Тайник

Глава VIII

Красно-белый вертолет тунисских авиалиний нерешительно завис над базой Бир-Резене, сделал круг и приземлился на бетонированной площадке рядом с потрепанным вертолетом геологов.

Доктор Винтер с досадой выглянул из палатки, убедился, что не ошибся, потом снова вернулся к аэрофотоснимкам.

Скорее всего, пожаловал кто-то из тунисского министерства. Он недовольно отбросил фотографию. Нужны они ему, эти официальные визиты! Время летит, а результатов никаких, нигде ни намека на следы тайника. Съемки ни к чему не привели. Он был раздражен, собственная беспомощность приводила его в бешенство. Ему казалось, что все замечают, как он, пренебрегая своими обязанностями, все свое время уделяет какому-то бессмысленному приказу шефа проекта, который мог бы выполнять и один Франко Борзари. Уже вторую неделю он не был в поле, и если дела еще как-то шли, то только благодаря сработанности коллектива и силе инерции. Он неохотно отложил снимки. Ничего! Разумеется, опять ничего. К югу от оазиса Доуз они могут найти только старые побелевшие кости…

— Шеф! — Курт Вейбел, руководитель группы эксплуатации, заглянул в палатку. — У нас гости, — добавил он многозначительно, с иронией подняв брови. Потом отступил и показал рукой.

Невысокий черноволосый господин в белоснежной рубашке и синих брюках, в больших солнцезащитных очках, глубоко поклонился.

— Я представитель концерна «Мицуи» в Африке и желал бы побеседовать с доктором Раймондом Тиссо, — сказал он по-французски со своеобразным акцентом. Степенно подал каждому визитку. Вейбел опять многозначительно поднял брови.

— Нам очень приятно, — сказал Винтер, бросив взгляд на визитку. — Доктор Тиссо в долгосрочном отпуске, к сожалению. Я его заместитель. Разрешите предложить вам чай?

Японец, ни говоря ни слова, вежливо улыбнулся.

— Коллега Вейбел, не будете ли вы так любезны зайти к Филогену и попросить, чтобы он прислал что-нибудь закусить нашему гостю.

Курт со вздохом кивнул и направился в столовую. Конечно, он предпочел бы остаться, чтобы узнать, что, собственно, происходит, зачем японцы пускают в ход такое тяжелое орудие, каким является концерн «Мицуи» и его представитель в Африке. Винтер сгреб со стола снимки и карты и предложил гостю свой стул.

— Вы должны нас извинить, условия у нас весьма стесненные.

— Нет-нет, это совсем не стесненные условия, — сказал элегантный господин. — Мне кажется, что база оборудована замечательно, в других местах понятия не имеют о таком комфорте. Впрочем, при геологической разведке всякого рода трудности неизбежны… — Он перешел к делу. — Как вам известно, наша компания следит за результатами геологической разведки во всем мире. В Африке 64 процента всех японских капиталовложений направлено на добычу полезных ископаемых. Это отвечает нашим главным жизненным интересам. Я уполномочен компанией предложить вам сотрудничество на взаимовыгодных и юридически законных основаниях.

У палатки возник Филоген с двумя помощниками-арабами. Прямо-таки невероятная расторопность. Один из помощников тащил поднос с чайником и двумя чашками, другой — поднос с приторными восточными сладостями. Сам Филоген нес белоснежную скатерть.

— Господа… — Он поклонился и с важным выражением лица начал накрывать на стол. Поварята ждали у входа в палатку. Филоген кивнул, и вошел поваренок с чайником. Господин Такахаси с восторгом смотрел, как посреди пустыни самый настоящий повар в белом колпаке наливает ему зеленый чай. Потом вошел помощник с закусками. Филоген отобрал у него блюдо, несколько раз повертел и так и этак, поставил перед гостями.

— Ужин через два часа, господа, — сказал он почтительно. — У вас будут какие-нибудь особые пожелания?

Господин Такахаси очнулся от восторженного оцепенения.

— Нет, спасибо, вы очень любезны, но через десять минут я улетаю. Мое время точно распределено.

Филоген поклонился и ушел во главе своей свиты.

