Так кем были волхвы, откуда они явились и что могло стоять за их миссией в хлев? Наконец стала проявляться картина, и я возвращался к моим изначальным вопросам и к отправному пункту долгого исследования, начатого в Вифлееме в 1972 году. Ответы на указанные вопросы, начинал я понимать, следует Искать — во всяком случае, частично — в политике, проводившейся в ту эпоху. В то время Средний Восток, как и сегодня, был весьма бурным регионом. На протяжении почти всего I века до н. э. шла непрерывная борьба между Римом и Парфией за контроль над тем, что в конце концов являлось центром цивилизации. Между молотом Рима и наковальней Парфии оказались несколько малых царств и княжеств, среди них Коммаген, Осроэн, Понт и Армения. Весьма вероятно, следовательно, что «мудрецы» или цари из христианского предания явились из одной или нескольких из этих стран.
Какое-то непродолжительное время царь Понта Митридат выступал объединяющим звеном других государств против поползновений римлян. Он был отважным человеком и настолько умелым бойцом, что на какое-то время сумел изгнать римлян не только из Малой Азии, но и из Греции. Однако его грубые манеры завоевали ему немногих друзей на только что «освобожденных» им землях, и многие греки вздохнули с облегчением, когда он наконец был разгромлен. Помпей — ключевая фигура в политике того времени и во многих отношениях лучший полководец, чем Цезарь, — был достаточно благоразумен, чтобы прийти к соглашению с союзниками Митридата. Проводя свою «реорганизацию», он позволил им сохранить свои территории в качестве буферных государств между Римом и Парфией. Он подтвердил суверенность Антиоха в качестве царя Коммагена, династии Ариев в Эдесе и Тигранов в Армении. Поражение Красса при Каррах в 63 году до н. э. показало мудрость стратегии Помпея, поскольку Рим еще не был готов к войне с Парфией на ее собственной территории. Оглушительный разгром побудил римлян убраться на какое-то время на восток от Евфрата, что дало передышку малым княжествам Месопотамии.
Счастливый статус-кво мог сохраниться гораздо дольше, если бы не ряд гражданских войн между самими римлянами, во-первых, и не происки Ирода Великого, во-вторых. Будучи жуткой смесью Макбета и Отелло, он — в отличие от других монархов региона — не был законорожденным наследником. Не будучи иудеем (он был идумеанином, то есть потомком сына Исаака — Исава (Эдома), а не Иакова (Израиля), он узурпировал царскую власть в Иудее. Его отец Антипат сумел построить добрые отношения с Помпеем. Теперь же, оседлав тигра римской политики, Ирод по очереди вступал в союз с Юлием Цезарем, Кассием, Антонием, Августом и наконец Тиберием. Несмотря на свою крайнюю непопулярность среди евреев, с помощью римлян он ухитрился оставаться царем на протяжении тридцати трех лет[94].
Однако дела Ирода не шли так уж гладко. В 40 году до н. э. парфяне попытались задавить его в зародыше, и вторглись в Палестину, чтобы восстановить на троне Антигона[95]. Ирод бежал из страны, прихватив с собой Мариам — внучку предыдущего асмонийского царя Гиркана II. Он заточил ее в темницу под «охраной» членов своей семьи в крепости Масада. Крепость была практически неприступной, и парфяне, осадившие ее, так и не смогли ее захватить. Тем временем Ирод отправился в Рим через Египет и ухитрился уговорить сенат поставить его царем Иудеи. Больше того, из Сирии выступила римская армия, парфяне были изгнаны из Иерусалима, и Ирод получил возможность занять трон. По возвращении Ирод постарался узаконить свое положение, отослав свою первую жену Дорис и женившись на Мариам. Когда позже Ирод убил ее старшего брата, высшего жреца Аристобула, Мариам действительно осталась последней в своей династии.
Несмотря на свое раболепие перед римлянами, Ирод нажил себе врагов повсюду. Его совершенно справедливо ненавидели в Месопотамии. Царь Коммагена Антиох попустительствовал — если и не принимал прямого участия — нашествию парфян на Сирию и Палестину в 40 году до н. э. Как бы то ни было, в 38 году до н. э. Марк Антоний организовал экспедицию в Коммаген и осадил его столицу Самосату. Желая снискать расположение того, в ком он увидел нового сильного человека в римской политике, Ирод поспешил к нему на помощь. Этот эпизод описан еврейским историком Джозефом:
«Прослышав о том, что Антоний устроил полномасштабную осаду Самосаты — хорошо укрепленного города у Евфрата, Ирод заторопился еще сильнее, увидев прекрасный шанс продемонстрировать свое рвение и сделать Антония обязанным себе. Так оно и случилось. Сразу же по прибытии он успешно завершил осаду, поубивал массу врагов и добыл огромное количество трофеев, чем укрепил былое восхищение Антония своей удалью, и Антоний воздал ему новые почести, поддержав его надежды на восшествие на трон, в то время как царь Антиох был вынужден сдать Самосату».
Таким образом Ирод принял прямое участие в свержении Антиоха, бывшего, как мы видели, возможным главой тайного общества, найденного Гурджиевым и известного как Сарманское братство. Осложнив и без того сложную ситуацию, Марк Антоний пленился Клеопатрой, царицей египетской. Подобно Ироду, она постоянно сомневалась в прочности своего положения и поэтому отделалась от всех своих родственников. Однако ее амбиции простирались за пределы Египта, и она увидела в Марке Антонии благоприятную возможность реализовать свои планы. Это имело, как пишет Джозеф, плачевные последствия для ее ближних и дальних соседей:
«Антоний, погубленный своей страстью к Клеопатре, стал рабом собственного сладострастия, а Клеопатра умертвила всех своих родственников и, жаждая крови чужаков, принялась порочить правителей Сирии и уговаривать Антония казнить их, полагая, что таким образом станет хозяйкой их богатств. Она даже обратила свою алчность против евреев и арабов и втайне готовила погибель их царей — Ирода и Малиха.
