Тайное сокровище

Глава 14

Отем, казалось, вспоминала вырвавшиеся слова.

– Я люблю тебя! – подсказал Рейн.

– О, – Отем помолчала, потупив взор, – разве я это произнесла?

Стиснув зубы, Рейн решительной походкой направился к Вермильону. Вскочив на коня, он поскакал прочь, не оглядываясь.

– Боже мой, – вздохнула Отем, обнимая Гоуст за длинную белую морду, – что я такого сказала?

Лошадь тихо заржала, и девушка рассмея­лась.

– А может, я этого и не говорила!

Силуэт Рейна с каждой секундой становился все меньше и меньше.

– Наверное, он воспринял это серьезно? – пробормотала Отем, обращаясь к ослу и лошади.

Знатные люди, подумала она, должны быть благородными, хорошо воспитанными, велико­душными, вежливыми и вести себя по-рыцарс­ки. Наверное, он не так уж знатен. Рыцари не поступают так, как он, во всяком случае те, кого она знала в Сатерленде.

Отем тряхнула головой, услышав крик осла.

– Ты прав, длинноухий. Мужчины никогда не бывают серьезными. И временами мне кажет­ся, что они слишком жестоки и требовательны.

Но он вернется.

Несколько часов Отем ехала по дороге, на­деясь, что движется в правильном направлении. Затем увидела покосившийся деревянный знак у развилки, указывающий путь в Кирклей, и повернула налево. Она уже начала тревожиться, гадая, где мог задержаться Рейн.

Воздух благоухал ароматом тимьяна и жимо­лости, бабочки порхали над землей. Пустив лошадь рысью, Отем выехала на главную доро­гу, ведущую на север; ослик трусил позади. Лишь несколько купцов с телегами, нагружен­ными товаром, двигались в том же направле­нии. Время тянулось медленно. Дважды Отем останавливалась передохнуть и напоить живот­ных, но каждый раз тревога и нетерпение не позволяли ей задержаться.

«Неужели он серьезно рассердился на нее? Не может же он так просто уехать и бросить ее?»

Отем ощущала себя страшно одинокой. А когда дорога впереди опустела, и поблизости не было видно ни купцов, ни простых путников, к чувству одиночества добавились новые страхи. Без сопровождения девушка становилась легкой добычей грабителей и еще более ужасных раз­бойников. Рейн был совершенно прав, когда предупреждал ее об этом.

Несколько запоздало Отем раскаивалась, что не умерила шаг и не осталась под защитой пут­ников. В окружении людей у нее было бы хоть какое-то прикрытие. Но оставшись одна сейчас, когда приближалась ночь, девушка могла рассчитывать только на себя. Чтобы не потерять присутствие духа, Отем храбро повторяла се­бе, что дороги Англии находятся под защитой короля.

Девушка заставляла себя двигаться вперед. Хотя она и привыкла проводить в седле дли­тельное время, напряжение и беспокойство по­следних часов измучили ее. За очередным пово­ротом показалась небольшая роща; Отем натя­нула поводья, ослик тоже сразу остановился.

Птицы взмахивали крыльями в густой зеле­ни древних дубов, земля манила мягким зеленым ковром, неподалеку журчал чистый источник. Гоуст призывно заржала, словно побуждая Отем принять решение, и девушка пришла к выводу, что лучше прервать путешествие на пару часов и вновь двинуться в путь, когда луна поднимется достаточно высоко, чтобы осветить дорогу.

Отпустив животных пастись, Отем пошла к ручью. Зачерпнув холодной воды, она с жаднос­тью напилась и умыла лицо. В желудке заурча­ло от голода. Понимая, что пройдет немало вре­мени, прежде чем она сможет поесть, девушке оставалось утешаться только тем, что недавно прошедший ливень наполнил ручьи и речушки. По крайней мере, она не умрет от жажды.

