Наши дни.
— Я старею.
Пусть внешне, он и выглядит молодо, на самом деле время не победить. Как бы сильно не стремился обмануть возраст, даже путем долгих тренировок, все же годы сказываются на внутренних органах и на психике тоже. Когда-то он тренировал в себе стойкость, усердно пытался развить в себе безразличие к подобным вещам. И что в итоге? Что осталось от этих тренировок? Остался лишь старик, строящий из себя молодого, опытного мудреца с больным изношенным сердцем. Такая жизнь высосала из него все соки. Не осталось ни стремления, ни желания, ни сил бороться. До последнего случая он считал, что еще способен сражаться. Что ему по плечу выдержать такой натиск. Но он глубоко ошибался. Он стал через чур эмоциональным. С этим пора заканчивать, но для этого необходима замена. Стоящая замена. Нужен человек сильный, верящий в победу и в себя. Тот, кто сможет повести за собой остальных при этом, не потеряв ни одного. А ему осталось сделать последний рывок. Он способен найти Эмилию, потому что для Максима и для него самого — она единственная опора. Парень не равнодушен к девушке, это понятно. Не исключено, что влез он во все это только лишь из-за своих чувств. Хотя, выбора у него все равно не было. Рано или поздно, силы вырвались бы на свободу и затянули его в эту нескончаемую войну. Однако, сколько бы он не старался, найти Эмилию не получается. Прошло уже почти два дня, но нет абсолютно никакого прогресса. Единственная его радость — опыт — но какой в нем смысл, если сейчас он почти раздавлен? Как бы он не хотел, но ему придется сейчас это сделать. Другого способа нет. Он сделал все, что мог. Настал тот критичный момент, которого он всячески старался избежать.
Священник упал на колени и, сложив четки в руках, приложил их к губам.
— Я ни о чем тебя не просил. Никогда. Но на этот раз все очень серьезно. Серьезно для меня. Мы все боремся и погибаем за тебя. По твоим законам живем и за твою правду сражаемся. Мне сорок семь лет, а чувствую себя как немощный старик. Прости, сейчас я не могу этого не сделать. Не могу не потревожить тебя. Мне нужна ТВОЯ помощь! Точнее, Нам нужна твоя помощь!
То, что реакция будет, он не сомневался, но какой она будет, предугадать было невозможно. В его голове, будто взорвали фейерверк. Перед глазами заплясали тысячи ярких огней, из-за которых ничего больше не было видно. В ушах зашумело и, казалось, перепонки вот-вот лопнут. Нечто подобное с ним уже произошло однажды давным-давно. В то время, когда ему было очень тяжело, пришел его «спаситель». С таким же треском в ушах и яркими огнями перед глазами, он прятался в кладовке, испугавшись происходящего. Теперь прятаться не надо. В далеком детстве, это «общение» проходило гладко, без помех. Господь просто с ним разговаривал и все, но чем старше он становился, тем тяжелее было наладить связь между ними. После всех ослепляющих вспышек и оглушительных шумов, святой отец, наконец, услышал голос. Только лишь глубокий тихий голос, исходящий из стен, пола и потолка. Как бы смешно это не звучало, но он так и не изменился за тридцать лет. Никогда не изменится.
— Что на этот раз произошло?
— Хочешь сказать, ты не в курсе?! — скептически ответил священник, так и не приучив себя разговаривать с ним, как с Богом, а не как с другом за барной стойкой.
— Ты так и не научился уважительно обращаться ко мне! Я и так делаю тебе одолжение, что разговариваю с тобой!
— Даже не знаю, благодарить тебя за это, или воздержаться. — Его несло. Он без зазрения совести хамил и не мог остановиться. Он никогда не выражал своего почтения Богу, но сегодня он был сам не свой. Казалось, все обиды, которые он собирал годами в раз вылезли наружу. Сам же позвал. Сам хотел попросить о помощи, но стоило услышать этот спокойный монотонный голос, как все чувства обострились. Они умирают здесь ради него. Он лишился Эмилии из-за него. Все, что происходит с ними — из-за него. И это его очень сильно взбесило. Как же давно он не испытывал ничего подобного. Ему казалось, прошло то время, когда в молодости он был импульсивным. Когда с трудом удавалось сдерживать эмоции. Он считал, что полностью изменился. Однако сейчас, в нем говорит какой-то детский максимализм, вдруг выплывший из глубин сознания. А может, это старость себя так проявляет?
— Ты хочешь познать мой гнев?! — Голос приобрел металлические нотки, что свидетельствовало об испорченном настроении.
— Я работаю твоим прислужником почти тридцать лет, не имея в этой жизни ничего, кроме больного истрепанного сердца, разве я недостаточно наказан? Я мало сделал для тебя?
Священник почувствовал движение, как при землетрясении. Подсвечники и люстры задребезжали и зазвенели, с потолка посыпалась штукатурка. Он полностью сел на пол, не удержав равновесие, но останавливаться не собирался.
— Для чего я жил? Ради тебя! Для твоей выгоды! А что я получил взамен?
Все пошло таким ходом, что казалось дом развалится, словно карточный домик.
— Низко, хотеть получить что-либо в ответ на добро! Ты так и остался слабым и беспомощным!
— Так, может, это потому, что я ощущал за спиной поддержку самого Господа Бога.
— Ты еще смеешь язвить мне?! — прогремел голос на всю церковь.
— Разве, не будь тебя, не стал бы я более уверенным в себе?
— Ты живешь для людей! Ты их защитник и прекрасно это знаешь. Ты живешь ради мира.
— Нет. Это не жизнь. Это мой крест. — Спокойно ответил священник, поднялся, отряхнулся и сел на скамью. Надо подумать об Эмилии. Надо наплевать на себя, на свои чувства. Надо подумать о девочке. Он перешел грань дозволенного. Прекрасно понимая это, сделал несколько глубоких вдохов и прикрыл глаза. Успокойся уже, старый ты пень! Прошло твое время. Настало время молодых, о них и надо теперь думать, а не ворошить прошлое, выскребывая из подсознания все свои обиды.
— Ты позвал меня, чтобы вывести из себя? Не кажется ли тебе, что это уже слишком?
— Я чувствую, как земля уходит из-под ног. — Наконец, сдался священник. — Я нуждаюсь в помощи… Ради нее.
Все резко затихло — перестало трястись и грохотать.