгии принял картину в дар, там она находится и сегодня.

Именно так шотландский эссеист Томас Карлайл отозвался о художнике — едкое замечание, но справедливое. На студенческой дуэли противник Давида проткнул ему щеку клинком. В результате — доброкачественная опухоль, изуродованное лицо и перекошенный рот. У Давида возникли трудности с артикуляцией, и, когда художник выступал перед Конвентом, мало кто мог разобрать, о чем он говорит. Искусствоведы нередко проводят параллель между затрудненной речью и яркой выразительностью образов Давида. По мнению одного из биографов, «вряд ли будет большой натяжкой предположить, что неукротимая агрессивность и подчеркнутая дерзость его композиций напрямую связана с неспособностью выразить себя ясно словами».

Когда Давид вернулся из Италии, ему предоставили мастерскую с жилым помещением в Лувре. Давил попросил застройщика, преуспевающего месье Пекуля, соорудить маленький альков для кровати. «Почему маленький? — спросил Пекуль. — Почему не большой, чтобы хватило места двоим?» — а затем предложил свою дочь Шарлотту в качестве второй квартиросъемщицы. Давид и Шарлотта поженились в мае 1782 года и произвели на свет четверых детей.

Поначалу Шарлотта приветствовала революцию с тем же энтузиазмом, что и ее муж, но, когда взгляды Давида приняли совсем уж экстремистский характер, она поумерила свой пыл. Согласие Давида на казнь короля стало для нее последним ударом, и, возмутившись, Шарлотта подала на развод. Однако после падения Робеспьера и тюремного заключения Давида Шарлотта смягчилась. Она навещала Давида в камере, как, по ее словам, «преданная жена». Они поженились повторно в ноябре 1796 года, любовь и нежность вспыхнули с новой силой, и теперь уже мадам Давид поддерживала любую затею мужа. Она пережила его ненадолго, менее, чем на год.

Первоначально знаменитая «Смерть Марата» была одной из двух работ, прославлявших мучеников революции. Первая была написана в честь Луи-Мишеля Лепелетье де Сен-Фаржо, бывшего аристократа, переметнувшегося к республиканцам и голосовавшего за казнь короля. Накануне свидания Людовика XVI с гильотиной бывший королевский телохранитель выследил и убил Лепелетье. Убитого тотчас провозгласили мучеником революции. Давид решил изобразить его в момент кончины и быстро написал картину, на которой Лепелетье, подобно римскому воину, отдает жизнь за родину.

Так почему же вы никогда не видели этой картины? Причина проста — ее больше нет. У Лепелетье была дочь Сюзанна, и после смерти отца девочку взяло под опеку государство, переименовав бедняжку в Либерти («свобода»). Малышка Либерти не унаследовала отцовской преданности делу революции — она выросла ярой роялисткой, избавившейся от своей «Свободы» при первой же возможности. Она планомерно скупала репродукции картины и уничтожала их. Затем вступила в переговоры с сыном Давида о приобретении оригинала; сын неустанно задирал цену, но состоятельная Сюзанна была готова заплатить любые деньги. В конце концов семья Давида уступила, и Сюзанна сожгла «Лепелетье де Сен-Фаржо на смертном одре», даже пепла не оставила. А тем, что мы вообще знаем, как выглядела картина, мы обязаны случайно уцелевшей изорванной репродукции и рисунку ученика Давида.