28


28

Однако, дел в доме нам с пенькой нашлось очень много. Днем мы занимались уборкой, небольшим, посильным ремонтом, а по вечерам ходили на озеро или в лес, по грибы и по ягоды.

В пятницу Петька даже учился соседскую корову доить, а потом гонялся во дворе за гусями. Чуть позже уже гуси гонялись за ним, справедливо решив показать, кто здесь главный.

– Ма, а деда Коля сказал, что завтра меня на тракторе будет катать! – Воодушевленно рассказывал Петька, подставляя руки под струи холодной воды в дворовом умывальнике.

Я поставила миску с салатом на уличный столик, а сама села в плетеное кресло. Склонила голову набок.

Большой он уже у меня. Богатырь настоящий растет. По деревне гуляет один, хоть я и скрипя сердце его отпускаю. Но Петькин характер с каждым днем все больше напоминает характер Грома, и спорить с ним все сложнее. Страшно упертый. Командир настоящий.

И… внешне… Внешне он тоже все больше похож на него.

А мне так чертовски больно это каждый день видеть.

Быть может, если бы у меня перед глазами каждый день не бегало живое напоминание Грома, я бы его быстрее забыла?

Но в тот же миг, я решила, что, если бы мой сын был похож на кого-то другого – мое сердце вообще бы разорвалось на части…

Я улыбнулась сквозь силу и подступившие слезы, и пряча в голосе горечь, спросила сынишку:

– Не забоишься? На тракторе-то?

– Не-а! – Отважно тряхнул тот головой.

– Сенечка! Ой! Радость-то какая! – Услышала я голос, показавшийся смутно знакомым. Обернулась и тут же растянулась в улыбке во все тридцать два.

– Здравствуйте, Антонина Петровна!

С сестрой моей покойной соседки я давно держу связь. Нашла ее номер, и позвонила, чтобы бабуля знала, что я жива и здорова. Наверняка надумала себе тогда всякого, когда увидела, что из автобуса меня силой амбалы выводят.

Полицию она, кстати, тогда все-таки вызывала, а потом еще две недели им обивала пороги, требуя меня разыскать и отобрать у «бандитов - антихристов». Но все это я уже гораздо позже узнала, когда с ней по телефону болтала. А вот свидеться довелось только сейчас.

Мы тепло обнялись, и я не упустила момента пригласить Антонину Петровну поужинать с нами. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая нашу деревню брызгами оранжевых красок. Сынишка забрался в гамак, я накрыла на стол, а Антонина Петровна притащила котомку с гостинцами, выгружая их тоже.

– Вот тут вареньице малиновое, сама делала, – приговаривала она, – как хорошо, что все-таки встретились! Мальчишка-то твой как подрос! Совсем большой уже стал!

– И не говорите, – улыбнулась я бабушке, – я и глазом моргнуть не успела, как он вымахал. И деревенский воздух ему тоже на пользу.

И пока соседка травила мне байки времен своей молодости, Петька в гамаке заскучал, и отправился нарезать круги вокруг дома.

Так всегда и бывает – ребенок мельтешит перед глазами, а потом миг, второй, третий, а ты только на пятый понимаешь, что его давно нет.

И сердце тут же проваливается вниз живота, а потом от тревоги и страха, начинает стучать где-то в горле.

– Петь?... – позвала его неуверенно, озираясь по сторонам. Стемнело уже. За домом старая ржавая бочка собирает дождевую воду, иногда Петька там пускает кораблики… – Антонина Петровна, я сейчас… – торопливо вскочила, огибая дом по мосткам.

Одно дело, когда он днем где-то бегает, но ночью, в этой темноте непроглядной запросто можно уйти совсем не туда. Здесь рядом озеро, лес, и вообще миллионы опасностей!

В пару секунд мной овладел безотчетливый страх.

– Петь! – Строго крикнула я, а когда, завернув за угол дома, увидела сына возле ограды в кустах, чуть не осела на те же мостки с облегчением. – Петь! Я же тебя кричу! Ты почему не отзываешься?! – Заругалась на сына.

Кусты с той стороны шевельнулись, причудливо играя ночными тенями, а следом по вытоптанной тропике удалилась широкоплечая мужская фигура.

Мое сердце пропустило удар, а потом принялось колотиться со скоростью света.

– Ма!

– Петь… Кто это был? – я все смотрела и смотрела в темноту на тропинке, силясь разглядеть еще хоть тень силуэта, но ничего уже не было видно.

– Наш сосед!

– Что еще за сосед? – нахмурилась я.

– Он сказал, что живет там, в конце улицы! – Петька беззаботно махнул куда-то рукой.

– В конце этой улицы не больше домов.

– Теперь есть! Я сам видел! Я днем туда бегал! Там не дом, а дворец настоящий! Хочешь посмотреть? Пойдем?!

– Птенчик, не сейчас же. В такой тьме мы ничего не увидим, еще и сами заблудимся.


***

– А вы знали, что у нас в деревне новый жилец? – осторожно спросила Антонину Петровну, когда мы на веранде пили чай с сушками.

– Да, да! – Охотно поддержала та мою мысль, – Люба Крапивина из пятого дома мне звонила на днях, рассказала. Говорят, затворником живет, ни с кем не общается.

Я сонно сморгнула.

– Странно, да? С чего бы это вдруг кому-то сюда переезжать? Еще год, второй, и деревня полностью вымрет.

– А он еще и домину себе там отгрохал, – подтвердила соседка Петькину фразу, – да черт поймет, что у этих богачей на уме.

– А он… Ну-у? Богач?

– А ты дом его сходи, посмотри, и сама все поймешь, – хитро улыбнулась старушка.

Но я только плечом пожала.

Ну живет и живет. Я в чужие жизни не лезу.

Однако незнакомый сосед не выходил из моей головы до самой полуночи, а воспаленное воображение рисовало его почему-то очень похожим на Грома.

Когда же это все прекратится?

Сколько можно страдать по человеку, которого никогда в жизни больше не суждено мне увидеть?

Не жизнь. Настоящая мука…


Загрузка...