27


27

Год спустя…


– Есения Михайловна, у нас снова ЧП! – тараторил в трубке моего телефона голос помощницы-Любочки.

– Люба, успокойся, – усмехнулась я, со стойким спокойствием встречая любые новые трудности. Застегнула на Петьке весеннюю курточку, хотя сын и сопротивлялся, одними губами транслируя: «Ма! Я могу сам!» – и спокойно расскажи мне, что снова случилось.

– Ну новенькая наша, Гуля! Отчебучила! Выехала на сложный заказ, там дом в коттеджном поселке, по прайсу - стандартная уборка после вечеринки, плюс сложные пятна на дорогущем ковре.

– И что? Неужели не справилась? – Нахмурилась я, подталкивая сынишку на выход.

– Да справиться-то справилась, только вот… – Люба замялась.

– Говори как есть, – строго приказала я, и сама удивилась откуда в моем голосе взялись эти властные нотки. Я так никогда не умела.

– В общем, клиенты позвонили потом, сказали что у них часы из дома пропали, какой-то космический ценник назвали. Говорят, кроме нашей сотрудницы, никто взять не мог.

Быстро обрабатывая в голове всю информацию, я твердо спросила:

– Когда они обнаружили пропажу? Ты с Гульнарой разговаривала? Что она говорит?

– Да что она может сказать?! – Взвилась Любочка вне себя от распирающей злости, – мы ей доброе дело! Попробуй-ка найди без регистрации такую работу! А она… Нет, ну что за люди пошли?!

– Значит, говорит, что не брала?

– Ну кто ж ей поверит?!

– Я. Например. – Ледяным тоном ответила я.

В трубке повисло молчание.

– Но… Есения Михайловна, клиенты же… Грозятся полицию вызвать.

– Пусть вызывают, может им там объяснят о презумпции невиновности?

Закончив разговор с подчиненной, я быстро набрала номер Гульнары. Застала женщину горько всхлипывающей. Мне она повторила все то, что я уже успела услышать от Любы: не брала, не видела, что теперь делать не знаю.

– Гульнара, не волнуйтесь, – заверила я сотрудницу своей маленькой фирмы, – мы обязательно во всем разберемся и, если что, не дадим вас в обиду.

Женщина благодарила меня еще долгих пару минут, и даже детьми поклялась, что никаких часов она в этом доме в глаза не видела, а работу свою выполнила на совесть.

Гульнару я взяла на работу два месяца назад. Не смогла не взять. Такая у нее безысходность в серых блеклых глазах мелькнула тогда, что я поняла - я ее последняя надежда прокормить трех детей. Муж перевез ее из родного дома сюда, а через год бросил. Теперь даже с маленькими дочерьми не видится. А сама Гульнара еще молода и полна сил, хоть и выглядит в свои тридцать пять как глубокая, уставшая от жизни, старуха.

Работала женщина и правда на совесть. Ни одного плохого отзыва от клиентов. Похорошела, расцвела. А сегодня такое…

Получив номер клиента, я лично позвонила ему. Молодой мажор в трубке нагло заявил, что теперь моя фирма «попала на два миллиона».

– Конечно, мы несем полную ответственность за работу сотрудников, – отстраненно, но вежливо ответила я, – но вы же понимаете, что разбираться мы будем в суде? Уверены, что хотите на это пойти? Может быть, мы сейчас все с вами подробно обсудим, чтобы обе стороны лучше понимали ситуацию?

– Да че тут обсуждать? – фыркнул мажор.

– Например, мне хотелось бы знать, когда именно вы обнаружили пропажу?

– Сегодня! Сунулся в отцовский шкаф, а часиков то и нет! Да он мне просто голову открутит за них!

– Но я ведь правильно понимаю, что вчера в вашем доме была вечеринка, последствия который и устраняла сегодня наша сотрудница? Скажите, когда вы видели ваши часы последний раз?

Парень задумался, а потом нехотя буркнул:

– Ну вчера?

– Вечером? Или, может быть, утром? – я продолжала давить.

– Ну утром. И че?

– Значит, еще до вечеринки?

– Ну да.

– Значит, до того, как в вашем доме побывало несколько десятков людей, у каждого из которых мог быть доступ в незапертый кабинет?

– Ну… выходит так, – сдулся парень.

