Не только жители Среднего Востока были очарованы созвездием Ориона и связывали его со своей мифологией. Легенды большинства цивилизаций и обществ, в том числе и европейских, уходят корнями в звездные мифы. Воздействие астрономии на мифологию было хорошо раскрыто профессорами Жоржио де Сантиллана и Гертой фон Дехенд в их классическом труде «Фабрика Гамлета», где они прослеживают происхождение содержащихся в шекспировском «Гамлете» мифов вплоть до ледниковых периодов. Таким образом, они сумели вполне убедительно показать, что корни многих древних мифов следует искать в астрономических фактах и что многие странные детали подобных историй могут быть поняты лишь в этом контексте. Будучи столь крупным и ярким созвездием, Орион появляется под разными масками во всей мифологии, и его почти всегда можно узнать, удалив покрывало культурных слоев.
В греческом мифе об Орионе мы находим большее, нежели в древнееврейском, число проявлений египетского влияния. История его ослепления царем Хиоса перекликается с убийством Осириса Сетом, в то время как и Исида, и Эос — обе богини утренней зари — уговаривают бога солнца (Ра-Гелиоса) вернуть к жизни Осириса/Ориона. Главная миссия Ориона в греческих мифах заключается в освобождении островов от диких животных, что, хоть и выглядит по нынешним понятиям чем-то антиэкологичным, можно истолковать как обеспечение безопасности людей и, следовательно, помощь цивилизации. Схожим образом египтяне считали, что Осирис, даже не будучи охотником, был тем богом, который принес цивилизацию на их землю. Затем следует история, как Орион стал случайной жертвой Артемиды, также являвшейся греческим эквивалентом Исиды. Опять же в обоих случаях смерть Ориона/Осириса подстраивает брат Артемиды/Исиды, и после гибели его опять же в обоих случаях помещают на небе в виде знакомого нам созвездия. Греческий миф, естественно, значительно отличается от египетской истории Осириса, в том числе в характеристике Ориона как охотника за дикими зверями, а не как приносящего цивилизацию бога. Есть, однако, и другой аспект истории с «охотой», по сути означающий: если общество намерено стать цивилизованным, тогда приходится пожертвовать частью дикой природы. Это же понятие изначально лежало, должно быть, и в основании мифа о Самсоне. Отрезание его волос символизировало окультуривание его дикой натуры. В то же время охотник должен был проявить свою удаль в отлавливании и уничтожении диких зверей. Орион — охотник за дикими зверями, а Самсон убивает льва голыми руками. Мотив приручения зверей, похоже, изначально присутствовал в египетских ритуалах, окружавших празднества в честь быка Аписа, как и в более поздних греческих мифах о Тесее и Минотавре.
В этих ритуалах культа быка, когда-то широко распространенных по всему региону Средиземного моря и Среднего Востока, а также, разумеется, на Крите, принимали участие акробаты, рисковавшие жизнью, прыгая через рога нападавших быков. Во времена Рима культ быка обрел новую жизнь с привнесением митраизма из Ирана. Этот культ, хоть и принаряженный в иранскую мифологию и лексику, сегодня признается в основе своей греческим. Самая популярная икона культа Митры — так называемый «Митра Тауроктонус» — изображает бога, убивающего быка. Согласно известному мифологу Джозефу Кэмпбеллу, первая скульптура убивающего быка Митры была, возможно, изваяна скульптором из школы Пергама где-то в конце III века до н. э. Сотни копий этой скульптуры были найдены по всей Европе, а один экземпляр экспонируется в Британском музее. Символика статуи имеет главным образом астрологический характер. Фигура Митры, изваянная, как считается, по образу и подобию Александра Великого, изображает Ориона, а его жертва бык — нашего старого приятеля Тельца. Митра вонзает меч в сердце быка, и из раны текут зерна пшеницы, возможно, изображающие Млечный путь. Эту «кровь» слизывает собака, изображающая, без сомнения, Большого Пса. Чуть сзади и в глубине стоят божественные Близнецы, которые в действительности являются следующим за Тельцом созвездием в зодиаке. Снизу к яичкам быка подбирается скорпион — знак, противоположный Тельцу и «покровительствующий» этой части тела. Таким образом, перед нами предстает астрономическая картина: созвездия, восходящие на востоке при заходе солнца в день рождения Митры — 25 декабря.