— Разрешите предложить вам надежную форму сотрудничества, — поспешно заговорил Такахаси. — Наш концерн заинтересован в том, чтобы заранее знать о результатах геологической разведки, в какой бы стране она ни проводилась. С тунисским правительством мы имеем предварительную договоренность о наших возможных капиталовложениях.

— Да, но… — Винтер мгновение колебался. — Пока у нас нет никаких интересных результатов. Любые догадки преждевременны.

— Только с виду, мсье доктор. Мы привыкли всегда приходить первыми. Нам нужна любая информация, в том числе и отрицательная. Нашей компании важно знать не только места вероятных залежей, но и те области, где месторождения маловероятны. Соответствующий контракт разработает и подготовит наш местный юрист — доктор Ахмед Териаки из Габеса. Мы будем вам очень обязаны, если вы найдете время побывать в Габесе до конца недели, чтобы подписать контракт.

Господин Такахаси, видимо, не сомневался, что его предложение будет принято. А Войтех чувствовал, как у него по спине забегали мурашки.

— Доктор Ахмед Териаки?

— Да, это опытный юрист, он представляет интересы нашей компании в Тунисе. Условия оплаты, надеюсь, для вас приемлемы: мы предлагаем ежемесячно, вплоть до окончания работ, такую же сумму, какую вам платит ООН.

Он молчал. Поистине королевский гонорар за простую передачу копий результатов разведки. Слухи о компании «Мицуи» не обманывали. Она возглавляла японский экспорт капитала в иностранную добывающую промышленность и таким образом обеспечивала экстенсивное развитие источников топлива и сырья.

— Я должен информировать о вашем предложении соответствующее министерство, — сказал Винтер сдержанно, чтобы господин Такахаси не думал, что его так легко уговорить. — Я ведь только заместитель шефа, в таких вопросах я не компетентен.

— Конечно, — все с той же непроницаемой улыбочкой кивнул господин Такахаси. — Тунисское правительство знает о нашей заинтересованности. Если добыча будет экономически выгодна, мы готовы взять на себя до пятидесяти процентов затрат. Именно поэтому мы просим информацию непосредственно с места разведки.

Это звучало как упрек за излишние колебания. Но это еще не было упреком, потому что японец любезно улыбался. Потом он поклонился, пожал Винтеру руку и направился к своему красно-белому вертолету. Войтех в растерянности смотрел ему вслед.

Действительно ли это представитель компании «Мицуи» или очередной посланец похитителей, явившийся для возобновления контакта? Этого он не знал. В любом случае он должен проинформировать Боукелику.

Капитан Боукелика, видимо, тоже наблюдал появление вертолета, потому что перед самым ужином примчался на джипе, чтобы показать Винтеру очередную пробу извлеченной из скважины породы.

— С вами хочет переговорить инспектор Суриц, — сказал он кратко. — Желательно сегодня ночью. Не могли бы вы навестить вашу даму в Туррис Тамаллени? Мы будем ждать вас после полуночи на том же месте.

Он положил полутораметровый цилиндр с пробой у палатки и пошел обратно к джипу.

— Вы были сегодня неподражаемы, Филоген, благодарю вас, — сказал Винтер повару, придя на ужин.

Филоген расплылся в улыбке.

— Я как увидел в воздухе это такси, так мне сразу пришло в голову… Жаль, что гость не задержался до ужина. Я приготовил просто исключительный суп с блинчиками.

— Так тащите его побыстрее, мне надо еще съездить в Кебили, а это не близко!

— Я вас сам обслужу, мсье, положитесь на меня.

Через двадцать минут он уже выезжал на каменистую дорогу, соединяющую Бир-Резене с Кебили.

— Что делать с сегодняшними снимками? — крикнул ему вслед Борзари.

— Оставьте у меня в палатке, как только вернусь — сразу посмотрю!

Гонка!

Он глубоко вздохнул и вытер мокрый лоб. Слишком быстро он выпил кружку чаю, теперь мгновенно выступил пот. Только сейчас, в одиночестве, за рулем машины, он мог немного перевести дух. Посмотреть на события и так и этак, попытаться объективно оценить их в спокойной обстановке. Этот японец, пожалуй, действительно представитель «Мицуи». Видимо, дела у Териаки идут успешно. Клиентура у него отборная, и сам он что-то значит, поэтому его, наверное, и выбрали террористы. Одно с другим не связано. У него нет никаких оснований подозревать этого японца.