С удовольствием вытянувшись во всю длину под массивным дубом, Отем смотрела в небо. Сбивающие с толку ощущения, которые вызы­вал в ней Рейн, меркли на фоне безмятежного благоухания трав, отдаленного щебета ночных птиц и загадочного мерцания первых звезд. Тихо вздохнув, Отем уснула. Разбудило ее пофыркивание Гоуст. Девушка быстро села, пытаясь определить, сколько же времени прошло. Посмотрев на луну, которая плыла высоко над кронами дубов, она поняла, что проспала дольше, чем намеревалась.

Не совсем еще придя в себя, Отем широко рас­пахнула глаза, и сердце ее, до этого бившееся спо­койно, застучало в груди сотнями молоточков.

Бесшумно поднявшись, девушка судорожно глотнула. Среди древних дубов она различила темные силуэты движущихся людей. В непо­движном ночном воздухе раздалось позвякивание стали, когда незнакомцы настороженно ог­лядывались, словно ожидая каких-то событий.

В ночной тишине до Отем долетали обрывки разговора. Они искали ее! Она разобрала слова: женщина; ехала этим путем; обязательно схва­тим.

При ярком свете луны Отем отчетливо виде­ла их. Оборванные накидки, начищенное ору­жие. Странно… Может, это разбойники? Люди барона Дрого? Или Дюка Стефана?

Молясь про себя, чтобы животные хранили молчание, она в отчаянии оглядывалась в поис­ках пути к спасению. Они подходили все ближе, скоро они наткнутся на Гоуст и ослика…

Пожалуйста, молчите!..

Из темноты дубовой рощи появился воин на совершенно черном жеребце. На широкой груди рыцаря тускло блеснула кольчуга. На миг Отем показалось, что ночной кошмар воплотился в реальность: она одна и беззащитна среди много­численных врагов.

Затем все мысли исчезли, потому что лунный свет залил обнаженные копья и мечи и смерть показала Отем свой страшный лик – и те люди, и всадник увидели ее.

Внезапно вокруг девушки ожили видения из кошмара: люди подбегали к ней, чтобы увести куда-то, и в следующее мгновение были уже мертвы. Отсеченные головы лежали на земле, а тела еще стояли на том месте, откуда собира­лись напасть. Один взмах меча рыцаря – и хлы­нула кровь, горячая и липкая.

Отем почувствовала, как к горлу подступает тошнота, а ужасная сцена продолжала развора­чиваться перед ее глазами. Оставшиеся подон­ки, решив, что бессмысленно пытаться схватить девушку или сражаться за свои жизни, броси­лись к лошадям. Развернув жеребца, рыцарь преследовал их с искусством, внушающим страх. Большинство нападавших упали замертво до того, как остальным удалось вскочить в седла и попробовать спастись. Вновь зазвенела сталь, и последний из бандитов свалился с лошади безжизненной массой.

Все те, кто напал на нее, желая увезти бог знает куда, неподвижно лежали на земле, зали­той кровью.

Рыцарь повернул коня и подъехал к девуш­ке. Она не могла убежать и спрятаться: он знал, что она здесь. Глаза Отем, огромные и умоля­ющие, не отрывались от Черного Рыцаря. Он остановился в нескольких дюймах от нее. Отем застыла в ожидании своей участи. Черный Рыцарь взглянул на нее с высоты своего боевого коня. Рыжие локоны водопадом струились по плечам и груди девушки; в лунном свете кожа ее сверкала подобно алебастру; лег­кий ветерок прижимал рубашку, и под ней от­четливо вырисовывались женственные изгибы нежного тела.

Наверняка, подумала Отем, это очередной ночной кошмар. Скоро она проснется и забудет эти, леденящие душу, события. Она и раньше видела живые сны, но с такими подробностями…

Рыцарь был очень близко. Горячее дыхание взмыленного черного коня смешивалось с судо­рожными вздохами Отем, а удары сердца просто оглушали, пока она ждала развязки.

Девушка вздрогнула, когда рука в стальной перчатке смахнула шелковистую прядь волос с полной округлости груди. Железный палец был тверд и холоден, как сама смерть.

– Она прекрасна, – пробормотал Черный Рыцарь.

Отем робко прошептала:

– Кто Вы?