Антоний был достаточно благоразумен, чтобы понять полную аморальность многих ее требований — в том числе убийства честных людей и известных царей, но ранил их в самое сердце, лишив их своего расположения. Он отрезал большие куски от их территорий, в том числе и пальмовую рощу в Иерихоне, где производился бальзам, и отдал их Клеопатре вместе со всеми городами, за исключением Тира и Сидона, по эту сторону от реки Элевтер. Став хозяйкой этих владений, она сопровождала Антония вплоть до Евфрата, когда он отправился на войну с парфянами, а затем прибыла через Апамею и Дамаск в Иудею. Ирод умиротворял ее враждебность богатыми дарами и арендовал у нее отрезанные от его царства земли всего за 200 талантов в год! Затем Ирод проводил Клеопатру, оказывая ей всяческие знаки внимания. Вскоре вернулся из Парфии и Антоний, приведя в подарок Клеопатре пленника — Артабаза, сына Тиграна, который и был немедленно передан ей вместе с деньгами и всей остальной добычей.
Джозеф не пишет о том, как поступила Клеопатра с Артабазом, но скорее всего его водили напоказ по Александрии перед тем, как казнить. Тем временем Мариам пребывала в нежеланном браке с нелюбимым Иродом. Она ненавидела его как врага своей семьи, убившего и ее брата, и ее деда. Согласно описанию Джозефа, она была очень красивой, и Ирод был опьянен ею. Его «любовь» переросла в жестокую ревность. В 29 году до н. э. он отправился в другие страны и оставил Мариам на попечении своего зятя Иосифа, мужа своей сестры Саломеи, дав ему строгую инструкцию немедленно умертвить ее, если с ним самим что-нибудь случится. Излишне говорить, что Мариам прознала про угрозу своей жизни, и по возвращении Ирода совершила глупость, выбранив его за это. Саломея, ненавидевшая Мариам за ее царственное происхождение и красоту, распустила злобный слух, что она вступила в любовные отношения с Иосифом. Поверив, что не бывает дыма без огня, Ирод тотчас же приказал умертвить обоих.
Мариам родила Ироду пять детей, включая двух сыновей, выживших в детстве, — Александра и Аристобула. Хотя старший из них — Александр был наследником трона, они оба ненавидели отца за то, что он сделал с их матерью. В свою очередь, их ненавидел Антипатр, старший сын от первой жены Ирода — Дорис. Антипатр организовал заговор против своих сводных братьев и убедил Ирода, что они собираются отравить его. Юношей отправили на суд в Рим, но они были оправданы по всем пунктам обвинения тогдашним цезарем Августом. Но этим дело не кончилось, ибо происки против них продолжались, и в конце концов по приказу отца Александра и Аристобула задушили. К тому времени Ирод уже состарился и не доверял никому из своей большой семьи с многими женами, сожительницами и детьми. Уже находясь на смертном ложе, за несколько дней до собственной кончины в 4 году до н. э., он приказал умертвить и Антипатра, ставшего его наследником.
Если иметь в виду характер этого Тирана — Саддама Хусейна своего времени, то легко можно вообразить, как он должен был отреагировать на известие о рождении ребенка, ведущего свою родословную от самого Давида, а не от сравнительно новой династии Асмонеев. Он наверняка подумал об опасности повторения истории. Сами имена Марии и Иосифа — если бы он узнал о них — вызвали бы у него страшные воспоминания о событиях двадцатилетней давности, когда он убил Мариам и ее опекуна, тоже носившего имя Иосифа. Он определенно не сожалел об избиении младенцев в Вифлееме, надеясь устранить таким образом возникшую для него угрозу.
Такова была политическая реальность конца I века до н. э. В таком свете миссия волхвов приобретает ярко выраженный политический оттенок. Какое бы символическое значение ни имели события, описанные Матфеем в его захватывающей истории, волхвы того времени должны были прекрасно знать недавнюю историю Иудеи и, в частности, роль Ирода в свержении царя Коммагена Антиоха Епифания. Они знали, насколько области к востоку от Евфрата были беззащитны перед посягательствами Рима, и вполне могли надеяться на то, что рождение Иисуса станет новым началом, что, возмужав, он изгонит римлян не только из Иудеи, но и из всей Азии. Есть и нечто большее в легенде о волхвах, нежели обычная печальная история войн, политики с позиции силы и династических амбиций. Рассказ Матфея проясняет, что эти люди были астрологами и что они увидели на небе что-то особенное, побудившее их совершить путешествие в Иудею. Этим «чем-то» была звезда — столь большая и яркая, что оставалась видимой еще долго после рассвета. Именно этот важный знак, столь значимый для любого сведущего в вопросах магии, побудил их отправиться в путь, и именно он привел их сначала в Иерусалим и затем в Вифлеем. Что это была за звезда, оказавшаяся гораздо ярче любой другой звезды, и почему она показалась столь значимой?
Современные астрономы, способные составить точный гороскоп для любой даты в последние десять тысячелетий, склонны согласиться с тем, что речь скорее всего шла о наибольшем кажущемся сближении небесных тел. Похоже на то, что увиденное волхвами и предсказанное волхвами было сближением двух крупнейших планет солнечной системы — Юпитера и Сатурна, так что излучаемый ими свет удвоился и их нельзя было различить друг от друга. Такое весьма редкое событие произошло на протяжении лета 7 года до н. э. Большинство астрономов соглашается с тем, что это — единственное небесное явление той эпохи, которое соответствует описанию Матфея. Узнав об этом, я посчитал возможным восстановить гороскоп Иисуса и узнать из него многое о выпавшей ему участи.
Волхвы явились с востока, следовательно, из Парфянского царства. Оно было гораздо более свободным конгломератом, нежели его великий соперник — Римская империя. Как мы видели, Месопотамия и Анатолия насчитывали ряд более или менее независимых царств, народы которых считались «парфянами». То были государства-сателлиты, которые во время рождения Иисуса образовывали буфер между двумя империями. Самыми крупными из них, во всяком случае с точки зрения истории о волхвах, были Коммаген, Осроэн (княжество, в которое входили и Эдеса, и Харран) и Армения. Памятники Эдесы указывают на таинственное предание с египетским оттенком, когда-то существовавшее в регионе. Оно, как мы уже знаем, свидетельствует о связях между пирамидами, созвездием Ориона и тайным символизмом, заключенным в историях о Самсоне, Иове и пророках. Оно же позже перекликается с преданиями об Иоанне Крестителе.
