Я остановилась перед Ваниным домом, заглядывая во двор через калитку, которая доходила мне до подбородка. Это была очень высокая калитка, обычно все калитки в Васильках чуть выше пояса, чтобы удобно было открывать вертушку или щеколду, расположенную с внутренней стороны.
Дом мне сразу понравился. Большой, из толстых светлых бревен, с черепичной крышей и просторной открытой верандой. Забор тоже был деревянный, именно такой, о каком мечтала бабушка, метрах в пятидесяти от дома виднелась крыша ажурной беседки. Но я изобразила на своем личике ухмылку и изрекла:
— Симпатичный домик.
— Тебе не нравится? — заволновался Ваня.
— Ты что, глухой? Я же сказала: симпатичный домик.
— Да, но ты это так сказала…
— Как?! — возмутилась я.
— Так, как будто имеешь в виду прямо противоположное.
— Вы, мужчины, такие чувствительные, — произнесла я, растягивая слова. — И такие капризные. То я не так посмотрела, то не то сказала…
Ваня бросил на меня быстрый внимательный взгляд, и мне сразу расхотелось паясничать.
— Хороший дом, — произнесла я совсем другим тоном.
— Правда? — обрадовался Ваня.
— Если бы я когда-нибудь сама строила дом в деревне, то построила бы что-то в этом роде.
Ваню просто распирало от гордости.
— Это все я сам придумал, — он широким жестом охватил свои владения.
— И построил? — спросила я с ехидцей.
— Строила бригада рабочих, но я тоже немного поучаствовал.
— Стружки собирал?
— Ага, — кивнул Ваня.
Потом схватил меня за руку и затащил в калитку.
— Эй, полегче! — только и успела пробурчать я.
— Я аккуратно, — отозвался Ваня, закрывая калитку на щеколду.
— Если что, у меня в кармане газовый баллончик, — предупредила я.
— Во внутреннем? — спросил Ваня, окинув взглядом мой сарафан.
— Ага, — кивнула я.
От дома исходил восхитительный запах свежего дерева, смолы и еще чего-то… еловых шишек, что ли? А в беседке стоял темно-зеленый диван с широкими деревянными подлокотниками.
— Обожаю такие диваны, — провозгласила я и направилась к беседке, где с размаху плюхнулась на диван. — На эти подлокотники очень удобно ставить чашки с чаем, — добавила я.
— Понял, — сказал Ваня. — Я сейчас. А дом изнутри ты посмотреть не хочешь? — спросил он, остановившись на полпути.
— Ваня, — произнесла я с упреком, — не надо меня торопить. Для начала хватит и беседки.
Ваня еле заметно ухмыльнулся и скрылся в доме.
— Ты что, мне не веришь? — спросила я, допивая вторую чашку чая.
Мы говорили о домах, заборах и беседках, но думали совсем не о них. А в последние пять минут мы вообще молчали на вполне предсказуемую тему. Смеркалось. То есть было уже практически темно, и поэтому Ваня зажег лампу под темно-зеленым абажуром, висевшую низко над столом.
— Конечно, верю, — мгновенно отозвался Ваня на мою реплику.
— Неправда! Я не верю, что ты мне веришь. У тебя взгляд подозрительный. То есть подозревающий. Ты думаешь, что я все это сочинила. Или мне померещилось. Или я сумасшедшая.
— Ничего подобного я никогда не думал, — возразил Ваня. Он немного растерялся от моего напора.
— А я думала. Вот проснулась сегодня утром и подумала: да не может ничего такого быть. Мне все это приснилось. Или померещилось. Или у меня с головой не в порядке.
Ваня неожиданно погладил меня по голове.
— Все нормально с твоей головой.
— Ты правда так думаешь? — спросила я с надеждой.
— А ты, что, всерьез сомневаешься в том, что ты в здравом уме?
Я пожала плечами.
— Не знаю. Но я знаю, что не может быть того, чего не может быть. А оно есть. И мне страшно.
— Я все время буду рядом, — сказал Ваня и еще ближе придвинулся ко мне.