– Будь осторожна, – сказал он.

– Но… – она безуспешно пыталась спра­виться с комком в горле, в глазах застыл страх.

Приложив палец к губам, скрытым за чер­ным шлемом, рыцарь покачал головой. Забрало он не поднимал, поэтому Отем не могла видеть его глаз.

Предупреждение.

Развернув лошадь, Черный Рыцарь раство­рился в ночной темноте.

Ноги Отем внезапно ослабели, и она опусти­лась на землю, дрожа от пережитого ужаса. Ветерок принес запах крови, и девушка с тру­дом поднялась, изо всех сил стараясь не смот­реть на следы кровавой бойни.

Ноги стали тяжелыми, будто налились свин­цом. Отем медленно брела к животным. Этого не могло случиться, повторяла она себе.

Рыцарь оставил ей предупреждение. Она не должна рассказывать о том, что произошло этой ночью.

Будь осторожна.

Остаток ночи Отем скакала во весь опор. Она была слишком напугана и напряжена, чтобы пытаться снова заснуть. Девушка подгоняла Гоуст, молясь про себя, чтобы Черный Рыцарь не вздумал ее преследовать.

Встало солнце.

За поворотом показалась еще одна дубовая роща – и там стоял Рейн. Защитник. Ее за­щитник. Он ждал ее. Отем знала, что рано или поздно так и должно было случиться. Но почему на его лице нет улыбки? Можно подумать, будто он не рад ее видеть!

Но сейчас это не имело для нее никакого значения: за всю свою жизнь Отем ни разу не чувствовала себя в большей безопасности и ни­когда не испытывала большего возбуждения при виде мужчины.

Гвендолен прикоснулась к лицу и удивилась, каким горячим оно стало. Она наблюдала за Тайрианом, хотя он понятия не имел, что по­слушница следит за ним вот уже более четверти часа.

Этот человек внушал тревогу. Кому необхо­димо носить при себе такое оружие? Насколько она знала, только рыцарю. Ей следовало бы написать записку и спросить Торолфа, но это невозможно – гигант не смог бы прочитать ни единого слова.

Кроме того, она не взяла чернила и гусиное перо, хотя можно было бы написать и палочкой на земле. Если бы только Торолф умел читать! Но если научиться лучше общаться с возни­цей – например жестами – она смогла бы опи­сать ситуацию и сообщить все, что увидела. Нет, наверное, не все.

Гвендолен вспыхнула при мысли об этом. Она не могла не залиться ярким румянцем, вспомнив полуобнаженное мужское тело. Мо­нах – девушка слышала, что Торолф называл его Тайрианом – скорее всего вовсе не монах, а рыцарь-разбойник. Особенно Гвен волновал вопрос, почему он едет с ними. Разве у него нет занятий поинтереснее – например, сражаться в битвах или добиваться руки какой-нибудь прекрасной дамы, возможно, даже спасти ее из заточения! Что у него на уме? Знает ли он, в каком она положении? Кровь отхлынула от ли­ца Гвендолен при мысли, что он может быть одним из людей Дрого.

Девушка вернулась к костру и бросилась к Торолфу, который свежевал кролика. Она дру­желюбно улыбнулась ему и помогла подгото­вить вертел.

– Значит, юная послушница, – сказал воз­ница, – ты знаешь кое-что еще, кроме чтения своего псалтыря и задумчивых взглядов вдаль, а?

Гвендолен энергично закивала. Потом дви­жениями гибкого тела изобразила, как он гото­вит для них еду возле костра. Она показала на его грудь, схватила за руки и повторила все движения при разделывании кролика и насажи­вании на вертел.

– Гвендолен, ты удивляешь меня, – Торолф тепло рассмеялся. – Когда это ты стала такой болтливой?

Она беззвучно рассмеялась, продемонстриро­вав великолепные жемчужно-белые зубы. По­том, став серьезной, девушка повторила дви­жения рыцаря, быстрыми жестами обрисовав длинный широкий меч.

Глаза Торолфа сузились.