В то время Коммаген имел собственную небесную религию, основанную на слиянии греческих, персидских и египетских идей. Антиох Епифан I учредил новый календарь, отталкиваясь от своего «официального» дня рождения. Он же построил шахту, сориентированную на запад, на то место на небе, через которое ежедневно проходит звезда Регул — «малый царь», известная также как сердце льва. Когда солнце максимально сближается с этой звездой, как это случилось тогда 29 июля, звезда Сириус впервые появляется на рассвете. Этот день был священным для египтян, поскольку означал начало их года. Отсюда вытекает, что Антиох последовал их примеру, когда решил заменить лунный календарь Коммагена на солнечный и звездный[96]. Очевидно, что новый праздник, который Антиох ассоциировал с королевской властью и рождением царей Коммагена, призван был стать началом официального года. Отсюда вытекает, что более поздние цари Коммагена, в том числе и его сын Антиох II, правивший Коммагеном в 7 году до н. э., должны были проявить немалый интерес к небесным явлениям, наблюдавшимся в это время года.
Так уж случилось, что 29 июля 7 года до н. э. — в начале нового года в Коммагене — все еще происходило максимальное сближение двух крупнейших планет солнечной системы — Юпителя и Сатурна. Оно должно было вызывать непреходящий интерес астрономов в Коммагене и, возможно, в других местах Ближнего Востока. Зная эти основные факты, мы можем восстановить сценарий.
Подыскивая правильную дату для дня рождения Иисуса, мы должны принять во внимание ряд вещей. Прежде всего, в Евангелии от Матфея, служащем нашим изначальным источником истории волхвов, утверждается, что во время рождения Иисуса в небе виднелась особенно яркая звезда, за которой смогли последовать мудрецы с Востока. Та звезда «остановилась отдохнуть» над местом рождения младенца. Если предположить, что речь не идет об НЛО или каком-то другом необычайном явлении, которое можно приравнять к звезде, то опознание этого тела становится относительно легким. Наиболее вероятным событием, вызвавшим подобный интерес среди волхвов, должно было быть это редкое соединение Юпитера и Сатурна в созвездии Рыб. Оно означало начало «Новой эры» — Рыб.
В Откровении ап. Иоанна Богослова Иисус Христос описывается как Лев:
«5 5 И один из старцев сказал мне: не плачь; вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил, и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее».
Такое описание подходит Иисусу, если он родился под знаком Льва, а не под знаком Козерога, как было бы, если бы он родился 25 декабря. Как мы уже видели, празднование дня Рождества было более поздним изобретением церкви, когда она поглотила римские культы Митры и Солнца Непобедимого. Прежде зимой праздновалось Крещение Иисуса, отмечавшееся 6 января. Матфей и другие посвященные христиане понимали, что Иисус был Мессией Новой эры и что его символический, если и не действительный, день рождения должен был совпадать с днем рождения царя Гора. Такой датой, отвечающей всем критериям, является 29 июля 7 года до н. э.
В Древнем Египте самым важным днем в году был символический день рождения Гора во время солнечного восхода Сириуса. (Перед самым рассветом Сириус восходит и видим несколько минут до восхода солнца.) В этот день солнце должно было взойти в соединении с Регулом — красной звездой-гигантом в созвездии Льва, получившей название «малого царя». У египтян красный свет зари символизировал кровь богини Исиды, отходившую при рождении ее сына. Бледный свет души Исиды — Сириуса — самой яркой звезды на небе, быстро затмевается Солнцем — ее сыном. Следовательно, солнце — символический «сын» Сириуса. После своего рождения он становится Ра-Характе — соколом богом-сыном, который почитался в Гелиополисе и символический знак которого изображен наверху обелиска XII династии. Если следовать магическому изречению: «Как наверху, так и внизу», то ежегодное возрождение Солнца представляет рождение царей Горов.
Солнечный восход Сириуса был началом носящего его имя года, и этот «Новый год» — как мы уже видели — был принят Антиохом из Коммагена как официальный день рождения самого себя и своего отца. Однако 29 июля 7 года до н. э. две планеты — Юпитер и Сатурн — должны «соединиться», образуя одну яркую звезду. Поскольку это был официальный царский день рождения в Коммагене (и, возможно, в некоторых других малых царствах Месопотамии), такие предзнаменования должны были представлять большой интерес для волхвов, настолько, быть может, большой, чтобы побудить их послать поисковые партии на поиски божественно рожденного младенца.
Как видно в мемориале Антиоха, цари Коммагена считали себя опекаемыми великим небесным Львом и определенными планетами — особенно Юпитером. Их царский культ был тесно связан с зороастризмом, а Юпитер они воспринимали как воплощение персидского высокого божества Охрмазда. Они также знали предсказание о том, что у персидского пророка Зороастра родится посмертный сын. Видя соединение Юпитера и Сатурна на небе именно в день рождения своих царей, астрологи, естественно, должны были посчитать это предзнаменованием рождения возможного Мессии. Зная, что в их собственном монаршем доме не ожидалось такого рождества, астрологи Коммагена, естественно, должны были посоветоваться с эдесийскими и армянскими коллегами. Монарший дом Эдесы также был связан со Львом, ибо его основателя звали «Ария», а это имя означало «лев» и на древнееврейском, и на арамейском. Узнав, что и в тех царствах не ожидалось рождения важного лица, они задавались вопросом, где еще оно могло иметь место. В Эдесе имелась большая еврейская община, и было бы удивительно, если бы царь Абгар не знал, что монаршим домом в Иудее также правит Лев и что евреи ожидали Мессию. Таким образом «мудрецы» — вероятно, не сами цари — были посланы из Эдесы, Армении и Коммагена на розыски.