Культ Митры пользовался большой популярностью среди римлян и являлся самым серьезным соперником христианства до того, как Константин объявил последнее государственной религией. Существуют, разумеется, серьезные различия, поскольку христианство учит, что Иисус Христос позволил принести себя в жертву на кресте во благо людей, в то время как Митра был охотником, выследившим и убившим небесного быка, дабы жило все живое. Имеются четкие философские толкования акта убийства быка и власти над чувственной страстью, но Митра прежде всего выступает тем, кто разбивает яйца, чтобы приготовить омлет, то есть добивается чего-то собственными усилиями. Дикий бык должен умереть, чтобы могла прийти цивилизация: только тогда можно будет собрать пшеницу, и человек с собакой смогут наесться. Культ Митры был распространен по всей Европе римскими легионами, у которых он пользовался особой популярностью, а Париж стал одним из его главных центров. И нет ничего случайного в том, что через четырнадцать столетий после падения Римской империи фригийский колпак Митры стал эмблемой санкюлотов в Великой французской революции. Как и всякие другие революционеры, они взирали на себя как на героев, призванных разрушить старый порядок с тем, чтобы на его место пришло что-то новенькое. Более очевидным пережитком культа Митры остается испанская коррида. Бой человека с быком взывает к самым примитивным инстинктам, но превыше всего восхваляет удаль тореадора, выступающего в роли Ориона-Охотника.
Видение созвездия великого охотника Ориона на небе пронизывает и мифологию Северной Европы. Миф развивается и видоизменяется со временем и в зависимости от места, но остаются теми же его основные элементы. Орион все тот же охотник и герой, обычно гигант. Он храбр, красив, силен, привлекателен для женщин и является чем-то вроде свободного духа. В «Фабрике Гамлета» де Сантиллана и фон Дехенд узнают Ориона в германском герое Эренделе, которого также называли Оренделом, Орвандиллом и т. п. Этот охотник боролся с гигантами и чудовищами, пережил разные другие приключения, вроде кораблекрушения, перед тем как добиться руки прекраснейшей из женщин — Брейды. В одной любопытной истории, приведенной в «Эдде», Тор описывает, как однажды перенес Орвандилла в корзине через ледяной поток Эливагар. К несчастью, один палец ноги Орвандилла высунулся из корзины и обморозился. Тор оторвал его и запустил в небо, где он превратился в яркую звезду, известную под названием «Палец Орвандилла». Совершенно ясно: ледяной поток Эливагар. можно принять за Млечный путь, а звезду-«палец» — за Сириус, расположенный действительно вблизи от «ноги» Ориона.
Имя Орендел (во многих его вариантах), согласно де Сантиллана и фон Дехенд, является производным от древнеисландского слова «ор», означающего «стрела», и суффикса «ендел»:
«Нам представляется решающей деривация от ор — стрелы, подсказанная Гриммом, а также Угландом, объяснившим значение имени «Орендел» как «поражающий стрелой» в противовес его деду Герентилу, использовавшему гер — копье».
В ряде старых источников де Сантиллана и фон Дехенд нашли ссылки на Млечный путь как на тропинку, следы какого-то зверя или лыжный след лесного человека. Как если бы охотник выслеживал дичь вдоль Млечного пути, и, по крайней мере, иногда ею оказывается олень:
«Но, будь это сын Бога, лесной человек или Медведь, он охотился за оленем-самцом на Млечном пути, разодрал его и разбросал его конечности по небу, направо и налево от белой тропы, и таким образом были разделены Большая Медведица и Орион».
В таком контексте Орион предстает в образе лучника, который, выследив свою добычу — оленя (предположительно, еще один вариант Тельца) на Млечном пути, натягивает тетиву своего лука и готовится пустить стрелу.
Орендел, конечно же, был известен англо-саксам в дохристианские времена, и так и хочется увидеть в нем изначального Херне (или Серне) — Охотника, рогатого бога языческого мифа. Можно узнать его в знакомой фигуре дорсетширского гиганта Серне Аббаса. Этот — вероятно, кельтский — монумент подчеркивает связь между Орионом и плодородием, ибо он представляет собой обнаженного гиганта с фаллосом в состоянии эрекции. Прообраз Херна, похоже, породил мифы о другом великом лучнике — Робин Гуде. Здесь прослеживается явно скандинавская связь, так как больше всего с его легендой ассоциировался тот регион Англии (Йоркшир, Ноттингемшир и Линкольншир), который когда-то был частью территорий, управляемых датскими законами, и в котором было много поселений викингов. В средние века охота была не досугом, а средством выживания. Навязывание норманнами новых лесных законов, ограничивавших права простых крестьян на охоту, вызвало возмущение народа. В регионе, где еще не забыли скандинавские легенды, местного героя вроде Робин Гуда вполне естественно могли путать с мифическим Орендалом.
