Тайны Аральского моря

6. ЧУЖОЙ

… У старших — свои проводы. Отца Игорька коллеги провожают торжественно в актовом зале Араломорской противочумной станции, которой он отдал много лет жизни. Речи, напутствия, пожелания, воспоминания, памятные подарки… Он, как и мой отец, работал зоологом в «противочумке», а, значит, был из той социальной прослойки, которые «а ещё шляпы носят». В младших классах нам с Игорьком было порой обидно, что наши отцы — не пролетарии, не оплот родины, не правофланговые строительства коммунизма, и, значит, мы не можем гордиться ими так же, как, например, гордятся своими отцами дети сварщиков, слесарей и токарей судоремонтного завода. Может быть, эта одинаковая обида и сблизила в своё время нас с Игорьком. Но потом мы всё больше стали понимать, что те, которые «шляпы носят», зачастую бывают куда более достойными и полезными людьми, чем иные пролетарии, и, стало быть, нечего нам ходить с клеймом отверженных. Не будь в Аральске «противочумки» и наших отцов, то как бы ни полегли от эпидемий этой безжалостной болезни и пролетарии, и все другие строители коммунизма.

Неожиданно отца Игорька переводят в Саратов, в головную организацию противочумной службы СССР, и вся семья Кудряшовых переезжает туда.

Игорька провожаем мы, молодёжь.

А где ещё провести прощание с Аральским морем, как ни на Проходе? Пусть Игорёк перед отъездом в последний раз побудет там. Да и саратовской родственнице Кудряшовых, нашей ровеснице Маше, приехавшей успеть посмотреть на Аральское море, — ей тоже надо бы хоть разок посетить это легендарное место.

Среди одноклассников — только избранные. Те, которые и бывали на Проходе всегда вместе. Разделившись надвое, наша компания махнула туда на двух одинаковых лодках «Казанках» с одинаковыми подвесными моторами «Москва-10». Одну из них я, как всегда, выклянчил у Гликов, хозяином второй был Владимир Романенко, по кличке Тесак. Когда он успел стать близким знакомым Игорька — этот момент как-то прошёл мимо нас с Лёней. Тесак был старше нас, и не аральчанином по рождению. Отслужил срочную в «Урале» и после дембеля остался в этой воинской части на какой-то скромной должностишке вольнонаёмного. Конечно, не она помогла ему так быстро обрасти жирком достатка — приобрести лодку, мотор, мотоцикл «ИЖ» с коляской… Тесак отыскал своё место и в теневом бизнесе. Быстро стал одним из самых удачливых браконьеров Аральска, нашёл каналы для сбыта своей рыбы. И, похоже, Игорёк с помощью Тесака тоже начинал приобщаться к этой романтике.

Ура-а-а! Вот и Проход.

Сойдя на берег, Игорёк сразу стал совершать положенный в таких случаях киношный ритуал — широко раскинув руки, страдальческим взглядом осматривать всё вокруг, как бы желая навеки запечатлеть в своей памяти красоту родных мест; тяжело вздыхать; торжественно произносить всякие пошлости, положенные произносить, прощаясь с малой родиной…

Ну а я, хлопая его по плечу, стал произносить пошлости, положенные произносить в таких случаях провожающим:

— Не грусти, Игорёк! Не где-нибудь — в Саратове будешь жить. Настоящий большой город, не то, что Аральск. Театры, филармонии, стадионы, цирк…

— Волга-матушка, — добавил Лёня. — Без большой воды не останешься.

Быстро произведя все торжественные ритуальные телодвижения и произнеся все сопутствующие этим телодвижениям высокопарные речи, начинаем делать то, что и положено делать здоровой, безалаберной юности — болтать, соревнуясь, кто более удачно обратит в смешное всё происходящее за последнее время в школе, Аральске и во вселенной…

И сразу стало заметно, что сегодня среди нас есть чужой. По недоумевающим взглядам Тесака было заметно, что он не одобряет такое беспричинное, непонятное ему жеребячье ржание. Ладно-ладно, тебе, Владимир! Признаём, что браконьер ты знатный. Но на манеру общения нашу посягать не надо. Вот когда доживём до твоих стариковских двадцати пяти… или сколько там тебе — тогда, наверное, и мы будем недовольным ворчанием сопровождать всё происходящее во вселенной.