Прибыв в Иерусалим, они, естественно, проконсультировались с двором Ирода. Их наверняка приняли любезно, в соответствии с их рангом, но информировали, что в ближайшие дни не ожидалось рождения монаршего отпрыска. Посоветовавшись со жрецами и старейшинами Храма, они должны были узнать о существовании старого пророчества о предстоящем рождении в городе Вифлеем Мессии — потомка дома Давида. В отличие от Иерусалима, расположенного в землях, когда-то принадлежавших израильскому племени Вениамина, Вифлеем находился в провинции Иуды. Колено Иуды было львиным племенем Израиля, Вифлеем должен был быть львиным городом и астрологически подходящим местом рождения царя, опекаемого Львом. Волхвы должны были проверить это пророчество. Поэтому они поспешили в Вифлеем, находившийся всего в пяти милях, дабы убедиться в истинности пророчества. Их караван мог прибыть в Вифлеем на рассвете, и соединение Юпитера и Сатурна в яркую звезду вело их на пути к югу от Иерусалима. Хотя все остальные звезды к тому времени исчезли из виду, эта «звезда» оставалась видимой, повиснув над хлевом, в котором родился Иисус. Радуясь выполнению своей миссии, мудрецы слезли со своих верблюдов и достали из седельных сумок свои подарки для младенца: золото, ладан и смирну. Они вошли и засвидетельствовали свое почтение новому Мессии, став перед ним на колени и преподнеся ему свои дары. Затем, обменявшись любезностями с его родителями, и, вероятно, пообещав любую помощь со своей стороны в его воспитании, они разбили лагерь на соседнем поле. Ночью ангел предупредил их, чтобы они возвращались к Ироду, поэтому они вернулись в Эдесу другим путем, отправившись, возможно, сначала в Египет, дабы встретиться с. друзьями и совершить какие-то сделки.
Подобный сценарий а ля Далай-лама[97] и был, вероятно, историческим событием, на котором построил свое повествование Матфей. Однако в легенде о волхвах следует видеть нечто большее. Библия писалась на многих и различных уровнях, и совершенно очевидно, что, как и все остальное в его Евангелии, Матфей включил эту историю с определенной целью. Она должна была быть понятной хоть кому-нибудь из читателей, из тех, «у кого есть уши, чтобы слышать», и кому было адресовано Евангелие. Они бы поняли появление волхвов в Рождество совершенно в ином ключе — как весьма сжатое описание судьбы Иисуса.
Матфей, может быть, и не был сборщиком налогов, хоть и назван «мытарем» в Библии царя Иакова. Но точно был христианским гностиком. Вероятно, он был жителем Антиохии или Александрии и определенно разбирался в языческих культах региона. Его Евангелие было призвано обращать людей в новую веру, и поэтому он старался показать ее насущность. Он вроде бы понимал взаимосвязь древних таинств и христианства и хотел подчеркнуть ее для посвященных. Так, в новом христианском обществе Иосиф, Мария и Иисус призваны были заменить изначальную египетскую троицу — Осириса, Исиду и Гора. Рождение Иисуса символически явилось тем же, что и рождение на земле нового «Гора-царя»: он — провозвестник Новой эры, сменяющей старую, сработавшуюся религию Египта, и должен восприниматься как таковой. Христианские иконописцы, отталкиваясь от рамочной истории, зафиксированной в Евангелии от Матфея, зафиксировали детали гороскопа Иисуса. В самом деле, они взяли эту историю и превратили ее в изначальную картину Рождества, «легоминизм» настолько удачный, что он не был предан забвению и два тысячелетия спустя. Они поступили таким образом, чтобы он не был забыт или подвергнут цензуре, что церковные власти непременно сделали бы, сообрази они, что они натворили. Понимая это, мы в состоянии проанализировать традиционную сцену Рождества и увидеть в ней более глубокий смысл, нежели воспринятый этими посвященными христианскими иконописцами.
Как мы уже видели, у Марии и Иосифа есть звездные аналоги; в макрокосмическом смысле они представлены соответственно звездой Сириус и созвездием Орион. Однако символизм здесь имеет гораздо более широкий смысл. По преданию, Иисус родился в хлеве — месте для животных. Это явно символизирует зодиак — «животную» тропу солнца, прокладывающего себе путь по небу[98]. При рождении присутствуют, кроме Марии и Иосифа, два символических животных, пользующихся тем же «хлевом», то есть видимой частью зодиака: вол (Телец) и овца или баран (Овен). Присутствуют и три пастуха. Я полагаю, что ими являются три главные звезды, «указывающие путь» — Капелла, очень яркая желтая звезда в созвездии Возничий; Кастор и Поллукс — Близнецы. Древние наблюдали за всеми этими звездами и определяли по ним время. Они восходят перед Львом и в каком-то смысле выступают его проводниками. Примечательно, что все они находятся выше линии эклиптики в более северной части неба, нежели Орион и Большой Пес (Иосиф и Мария). Таков, должно быть, смысл указания на нахождение пастухов «в горах», то есть к северу от события, откуда их призывают ангелы.
В традиционной сцене Младенец Иисус лежит в «яслях» — в том месте, где животные получают корм. Слово же «Вифлеем» означает «Дом хлеба», и город этот находился в традиционных владениях племени Иуды. Каждое из древних племен Израиля было приписано к тому или иному из двенадцати знаков зодиака. Иудино колено было львиным племенем, и их «дом», соответственно, находился под покровительством Льва. Таким образом, «Иисус в яслях» означает, что он находится в Вифлееме, следовательно, в знаке Льва. Это символизируется восходом (рождением) солнца в знаке Льва.
Другая яркая звезда — Порцион находится посредине между Марией и Младенцем Иисусом (Солнце в сближении с Регулом). Процион восходит чуть раньше Сириуса и после Ориона. Тем самым он ближе к Марии, чем Иосиф во время «родов». Примечательно, что Процион — это созвездие Малого Пса, связанное с Большим Псом как его меньшая или более молодая версия. Если Большой Пес представляет Марию, тогда это созвездие должно быть девушкой. По всем этим соображениям я считаю, что Процион представляет собой «повивальную бабку», которая, судя по некоторым преданиям, была дочерью хозяина постоялого двора.
На рассвете видны только очень яркие звезды, и здесь упомянуты все они в данной части неба. Теперь остаются только планеты. Согласно магической философии, планеты являются богами нижних небес (то есть солнечной системы). Каждая из них покровительствует одной из «хрустальных сфер», окружающих землю. Считалось, что при рождении душа получает «дары» от тех планет, которые присутствовали при родах. Характер таких даров, как полагали, определяет как способности, так и участь человека на всю предстоящую ему жизнь на земле. Поэтому было очень важно знать планеты, наблюдавшие за твоим рождением, то есть те, которые находились над горизонтом при твоем рождении, ибо они явятся богами, которые окажут сильнейшее влияние на новорожденного.