Его плечо было таким большим, твердым и теплым, что у меня внутри что-то расслабилось и размякло. Мне захотелось прижаться к его груди и разреветься, и реветь долго и обстоятельно, с толком и со вкусом, как в детстве, пока не кончатся все обиды и рот не начнет сам собой улыбаться… Но я не стала делать ничего такого, а, наоборот, начала собираться домой.
— Мне пора, — произнесла я довольно-таки решительно.
— Ты уверена? — голос Вани звучал как-то странно.
— В чем?
— В том, что ты… — Ваня неуверенно замолчал
— Никаким шутникам меня не запугать, — громко произнесла я. — Какова бы ни была их природа, — мой голос в конце этой фразы дрогнул, и Ваня это заметил.
— Ты могла бы остаться у меня, — сказал Ваня безразличным тоном.
— Что?! — Такого я от него не ожидала.
— А я бы пошел к тебе, — продолжал Ваня, как ни в чем не бывало. — У меня в доме совершенно спокойно, никаких странных явлений не наблюдается. А я бы как раз посмотрел, что там у тебя творится.
На какое-то мгновение это предложение показалось мне необыкновенно привлекательным. Было бы так приятно расслабиться и уснуть спокойно, не прислушиваясь к шорохам и не вздрагивая при виде каждой тени.
— Ни за что, — выпалила я, не давая себе возможности додумать эту успокаивающую мысль. — Если я сейчас сбегу, то что потом? Как я потом буду ночевать в своем доме? Или мне вечно скитаться по друзьям и соседям?
— Потом я разберусь, в чем там дело, — пробормотал Ваня.
— В чем ты разберешься? В моих страхах? Спасибо, но вряд ли это возможно. Я должна сама.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь… друга.
— Это будет означать, что они меня победили, — твердо произнесла я, поднимаясь с дивана. — Я иду домой.
— Никогда не видел таких смелых девчонок, — восхищенно произнес Ваня. Мне даже показалось, что в его словах не было ни капли насмешки…
По дороге Ваня свернул разговор на таинственного Степана Пантелеевича. Он настаивал на том, что мне нужно к нему обратиться.
— И что я ему скажу, этому Степану Пантелеевичу? — Воскликнула я. — Что меня донимают призраки? Да ни за что на свете. Он вызовет санитаров, и я в этом буду вполне с ним солидарна.
— Не вызовет. Дело в том, что он… интересуется как раз такими делами.
— Какими — такими? Да еще и делами. Никакого дела нет. Просто кто-то меня разыгрывает.
— Кто?
— Знала бы — убила.
— Может, у тебя и будет такая возможность. Может, Степан Пантелеевич как раз и поможет разобраться, на кого направлять агрессию…
Я неопределенно пожала плечами.
— Завтра, — сказал Ваня.
— Что — завтра?
— Завтра мы поедем к нему.
— Значит, ты так решил? — спросила я голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
— Да, я так решил, — просто ответил Ваня.
И у меня почему-то сразу пропало желание ему возражать. Ну ладно. Завтра так завтра. Поедем, так поедем. Возможно, это будет интересно. К тому же он бабушкин знакомый и записан в ее записной книжке рядом с глазом. Он может что-нибудь прояснить в деле, ради которого я сюда приехала. Нет, ну надо же! Сижу, как репа на грядке, ничего не делаю, и ничего не происходит. То есть много чего происходит, но все не по делу. Я вообще чуть не забыла, зачем приехала в Васильки!
Вспомнив о сокровищах, я повеселела. Надо будет рассказать о них Ване. Или не надо? Он может окончательно решить, что я чокнутая. Мало ей всяких призраков и полтергейстов, она, оказывается, еще и сокровища ищет…
— Я смотрю, твое настроение идет на поправку? — сказал Ваня.
Я и не заметила, как по моему лицу разлилась довольная улыбка.
— Ага, — кивнула я. — Это потому, что рядом со мной такой сильный и такой красивый мужчина. — О господи, что я несу?
Ваня недоверчиво посмотрел на меня и опустил глаза на залитую лунным светом дорогу.