Сложнее с Сайдой, жемчужиной в саду Юсуфа Захры. Тут уж придется решать Боукелике. Если он, Винтер, не ошибся, эта женщина может навести на след. Но что толку? Ведь в конце недели истекает данный ему срок. Что можно сделать за это время?

Он был уверен, что ничего, что положение безвыходное. Глубоко вздохнул и включил фары. Ночь упала без предупреждения. Он поедет в Габес к доктору Териаки, а там будет видно. Человек — песчинка, песчинка в бесконечном океане Великого Восточного Эрга.

Если бы он мог хотя бы открыто поговорить с Генрикой!

Но он знал, что это невозможно. Он не смеет поддаваться иллюзии безопасности и спокойствия. Он в таком же плену, как и Тиссо. Только клетка, в которую его заточили, больше, и он сам себе охранник.

— Возможно ли это? — воскликнула, не веря, доктор Тарчинска, когда около девяти он возник на пороге ее бунгало. За спиной глубокая бесконечная ночь и запыхавшийся от бега «лендровер». Генрика, в легком халатике, окруженная осколками и обломками, эскизами и записками, составляла предварительное описание находок. Она медленно сняла очки — прежде он видел ее только в солнцезащитных. — Ради бога, что случилось? Вашу базу завалило песком, или ты заблудился в пустыне?

У него камень свалился с души. Она называла его на «ты», не хлестала холодным выканьем. Он склонился над ее рукой, но, когда поднял голову, в глазах ее увидел ту же неуверенность, какую испытывал сам. Можно ли повторить ту минуту еще раз? Много раз? И хочет ли этого тот, второй? Ждет ли этого? Что изменилось с того мгновения в отеле «Магриб»? Все или ничего? Нет, определенно что-то изменилось.

— Больше я не мог без тебя выдержать, — сказал он устало и поцеловал ее в губы. Только теперь они обнялись.

— Я каждый день вижу ваш вертолет, вы что, не могли разок приземлиться? — Он машинально взял ее очки. — Да, при чтении и письме уже не вижу, — сказала она стеснительно. — Чем тебя угостить? Останешься до утра?

Он прижался щекой к ее щеке.

— Нет, к сожалению, я должен вернуться.

— Разве начальник экспедиции должен перед кем-то отчитываться? Он завел себе наставника?

— Должен, Генричка, я очень много должен, — кивнул он.

— И ты даже не выпьешь?

— Немного — чтобы не потерять дорогу домой.

— Не хочешь сполоснуться?

— С удовольствием. В последний раз я принимал настоящий душ в «Магрибе».

— Так поторопись, пока вода еще течет, а я тебе кое-что приготовлю.

Он проскользнул в тесный закуток, который заменял тут душевую. На веревках сушилось ее белье. Вторгаться в этот интимный уголок было святотатством — все равно что посягнуть на ее ложе. Он сбросил запыленный костюм и пустил душ. Холодный, обильно льющийся чудесный дождь.

— Ну, прежде всего — вот это, — сказала она и, приоткрыв дверь, подала ему рюмку коньяку. — Чтобы ты легче преодолел робость наших лет. И не надевай пыльное белье, не хочу заниматься любовью на бархане.

— Но, Генрика! — сказал он укоризненно.

— Не будь ты таким стеснительным. Будто не знаешь, чем у нас все кончится. Я знаю.

— Ты снова совершенно невыносима.

— Просто я не люблю, когда в постели песок. В свою берлогу в Бир-Резене ты бы меня никогда не затащил.

— Я не для того приехал, чтобы ссориться.

— Да, разумеется, прости. Я человек испорченный, но теперь буду говорить только пристойные вещи. Налить тебе еще коньяку? — Он подал ей через приоткрытую дверь пустую рюмку. — Ты видел пунические фрески в Утице? — спросила она без всякой связи.

— Не видел, у меня не было времени.

— А не хочешь посмотреть? На будущей неделе я собираюсь отправиться туда, чтобы попытаться методом сравнения объяснить некоторые элементы стиля здешних мозаик.

— Их можно сравнивать?

— До определенной степени да. Художественная манера настенной росписи может в упрощенной форме проявиться и в мозаике. Мозаика — это прежде всего картина, а картина должна быть создана раньше, чем мозаика. Я должна сравнить все известные и доступные материалы, чтобы действительно доказать пуническое происхождение мозаик.