Лёня рекомендует Игорьку:

— Горсть родной земли не забудь с собой в Саратов прихватить. Вот прямо здесь, на Проходе и возьми её.

Да, зачерпнуть на Проходе горсть родной земли легче всего, но вот как раз для совершения этого торжественного ритуала это место кажется Игорьку не совсем подходящим:

— Бедноватый здесь, на Проходе, состав у родной земли — один песок!

Надя обнадёживает Игорька:

— Мы тебе его обогатим. Подсыпем в горсть песка пару чайных ложечек дроблёных ракушек.

— И столовую ложку толчёной слюды, — вспоминает Люда минерал, которого полным-полно совсем недалеко, на Обрыве.

Обогащаю родную землю и я:

— Добавим туда кизячка с самым ядрённым ароматом.

— И несколько «бычков», собранных около «Рыбника», — ставит Лёня точку в обогащённой рецептуре «родной земли».

Предложенную рецептуру Игорёк принимает:

— Вот это уже лучше, вот это — по-товарищески. А когда приготовите эту обогащённую горсть родной земли, прошу аккуратно уложить её в шёлковый кисет, на котором шёлковой же нитью надо будет вышить эти заветные слова — «Горсть родной земли»… — Игорёк подумал немного и всё-таки решился: — Люда, успеешь до моего завтрашнего поезда сшить для меня такой кисет?

Ах, какие взгляды всех на всех, каждого на каждого! Чего только нет в этих взглядах. Но вот ожидаемого Игорьком взгляда — обещающего взгляда Люды — всё не было и не было. Уже неплохо зная её, я был почти уверен, что Игорёк и не дождётся такого взгляда.

Общее молчание вот-вот начнёт угнетать.

Может быть, так прийти Люде на помощь — попытаться заболтать эту тему?

— Ладно, ракушки, слюду и «бычки» легко найти. А вот так ли легко будет отыскать главный компонент для аромата «горсти родной земли» — качественный кизячок. До твоего поезда, Игорёк, едва ли успеем такой отыскать. Вот найдём потом его богатые залежи, приготовим, не торопясь, эту горсть, и в какой-нибудь подходящей таре тебе её пришлём. Заранее приготовь в Саратове заветный уголок, в котором ты будешь хранить эту реликвию.

Лёня возражает против предполагаемого места хранения реликвии:

— Какой ещё уголок! Под подушкой её надо будет всё время держать. И каждый раз перед сном со слезой на глазах вдыхать ароматы малой родины.

— Особенно — её главный аромат, — Люда одобряющей улыбкой отдаёт должное предложенному мной главному ингредиенту «родной земли».

— Ой, выветрится он быстро, этот главный аромат нашей малой родины, — смеётся Надя. — Придётся регулярно досылать в Саратов всё новые порции его носителя.

Давай-давай, девчата, тоже приобщайте Тесака и гостью Аральска к нашему стилю общения.

Игорёк стиль нашего общения, по-прежнему, поддерживал, но его взгляды на нас с Лёней говорили, что он предпочёл бы держать в Саратове в заветном уголке или под подушкой даже не вышитый Людой кисет с горстью родной земли, а шкатулку с полновесными горстями драгоценностей. Наши с Лёней ответные взгляды успокаивали: да не переживай ты, Игорёк. Найдём — разве мы забудем о твоей доле? Мы в неё ещё и от своих долей подсыпем — за твои там, в Саратове, нервные переживания.

Только нам троим были понятны эти короткие перегляды.