– Что ты пытаешься показать мне, Гвен? Ты выглядишь ужасно встревоженной. Похоже на меч… – несколько секунд он наблюдал за энергичной жестикуляцией девушки. – Ры­царь? Где? Здесь? – он огляделся вокруг. – Ты показываешь через плечо… Кто-то купает­ся? А, добрый монах? О, нет, ты же не подсмат­ривала за ним у воды, правда?

Гвендолен закивала еще решительнее, чем прежде.

Великан подвел ее поближе к костру, так как ночные сумерки сгущались.

– Расскажи мне побольше. Что-то очень сильно взволновало тебя, и я не думаю, что просто мужское тело.

Рубиновый отблеск костра, на котором гото­вился ужин, скрыл румянец на щеках девушки. Она изобразила движения мужчины, прячуще­го что-то под одеждой. Потом снова обрисовала меч.

– У монаха под рясой спрятан меч? – Торолф поскреб подбородок. – Вообще-то, я не вижу в этом ничего плохого, но я проверю, не тревожься.

Торолф хотел уйти, но Гвендолен вытянула руку, делая знак подождать. Она пыталась по­казать, как под сутаной монаха что-то блеснуло, что-то с маленькими петельками, но возница не понимал. Девушка указала на звезды, сдела­ла жест, как будто снимала их и укладывала на своей груди. Торолф лишь непонимающе хмыкнул и потянул себя за ухо.

– Как здорово! Она разговаривает, не произ­нося ни звука!

Тайриан подходил к костру.

Гвендолен была благодарна красным отблес­кам костра, так как по-прежнему ощущала, что горячая волна заливает ее щеки, шею, плечи. Даже уши горели! Ведь она видела этого божест­венного мужчину почти обнаженным.

Тайриан потянулся к ее руке, Гвендолен резко отдернула ее.

– Я не лгу! Все, что ты говорила языком жестов, было просто здорово! Что-то насчет лу­ны и звезд на твоей груди?

«Если бы ты только знал», – думала Гвен, раскрасневшееся лицо которой контрастно выделялось на фоне белого апостольника.

Она кивнула и отошла от смущавшего ее покой мужчины.

– Чем я заслужил столь неприветливое об­ращение? – спросил Тайриан у Торолфа.

– Гвендолен не любит, когда до нее дотраги­ваются. Это нервирует ее.

– Я бы сказал: больше, чем нервирует; она выглядит смертельно напуганной, – Тайриан хмуро взглянул на Торолфа. – Почему она боится монаха? Она находилась среди подобных мне достаточно долго, – он задумчиво покачал головой. – Вот, я принес еще одного кролика.

С этими словами он принялся сам свежевать и разделывать добычу, а потом насадил куски на вертел, который соорудил быстро и со зна­нием дела.

Когда мясо стало мягким и сочным, все трое устроились на бревне, заменяющем скамью, ужинать. Гвендолен села на самый конец бревна подальше от мужчин.

– Что с ней на самом деле? – поинтересо­вался Тайриан. – Она не может говорить, зна­чит, что-то случилось в ее прошлом, что нару­шило душевное равновесие.

– Наверное, изнасилование.

– Ты думаешь, ее изнасиловали? – Тайри­ан закашлялся и чуть не подавился куском кро­лика. – Монахиню? Кто бы решился сделать это?

– Она не была тогда монахиней, – Торолф бросил в огонь кость. – Да и сейчас еще нет. Она послушница.

– То есть она не приняла окончательный постриг. А хочет она этого?

Торолф окинул монаха недоуменным взгля­дом.

– А почему ей не хотеть? Каждая послуш­ница желает стать монахиней в конце концов. По крайней мере, я всегда так считал.

– Правда? – переспросил Тайриан.

Он запил еду холодной водой, и неожиданно у него вырвалось:

– Я понятия об этом не имею. Я не знаю монахинь.

Золотистые глаза сверкнули огнем при мыс­ли о женщинах «другого рода», которых он знал хорошо. Но все это осталось в прошлом, пока он не перебесился, у него каждую ночь была женщина. Сейчас ему двадцать пять. Но он явно не утратил еще лихих свойств!

