Тайник

Глава VII

Зеленый листок с райского фигового дерева, изумрудная капля в волнистом океане песка.

Вся грязь и нищета оазиса пропали. С высоты шестисот метров он казался сверкающей драгоценностью. Оазисы прекраснее с высоты, только с высоты можно увидеть в них Чудо. Этим чудом внизу был оазис Доуз.

Волны барханов в вечернем освещении сгладились, стали будто бы ниже. Тени удлинились. Только могила святого южнее оазиса, которая служила исходным ориентиром, резко выделялась на фоне пустыни, как выделяется здесь все, сотворенное руками человека. Два положенных друг на друга куба и конусообразный свод, покоящийся на четырех столбах по углам. Благодаря своей неожиданной форме могильник был виден издалека, он сразу бросался в глаза.

— Когда проявлю снимки, показать вам? — спросил громко, чтобы перекричать шум мотора, геодезист и картограф Франко Борзари, который был специалистом в области аэрофотосъемки. Винтер кивнул в знак согласия:

— Конечно! Как только будут готовы…

Уже четвертый день, регулярно, в пять утра, они вылетали и до вечера прочесывали пустыню. Кроме могильника и нескольких солончаков, лежащих южнее Доуза, камера до сих пор не зафиксировала ничего, достойного внимания. Ничего. Раскаленный, невообразимый, хранящий свою тайну океан песка. Ничего не нарушало его однообразия. Застывшие волны, безумие молчания.

И зеленый осколок рая, который видели они на горизонте, возвращаясь. Сейчас этот рай простирался прямо под ними.

В голове у Войтеха постоянно вертелся один и тот же стих из Корана: «Только на спине животного, принесенного в жертву, можно перейти мост Сират, который тонок, как волос, остер, как меч, и горяч, как пламя над пеклом». Он очутился на мосту Сират, но не на спине животного, принесенного в жертву. Поэтому никогда не сумеет его перейти. Никогда не разглядит среди застывших песчаных волн тайную печать, оставленную рукой человека сорок лет тому назад.

Вдали показалась база Бир-Резене. Пестрое скопление палаток и зеленое пятно в центре. Это пятно означало жизнь. Тысячелетиями из этого источника пили кочевники. Войтех отчетливо видел кругом колеи, оставленные колесами вездеходов, и устремленные в небо персты буровых вышек.

— Завтра продолжим, — сказал он устало, когда вертолет сел на бетонированную площадку и мотор умолк. Только лопасти винта беззвучно вращались.

— Проявлю пленку и после ужина сделаю снимки. После десяти они будут у вас, годится? — спросил Борзари.

Он отрешенно кивнул.

— Спасибо, вы очень любезны. Боюсь только, что мы понапрасну так себя изматываем. Доктор Тиссо, видимо, не представляет себе этого, — добавил он, чтобы показать Борзари, что он и сам не в восторге от требований шефа. Однако письмо из Парижа совершенно недвусмысленно сообщало, что, по договоренности с тунисским правительством необходимо провести аэрофотосъемки новой территории. Зачем — это никого не должно было волновать. Надо было выполнять поставленную задачу.

Мишель Дутарте, геофизик, должен был подключиться к работе позже. Когда это потребуется, предстояло определить Винтеру. До сих пор полученные снимки не давали ни малейшего повода к проведению дополнительных геофизических исследований.

Мост Сират, тонкий, как волос, и острый, как меч, ведет из ниоткуда в никуда и висит в бесконечности.

Воспоминание о встрече с Генрикой давно выветрилось. Мозг его был воспален, точно сожженная солнцем поверхность пустыни. Ночью с закрытыми глазами поднимался он на барханы и спускался в лощины. Тщетно целыми днями изучал он полученные фотографии. Ничего, что говорило бы об искусственном изменении рельефа, он не находил.

— Мсье доктор, — позвал его от палатки технической группы, которая служила им ремонтной мастерской, буровой мастер Боукелика.

Пустота и безлюдье, в каком пребывала база весь рабочий день, кончились. Двери в палатки открыты настежь, геологи смывают пыль и усталость под примитивными душами, изготовленными из прорезиненных и полихлорвиниловых баллонов. Воды в источнике Бир-Резене предостаточно.

С кухни потянуло ароматами Филогеновых деликатесов.

— Только на минуту, доктор, — сказал поспешно Боукелика и развернул карту. Они стояли в проходе между палатками, на виду у всех. Обычный деловой разговор.

