Тем временем

О претензиях Николая Ускова к каналу вообще и ко мне лично ничего говорить не буду. С одной стороны, никто не уполномочил меня выступать от имени канала. С другой, человек не должен быть себе судьей. Мое дело — выслушать, что по этому поводу говорят как оппоненты, так и союзники, принять к сведению и все как следует обдумать.

Не стану реагировать и на оскорбительные, совершенно недопустимые (на мой взгляд) формулировки касательно гостей канала. Брезгую.

Но то, что предлагается взамен теперешней «Культуры», как идеал — я обсуждать вполне могу и буду.

Так вот, пошли по пунктам. Про рекламу и деньги. Я не против рекламы как таковой, но против рекламы на «Культуре»; мир придумал более подходящие формы управления финансами на таких каналах, где нет Билана и пятиминуток ненависти. Это либо общественное финансирование, соответственно и контроль; либо грантовое, подотчетное грантодателю и тому же обществу. Реклама вполне может быть яркой и художественной. Мы знаем мультипликационные опыты в рекламном жанре русского француза Александра Алексеева, автора «Ночи на Лысой горе» и «Носа»; это выдающееся явление. Но реклама на телевидение приходит со своими жесткими условиями. Количественными и качественными, идеологическими. Ей нужны не живые голоса, а цифры — и столь ценимый Усковым «Апокриф» Ерофеева падет ближайшей жертвой этого подхода. Потом с канала вычешут непричесанных. С тем же задором, с каким из политики вычесывают несогласных. Потому что рекламный носитель не должен отторгать саму рекламу, стилистически. Конечно, «быть можно дельным человеком, и думать о красе ногтей». Но ведь можно и не думать. Если брать сопоставимо великих художников, то Пушкин думал о ногтях, а Крылов ходил с сальным воротом, забывал разворачивать бумажки на мундирных пуговицах и слюняво чихал, подходя к ручке вдовствующей императрицы. Если брать несопоставимо разнородных, то Федор Бондарчук одет безупречно, оставаясь крепким ремесленником, а Герман-старший не следит за внешним видом, при этом делая великое кино. Могло быть наоборот? Чтобы великий режиссер был щеголь, а посредственный демонстративно носил свитер «в катышках»? Могло. И часто так бывает: люди, не умеющие делать большое искусство, гордо кажут городу и миру расхристанный облик. Но ничего из этого не следует. Ровным счетом ничего.

Кстати, Николаю Ускову вряд ли нравится фармакодел Брынцалов; но про немытых интеллигентов с плохими зубами, слово в слово, я впервые услышал от него. Он кричал покойному Алексею Комечу в моей студии: «Я спортом занимаюсь, а вы весите сто килограммов, как вы выглядите, посмотрите на себя в зеркало!» Значит ли это, что всякий богатый человек похож на Брынцалова и не стал бы на сторону Комеча? Ничуть. Скорей наоборот.

Культура — это и стиль, и бесстилие, и великая драма, и духоподъемная радость, и шедевры классики, и «Дети Розенталя», и молодое, и старое, и жизнь, и смерть, и бедняки, и олигархи, и деньги, и аскеза, и счастье, и горе — всё. К культуре, как напоминал ходивший в катышках Дм. Пригов, всем найдется место, она очень большая. Я бы добавил только: большая и построенная на иерархии, многоуровневая. Но пока одни обрубают в культуре все неканоничное и актуальное, другие превращают ее во вселенскую смазь, где все равно всему, а третьи зачищают ствол от всего консервативного и традиционного. На всякий партийный гав тут же слышится комсомольский вау; пока одни уверяют, что «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой», другие клянутся: «не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым». И других обязуют поклясться.

Если бы Усков сказал: культура — это ЕЩЕ и Дарья Жукова, о чем бы тут было спорить? Культура — это И Жукова. Точнее, не она, а ее «Гараж». Про который надо обязательно рассказывать — кстати, и сюжет, и разговор (с Михаилом Каменским и Игорем Маркиным, который, в отличие от Жуковой, сам придумал идею своего частного музея актуального искусства) у нас про это был. Сразу, как «Гараж» открылся. Если бы Н. Усков говорил: культура — это не только боль, не только старость, не только интеллигентское самоедство, в чем разногласия? Не только. А что касается самоедства — то даже и не столько. Но он риторически спрашивает, почему от имени культуры не могут говорить Жукова с Бояковым (Бояков, между тем, говорит), и тут же вводит жесточайшую оптимистичную цензуру, не допускающую и мысли о том, что человек смертен, что старость неизбежна, а красота не только телесна: «Это живая, страшно увлекательная и необузданно сексуальная реальность. Не богадельня, а штаб революции. Дом не престарелых, а молодых, не трагедия, а праздник, не стон, а торжествующий вопль, не убытки, а прибыль, ибо экономически активное население и есть основа культуры, причем во все времена…» Не и — и — и — и. А это — это — это. Причем всегда. И не иначе. Шаг влево, шаг вправо расстрел.

Особенно мне нравится про торжествующий вопль. Впрочем, про штаб революции тоже сказано неплохо. И про необузданную сексуальную реальность красиво, что и говорить (хотя культура всегда была именно эротична, а не сексуальна; эрос пронизывает ее, светлый и темный; а сексуальность — это привлекательность, эрос на продажу, предъявление внешней приманки, ничего более). Но это, в конце концов, дело вкуса. А про вкусы не спорят.

uskovwrote:

Вот, Александр, у нас и получилась отличная передача на канале "Культура", которых пока что нет. Вы абсолютно правы, что в полемическом задоре я несколько сгустил краски, но это ведь и делает спор интересным. Как интеллигентные люди мы и спорить не будем, мгновенно нащупав разумную линию. Но кому это будет интересно? Функция спора — заставить людей думать и принимать самостоятельные решения, делать выбор. СОЗНАТЕЛЬНЫЙ.

predsedatel1wrote:

Обнимитесь, други!

Вы мгновенно нащупали что нужно!