…Ага, а кто это так лихо несётся по Проходу в нашу сторону? Но как только мы замечаем, что это не «Казанка», а куда больший «Прогресс», и не под 10-сильной «Москва-10», а под 25-сильным «Вихрем-М», то понимаем: да это же сам старший рыбинспектор Аральска Ветрин. Только у него во всём Аральске такая лодка и такой мотор.

Заметив на берегу нашу компанию, рыбинспектор направляет свою лодку в нашу сторону. Тесак тут же встаёт и начинает нарочито угодливо улыбаться и кланяться.

— Никаких сетей у меня в лодке нет, товарищ инспектор, честное пионерское! — сразу заявляет он Ветрину, когда тот подходит к нам.

— Знаю я твоё «честное пионерское», Романенко. Показывай, что у тебя в лодке!

Сетей в лодке у Тесака действительно не было, чего ему было сегодня таскаться с ними, если весь день предполагалось провести на Проходе.

Про вторую лодку Ветрин только спросил:

— Гликовская?

— Да, — подтвердил я.

В эту лодку Ветрин даже и заглядывать не стал — знал, что ни я, да и никто другой в Аральске ни за какие коврижки не пожелает скомпрометировать Гликов.

Когда Ветрин на своей лодке стал отплывать, Тесак вытащил из своей сумки… это был даже не просто нож, а здоровенный тесак. И когда рыбинспектор отплыл подальше, Романенко стал открыто показывать, как будет перерезать тому горло. «Перерезав», вытер тесак от воображаемой крови о плавки, вытащил из сумки небольшой точильный брусок, демонстративно подправил «притупившийся» клинок и удовлетворённо посмотрелся в него, как в зеркало. Не за эту ли заботу о своём оружии и получил Тесак свою кличку?

Девушек передёрнуло. Пожалуй, не самого удачного учителя романтики выбрал для себя Игорёк. Но сейчас Тесак был вроде бы в нашей компании, да и рыбинспектор Ветрин для нас — далеко не мама с папой, чтобы броситься защищать его достоинство. Было и у меня с Лёней несколько не очень наваристых попыток порыбачить, нарушая законы родины.

…Надя первой нашла нужную тему для разговора, которым удобно было «забить» тяжёлую сцену. Обращаясь к саратовской гостье, нарочито строго потребовала:

— Ну-ка, Маша, сейчас же соглашайся, что Аральское море — лучше всех морей на Земле!

Правильная тема, Надя! Вот эту тему мы всегда готовы поддержать.

То, что Аральское море — лучше всех морей на Земле, — отступников от этой веры в Аральске быть не могло. Приезжие — те да, те начинали порой выражать сомнения. А Эгейское? А Тирренское? А Адриатическое? А Восточно-Китайское и Саргассово?.. Если придерживаться таких еретических заблуждений, то лучше вообще объезжать Аральск стороной. Но коли уж вы всё-таки заглянули к нам, то не надо отстаивать эти заблуждения вслух. Не надо, например, громко и глумливо сравнивать глубину Аральского моря с глубиной Марианской впадины. Ведь если глумление будет продолжаться очень громко и очень долго, то тебя могут притопить и заставить хорошенько нахлебаться и там, где воды всего лишь по колено.

Да, наибольшая глубина Аральского моря — всего 68 метров. Возможно, какой-нибудь эстет (по-моему, именно это слово уместно здесь употребить), тонущий в Марианской впадине, будет испытывать более сильные чувства, чем те, которые он бы испытывал, погружаясь на какие-то жалкие, на его аршин, 68 метров. Но в Аральске эстеты не водились. А если и водились, то, приступая к утоплению, они сразу переставали быть эстетами и становились простыми людьми. А простому человеку всё равно, где тонуть. И ещё неизвестно, кто громче возопит — тот же эстет перед погружением на глубину 11 километров, или простой человек, готовясь к утоплению всего лишь на 68-метровой глубине.