Торолф посмотрел на Гвендолен и увидел, что она застыла с сочной ножкой в руках. При­стально глядя на монаха, девушка медленно опустила поднесенный ко рту кусок. Торолф быстро обернулся лицом к Тайриану.

– Что ты сказал? Что-то насчет монахинь?

– О, – Тайриан начисто облизал жирные пальцы и только потом ответил, – да, монахи­ни, – он кивнул, чувствуя на себе ожидающий взгляд Гвендолен. – Я знал многих монахинь в разных аббатствах и монастырях. Должен за­метить, все они – вполне приятные дамы.

Гвендолен вскочила и швырнула недоеден­ный кусок кролика в костер на глазах у изум­ленных мужчин. Подхватив подол белой шерс­тяной юбки, она решительно зашагала прочь.

– Она выглядит очень сердитой, – заметил Тайриан.

– Она действительно сердится. Должно быть, ты произнес пару слов, которые пришлись ей не по нраву. Я тебе уже говорил, что ее легко вывести из себя.

Торолф хотел встать и пойти вслед за девуш­кой, но на плечо ему опустилась рука Тайриана.

– В чем дело? – спросил возница. – Разве я не должен идти за ней?

– Нет. Оставь ее. Прогулка принесет только пользу. Не могу представить жизнь в окруже­нии монашек и непреклонной аббатисы. И так изо дня в день, – сказал Тайриан с кривой улыбкой.

Торолф смотрел в сторону удалявшейся Гвендолен, но после этих слов, как разъяренный медведь, стремительно повернулся к монаху.

– Что ты сказал?

Ответом ему был ничего не выражающий взгляд.

– Суровая аббатиса? Ты видел ее?

– Конечно, – спокойно произнес Тайриан. – Я знаю об Аманде Миранд. Я никогда не гово­рил с ней, но монахини, конечно же, кудахтали о своей настоятельнице.

– Монахини не кудахчут, – Торолф рассме­ялся вместе с Тайрианом. – Они приглушенно попискивают, но я ни разу не слышал их кудах­танья, – он заговорщицки подтолкнул собесед­ника локтем.

Гвендолен возвратилась и, кипя от злости, прислушивалась к дружному смеху мужчин. Неужели Торолф не понимает, что человек, сидя­щий рядом с ним, вовсе не монах, как они пред­полагали, а обманщик? Может быть, он один из тех людей, которые стремятся ее похитить?

Если бы только она могла говорить! Через некоторое время послушница и ее со­провождающие собрались улечься спать.

Внезапно какая-то суматоха поднялась во­круг костра: поляна заполнилась дикими и сви­репыми на вид людьми, похожими на разбой­ников с большой дороги. Один из них мертвой хваткой вцепился в Гвендолен и потащил за собой. Другой в мгновение ока оказался за спи­ной Торолфа и приставил нож к горлу. Великан ничего не мог сделать.

Тяжело дыша, Гвендолен заметила, как Тай­риан отшвырнул сутану, бросил на землю пояс и вскочил на бревно. Вытащив огромный меч, который девушка видела раньше, он принялся размахивать им во все стороны. И когда клинок зловеще засверкал в свете костра, многие из нападающих отступили, не желая иметь дело со столь опасным противником.

– Ну, давайте, смелее! – подзадоривал бан­дитов Тайриан, прищелкивая пальцами. – Вы просили развлечений? Вперед! Кто хочет пер­вым отведать моего клинка?

Услышав за спиной булькающий звук, а на другом конце поляны слабый вскрик, Тайриан бросил взгляд через плечо и увидел, что раз­бойник перерезал Торолфу горло от уха до уха; великан даже не успел воспользоваться ножом, зажатым в руке. Бандит выхватил его и повесил себе на пояс.

Тайриан перевел взгляд на молчавшую по­слушницу, отметив про себя, что она все-таки издала слабый звук.