Если предположить, что Иисус родился 29 июля 7 года до н. э., на небе были видимыми три планеты: Юпитер и Сатурн в таком сближении, что они должны были выглядеть одной, очень яркой звездой, и Меркурий, который был видим незадолго до зари как утренняя звезда. Как Сириус представляет Марию, а Орион — Иосифа, так эти три планеты явно являются астральными аналогами трех царей или волхвов из более позднего предания. Их дары — золото, ладан и смирна[99] — символизируют соответственно богатство, духовную мудрость и долгожительство. Таковы дары, свойственные трем рассматриваемым планетам. Золото — Юпитеру, смирна — Сатурну и ладан — Меркурию.
Во многих изображениях «Поклонения волхвов» два царя спокойно стоят, ожидая очереди засвидетельствовать свое почтение новому Спасителю, а третий преклоняет колени перед младенцем и целует его ножку. Первые два явно являются Сатурном и Юпитером в соединении, а третий должен быть Меркурием. На греческом эта планета называлась «Гермес» и ассоциировалась с египетским богом Тотом, известным также как Гермес Трисмегист: «Трижды славный Гермес». Хоть нам и привычнее видеть в Меркурии юного посланца богов, в образе древнего пророка Гермеса Трисмегиста его обычно описывают престарелым и почитаемым. Так, в изображениях Рождества его обычно изображают старшим из трех.
Из всего вышесказанного со всей очевидностью вытекает, что вся картина неба при рождении Иисуса почти во всех своих подробностях в бесчисленных живописных и скульптурных изображениях представлена довольно легкомысленно. К сожалению, по календарным и политическим соображениям день рождения Иисуса был перенесен церковью на 25 декабря. Этот праздник изначально был связан с днем рождения римского и персидского бога солнца Сола-Митры. На заре церкви зимой — а именно 6 января — праздновалось Богоявление. Этот праздник, однако, не имел ничего общего с рождением Иисуса и скорее был связан с его крещением Иоанном. В IV веке церковь превратила его в день рождения Иисуса, вероятно, потому, что крещение подразумевало, что Иисус нуждался в посвящении Иоанном прежде, чем предпринять свое пастырство. Церковная доктрина стала утверждать, что, будучи Богом-Сыном и вторым лицом в Троице, он с самого рождения был всеведущим и всемогущим. Идея, что сам Иисус прошел через ряд посвящений до того, как обрел все свои способности, не устраивала священнослужителей, уже забывших, если и знавших когда-либо, каковыми были эти способности. Изменение даты, с другой стороны, устраивало некоторых язычников Александрии, облегчая их обращение. Они привыкли праздновать рождение Зона (в данном случае нового года) у богини-Девственницы Коры именно 6 января. Они могли принять Иисуса за Зона и Марию за Кору, не меняя дату своего главного праздника. Еще позже и, вероятно, по весьма схожим же соображениям Рождество было перенесено назад, на 25 декабря, день рождения бога солнца, а 6 января стало праздником волхвов.
Выбор дня, близкого к зимнему солнцестоянию, для Рождества Христова был по-своему логичным и совпадал с римским календарем. Это означало, что Благовещение — день, когда Приснодева забеременела за девять месяцев до Рождества, — могло праздноваться 25 марта. Согласно же Евангелию от Луки, дата зачатия Иисуса отстоит на шесть месяцев от даты зачатия Иоанна Крестителя. Соответственно день рождения Иоанна также удобно было праздновать 24 июня — в Иванов день. Хотя, в соответствии с Библией, именно Гавриил явился отцу Иоанна — Захарии, чтобы объявить ему, что его жена Елисавета забеременела, это менее важное «Благовещение» выпадает на 29 сентября — день другого архангела — Св. Михаила. Церковь получила праздники, совпадающие с ее учением о четырех основополагающих днях в году: зимой, весной, летом и осенью.
В догматах церкви звездная религия, соединявшая Орион, Льва и Сириус с рождением Иисуса, была замаскирована и видоизменена таким образом, чтобы не вызвать неверия. Церковный календарь фиксированных праздников основывался теперь на четырех днях, начинающих кварталы года: Рождество — 25 декабря, Благовещение — 25 марта, рождение Иоанна Крестителя — 24 июня и Михайлов день — 29 сентября. В средние века Благовещение было началом официального года, а Михайлов день — началом осеннего триместра. Мне представлялось поначалу загадочным, почему эти важные праздники не отмечались точно в дни равноденствия, а несколько дней спустя, и я стал присматриваться к соответствующей астрологии.
Суммируя, скажем: четыре начинающих кварталы дня касаются двух «кузенов» — Иисуса и Иоанна Крестителя и двух архангелов — Михаила и Гавриила. Празднование благовещения, которое отмечалось в римском календаре по меньшей мере с VII века, посвящено тому эпизоду, когда Гавриил сообщил Марии о желании Отца, чтобы она, оставаясь девственницей, стала матерью Мессии. С памятной фразой: «Пусть это будет сделано со мной согласно твоим словам», она согласилась со своим предназначением и была оплодотворена семенем Бога. Девять месяцев спустя, то есть в день Рождества, она родила Иисуса в хлеве Вифлеема. Так соответствуют друг другу оба праздника — Благовещение и Рождество, составляя и теологически, и биологически значимую пару. То же самое — хоть это и не столь важно в глазах Церкви — происходит и в случае Иоанна. Он родился 24 июня, следовательно, его зачатие должно было иметь место девятью месяцами ранее и связано с Михайловым днем. В Библии же эта история полнее рассказана в Евангелии от Луки, нежели в Евангелии от Матфея, и именно Гавриил здесь является отцу Иоанна — Захарии и объявляет ему, что его уже пожилая жена родит сына.
Итак, смысл в том, что тот же самый архангел, но в разное время года, выступает посланцем, являющимся к Марии и Елисавете — матери Иоанна. Обе женщины забеременели по воле Бога, хотя, в отличие от Марии, Елисавета — жена, а не девственница, и можно предположить, что ее оплодотворило семя ее мужа Захарии. Тем не менее Иоанн «…Духа Святаго исполнится еще от чрева матери своей»[100]. Если он и родится не столь чудесным образом, как его «Богом осемененный» кузен Иисус, все равно его рождение является весьма впечатляющим, принимая во внимание, что прежде его мать была бесплодной и уже достигла престарелого возраста. В определенном смысле Иисус и Иоанн являются божественными близнецами или кузенами, зачатие и рождение которых зеркально отражает друг друга, о чем объявляет один и тот же архангел. Детали Евангелия от Луки, в которых сообщается, что Гавриил является Елисавете за целых шесть месяцев до своей встречи с Марией, подразумевают важность этого различия в сезонах.