Он закрыл душ и завернулся в большую махровую простыню.

— А что, возникли сомнения в их происхождении? — спросил он. В комнате было темно, только над кроватью сиял ночничок.

— Если нет доказательств, всегда возникают сомнения… — Она сидела на кровати с рюмкой в руке. — Профессор Матысьяк — довольно противный тип, он требует, чтобы на всех находках были подписи и печати, — сказала она устало. На полу вокруг кровати были разложены осколки сосудов, обломки мрамора и бог знает что еще.

— Шефы для того и существуют, чтобы портить настроение, — сказал Войтех, пытаясь пробраться через эту выставку. — Я не знал, что у тебя здесь настоящий склад находок. Не боишься ночью споткнуться?

— Я уже давно ничего не боюсь, — вздохнула она тихо и освободила ему место возле себя.

— Что-нибудь изменится оттого, что мозаики пунические, а не римские?

Она пожала плечами:

— В сущности ничего. С точки зрения трилобитов или фосфатных удобрений все это вообще не имеет значения. Суета сует. Но если они пунические, то это исключительное открытие, а если римские — их просто причислят к уже известным древнеримским мозаикам, если они, разумеется, имеют какую-то художественную ценность.

— Выходит, я заявился не ко времени, — сказал он деловито. — И теперь окончательно испортил тебе настроение.

— Нет, что ты! — сказала она с улыбкой и нежно поцеловала его в щеку. — Я на самом деле рада, что ты здесь. Просто немного задумалась. Человек не может так просто отбросить собственные мысли и сомнения. На это требуется некоторое время, прости. — Она медленно допила рюмку и поставила ее на пол. — Ты тоже не выглядишь счастливейшим человеком на свете.

Он обнял ее за плечи и молчал. Чувствовал ее аромат, теплое прикосновение кожи и тяжесть склонившегося к нему тела. Два усталых стареющих человека. Никаких сильных страстей, скорее только терпение и снисходительность. Он подумал, что жизнь медленно, но верно теряет свой особый пленительный вкус и аромат. Через минуту они обнимутся на образцовой кровати, чистота которой не выносит пыли и песка пустыни, и будут счастливы тем, что не остались одиноки, что могут держаться друг за друга, заглянуть в глубины души. И на минуту отступят тревоги одиночества и стихнет стук копыт отставшей погони.

Он крепко сжал ее в объятиях.

— Лучше погаси, — прошептала она. Он потянулся к выключателю, услышал, как она снимает халат. Только потом, во тьме египетской, свободные от собственного «я», невидящие и невидимые, ощупью устремились они навстречу мечте, стремлению, желанию. Двое слепых в дремучем лесу…

Он резко дернулся — будто кто-то разбудил его — и посмотрел на светящийся циферблат. Боже мой, половина первого! Он сел, рядом неспокойно пошевелилась Генрика. Осторожно выскользнул из постели. Уже не было тьмы египетской. На улице сиял месяц. Он на ощупь пробирался через тысячелетия, разложенные на полу. Торопливо оделся в ванной, вода его освежила, он бесшумно выбрался из бунгало.

Мотор взревел на всю базу. Глубокие тени и слепая ночь. С погашенными фарами он проехал коридором пальм и только на дороге включил свет.

Генрика!

Он еще чувствовал прикосновение ее губ, крепкие изгибы бедер. Все, что было скрыто тьмой и сквозь тьму рвалось ему навстречу. Он глубоко вздохнул, почувствовав, что сердце дает перебои. Как тогда, когда над ухом гремел автомат. Страх и высшее благо вызывают одинаковую реакцию.

Он включил дальний свет. Проезжая по окраинам оазиса, через пальмовые рощи, пытался прийти в себя. Сбросить обаяние Генрики, которое преследовало его всюду. Пустынный Эрг дохнул неприятным холодом и вернул его к суровой действительности. Взгляд его устремился к звездам. Светящаяся дорога, космическая магистраль. Как незначительная и несущественная человеческая судьба, исчезнут и народы, и вся цивилизация. Человек не может постигнуть этого. Жалкое животное, довольное своим ограниченным мозгом.

Вдалеке, на границе света и тени, вспыхнул красный огонек. Он нажал на тормоз и вернулся из своих небесных странствий.