— Все еще ничего? — спросил Боукелика, и Винтер отрицательно покачал головой.

— На следующей неделе попробуем применить магнитометр и радиометрию. Но все это бессмысленно и безнадежно. Остается только бросить им в морду кучу этих снимков!

— Спокойно, доктор, сохраняйте спокойствие. Больше вы сделать ничего не можете, а если у них здесь свой человек, то они знают, что работы идут полным ходом. Но сейчас разговор не об этом. Мы проверили Юсуфа Захру, того человека из Тамезрета. В принципе данные совпадают с тем, что он говорил: он действительно владеет небольшим отелем, оборудованным по всем правилам европейского комфорта. Он заключает договоры с бюро, которое устраивает заезды туристов по сахарским оазисам, все номера в его заведении забронированы круглый год.

— Следовательно, все в порядке?

Боукелика неопределенно пожал плечами:

— Кажется, да. Это процветающее предприятие, но нам неясно, зачем его владельцу так настойчиво следить за работой геологов. Ненадежные земельные спекуляции не в его духе. Семь лет он жил в Европе, привез оттуда солидный капитал. По нашим понятиям, он весьма состоятельный человек. В его положении не пристало ездить по пустыне на верблюде, для этого у него должны быть весьма серьезные причины. Не могли бы вы отправиться к нему? Как бы случайно остановиться в его отеле, переночевать там. Надо дать ему возможность еще раз спокойно побеседовать с вами. Может быть, он хочет этого, может, он на что-то решится… — Боукелика пожал плечами. — Мы не знаем тут во всей округе другого человека, который имел бы связи с заграницей и притом еще интересовался вашей разведкой. У нас нет времени ждать, пока он сам что-нибудь надумает. А что, если он на кого-то работает, с кем-то поддерживает связь? Дадим ему возможность проявить себя.

Винтер устало вздохнул:

— Вы хотите, чтобы я поехал прямо сейчас?

Боукелика молча сворачивал карту.

— Да, хорошо бы сегодня, времени у нас совсем мало, — наконец сказал он, повернулся и пошел к ремонтной мастерской. Винтер открыл дверь в свою палатку, душный застоявшийся воздух хлынул в прохладу вечерних сумерек.

Он снял рубашку и начал готовить себе душ. Эти ежедневные полеты над пустыней совсем измотали. Его мутило, голова трещала. Над барханами нет гладкой дороги, одни воздушные ямы и восходящие потоки. Надежда на то, что вечером можно будет немного поработать в спокойной обстановке, растаяла. Он шагнул под душ, подставил голову под теплые струи. Только не думать о том, что будет через неделю! Через неделю кончается срок. За это время им не найти ни Тиссо, ни его похитителей. Напрасно пытается Боукелика за что-то зацепиться — это все равно что пересыпать песок в пустыне. Владелец отеля из Тамезрета… Он усмехнулся. Но потом ему пришло в голову, что на месте капитана он делал бы то же самое. Конечно, то же самое, другого ничего не остается. Все-таки лучше, чем ждать, полагаясь на случай. Слишком часто мы на него полагаемся.

Он оделся и пошел на ужин.

Солнце висело над пропастью, ночь пробуждалась.

В столовой было еще малолюдно, в дверях стоял Филоген. Толстый, выгоревший на солнце до светло-коричневого цвета, и не подумаешь, что негр.

— Мсье доктор, — расплылся он в широкой добродушной улыбке, — сегодня у меня для вас кое-что исключительное…

— Чувствую аромат, — вздохнул Винтер, — однако после этих полетов у меня кусок в горло не полезет. Может, найдется для меня что-нибудь полегче?

Филоген посмотрел на него укоризненно:

— Это исключено! Вы хотите отказаться от сегодняшнего ужина? Не надо преувеличивать свои недомогания, мсье. Если желаете, — добавил он снисходительно, — я сделаю вам салат из овощей, он поправит вам аппетит, ручаюсь. И еще кое-что — пойдемте со мной…

Филоген поманил его рукой в свое королевство, вынул из холодильника бутылку без этикетки.

— Целый день в этом проклятом вертолете — конечно, какой уж тут аппетит… — Он налил две большие рюмки.

Это было ужасно. Что за напиток, определить было невозможно. У Винтера на лбу мгновенно выступили огромные капли пота.