Один из непрошенных гостей прыгнул Тайриану на спину, но тот стряхнул его, словно му­равья, и без труда прикончил. Голова разбойни­ка, отсеченная одним взмахом меча Тайриана, покатилась по поляне к костру, волосы зашипе­ли, соприкоснувшись с пламенем.

Гвендолен подняла глаза к небу, но не лиши­лась чувств. Ночную тишину пронзил леденя­щий кровь звук. Девушка поняла, что этот рев издал Тайриан, и решила, что это, наверное, боевой клич.

На удивление быстро Тайриан отправил на тот свет шестерых нападавших, а остальные бросились бежать. Остался только один – чер­новолосый дьявол, не отпускающий Гвендолен. Он пытался затащить ее в темноту, где стояла его лошадь.

– Скоро мы умчимся отсюда, – шепнул он девушке в ухо, отвратительно ухмыляясь. – Многие бордели в Лондоне хорошо заплатят за тебя.

Вряд ли Гвендолен слышала его. Она все глуб­же погружалась в бездну ужаса. Девушку бил озноб, дыхание с трудом вырывалось из горла, она молила Бога, чтобы сознание покинуло ее.

Тайриан услыхал, как черноволосый разбой­ник говорил Гвендолен, что всегда хотел пора­звлечься с монахиней.

Она пискнула, как мышка. Казалось, бандит замер на месте от удивления, потом потащил ее дальше. Гвендолен упиралась, как могла, пока разбойник пытался подтянуть ее к лоша­ди. Просто чудом покрывало и апостольник ос­тались на голове девушки; и несмотря на то, что ее волокли по земле, к белому одеянию грязь почти не пристала.

Разбойник гнусно усмехнулся, когда Тайри­ан наставил ему в грудь острие меча.

– У меня здесь маленькая монашка, и ты ничего не сделаешь, если только не хочешь уви­деть хорошенькую девчонку мертвой. Я забираю ее с собой. Она пригодится во всех делах, которые я придумал для нее.

Потянулись томительные мгновения. Гвендолен не отрывала глаз от тщательно начищен­ной сияющей рубахи из звезд на Тайриане. Сейчас она узнала: это кольчуга, Значит, он действительно рыцарь. Она никогда не видела, чтобы человек так сражался; она никогда не видела, как отсекают мечом головы.

Гвендолен почувствовала головокружение. Знай она, что случится подобное, она съела бы весь ужин. Несомненно, если ей и нужны были запасы энергии, то именно теперь. Толстопузый бандит позади нее съел, должно быть, целого борова до того, как напасть на их лагерь.

Кинжал, который разбойник держал у горла девушки, был небольшим и узким: Тайриан сначала даже не заметил его. А сейчас он смот­рел на маленькое сверкающее лезвие и капли крови на подбородке Гвендолен, запачкавшие целомудренно-белый апостольник.

Тайриан пригляделся к лицу бандита и про­чел жадность и голод в его взоре. Фактически, на том лице отпечатались все смертные грехи: спесь, алчность, похоть, гнев, зависть и лень. Тайриан надеялся, что рассудил правильно, и этот человек на самом деле склонен к лености и рад будет избежать слишком большого на­пряжения в эту ночь, что облегчит и ускорит освобождение Гвендолен.

А девушка поняла, что ей лучше идти с Тайрианом, чем с этим человеком, который сдавил ее так сильно, что ей не хватало воздуха. Она обвела взглядом поляну вокруг костра и судо­рожно глотнула: повсюду была кровь, ее тяже­лый запах висел в воздухе, заставляя Гвендолен трястись всем телом.

– Ударь, Гвен, черт побери! Пни этого по­донка ногой! – закричал Тайриан, когда бандит стал заставлять девушку взобраться на лошадь.

Но рыцарь тут же осознал свою ошибку – еще одна капля крови появилась на апостольни­ке девушки, но она не издала ни звука, ни стона с тех пор, как стала свидетельницей ужасной гибели своего друга-возницы.

Забросив девушку на круп лошади, похити­тель приготовился вспрыгнуть в седло, но в этот момент Гвендолен со всей силы ударила его но­гой по голове. Бандит, описывая руками кру­ги, чтобы сохранить равновесие, споткнулся о камень и упал навзничь. Глаза его сверкнули бешенством.