— Кажется, мы теперь знаем, почему доктор Тиссо был похищен, — сказал инспектор Суриц, когда они уселись в его машине и обменялись рукопожатием.

— Капитана Боукелики с вами нет?

— Нет, он охраняет со своими людьми эту дорогу. Я знаю о вас с момента, когда вы выехали из Кебили. Из Бир-Резене сегодня вечером, кроме вас, никто не выезжал. Ситуация намного серьезнее, чем мы предполагали. Мы должны быть абсолютно уверены, что за вами не следят и не следят за мной. Один неосторожный шаг, и нас обоих… — Он провел пальцем по горлу. — Причина похищения чрезвычайно проста, реальна, но притом удивительна. Удивляться надо, скорее, тому, что никто не дошел до этого еще много лет назад. Хотя… если посмотреть на мир без розовых очков, сейчас самое подходящее время для осуществления самых фантастических планов. Главный толчок дала ваша экспедиция или, если хотите, решение тунисского правительства провести в этом районе широкую геологическую разведку.

— Не понимаю, — пожал плечами Винтер.

— Сейчас поймете. Но прежде всего я должен познакомить вас с прошлым. Прошлое здесь играет главную роль. Ящиков или бочек, которые вы должны разыскать, не несколько десятков, а точно девяносто восемь. Их количество, а также частичное описание содержимого — известно. Речь идет о ящиках, заполненных золотыми монетами, и двух бочках с драгоценностями, награбленными гитлеровцами во время войны. Другими словами, в районе, которым так интересуются похитители, зарыта армейская казна Африканского экспедиционного корпуса Роммеля!

Этот клад, сегодняшнюю стоимость которого никто не может определить, имел точное предназначение. Однако после битвы у Эль-Аламейна у Роммеля уже не оставалось сил для осуществления намеченных целей. Золото должно было быть использовано для подкупа арабских шейхов в момент, когда Африканский корпус продвинется на Ближний Восток и захватит Аравийский полуостров.

В марте 1943 года главная ставка Роммеля находилась в тунисском Хаммамете. Африканский фронт был прорван, на востоке Европы грозила катастрофа. Учитывая развитие военной ситуации, Роммелю дали приказ о возвращении в Германию. Однако в то время свободной была только одна дорога. Дорога по воздуху. Путь через Средиземное море в Италию был блокирован авиацией и флотом противника. Последний совет личного штаба Роммеля как раз и касался этих сокровищ, и с тех пор сокровища исчезли, и были попытки доказать, что их вообще не существовало.

«Интерполу» удалось установить, что по крайней мере один из членов личного штаба Роммеля еще жив, а другой в начале этого года был убит при невыясненных обстоятельствах. Кроме того, известен некто Генрих Сутер, по некоторым сведениям кинооператор Роммеля, который несколько лет назад дал информацию одному американскому журналу. Сутер — это, конечно, фальшивая фамилия. Он утверждал, что 8 марта 1943 года сам принимал участие в секретном совете в Хаммамете, на котором было решено, как и где будет спрятан клад, и одновременно разработано несколько ложных версий. После окончания войны официально принята как раз одна из ложных версий: будто бы Роммель пытался перевезти клад обратно в Германию и использовал для этого два миноносца, которые были, однако, потоплены британской авиацией. Стоимость груза в то время приблизительно определялась в сто миллионов довоенных долларов.

Однако Сутер утверждал, что это была военная хитрость, что на миноносцах плыли ящики со старым железом. И что Роммель заставил их спрятать клад в пустыне неподалеку от оазиса Доуз. Руководить операцией был уполномочен полковник Нидерманн, который с караваном из двадцати грузовых автомобилей выехал из Хаммамета в Доуз в ночь на 9 марта, а в Доузе закупил у местных жителей несколько десятков верблюдов, нагрузил караван и отправился в пустыню.

Через два дня караван вернулся. Солдаты сели в ожидавшие их машины и уехали. Как рассказывают здешние жители, недалеко от Доуза они попали в западню, устроенную англичанами, и в бою, длившемся несколько часов, все сопровождавшие груз погибли.