…А Маша, оказывается, и без всякого нажима сразу прониклась уважением к нашему морю. Оказывается, и знала она о нём то, чего и мы до сих пор не знали.

— А кто из вас, ребята, скажет, какие раньше названия были у Аральского моря?

Мы, коренные жители Аральска, наморщили лбы, стараясь припомнить таковые. Увы, оказалось, что и припоминать нечего. Только Надя неуверенно высказала предположение:

— Синее море?

— Да, Синим Аральское море тоже называлось, — подтвердила Маша.

Вот те на! А я и не знал, что когда-то Аральское море называлось Синим. Почему же не закрепилось навеки такое симпатичное и так подходящее нашему морю название? Почему этот цвет сейчас вообще нигде не задействован? Белое, Жёлтое, Красное, Чёрное — что, эти цвета больше подходят к морям? Ну и ладно. Теперь, случись такой референдум, мы бы ещё подумали — а стоит ли переименовывать наше море в Синее? Для нас и Аральское — краше всех морей на Земле.

— У Аральского моря было много названий, — каждым новым словом стала щёлкать нас по носу Маша: — Антиохово, Большое, Западное, Северное, озеро Дженда, море Сыра, Хивинское, Ургенчское, Хорезмское…

Надо же, как хорошо подготовилась девушка к поездке в Аральск! Стали бы мы перед экскурсией в Саратов выведывать все прежние названия Волги?

…— Солёное море, Ворокуша, Селевкидомо море, Оксийское море, Джайхунское море, Курдун море, Джурджанское море, Гурганджское море…

Даже общепризнанная всезнайка нашей школы Роза Есмурзаева, мобилизовав все свои 250, или сколько там у неё этих пунктов айкью, не приведёт, наверное, столько названий нашего моря, сколько их знает эта заезжая барышня. И как она, на удивление правильно, выговаривает слова, в которых и мы, жители Азии, будем спотыкаться на каждом слоге — «Джурджанское», «Гурганджское»… А не обернётся ли это зазнайством? Не пора ли нам предупредить такое печальное развитие событий? Не пора ли показать Маше, что и в её познаниях об Аральском море найдутся зияющие бреши?

Мы не раз уже убеждались, что какой бы богатой общей эрудицией не обладал человек, живущий вдалеке от Аральского моря, а вот о обитателях его вод он знает столько же, сколько об обитателях Марса… ну хорошо, пусть всё-таки немного больше, чем об обитателях Марса.

Игорёк, Лёня и я уже проводили несколько таких показательных уроков с приезжими эрудитами.

В этот раз начинает Лёня:

— Не знаем, какого размера чудовища водились в Антиоховом море, но и в Аральском водятся такие существа, что, например, у Обрыва далеко от берега лучше не заплывать.

Я продолжаю:

— Да ладно тебе, Лёня, пугать людей! Ну, какого размера была та акула, что гналась неделю назад за нашей лодкой? Метра четыре? Ну, пусть — пять. В Антиоховом море, наверное, всё же покруче были чудовища.

Глаза Маши начинают округляться:

— Догнала?

Игорёк успокаивает свою саратовскую родственницу:

— Отстала. На длинных дистанциях акула проигрывает лодке с подвесным мотором.

— А если бы догнала?

Лёня объясняет, как следует поступать в таком случае:

— Тут надо уметь так маневрировать, чтобы к борту её не подпускать, чтобы она не смогла выдернуть кого-нибудь из лодки. А если акула всё-таки подплывёт к борту, то руками поменьше размахивать. А лучше всего держать их подмышкой.

Только на полпути Маша остановила это инстинктивное движение — спрятать ладони подмышкой.

— Так ваши аральские акулы… Они что… Они, как увидят человека, так сразу?..

Мы, трое, как по команде, разводим руками: что же, мол, вы, миленькая, хотите: пятиметровые акулы бычками не питаются, они что в Карибском, что в Аральском морях — те ещё людоедки.