Когда впереди замаячила моя калитка, мои шаги почему-то стали короче, а ноги налились свинцовой тяжестью, так что мне было совсем непросто их переставлять. На меня внезапно накатила волна страха, лишающая сил и способности соображать.
Иногда случалось, что я смотрела фильмы ужасов. Сама не знаю, зачем. Обычно во всех этих фильмах повторяется такая ситуация: что-то страшное уже произошло или были какие-то явные намеки, что произойдет. Но главный герой, а чаще героиня, все равно идет в какое-то жуткое место, причем ночью, причем одна. Это выглядит вовсе не как храбрость, а как глупость или скрытый мазохизм. И все время хочется крикнуть: ну куда же тебя несет, у тебя совсем мозгов нет, что ли? Там же прячется это самое нечто, ужасное и непонятное…
Именно такое ощущение у меня было сейчас. Что-то внутри меня кричало: не ходи туда! Не оставайся одна в темноте, наедине с пугающими скрипами, леденящими душу шорохами и сковывающим движения и рассудок ужасом. Но я шла. Я открыла калитку, медленно зашагала по дорожке, поднялась на крыльцо, нервным движением распахнула дверь, которая ответила мне зловещим скрипом. Я никогда не слышала, чтобы моя дверь так странно скрипела…
Я чуть не забыла про Ваню, как загипнотизированная погрузившись в самые мрачные глубины своего воображения. Ваня нашарил в темноте выключатель и включил свет. Свет вовсе не был ярким и радостным и не озарил все вокруг. Я раньше и не замечала, что лампочка на веранде такая тусклая. Она светила мутным желтым светом, как будто пробивавшимся сквозь толщу воды.
— Спокойной ночи, — сказал Ваня, распахнув передо мной дверь в гостиную.
— Ага, — только и смогла выдавить я.
Я шагнула на порог, причем этот шаг стоил мне невероятных усилий. У меня было ощущение, что я поднимаюсь на эшафот. Я стояла, смотрела вперед и с замиранием сердца ждала, когда за моей спиной закроется дверь. У меня был самый настоящий столбняк, не позволяющий мне не только нормально двигаться, но и связно думать.
— Я буду поблизости, — услышала я далекий голос Вани.
— Что? — я резко обернулась.
— Я говорю, что буду рядом. Тебе нечего бояться.
— Что значит «рядом»?
— Это значит — недалеко, близко.
— Нет, — сказала я. — Я не хочу, чтобы ты спал на крыльце.
— В этот раз я не усну, — пообещал Ваня.
— Я тоже не усну, если буду знать, что ты тут бродишь один, в темноте и холоде.
Ваня улыбнулся.
— По-моему, ночь очень даже теплая, — сказал он.
— А по-моему, жутко холодно. У меня даже зубы стучат.
— Может, они стучат не от холода? — осторожно спросил Ваня.
Я пожала плечами. У меня уже не было сил строить из себя храбрую амазонку. Я очень боялась остаться одна в своем доме, ставшем таким чужим и враждебным…
— Если ты все равно не собирался идти домой спать, и я тоже спать ни капли не хочу, то, может, зайдешь? — скороговоркой произнесла я, не глядя на Ваню.
Ваня шагнул в гостиную и закрыл за собой дверь. Я подошла к окну и задернула шторы, тщательно проследив, чтобы не осталось никаких щелей. Обернувшись, я увидела, что Ваня бродит по гостиной, разглядывая разные сувениры и безделушки, выставленные на застекленных полках. Я без сил опустилась на диван и уставилась в темно-серый экран телевизора. Через секунду я подскочила, как ужаленная. Жуткий скрип или даже потусторонний скрежет пронзил тишину. Какофония звуков завершилась гулким ударом, и я снова рухнула на диван. Часы! Это всего лишь часы, которые в кои то веки решили отбить полночь двенадцатью ударами. Слушая удары часов, я чувствовала, как мое сердце подпрыгивает в груди, причем прыжки эти казались мне хаотичными и неравномерными.
Ваня остановился, глядя на меня и слушая удары.
— Это часы, — зачем-то сказала я.