— Это лекарство, мсье, самогон из африканских трав. Ручаюсь, оно поставит вас на ноги.

Поставило.

Несколько минут ему казалось, что мир раздваивается у него на глазах. Он не ощутил вкуса дьявольского салата, приготовленного Филогеном, зато с жадностью набросился на душистую баранину. А когда вышел из душной столовой в прохладную темноту, почувствовал себя просто прекрасно.

Ночь опустила покрывало, накрыла тысячелетний источник черным муслином.

С минуту он размышлял, сумеет ли в таком состоянии управлять машиной, потом махнул рукой и направился к стоянке. Может, движение на дороге в Тамезрет не будет слишком напряженным. Вот именно — не слишком напряженным, ухмыльнулся он, выезжая прямо на север. До Тамезрета отсюда вообще не было никакой дороги. Тридцать километров прямиком через пустыню.

Темнота окутала его и окружила. Точно пловец, одолевал он гребни песчаных волн. Холодно — горячо, холодно — горячо: ночь еще не выровняла температуру нижних слоев воздуха. Только к полуночи все здесь уляжется и успокоится.

Он подумал, что ему надо бы обогнуть оазис и въехать в него по дороге от Матматы, чтобы в случае необходимости можно было сказать, что он возвращается с побережья. Но потом махнул на все рукой, предоставил мыслям течь свободно — и тут же ему припомнилось последнее свидание с Генрикой. Надо ее навестить, как-нибудь выкроить для нее время, иначе она его не простит. Над этим стоило подумать. Скажем, завтра в полдень они могли бы приземлиться в Туррис Тамаллени, пообедать у археологов. А заодно и посоветоваться с Генрикой и профессором Матысьяком, с какой высоты лучше вести аэрофотосъемку. Археологи ведь тоже разыскивают с воздуха занесенные песком старинные поселения. Археология — это не геология. У них свои методы, у них больше опыта в поисках древних захоронений. В Египте они тоже проводили аэрофотосъемки. Он трезво сознавал, что даже в мыслях избегает касаться главного вопроса, на который у него до сих пор нет ответа. Как быть дальше с Генрикой? К чему приведут их новые отношения? Желает ли он продолжения, и если да — то с какой целью? Что это будет: необязательная, необременительная связь или… О возможности «или» он боялся думать.

Он включил дальний свет, чтобы разглядеть на фоне неба силуэты пальм тамезретского оазиса. Но он не увидел пальм. Прежде всего он увидел сияние в ночи. Свет цивилизации! Надо полагать, это сияет отель Юсуфа Захры. Сам он провел электричество в Тамезрет, или у него собственный генератор?

Когда примерно через полчаса Винтер миновал широкие ворота в высокой каменной стене, то не поверил собственным глазам. Из бедного, спящего под холодными звездами пустыни уголка он въехал в иной мир. Изумрудно-зеленая капля бассейна была ярко освещена, но никто не купался. Вокруг бассейна белели пластмассовые столики летнего ресторана. На площадке, выложенной мраморными плитками, танцевали. Дамы в вечерних туалетах, кавалеры — в белом. Он поставил свой задрипанный «лендровер» между двумя роскошными, сверкающими лаком туристскими автобусами, долго и недоверчиво смотрел на всю эту роскошь. Отель состоял из нескольких одноэтажных павильонов, выстроенных в изящном мавританском стиле. Картинка из «Тысячи и одной ночи». Высокие пальмы и пышные разноцветные клумбы — здесь, на краю пустыни, это просто ошеломляло.

Он, разумеется, знал, что в некоторых оазисах выстроены отели для туристов, но имел о них чисто умозрительное представление. Озадаченный, чувствуя себя очень неуверенно, он Двинулся в бюро обслуживания. Помятые полотняные брюки, выгоревшая рубашка. На танцплощадку к дамам в вечерних туалетах его не пустят.

— Все занято, мсье, — сказал ему с нескрываемым презрением чопорный молодчик в смокинге прежде, чем Войтех успел раскрыть рот. — Все места забронированы для туристов, очень сожалею.

— Я возвращаюсь из Габеса в Бир-Резене, я работаю в геологической разведке, — сказал он смущенно. На такой прием Боукелика не рассчитывал, он явно не знал истинного положения вещей. — Дальше дороги нет, ночью я не доеду… нельзя ли это как-нибудь устроить? — Он полез в карман за деньгами.