Маша даже чуть заёрзала на песке, как бы отодвигаясь подальше от берега:

— А здесь, на Проходе? Здесь они тоже на людей охотятся?

Моя очередь:

— Нет, на Проход они не заплывают. Здесь хозяйничает Темир-Жак.

— Кто это?

Кто такой Темир-Жак — это объясняет Игорёк:

— Крокодил. А Темир-Жак с казахского переводится как Железные Челюсти.

— Ой, а я и не знала, что в Аральском море крокодилы водятся… Я, признаться, и про акул ваших ничего не слышала…

Ах, какие большие глаза может сделать удивлённая девушка. Вот мы и хотим тебе, Машенька, показать, как мало ты ещё знаешь о нашем море. И что, погружаясь в любые моря, куда полезней для здоровья знать, водятся ли в них акулы, крокодилы и прочие опасные зверюги, чем помнить все прошлые названия этих морей.

— А он… Этот Темир-Жак…Он тоже за людьми гоняется?

Лёня решает, что хватит с доверчивой, симпатичной девушки наших страшилок:

— Нет, Темир-Жак — почти ручной.

Иногда полезно и поперечить друг другу, чтобы никто из нас тоже не зазнался, считая себя первым номером в любой полемике. Поперечу-ка я Лёне:

— Ага, ручной! А кто недавно Коле-Чердаку все пальцы на правой руке оттяпал. Это когда Коля на спор хотел Темир-Жаку шалабанов по лбу надавать.

Лёня гнёт своё:

— Если бы Чердак и мне попытался шалабанов по лбу надавать, я бы ему тоже что-нибудь откусил. Темир-Жак без причины никого не обидит. Да и обленился он совсем последнее время, даже рыбу перестал ловить.

Маша никак не припомнит, что же ещё может входить в рацион крокодила, кроме рыбы, которую он уже не ловит, и пальцев Коли-Чердака, которые никак не могут стать регулярным блюдом.

— Если этот ваш Темир-Жак — почти ручной и почти не ест рыбу, то чем же он питается?

Про питание Темир-Жака — Игорёк:

— В этом он неприхотлив, как собачка. Чем народ его побалует, тем и питается.

Напоминаю, что есть и капризы у нашего ручного крокодила:

— Но всё-таки больше всего Темир-Жак любит пирожки с повидлом…

Тут уж крепившиеся до этого Надя с Людой не выдерживают, сначала прыскают в кулачки, а потом заливаются громким смехом.

Надя дезавуирует (подойдёт это словечко?) наши попытки сделать Аральское море не менее богатым всякими людоедскими чудовищами, чем Антиохово:

— Да не слушай ты их, Маша. Они могут такое наговорить! Они и нас с Людой иногда заставляют поверить в свои сказки.

Тут рассмеялась и Маша — и облегчённо, и благодарно за весёлый розыгрыш, без всякой обиды за него.

А вот Тесак, всё время с каким-то угрюмым недоумением слушавший нас, вдруг сердито сказал:

— Ну, вы тут и замутили со своими акулами и крокодилами!

Ладно бы это была запоздалая реакция человека, который не сразу оценил неплохо сыгранную кем-то сценку, — реакция, в которой слышатся извинения за это запаздывание с аплодисментами актёрам. Нет, в этой злой реплике слышалось негодование взрослого пахана на своих молодых шестёрок: как же, мол, вы посмели не предупредить меня заранее, в каком стиле будете говорить, я ведь тоже развесил уши.

— «Замутили»! Не мог другого слова подобрать? — резко не одобрил такие «аплодисменты» Тесака Лёня.

— А мне что, у тебя разрешения надо спрашивать, какие слова употреблять?

— Можно и своей головой подумать, прежде чем вякать что-то.

— У тебя какие-то претензии к моей голове?..

Взрывоопасной у нас становилась обстановка. Барышни накуксились.

Если конфликт не погасить в самом начале, Лёня не посмотрит на то, что Тесак старше его, и не за тем может остаться последнее слово.