Так кто же такой Гавриил и что он символизирует? В христианской иконографии он — или, быть может, она — изображается в традиционной манере в образе красивого крылатого существа. Талисман, который он передает Деве Марии как знак ее божественного призвания, представляет собой белую лилию, символизирующую непорочность. И все же лилия эта имеет более глубокое значение, чем просто символ девственности. Это было понято и раньше и заложено в центре европейского мистицизма в средние века, особенно во Франции, где культ Приснодевы достиг своего апофеоза.
Я вновь обратился к программе Скайглоуб, и вновь меня ожидал сюрприз. Выведя дату около 1150 года и настроив ее на Париж, я вскоре обнаружил, что наиболее заметным созвездием и в день Благовещения, и в Михайлов день была — что, наверное, и неудивительно — Дева. 25 марта Дева должна была взойти при заходе солнца. В тот самый момент, когда самая яркая и крупная звезда созвездия Спика всходила над горизонтом, солнце опускалось на западе. Смена даты на 29 сентября также оказалась значимой, ибо в этот день солнце восходило фактически соединенным со Спикой. Таким образом обе даты, отмечаемые как дни зачатия соответственно Марии и Елисаветы по Благовещению архангела Гавриила, были связаны с созвездием Девы.
И все же, с астрологической точки зрения, что-то было не так в этой расстановке, какой бы аккуратной она ни казалась. Восход Спики, соединенной с Солнцем на заре, был явно более мощным символом Благовещения. А раз так, он должен был быть связан с Иисусом как Мессией, а не с Иоанном — пророком, идущим впереди. Иными словами, так как церковь ошибочно передвинула день рождения с лета, когда солнце максимально сближалось с Регулом, на зимнее солнцестояние, символизм Благовещения был поставлен с ног на голову. Поняв это, я решил поглубже вникнуть в вопрос и посмотреть, какие параллели могут быть проведены между христианским праздником Благовещения и более древним его египетским аналогом — «осеменением» Исилы.
В «Тайне Ориона»[101] мы с Робертом Бьювэлом представили доказательства того, что южная шахта покоя царицы в Великой пирамиде была сориентирована таким образом, что во время строительства пирамиды она «смотрела» на Сириус, в тот момент, когда он пересекал южный меридиан. Это, предположили мы, было связано с особым ритуалом, который, по нашему мнению, когда-то проводился в покое царицы, а Сириус — звезда Исиды была символически оплодотворена, когда на рассвете она оказывалась на одной линии с шахтой. Поскольку речь шла об очевидном египетском аналоге праздника благовещения, я решил посмотреть, когда это случалось в Каире до предполагаемого Рождества Христова 29 июля 7 года до н. э. К моему удивлению, истинный день, в который Сириус должен был выстроиться на рассвете в одну линию с южным меридианом, выпал на ту дату, когда Солнце восходило в максимальном сближении со Спикой — 22 сентября 8 года до н. э.
Поскольку это явно не было случайным, я решил вникнуть в символизм созвездия Девы и посмотреть, кто или что стояло за ним в египетские времена и какую связь это могло иметь, если имело, с Девой Марией или архангелом Гавриилом. Из книги «Астрея» Фрэнсис Йейтс я узнал, что созвездие Девы является латинизацией Астреи — Девы «золотого» века. Йейтс разрабатывает историю, рассказанную Овидием в «Метаморфозах»:
«В первой книге Овидия «Метаморфозы» приводится известное описание четырех эр. В той первой, золотой эре при покровительстве Сатурна люди находили пищу без труда в вечно длившейся весне, все люди были добродетельными по природе своей, и царил вселенский мир. После золотой эры Сатурна наступила серебряная эра Юпитера, когда вечная весна уступила место сезонам, люди впервые переносят крайности жары и холода и начинают заниматься пахотой. Третья, бронзовая эра была суровее первых двух, но еще не была нечестивой. И, наконец, наступила железная эра, когда зло было выпущено на свободу. Скромность, правда и вера оставили землю; люди алчно паслись на земле ради наживы и проникали в ее недра в поиске металлов. Наступила война, размахивая мечом в окровавленных руках. Благочестие лежало поверженным, и последняя из бессмертных — Дева Астрея покидает пропитанную кровью землю».
Вера в более раннюю золотую эру изобилия универсальна. В Египте она характеризовалась полумифическим царствованием бога-царя Осириса и его жены Исиды, вместе установивших цивилизацию. Одним из главных столпов общества, по крайней мере, в той степени, в которой мы можем судить на таком удалении во времени, была сильная жара в правление закона. Египтяне характеризовали абстрактное качество истины и справедливости фигурой богини, которую они называли Маат. Ее символом было страусиное перо, и цари Египта носили два таких пера в так называемой короне «Атеф» Осириса. Поддержание правления закона было основной обязанностью фараона, так как он старался соперничать с Гором, который восстановил порядок в Египте после убийства его отца узурпатором Сетом. Маат как истина была принципом, в соответствии с которым, как надеялись египтяне, их будут судить после смерти. Этот суд символизировался церемонией «взвешивания сердца», которая изображена на бесчисленных папирусах вроде «Кукушки-секретаря»[102]. Во время этой церемонии — которая, думается мне, проводилась в покое царя в Великой пирамиде, — сердце умершего (символизируемое небольшим кувшинчиком, в который его помещают, когда мумифицируют тело) взвешивается на весах, на второй тарелке которых лежит Маат — перо истины. В зависимости от результатов этой пробы, душа умершего либо может покинуть землю и присоединиться к Осирису в небесном мире, либо пожирается чудовищем с телом льва и головой крокодила, притаившимся рядом с весами. В покое царя имеется сориентированная на юг шахта, которая во время строительства пирамиды (ок. 2450 г. до н. э.) указывала прямо на апогей звезды Алнитак в поясе Ориона. Вторая шахта, берущая начало в противоположной стене, была направлена прямо на Полярную звезду — альфу созвездия Дракона. Если двор Осириса ассоциируется с Орионом, который представляет собой небо, то Полярная звезда символизируется крокодилоголовой богиней Туарт. Ее всегда изображали на сносях и связывали с родами. Отсюда вытекает, что выбрасывание души через одну из двух шахт обозначает альтернативные результаты суда. В одном случае душа присоединяется к Осирису в раю, в другом ее должна пожрать Туарт, дабы она возродилась на Земле.
