26


26

Задремав в крепких объятиях Грома, я вздрогнула, услышав оглушающий выстрел.

Сначала один.

А потом и второй. Третий. Четвертый.

Адреналин в теле взлетел до максимальной отметки. По коже тут же пустились вскачь тонны мурашек.

Я уставилась Грому в глаза. С нечититаемым выражением на лице, он приложил палец к губам, приказав мне не издавать ни единого звука, и быстро оделся.

Я тоже натягивала на себя одежду дрожащими пальцами. Из холла доносились крики. Сначала мужские. А потом… Потом закричала Марта. Спустя миг она замолчала…

В моей голове грохотало лишь имя сына.

Он там. Он один! Один, черт побери! Потому что я здесь! Его некому защитить! Некому!

Из глаз брызнули слезы.

Дернув за запястье, Гром заставил встать меня на ноги, и толкнул себе за спину. Сам в это время достал из кобуры пистолет, держа его перед собой.

Когда дверь в гостиную приоткрылась – я попрощалась с жизнью и с мыслью еще хоть когда-то увидеть своего малыша. Перед глазами уже мелькнула картина, как Гром делает выстрел, но нас убивают быстрее.

Мелькнула, и так же быстро пропала.

Потому что в гостиную зашел Хасан. И у него на руках сидел Петька. Бледный, взлохмаченный, с огромными от страха глазами, и зажатым большой мужской ладонью ртом.

– Петь… – пискнула я, и бросилась к сыну, прежде, чем успела подумать, что делаю.

Кажется, звук моего голоса пронесся эхом по дому, потому что голоса в холле на мгновение стихли.

Все это происходило за доли секунды.

Я уткнулась в сына лицом, и вцепилась в него окостеневшими пальцами, понимая, что ни выпущу теперь даже под страхом смерти.

– Выводи их, – четко, без единой эмоции в голосе, отдал Гром приказ своему подчиненному.

Тот сухо кивнул. Действовал быстро. Взял меня под локоть с такой силой, с какой только мог. Но боли я не ощущала. В тот момент я не ощущала вообще ничего, кроме всепоглощающего, удушающего приступа страха и паники.

Мы двинулись в противоположную от двери сторону. В запале оглянувшись, я не поняла, куда мы идем, и почему Гром остался на месте, пока не заметила еще одну скрытую дверь, задекорированную под интерьерную стену.

Но… Мы не успели.

До двери оставалось каких-то жалких два метра, когда в гостиную ворвались люди в масках.

Шум, крики. Я невольно пригнулась, закрывая Петьку собой, и плотнее вжимая его в свое тело.

Оглянулась. Зачем?... Может быть потому, что знала в этот момент, что вижу Грома в последний раз…

Он защищал нас. Собой.

Перегородил путь, закрывая нас с Петькой и Хасаном спиной.

Стрелял не сомневаясь и точно в цель. Двое ворвавшихся мужчин осели по стенке. Но их было больше. И они тоже стреляли…

Сначала, я заметила, как на плече Грома цветет пятно алой крови.

А потом и в груди.

Гром пошатнулся. И осел на пол, закрывая глаза.

Я закричала. Беззвучно.

А в следующий миг Хасан дернул меня за руку, заставляя скрыться за дверью. Темный коридор. Приглушенные звуки.

А на улице уже ждал черный джип. Нас с птенчиком затолкали в машину.

Ехала в полном оцепенении слепо глядя перед собой. Прижимала притихшего сына к груди. И бесконечно повторяла ему:

– Все закончилось, милый. Не бойся, теперь все закончилось…

Голос дрожал. А перед глазами стояла картинна, как Гром падает на пол.

И на глаза снова и снова наворачивались жгучие слезы, но я запрещала себе плакать. И думать о том, что он мертв.

Не знаю сколько мы ехали, я давно потеряла счет времени. Но машина затормозила у дома, спрятанного далеко за гордом в какой-то глуши, уже утром. На небе тогда замаячили первые брызги рассвета.

– Где… мы? – тихо спросила Хасана.

– В безопасности, – неприветливо ответил он мне. Вывел из тачки, заставил пройти внутрь дома, отпер ключом одну из спален. – Здесь все есть. Все, что вам может понадобиться в ближайшее время. И здесь вам ничего не грозит.

Я сглотнула, смотря на него абсолютно стеклянными глазами.

– А… Гром? Он?...

– Я не знаю. – Жестко оборвал он меня. Взглянул как-то странно, развернулся, и вышел из дома.

До вечера я не находила себе места. Ни отходила от сына ни на мгновение. Глаз сомкнуть так и не удалось. А когда он поспал, мы отправились на поиски кухни, еды.

Кусок в горло, конечно, не лез. В странном оцепенении я приготовила Петьке манную кашу. Он не задавал мне вопросов, будто понимая, что любой из них может меня в данную секунду сломать.

– Мам… – тихо спросил птенчик уже ближе к вечеру. Мы лежали в пустой тихой комнате, крепко обнявшись. – Мой папа. Он теперь взаправду умер?

Я с силой зажмурилась, не позволяя пролиться горячим слезам.

– Я не знаю, сынок, – прошептала, целуя Петьку в макушку, – я не знаю.

Когда входная дверь хлопнула, Петя уже крепко спал.

Я вздрогнула и подскочила на ноги.

Хасан стоял в прихожей темнее тучи.

И я… как-то сразу все поняла.

Посмотрела на него и медленно осела по стенке, закрывая лицо.

Хасан подошел ко мне ближе. С противным скрипом придвинул стул и сел рядом.

– Не реви, фея. – Сухо выдавил он из себя, неприятным скрипучим голосом. – Грома больше нет. И ничего не изменить. Ты поживешь здесь пару недель. Завтра я привезу еще продуктов. А потом все уляжется. И вы с твоим пацаном можете быть свободны. – Он задумчиво посмотрел на дверь, за которой спал Петька. – А, если хочешь, для него безопасности, никогда и никому не скажешь, кто его отец.

Мы помолчали еще пару минут. А потом Хасан вздохнул, встал, и вышел за дверь.

Не стесняясь тишины дома, я легла прямо на пол в прихожей и свернулась калачиком.

«И вы с твоим пацаном можете быть свободны»… – стучали слова в голове.

Еще вчера я бы многое отдала за эту «свободу».

А сегодня она мне уже не нужна.

Сегодня я бы променяла свою свободу на жизнь Грома не глядя.


Загрузка...