Миф о Робин Гуде содержит все знакомые элементы, типичные для истории Ориона. Есть гигант, которым в данном случае выступает не сам Робин, а его сподвижник Малыш Джон; верная жена (девственница — служанка Марион (Исида-Эос); злой король Джон, желающий ему смерти (Сет-царь Хиоса); и, наконец, аббатисса Керклис, которая со временем привела его к гибели (Артемида-Далила-Саломея). В контексте Ориона особый интерес представляет легенда о смерти Робин Гуда. Малыш Джон доставляет его в монастырь Керклис, где вместо исцеления он умирает от потери крови по вине злой настоятельницы. Ослепнув от потери крови, Робин ухитряется с помощью Джона выпустить последнюю стрелу, падение которой отмечает место его захоронения. Ослепление и утрата силы по вине женщины вряд ли нуждаются в комментарии, а вот стрела может служить указанием на что-то еще. В «Фабрике Гамлета» де Сантиллана и фон Дехенд указывают, что во многих мифологиях мира Сириус часто оказывается мишенью, в которую нацелена стрела. Следовательно, последнюю стрелу Робин Гуда можно истолковать как отход его души, отпущенной к ярчайшей из звезд — пальцу Эрендила, или Сириусу.
Миф о божественном охотнике Орионе жив и в наши дни, хотя и принял неожиданный оборот. У древних римлян был бог Сатурн, которого позже они отождествили с греческим богом Хроносом. Он был изначальным Отцом Времени, «старцем дней» с длинной белой бородой, с песочными часами и серпом. Обычно его отождествляют с планетой Сатурн, период обращения которой вокруг солнца примерно в тридцать лет является самым долгим для видимых планет, но не нужно особого воображения, чтобы представить себе эту фигуру времени в качестве первоначального Ориона. Как мы уже видели, это созвездие восходит при заходе солнца в день Рождества, но следует заметить и то, что оно восходит на рассвете в летние месяцы, а когда оно восходит около полуночи, это означает наступление осени. Орион все еще отличает сезоны и дает ощущение времени.
Под влиянием христианства культ Ориона сменяется странным мифом, сочетающим элементы охотника и Отца времени. Речь, конечно же, идет о рождественском деде, или Санта-Клаусе. Отбросив в сторону христианское почитание Св. Николая и его предполагаемую щедрость, мы разглядим фигуру Отца времени, объявляющего о приходе Нового года. Но рождественский дед является также и скандинавским «Орионом», приносящим домой еду и подарки (быть может, изначально добычу от набегов викингов) жене и детям. Однако, в отличие от Робин Гуда, он уже не охотится на оленя на тропе Млечного пути, а приручил диких животных и использует их силу для путешествия на санях. Глядя на небо после захода солнца в день Рождества, мы видим его, скользящим над печными трубами в санях, в которые запряжен его любимый северный олень Рудольф. «Красный нос» последнего — нечто иное, как наш старый приятель Альдебаран — великий красный гигант из созвездия Гиады, который мы называем глазом Быка.
Восход и заход созвездия Ориона и его ближайшего соседа и ярчайшей звезды на небе Сириуса стоят, похоже, за многими из наиболее устойчивых мифов мира. Стремление стать одной из его звезд совершенно недвусмысленно выражено в «Пирамидных текстах» и представляется главной причиной строительства пирамид. Но и другие стремились к тем же звездам, что и выражено весьма живо в легенде о последней стреле Робин Гуда. История Ориона является в каком-то смысле историей всякого и каждого, стремящегося слиться с природой, прийти к согласию со своей жизнью на земле, со своим неведением относительно пункта назначения после смерти и со своей жаждой попасть в лучший мир среди звезд Царства Небесного. Наш Санта Клаус — бедный отзвук тех ранних мифов, но он по крайней мере указывает, что его прообраз еще не умер окончательно в коллективном сознании.