— Боюсь, что нет, мсье. Спросите в поселке, может быть, вас пустят на частную квартиру… — И каменный лик сфинкса.

— Поужинать-то я могу?

— Я действительно сожалею, но мы обслуживаем только гостей отеля.

Бетонная неприступная стена, нет смысла пытаться одолеть ее. По сравнению с людьми на танцплощадке он был таким же ничтожеством, как последний феллах. Он молча повернулся и побрел к своей машине, совсем съежившейся между королевскими автобусами. Неподалеку от этого жалкого запыленного транспортного средства стоял какой-то мужчина в белом и с интересом разглядывал «лендровер». Наверное, шофер с великолепного автобуса или гид.

— Добрый вечер, мсье, — учтиво сказал он, когда Винтер приблизился. Это был не шофер автобуса. — А я смотрю, кто это пожаловал к нам из геологоразведки ООН? Да благословит аллах ваши пути!

Мгновение Войтех с непонимающим видом смотрел на него. Но он узнал этого человека, хотя элегантный господин ничем не напоминал того несколько растерянного и огорченного всадника на верблюде.

— Извините, уже припоминаю, — сказал он с улыбкой. — Господин Юсуф Захра, если не ошибаюсь… — и протянул руку.

— Я искренне счастлив, что вы почтили своим посещением мое скромное заведение.

— Увы, я уже уезжаю, у вас все занято. Я задержался в Габесе и хотел было у вас переночевать…

Юсуф Захра низко поклонился.

— Для вас никогда не занято, мсье доктор. Разумеется, портье получил строгие указания, но вы — мой гость. Сейчас все устроим. Для меня будет огромной честью поужинать с вами. У меня тут небольшое захолустное заведение с ограниченной пропускной способностью, но добрые друзья в любое время найдут здесь приют. — Он кланялся, говорил и одновременно увлекал за собой Винтера обратно к бюро обслуживания. — У нас тут отдыхают туристы из Германии, утром они уезжают. Приплыли из Сицилии, а дальше едут в Египет. Экскурсия по местам былых боев, — усмехнулся он иронически.

— Я действительно не понимаю, — говорил Винтер несколько позже, когда они сидели в прелестном укромном уголке за накрытым столом, — зачем вам нужны капиталовложения в ненадежные сделки с земельными участками, если вы имеете такое процветающее предприятие. Да постройте вы на берегу залива два-три таких отеля, и они принесут вам больший доход, чем все здешние шахты, — добавил он с улыбкой.

Издалека, со стороны бассейна, долетала музыка, но здесь, возле небольшой сцены, предназначенной для ночной программы, было пока тихо и спокойно.

— Полагаю, — медленно сказал Захра, — что здесь тоже может быть обнаружена нефть, как в алжирской Сахаре. У нас такой бедный край…

— К сожалению, результаты разведки покуда не обнадеживают, — пожал плечами Войтех.

— Я слышал, что какая-то американская компания тоже должна начать здесь разведку. Вы не слышали об этом?

— Я ничего об этом не знаю. Ваше правительство просило о проведении работ в рамках программы помощи развивающимся странам; маловероятно, что оно привлекло еще и другую компанию.

— Возможно, они будут вести разведку дальше к югу. Вы не планируете работы в том районе?

— Если вы думаете о пограничной области Великого Восточного Эрга, то нет. Границы нашего района строго определены, задача у нас весьма ограниченная. Мы не ждем никаких кардинальных открытий.

Захра смотрел на него пристальным, изучающим взглядом.

— Если все же здесь действительно начнет работать американская геологическая разведка, вас поставят об этом в известность?

— Конечно, это само собой разумеется.

— А вам не трудно будет сообщить об этом мне?

— У меня не было бы никаких причин скрывать от вас такую информацию. Но я вижу, вы твердо верите в мощный нефтяной фонтан.

— Да, в общем-то верю, — улыбнулся смущенно владелец отеля. — Много лет говорилось, что в алжирской Сахаре ничего нет, а потом… Но, извините, ради бога, я вовсе не хочу выразить сомнение в квалификации ваших специалистов, — добавил он поспешно.

Ужин был великолепным. Никто из живущих в оазисе, вне каменных стен отеля, в жизни так не ужинал. Здесь был другой оазис. Оазис изобилия.