Маат, часто изображаемая стоящей рядом с весами (Весы в нашем зодиаке), представлена на небе созвездием Девы. В египетской мифологии ее часто считали супругой Тота — бога науки и письма, которого греки называли Гермесом Трисмегистом. Именно он записывает результаты суда в своей «Книге жизни» и выступает в деле в качестве судьи и присяжных. И бог, и богиня вроде бы играли свои роли в определении участи душ, в особенности их воплощения на Земле[103].
Но вернемся к Фрэнсис Йейтс и ее описанию латинской Девы. Она пишет:
«Овидий пользуется греческими источниками. Предание о золотом веке, на который намекает Гесиод, было расширено греческим астрономом и поэтом Аратосом, писавшим о созвездии Девы — шестом знаке Зодиака. Аратос объясняет: когда девица Юстиция оставила мир в железном веке, то поселилась на небесах как созвездие Девы; фигура справедливой девы теперь светит в небе, держа в руке пшеничный колос. Атрибут пшеничного колоса повторяется переводчиками на латынь и подражателями Аратоса, и созвездие традиционно изображается в виде крылатой женщины с пшеничным колосом. Колоски отмечают позицию Спики — особенно яркой звезды в этом созвездии».
В изначальной египетской версии Юстиции или Девы в образе Маат Спика, вероятно, была либо пером справедливости, либо цветком лотоса[104]. Также очевидна ассоциация лотоса с рождением Гора, как воплощения Солнечного Логоса. Согласно Рандлу Кларку:
«…Египтяне иногда символизировали появление великого Духа Жизни из вод в виде лотоса — водяной лилии, поднимающейся и раскрывающей свои цветы, лепестки, которых отклонялись назад и обнажали встающего Бога Света и Движения… Порой цветок обнажал младенца — утреннее солнце».
Из этого описания вытекает, что дитя лотоса изображает душу Гора, сына Солнца. Это видно на «Папирусе Ани», где лотосы поднимаются из пруда и из открытого центрального цвета высовывается голова[105]. Вполне вероятно, что символ Гора в лилии связан с его тайным рождением у Исиды среди лилий и папируса в Нижнем Египте.
Из всех этих соображений мне стало ясно, что в астральном плане архангел Гавриил представляет Юстицию — созвездие Девы. Благовещение Деве Марии было ниспослано — по крайней мере символически — 22 сентября 8 года до н. э. Явился ли ей ангел или нет — не имеет значения в том, что касается астрального символизма. В тот день, когда Сириус на рассвете достиг меридиана, солнце соединилось со Спикой. Ангел (Дева) символически предлагает массу лилий с сидящей среди них душой будущего Гора-царя. Мария, символизируемая Сириусом в апогее своего цикла, принимает «семя» или, скорее, душу в свое чрево. Таким образом Иисус, воплощенный в человека, покидает клумбу лотосов на небе, то есть месо, где душа отдыхает междувоплощениями, и является во временные рамки земли и пространства. Делая это, он должен — как и все остальные воплощающиеся души — принять определенную участь и предназначение. Все это заложено в Благовещении, хоть и не проявляется до его рождения, опять-таки символизируемого, если не действительного, примерно десять месяцев спустя, 29 июля.
Таким образом, надлежащая привязка Благовещения к 22 сентября добавляет достоверности привязке реального дня рождения Христа к Лету, а не к зиме. Тем временем его кузен Иоанн, которого в его космической роли дикого пророка символизирует Орион, должен был в действительности, оаз он на шесть месяцев старше Иисуса, родиться тогда, когда солнце находилось в созвездии Водолея. Что более могло подойти человеку, призванному стать Крестителем?
Оставив в стороне квартальные даты церковного календаря, основанного во всяком случае не на адекватном астрологическом понимании символов, которое они должны выражать, а скорее на римских праздниках Митры/ Солнца Непобедимого, я смог понять, что христианство в действительности напрямую связано с древними таинствами Египта. Чего я не сообразил, однако, так это того, что гороскоп Иисуса содержит нечто большее в связи с историей волхвов и обнаруживает, как тесно они связаны с его астральным предназначением.
Церковь отказалась от идеи совпадения дня рождения Иисуса с днем солнечного восхода Сириуса в 7 году до н. э. в качестве символического возрождения солнца зимой. День рождения в июле показал бы со всей очевидностью связь христианства с изначальным египетским культом Осириса, ибо это было началом года Сириуса и на протяжении тысячелетий основой Египетского календаря. Лишь в 245 году «отец церкви» Ориген, родившийся в Александрии и, будучи епископом, общавшийся с императором Северием Александром, открыто осудил празднование рождения Иисуса, «как если бы он был фараоном». Он бы не сказал такого, если бы в Египте даже его времени не понимали, что истинное рождение Иисуса соответствовало началу египетского Нового года и официальному дню рождения Гора. К сожалению, с утратой реального дня рождения Иисуса и знания того, что он был рожден под знаком Льва, были затемнены некоторые библейские пророчества вроде содержащегося в Откровении (5:5), где один из старцев говорит: «…не плачь; лев от колена Иудина, корень Давидов, победил, и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее». Лев племени Иуды должен был родиться под созвездием Льва, и им явно является Иисус. Снимаемые им семь печатей символизируют семь планет, которые запечатывают хрустальные сферы и, следовательно, удерживают души на Земле. Этот догмат нельзя понять без ссылки на гермесову традицию и знания астрологии, определившей рождение Иисуса.
Есть и более глубокий смысл в дарах волхвов, который становится очевидным не сразу. Согласно гермесовой философии, в которой явно неплохо разбирался Матфей, семь планет[106] были царями или правителями нижних небес. Из-за своего отхода от истинной веры Человек был поставлен под их господство, означавшее, что он втянут в циклы перевоплощения. Считалось, что каждая планета, особенно планеты, находившиеся над горизонтом при рождении человека, передавала что-то из своего характера воплощающейся душе. Однако эти дары могли быть благословением или проклятием в зависимости от того, использовались они из чисто эгоистических побуждений или нет.