В Доузе живут люди, которые все эти события действительно помнят. Немцам было продано пятьдесят верблюдов, и солдаты на них погрузили ящики. Что было в ящиках, никто не имел понятия. Говорят, это была самая выгодная сделка, какую они когда-либо совершали…

Суриц в темноте улыбнулся и легонько сжал руку Винтера:

— Вот этот клад вы теперь ищете, мсье доктор. Мы пока пытаемся установить, для кого, — вернее, пытаемся это разгадать. Работа над этим идет на полных оборотах. В Германии существует несколько организаций, из рядов которых могли бы возникнуть наследники Роммеля. Нам удалось установить, что Юсуф Захра, владелец отеля, — выходец из Доуза. Родился там, а в 1943 году ему было четырнадцать лет. Как вы думаете, вспомнил он когда-нибудь о караване полковника Нидерманна?

— Ну, этого я не знаю.

— Конечно — а что думаете?

— Вероятно, да.

— И я так считаю. Возможно, он вспомнил о нем, когда работал в Германии. Он там прожил целых шесть лет. Чтобы найти клад, требуются соответствующие знания, техническое оборудование и достаточно сильное желание. А кроме того, нужно было какое-то прикрытие — им и стала ваша экспедиция. Ваши поиски ни у кого подозрений не возбуждают. Доктор Тиссо, как вы и полагали, стал рычагом, чтобы воздействовать на вас, побуждать к активности. Поиск не должен затянуться, потому что нельзя долгое время скрывать отсутствие доктора Тиссо. Следовательно, дело не в недостатке терпения — у них просто нет возможности ждать долго. Тиссо со дня на день начнет разыскивать семья, да и вы не сумеете до бесконечности изображать внеплановую разведку. Все это похитители хорошо сознают, поэтому и оказывают на вас такое давление.

— Вам не известно хотя бы приблизительно направление движения каравана?

— Нет, только то, что вернулся он через два дня. Это означает день похода до тайника и день обратно. Но может быть, только полдня пути, потому что нужно было время на оборудование тайника. Кроме того, груз мог быть разделен на несколько частей. И наконец, мы можем столкнуться с очередным отвлекающим маневром. Те, кто грузил ящики на миноносцы, верили, что в них — золото. Разве не могло то же самое быть и с караваном? Или вы полагаете, что найдете этот клад?

— До конца недели? — засмеялся Винтер. — Конечно, нет!

— Но мы должны считаться с тем, что жизнь Тиссо и ваша находятся под угрозой. Похитители переоценивают ваши технические возможности. Вероятно, в последнюю секунду они продлят срок, но мы не можем на это рассчитывать. Мы не знаем, какие у них планы на случай неудачи. Я знаю только, что они ни в коем случае не оставят живых свидетелей. — Суриц в темноте закурил сигарету. — Поэтому мы должны принять необходимые меры, — добавил он через минуту, выдохнув облачко дыма. — Вы наше единственное связующее звено с похитителями, только вы можете привести нас к ним. С этой минуты будете носить при себе вот это, — он сунул руку в карман и подал Винтеру обыкновенную финиковую косточку. — Такая мелочь, а с ней вас запеленгуют в любом месте. Однако ее у вас не должны найти ни в коем случае. Если дело дойдет до контакта, выбросьте ее в машине, в которой вас повезут, или перед домом, в который войдете. Люди, что проворачивают такие дела, профессионалы, а не искатели приключений. Помните об этом и постоянно носите с собой горсть фиников. Сигнализация этой штучки уловима обычным приемником, так что они могут ее у вас обнаружить. Однако это единственный способ проследить, куда они вас повезут. В окрестностях Габеса размещены три пеленгатора, которые могут в любой момент определить ваше местонахождение. Мы поддерживаем с ними постоянную связь. Теперь я вам покажу, как эта штучка приводится в действие. — Он включил верхний свет и легко сдавил оба конца. — Сейчас в Габесе нас начали пеленговать, но мы не будем задавать им лишнюю работу, — сказал он с улыбкой. — Повторным нажатием прибор выключается. Когда покинете Бир-Резене для встречи с похитителями, сожмите косточку, с этой минуты вы будете под контролем. Только не думайте, что мы будем ехать за вами на машине, это просто невозможно. — Он опять погасил верхний свет. — Вам все ясно? Больше мы пока ничего сделать не можем.