— В одиннадцать начинается наша ночная программа, — оставил Захра геологическую тему. — Она рассчитана на туристов из Европы. Я несколько лет прожил в Германии и знаю, что требуется. Хозяин должен угождать своим гостям. У нас ведь тоже конкуренция, туристское бюро всегда может и не включить твой отель в маршрут.

И он начал жаловаться, как жалуются торгаши во всем мире. Накладные расходы, высокая плата персоналу, налоги… Войтех тем временем размышлял над его словами. Американская компания… Какую, собственно, цель преследует Захра? Что он хочет выяснить?

Шумная, весело переговаривающаяся группа туристов потянулась от бассейна к столикам возле эстрады. Захра извинился и занялся гостями. Обходил столики, низко кланялся и с каждым перебрасывался несколькими словами на отличном немецком. Начали разносить коньяк и шотландское виски. Пророк остался за каменной стеной и мирно дремал. На столах появилось шампанское. Из густых непроходимых зарослей вокруг эстрады слышалась тихая, монотонная восточная музыка. Фонари погасли, горели только небольшие масляные светильники на столах.

В сиянии луны на сцене возникла закутанная с головы до пят женщина. Официанты исчезли. Даже Юсуф Захра никому не досаждал более своей учтивостью. Он неслышно вернулся к столику Винтера и сел.

Будто сама собой появилась бутылка коньяка.

Спрятанный среди пальм рефлектор удваивал лунный свет, резче выделяя женскую фигуру на фоне ночных теней.

Она танцевала.

Густая чадра, закрытое лицо. Мелодия становилась выразительнее, ритм убыстрялся. Перед глазами Войтеха стоял тот вечер с Генрикой в Туррис Тамаллени. Танцовщицы-нумидийки. Развевающиеся покрывала и стройные обнаженные тела. Здесь же все скрыто под чадрой. Но вот музыка усилилась, свет стал ярче, ослепительно засверкали золотые украшения. Зазвенели браслеты на ногах. Воздушные покрывала стали спадать. Они бесшумно парили в прозрачном холодном воздухе, опускаясь на мраморную сцену и на столики. Только лицо было по-прежнему скрыто. Великолепный в своем бесстыдстве танец, родившийся в гаремах древних султанов.

Лунный свет погас, и на животе танцовщицы вспыхнула яркая точка. Точка медленно кружила, будто живое существо. Тончайшая паутина шаровар с каждым движением сползала ниже и ниже. Золотая цепь вокруг бедер извивалась и звенела. Светлая точка стала расширяться, танцовщица опять выступила из темноты. Кроме драгоценностей, ее тело уже ничто не скрывало. Музыка задыхалась в нервном ритме. Обнаженная смуглая женщина, танцуя, переходила от столика к столику, Юсуф Захра мечтательно улыбался.

— Как вам нравится наша программа, мсье доктор? — спросил он шепотом.

Войтех кивнул:

— Превосходно… но что об этом скажет здешний муфтий — у вас не будет неприятностей?

Захра приложил палец к губам, пожал плечами и шепнул:

— Ислам не запрещает неверным, женщинам из Европы, публичное раздевание… — Он еще ближе придвинулся к Войтеху. Одалиска из гарема с закрытым лицом и обнаженным телом танцевала перед их столиком, почти касаясь Войтеха смуглым, нежно округленным животом. Он ощущал ее аромат, видел матовый блеск кожи и темную тень треугольника внизу… — Может быть вашей, — еще тише сказал Захра. — Вы мой самый дорогой друг и самый высокий гость. После программы я представлю вам эту даму.

Лунный свет рассеялся в пространстве. Рефлектор среди пальм погас, и только на столиках тускло мерцали масляные плошки. Каждая из них казалась свечой, поставленной за упокой души, бесследно исчезнувшей в пустыне. Музыка была едва слышна, еще отчетливее стал звон браслетов на лодыжках и руках танцовщицы. Но и этот звон удалялся, пока не пропал совсем.

Тишина.

Женщина исчезла.

Никто не аплодировал. Холод оседал на обнаженные плечи дам.

Юсуф Захра поднялся и громко сказал:

— Да благословит аллах ваш сон!

Туристы начали медленно расходиться. Кто к своим павильонам, кто в ресторан у бассейна. Захра легко коснулся руки Винтера:

— Выпьете кофе? В полнолуние ночи стоят холодные.