— Да, — отозвался Ваня. — Интересный экземпляр. Жутко старые, наверное.
— Я думаю, им лет сто. Хочешь чаю? — я вдруг вспомнила о роли гостеприимной хозяйки.
— Я недавно выпил три кружки, — напомнил Ваня.
— Ну тогда… то, что тебе нужно — следующая дверь по коридору.
Надо же, я еще могу шутить…
— Что? — не понял Ваня.
— Там уборная, — объяснила я.
— А-а, спасибо, пока не надо…
Ваня снова прошелся по гостиной из конца в конец.
— Может, ты, наконец, сядешь? — вырвалось у меня. — А то у меня от тебя шея болит.
— Причем тут шея?
— Мельтешишь туда-сюда.
Ваня остановился и внимательно посмотрел на меня. Мне почему-то стало неуютно под его взглядом и я опустила глаза.
— Как бы то ни было, похоже, они своего добились, — мрачно сказал он.
— Какие «они» и что вообще ты имеешь в виду?
— А ты не понимаешь?
— Нет.
— Посмотри на себя. Ты вздрагиваешь и оглядываешься каждую минуту, твои нервы…
— С моими нервами все в порядке! — воскликнула я с непонятной мне самой злостью.
— Я предпочитаю не закрывать глаза на очевидные вещи, — медленно произнес Ваня.
— Я тоже! Я…
Я опустила голову и закрыла лицо руками. Я слышала, как Ваня подошел ко мне и почувствовала тяжесть его большой теплой руки на своем плече.
— Не могу сосредоточиться и спокойно обо всем подумать, — пожаловалась я. — Я хочу, но мысли расползаются, как тараканы, и остаются одни эмоции.
— Ничего, — Ваня сжал мое плечо. — Ты просто устала. Тебе нужно выспаться. Ты сейчас ляжешь, поспишь, а утром все будет выглядеть совсем по-другому.
— Утром всегда все выглядит по-другому, — глубокомысленно заметила я. Кажется, способность мыслить начинает потихоньку ко мне возвращаться.
Я отправилась в ванную чистить зубы. Я приняла душ, надела пижаму, сверху нее халат, а на ноги — теплые носки. Только после этого я немного согрелась. Во всяком случае, внутренняя дрожь прекратилась.
Когда я вышла из ванной, Ваня смотрел на меня каким-то странным взглядом. По-моему, так обычно смотрят на хорошеньких котят, щенков и маленьких детей. Он проводил меня до двери моей спальни и остановился на пороге, наблюдая, как я зашториваю окна и складываю покрывало.
— Я оставлю дверь открытой, — сказал он.
— Хорошо, — отозвалась я, стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучало облегчение.
Я улеглась и укрылась одеялом. Ваня все еще стоял в дверях.
— Выключить свет? — спросил он.
Я кивнула. Он протянул руку к выключателю, и комната погрузилась в темноту. Теперь ее освещал только слабый свет, падавший из двери гостиной, которая была расположена перпендикулярно двери в мою спальню. Ваня выглядел как темный силуэт, лица его совсем не было видно. Очертания всех предметов стали размытыми и нечеткими. Ваня сделал шаг вперед. Я замерла, стараясь унять участившееся сердцебиение. Он быстро прошел к окну, отодвинул штору на несколько сантиметров и выглянул на улицу. Пока он стоял у окна, наблюдая за тем, что происходит или не происходит снаружи, я успокоилась настолько, что даже начала зевать.
— Ну, что там? — спросила я сонным голосом.
— Ничего, — отозвался Ваня. — Все спокойно. И тебе спокойной ночи, — добавил он, направляясь к двери.
Мне показалось, что он на секунду остановился, проходя мимо моей кровати, но сразу же пошел дальше и вышел из комнаты, не закрывая дверь.
— Подушки и одеяла в шкафу, — сказала я ему вслед. — Я не думаю, что сегодня они… Они же знают, что ты здесь. Так что ложись спать.
— Я подумаю, — ответил мне Ваня из гостиной.
Через несколько минут в гостиной тоже погас свет. Я закрыла глаза, а когда открыла, было уже позднее утро.