— Да, это мне ясно, — вздохнул Винтер. — В конце недели я должен посетить адвоката Териаки. Не знаю, вызов это от похитителей или просто деловые переговоры. Возможно, Териаки действительно представляет интересы фирмы «Мицуи».

— Это мы установим, Териаки находится под постоянным наблюдением. Мы не думаем, что его снова используют террористы. Таких людей используют один, самое большее — два раза. В любом случае постарайтесь выиграть время, время нам нужнее всего — мы ведь чудеса творить не умеем.

— А американцы не интересуются кладом Роммеля? — спросил Винтер.

Суриц пожал плечами:

— Репортер, которому Сутер несколько лет назад продал информацию, хотел, кажется, организовать экспедицию, но покуда до этого не дошло.

— Юсуф Захра очень интересуется американцами, которые якобы должны проводить здесь разведку. Пожалуй, это его всерьез беспокоит.

— А они должны вести здесь разведку?

— Мне об этом ничего не известно. Однако я ему обещал сообщить, если узнаю что-нибудь.

— Гмм… Это интересно. Неужели похитители опасаются конкуренции? Вы все еще продолжаете аэрофотосъемки?

— Конечно, но это безнадежно. Песок, песок, один песок. Я еще должен просмотреть сегодняшние снимки.

— Что ж, не буду вас задерживать, спокойной ночи.

Они пожали друг другу руки. Войтех выскользнул из нагретой дыханием кабины в непроглядную ночь, его затрясло от холода. Он отвернул рукава рубашки, застегнул воротник. На заднем сиденье валялся старый, с вытянутым воротом, свитер. Он надел его и завел мотор.

Армейская казна Роммеля!

«Лендровер» послушно устремился в ночь.

Когда-то, сорок лет назад… Колонна грузовиков в далеком оазисе… Девяносто восемь ящиков и две бочки золота. На каждого верблюда по два ящика плюс наездник. Сколько же мог весить один ящик? Он напряженно раздумывал. Холод проникал сквозь свитер. Время от времени его начинало трясти — то ли от холода, то ли от возбуждения. Может, началась золотая лихорадка. Он улыбнулся в темноте. Только переутомление и нервное напряжение. Его интересовали другие клады. Термометр за ночь упал не менее чем на двадцать градусов.

Вся эта романтическая история с караваном полковника Нидерманна, однако, не до конца продумана. Логическое мышление опытного геолога сразу отметило трещины. Геолог не смеет допустить ошибку даже на глубине пять тысяч метров. Все должно точно подходить друг к другу.

Что, например, стало с теми пятьюдесятью верблюдами, когда караван через два дня возвратился в оазис? Если бы солдаты вернули их местным жителям, то не было бы разговора о выгодной продаже, а говорилось бы о сдаче внаем. Если бы их перестреляли, то об этом жители бы помнили до сегодняшнего дня. Пятьдесят верблюдов просто исчезли из человеческой памяти. Куда?

Может быть, часть экспедиции со всеми верблюдами продолжала двигаться дальше, а часть — водители грузовых машин — вернулась в оазис и на этих машинах уехала? И то, что все они погибли, свидетельствует, что их было совсем немного. А потом, десятки лет спустя, начали всплывать участники экспедиции, которые тогда не погибли. Уж не те ли это, кто продолжал двигаться дальше с караваном верблюдов?

Генрих Сутер продал информацию американскому журналу и исчез, другой свидетель был убит — возможно, потому, что отказался дать информацию. Третий живет неизвестно где. Похитители доктора Тиссо знают немногим больше, чем «Интерполу» удалось установить за две недели. Значит, их информатор сам не присутствовал при заключительной фазе. Еще одна из загадок второй мировой войны.

В три часа утра он, с выключенными фарами, подъехал к палатке. Было еще темно, но далеко на востоке уже затрепетал первый признак рассвета. Призрачное лицо ночи просветлело. В лагере арабских рабочих топили печь. Он видел столб подымающегося дыма, временами озаряемый снопом искр. Прежде чем прозвучит утренняя молитва, будет выпечен свежий хлеб.

Он вошел в палатку, стащил через голову запыленный свитер и рухнул на походную койку.

«Терпеть не могу песок в постели», — услышал он язвительный голос Генрики. Он вздохнул, встал, разделся и забрался под колючее верблюжье одеяло.