— На рассвете я уезжаю, может быть, лучше…

— Совсем маленькую чашечку, чтобы согреться. Сайда варит отличный кофе.

Они молча прошли к главному павильону, и Захра тихо постучал в одну из дверей.

— Мой друг доктор Винтер, — представил он Войтеха, когда они вошли. — А это Сайда — моя величайшая драгоценность.

Он с любопытством огляделся. Уютно обставленная гостиная и женщина в строгом вечернем туалете. Арабские аксессуары исчезли.

— Я совсем закоченела на этом холоде, — сказала она непринужденно и протянула Винтеру руку.

— Как только месяц пойдет на убыль, потеплеет. Продержитесь еще несколько дней, очень прошу вас, — поклонился Захра и поцеловал ей руку. — На этой неделе ожидаем еще две группы туристов.

— Я могла бы танцевать в помещении. В столовой отеля обстановка вполне подходящая. Вы должны беречь мое здоровье.

— Только на воздухе, на природе ваш танец может действительно захватить зрителя. В помещении получится обычная коммерческая дешевка.

— В самом деле? Доктор, он хочет, чтобы я получила воспаление легких, — улыбнулась она и бросила на Винтера быстрый изучающий взгляд. — Вы действительно доктор? — спросила она и вновь обратила на него взгляд больших зеленых глаз.

Теперь, в эту минуту, он уловил особенность ее голоса. Она и Захра говорили меж собой по-немецки, но необычный, почти мужской тембр невозможно было скрыть. Господи, где же он слышал этот голос?

— Только естественных наук, мадам. Но я тоже считаю, что температура была, если принять во внимание ваш костюм, слишком низкой.

— Первый настоящий мужчина в вашем заведении, шеф, — сказала Сайда и легко взяла Винтера под руку. — Выпьете со мной коньяку, доктор? Мне надоело изображать из себя мусульманку.

— Я вас привел в райский сад — развлекайтесь здесь по своему усмотрению. А мне лучше удалиться, — сказал Захра покорно и поклонился.

— Шеф не пьет, шеф исповедует ислам, — сказала Сайда и наполнила коньяком два бокала. Это было сказано без иронии, просто констатация факта.

— Женщинам всегда недостает разума и религиозности, — сказал Захра, неопределенно пожав плечами. — Спокойной ночи, мсье. Жемчужина моего сада — ваша.

— Это изысканное выражение означает, что я продаюсь, — деловито сказала Сайда. — Впрочем, мне дозволено выбирать, так что если бы вы мне не понравились… — Она подняла фужер с коньяком.

Он посмотрел на часы:

— Сожалею, мадам, но на рассвете я уезжаю. Может быть, в будущем… — Он тоже поднял фужер и выпил. — Не смею вас более задерживать в столь поздний час.

Она тоже выпила темно-золотистую жидкость и отодвинула бокал:

— Вы приятный собеседник, доктор. Загляните как-нибудь, буду рада снова вас видеть.

Он отодвинул бокал. В голове вдруг возникла необычная тяжесть. Ни мыслей, ни чувств — только желание поскорее уснуть. Он склонился над ее рукой:

— Спокойной ночи, мадам. Вы были изумительны, вы действительно прекрасная женщина.

— Можете мне как-нибудь позвонить.

Ага, у них есть и телефон. Цивилизация расширяется. Кое- как он вышел из этой гостиной, сознавая, что, если бы еще минуту она говорила с ним этим низким глубоким голосом, он поддался бы искушению и забрался к ней в постель. И даже, слабовольный он человек, не вспомнил о Генрике. А может, это нормально? Неуверенным шагом направился он к бюро обслуживания. Он совсем забыл, где его номер. А ведь такой же голос был у той женщины на базарной площади, пришло вдруг ему в голову. Боукелика что — всезнающий?

Он пытался представить ее походку, но понял, что совсем пьян. Перед этим — Филогеново лекарство, потом бутылка коньяка на столике, и наконец — зелье милой госпожи Сайды. Бог знает, что это было. Может, это средство защиты от слишком назойливых гостей.

Он еще помнил, как чопорный портье из бюро обслуживания под руку вел его в номер, а потом сразу было утро.

Чудесное утро.

Девственное и свежее.

Солнечный диск покатился по небесному куполу. Но было еще так холодно, когда он, застегнув все пуговицы на рубашке, пришел на стоянку. Мотор заработал сразу же, ворота открылись сами собой.

Чудеса!