А Гвендолен рванула поводья, управляя ло­шадью с искусством опытной наездницы. На миг Тайриан опешил, с испугом наблюдая, как она пришпоривает коня, разворачивается и де­лает курбет. Девушка направилась к рыцарю и, немного не доезжая до него, развернула коня так, что тот боком коснулся Тайриана.

Бандит оправился от удара, схватился за нож и с диким воплем бросился к своей лошади.

Но Тайриан понял маневр наездницы, прыг­нул позади Гвендолен и, описав мечом широкую дугу, снес голову пораженного бандита. С глу­хим стуком она покатилась вниз по склону.

– Гвендолен, посмотри на его глаза! – вос­кликнул Тайриан с ликованием и понятной для воина жаждой крови. – Ты видела когда-ни­будь подобное выражение?

Нет, такого она никогда не видела. Гвендо­лен сгорбилась; Тайриан взял у нее поводья, и они галопом помчались прочь от места, где ра­зыгралась кровавая трагедия.

Тайриан прижал девушку к покрытой коль­чугой груди, останавливая лошадь.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Ты не лишилась чувств?

Издав скулящий звук при последних его сло­вах, Гвендолен отчаянно заработала локтями, посылая удар за ударом в ребра Тайриана.

– Успокойся, послушница Гвен, – сказал он ей на ухо. – Что я сказал или сделал непра­вильно, что ты так разозлилась? Тебе следовало бы благодарить меня за то, что я спас тебя от судьбы, которая страшнее смерти.

Гвендолен тихонько пискнула.

– Бедная голубка, – пробормотал рыцарь рядом с белым покрывалом, – почему ты так невзлюбила меня? Разве я предал тебя? Или ты боишься, потому что я убил столько людей ради тебя?

Она так энергично замотала головой, что Тайриану показалось, что апостольник сейчас слетит с головы, но этого не произошло. Может быть, она сердится из-за того, что он обманы­вал и ее, и возницу? Должно быть…

– Боже мой! Я забыл о Торолфе… Какое потрясение для тебя!

Услышав имя возницы, Гвендолен зарыдала, неуправляемый поток слез хлынул на лиф бело­го платья.

– Временами я просто бесчувственный идиот!

Девушка снова покачала головой, но на этот раз без прежней энергии.

– Бедная маленькая монахиня… Гвен сделала отрицательный Жест.

– Извини – послушница, – поправился он.

Помогая Гвендолен слезть с лошади, Тайри­ан заметил, что рыдания ее не прекратились. Он обнял девушку и обнаружил под тяжелой белой шерстью и накрахмаленным бельем неж­ное податливое тело. Она не обняла его, руки Гвен безвольно висели по бокам.

Когда Тайриан провел кончиками пальцев по виску девушки, она резко отстранилась, ре­шив, очевидно, что он хочет снять апостольник.

– Прошу прощения, послушница. Я не буду до тебя дотрагиваться, если ты так хочешь. Я знаю, что говорить ты не можешь. А писать письма умеешь?

Гвендолен фыркнула и кивнула.

– Вот и хорошо! Утром мы пообщаемся. А сейчас нам придется вернуться и найти нашу повозку. Есть у тебя на это силы? Нет? Ну лад­но. Тогда мы проведем ночь здесь.

Измученная донельзя, Гвендолен сразу же направилась к постели, которую Тайриан соору­дил из веток, листьев и попоны. Гвендолен ста­ло тепло, уютно, и она заснула, словно усталый ребенок.

Тайриан не спал. Ласково глядя на девушку, он повторял ее имя, отмечая, с каким удоволь­ствием губы произносят «Гвен».

Он долго размышлял о том, какое же потря­сение украло у нее голос, который, наверное, был так же прекрасен, как чистое невинное лицо девушки.

А сегодня она пережила еще одно сильней­шее потрясение. Как-то оно отразится на ее дальнейшей судьбе?