– В таком случае, у меня возникло еще больше сомнений, в том, что наша сотрудница могла быть причастна к пропаже. Конечно, если хотите, вы можете вызвать полицию. Уверена, что они обязательно во всем разберутся.

– Да не буду я ментов вызывать! – озлобился парень, – батя мне потом шею за это намылит!

И… бросил трубку.

Я удивленно посмотрела на свой телефон, прежде, чем спрятать тот в карман куртки.

Лично мне теперь ясно – мажор просто хотел повесить пропажу на сотрудницу клининга, потому что этот вариант показался ему легче, чем устраивать разборки дружкам и гостям.

Что ж, если он вызовет полицию, мы естественно будем содействовать следствию. Но что-то мне подсказывает, что он этого не сделает…

Набрав Гульнару и успокоив ее, я выбросила из головы ненужные мысли, и крепче перехватила ладошку сынишки.

– Ма, а на карусель мы зайдем? Темка сказал, что они с папой катались на прошлой неделе!

– Конечно зайдем, – улыбнулась я сыну. – И на карусель, и куда ты захочешь?

– Правда-правда?

– Правда-правда.


***

– Мам, – спросил птенчик спустя пару часов, когда уставшие и измотанные после каруселей, мы сидели на лавочке в парке, беззастенчиво утоляя голод мороженным, – а я когда вырасту, тоже буду ездить на большой машине! Как эта! – Ткнул пальчиком в темный джип с тонированными стеклами, припаркованный неподалеку.

Мое сердце екнуло.

Но я не обратила на этот кульбит никакого внимания. Привыкла уже. За целый год я просто привыкла, что мой организм сходит с ума, каждый раз, когда я натыкаюсь на что-то, напоминающее о Громе.

Я остановила взгляд на лобовом темном стекле, и даже не видя водителя, все равно ему улыбнулась.

Я знала, что это люди Хасана.

С тех пор как Грома не стало, он приглядывает за нами.

Как и обещал, Хасан отпустил нас с Петькой спустя пару недель, когда все улеглось. Сми перестали трубить о смерти самого известного криминального авторитета города, а я еще несколько месяцев не включала ТВ и не покупала газет.

Мы с сыном вернулись в свою комнату в старой общаге, а еще месяц спустя Хасан приехал к нам и всучил пачку денег.

За что? Для чего? Он ничего не стал объяснять. Лишь спустя время, когда он вернулся опять, я узнала, что Гром для него был больше, чем друг, и Хасан просто не захотел нас бросать.

Деньги, которые Хасан передавал позже, я складывала на отдельный счет в банке – Петька, когда подрастет, сам распорядится, как поступить с этой суммой. Взяла лишь малую часть, чтобы рассчитаться за остаток кредита, и открыть небольшой бизнес, нанять персонал, снять помещение, докупить оборудование.

Бизнес внезапно расцвел, принося мне не малый доход, и сейчас мы с сынишкой уверено стоим на ногах. Все начало потихоньку налаживаться.

Еще бы еще моя душа не болела так тихими пустыми ночами…

Еще бы подушка каждое утро не была мокрой от слез.

И я ругаю себя. Ведь это нелепо. Мы с Громом почти не знали друг друга. Провели вместе лишь пару ночей. Кроме Петьки нас ничего и не связывает.

Тогда почему же так больно?

И, знаете, врут те, кто заявляет, что время все лечит.

Потому что не лечит оно ни-чер-та. Ты просто учишься жить с этой болью.

– Петь, а знаешь, – я отвела задумчивый взгляд от авто с темными стеклами, – до летних каникул осталось всего пара недель. Хочешь я возьму отпуск и мы на все лето уедем в деревню?

Сынишка округлил глаза в удивлении и беспардонно вытер испачканные в мороженном губы, рукавом своей куртки.

– Это что же получается, – выставил он вперед руки и растопырил пальчики, – я все лето в сад не пойду?

– Не пойдешь, – засмеялась я, потрепав его по макушке.

Сынишка нахмурился, так сильно в этот момент напоминая мне Грома.

Мое сердце жалобно сжалось, но, как и все предыдущие разы – я научилась не обращать на это внимания. И даже ни один мускул на моем лице не дрогнул от всепоглощающей, почти физической боли.

– Тогда я, конечно, согласен, – по-деловому отозвался мой птенчик, будто на важных переговорах сидел. – Едем, ма. А что мы будем там делать?


Загрузка...