Двоякое положение Игорька в нашей компании обязывает его первым попытаться разрядить обстановку:

— А давай, мужики, проверим, наконец, — чья лодка всё же быстрей, — и он тут же решительно направляется к нашим стоящим рядом «Казанкам».

Можно было придумать что-то лучшее? Едва ли. Прямые призывы к примирению и в детсаде не всегда действенны. А такие призывы к двум сильным, решительно настроенным парням всегда получаются слюнявыми, и, скорее, ещё больше раззадоривают их, чем примиряют.

Молодец, Игорёк! Быстро придумал, как, не ущемляя самолюбия ни Лёни, ни Тесака, развести их по углам ринга. Ну, а после гонки они, может, и вовсе сойдут с него.

Ещё когда плыли на Проход, хотели их устроить. Но с девушками на борту не стали этого делать. Вот и хорошо, что этот метод примирения остался в запасе.

Никто этого и обсуждать не собирался: и так понятно, что на одной лодке будут Тесак с Игорьком, а на другой — мы с Лёней.

Возвратимся в городскую бухту и начнём дистанцию так близко от военной пристани, как только позволят стоящие на ней матросики-часовые. А чего им не позволить — тоже ведь, наверное, будет интересно посмотреть за гонкой. От военной пристани рванём до Прохода, а потом и по нему сиганём, на потеху многочисленным зрителям. Финиш — в самом конце Прохода, напротив стоящего там бакена.

Не спеша, но и не давая вырваться друг другу вперёд, поплыли к военной пристани. Сидящие в обеих лодках за рулём Лёня и Романенко стараются не смотреть друг на друга. Мы с Игорьком приветственными жестами и криками компенсируем недобор дружелюбия между соревнующимися экипажами.

Подровняли наши лодки на воображаемой стартовой линии. Девушки были уже в воде, недалеко от берега. Надя посмотрела, не переплывает ли кто-нибудь Проход и махнула рукой — «Старт!»

Одинаковые «Казанки», одинаковые моторы «Москва-10». Два человека в одной лодке, два — в другой. И всё-таки лодка Тесака понемногу обгоняла нас.

Интересно, и у меня, как у Лёни, скривилось от досады лицо?

К началу Прохода наше отставание составляло уже корпуса два, а то и три.

По Проходу, по умолчанию, надо было плыть по его середине, по фарватеру, не тревожа купающихся у его берега.

Слыхивали мы, что «дураки на дорогах» — это и про Романенко тоже. Любил он на своём мотоцикле погонять по аральским тротуарам, особенно, если по ним в это время прогуливались аральские барышни. Но, видно, «дурак на дороге» обязан подтверждать свой диагноз во всех средах — на земле, на воде и в воздухе.

Пользуясь своим нарастающим отрывом, Тесак мог позволить себе вот так неожиданно вильнуть к берегу.

…Люда сама успела выскочить из воды. Машу вытолкнула Надя. А вот с ней, с Надей, что? Лодка Тесака на резком вираже всё-таки чуть задела её?..

… Когда в руках у одного — тесак, а у другого — металлическое, с острой лопастью, весло «Казанки», самое правильное — повиснуть на их плечах. И хорошо, когда есть, кому повиснуть. На Лёне висел я, на Тесаке — Игорёк. И не понарошку висели — не позволили стряхнуть себя с плеч.

…— Нет, Игорь, теперь я поеду в этой лодке! — решительно возражала Маша своему аральскому родственнику, когда он вновь и вновь приглашал её сесть в лодку Тесака, в которой она сидела на пути к Проходу…

… Поезд увозил Кудряшовых в Саратов на следующий день. На вокзале Игорёк с каким-то очень уж повинным видом признался нам с Лёней, что окончание вчерашнего дня почти не помнит, так они напились с Тесаком.

… Махая прилипшему к окну отъезжающего вагона Игорьку одной рукой, Люда другой взяла меня под руку и прислонила головку к моему плечу