В астрологическом плане дары трех царей вполне могли символизировать особые таланты, дарованные Иисусу при рождении планетарными покровителями. Примечательно, что сразу же после того, как его крестил Иоанн, дьявол трижды подвергает его искушению, пока он постится в пустыне. В данном случае дьявол явно представляет низкую сторону его собственной натуры или темную сторону, которая в отличие от его вечного духа обусловлена астральными условиями его рождения. Эти три искушения представляются связанными с неправильным использованием каждого из трех даров царей. Сначала он испытывает искушение обратить камни в хлебы, то есть осуществить волшебное превращение материи. Это означало бы злоупотребить своей пастырской способностью, подаренной ему планетой магии Меркурием. Затем его посещает искушение броситься вниз с высокого места, поскольку он твердо верит, что ангелы предотвратят его падение. Так он злоупотребил бы подаренной Сатурном способностью сохранять жизнь. И, наконец, он впадает в искушение стать царем мира — злоупотребление дарами Юпитера, планеты, покровительствующей монаршей власти. Иисус справляется со всеми тремя искушениями и тем самым показывает, что его предназначение стать выше планетарных богов, символизируемых тремя царями. Примечательно отсутствие при его рождении таких планет, как Венера, Марс и Луна. Поэтому мы и не узнаем о том, что он подвергается искушению похотью (Венера), жестокостью (Марс) или леностью (Луна). Дьявол, или семиголовый планетарный логос, удерживающий души людей в материальном мире, может искушать их только в соответствии с характером их участи.
Позже, во время своего пастырства, Иисус использовал свои дарования ради блага других. Так, свойственными Меркурию способностями он пользуется для превращения воды в вино и умножения хлебов и рыб, но не для себя, а для других. Дар Сатурна он применяет для исцеления больных и воскрешения умерших. Свои деньги и положение, дарованные ему Юпитером, он отдает и становится бродячим нищим. Таким образом, Евангелие от Матфея показывает, как следует вести себя современному последователю Гермеса — со смирением, милосердием и честью. Иными словами, показывает полную противоположность книжникам и фарисеям, считавшимися мудрецами того времени, но попадавшими в ловушки дьявола, тратившими время на ученые, но бесплодные диалоги и ставившими себя выше соседей. Их обвиняет в лицемерии, в том, что они забрали и спрятали ключи от неба (от гермесовой мудрости, передаваемой вниз через Авраама, Моисея и пророков):
«23 13Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете…
23Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять. 24Вожди слепые, сцеживающие комара, а верблюда поглощающие!»[107]
В конце своего жизненного пути, исполнив свою пастырскую миссию, Иисус возвращает дары «богов» — царей астральных сфер. На суде он отказывается защищаться с помощью будь то мудрых слов или волшебных трюков. Иными словами, он отказывается от дара Меркурия. Не пытается он и купить свою свободу, а вполне мог сделать это, используя свои связи. Это отказ от дара Юпитера. В-третьих, умирая на кресте, он отказывается от обещанной ему долгой жизни. Поступив так, он возвращает дар Сатурна. Таким образом, он отдает обратно трюм царям менее ценные дары, предпочитая освободиться от пут земного существования.
Нужно, разумеется, иметь в виду и его четвертый отказ — от царствования в Иудее. Это был дар самого бога солнца Аполлона-Гелиоса, символизированный его рождением при соединении солнца с Регулом. Более того, Иисус позволяет издеваться над собой — на него надевают терновый венец и ему вручают камышовый скипетр. И тем не менее его распинают на кресте (по приказу Пилата) с прибитой дощечкой, на которой написано: «Иисус Христос, царь иудейский». В символическом и всех остальных отношениях Иисус отказывается от всех искушений планетарного мира. Косвенно это свидетельствует, что его гностицизм — это вершина: он сумел вырваться из хрустальных сфер и — как того пожелали бы все герметические философы — занять место по правую руку Бога-Отца, трон которого установлен вне нашей мелкой солнечной системы с ее малыми царями-планетами.
Если вооружиться таким толкованием и осознать, что истинное Рождество имело место 29 июля 7 года до н. э., тогда история волхвов становится одним из главных ключей к пониманию всего остального текста Евангелия от Матфея. Как любой другой, человек Иисус родился с некой астрологической судьбой. Однако он не покоряется ей, а выполняет свое высшее предназначение, которое подразумевает и мучительную смерть на кресте. Это было предсказано в начале Библии, и на последнем дыхании он возвращается к ней:
«27 46…а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! Лама савахфани? То есть: Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил? 47Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он. 48И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить; 49а другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его. 50Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух»[108].
Очевидно, что среди «стоящих там» не было книжников и фарисеев, иначе они узнали бы ссылку на 21 псалом:
«2Боже Мой! Боже Мой! /внемли мне/ для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего…
7Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе. 8Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою: 9он уповал на Господа; пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему»…
15Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. 16Сила моя иссохла, как черенок; язык мой прильнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной. 17Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. 18Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище; 19делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий».[109]
Читая этот Псалом Давида и сравнивая его с описанной Матфеем сценой Распятия, очень трудно не заметить содержащегося в нем предсказания событий на Голгофе вплоть до пронзенных рук и ног и до солдат, бросающих жребий насчет одежды Иисуса. Как таковое, он проливает яркий свет на характер предназначения — как противоположности судьбы. Часто кажется, что вся суть истории, утраченная церковью, не желающей признать человечность Иисуса-человека, состоит в том, что он не должен был проходить через все это. Он мог принять дары мудрецов за то, чем они были, прожить безмятежную и спокойную жизнь и со временем умереть достойно. Распятие представляется отказом от такого выбора в пользу более сурового пути, который станет выполнением пророчеств об умирающем Спасителе и откроет проход через хрустальные сферы. Таково глубокое и суровое послание нам; если мы пожелаем стать последователями Христа, тогда недостаточно боготворить его. Мы тоже должны смотреть в лицо нашему предназначению и при необходимости оставить нашу более безмятежную, но обязательно ограниченную судьбу.