Темная зона

Глава 29

Два агента стояли на тротуаре перед спортзалом (он же зал боулинга) и рассовывали по карманам лотерейные билеты.

– Расскажите мне еще раз, где вы видели Куэйда, – попросил Гарсиа, вынимая из кармана ключи от машины.

– В больнице в центре города, – ответила Бернадетт. – Той, что через улицу от старого вагона-ресторана.

– И он навещал женщину, которая позже умерла?

– Да.

– Я бы хотел получить какое-нибудь… – босс подыскивал подходящее выражение, – независимое подтверждение, что он был там.

Бернадетт скрипнула зубами и, сделав усилие, чтобы голос ее звучал ровно, предложила:

– Больничный персонал.

– Хорошо бы проверить негласно. По-тихому. – Гарсиа звякнул ключами. – Кто из работающих в больнице мог бы заметить сомнительного опального священника?

– Бывшего священника, – поправила она.

– Бывшего священника. Кто бы узнал его в коридоре?

– А что, если… другой священник? При больнице… Я позвоню.

– Непременно позвоните. – Гарсиа застегнул пальто. – Я отправляюсь обратно в Миннеаполис. Хочу посмотреть, не объявилась ли каким-то чудом на работе Марта Юнгес. Если нет, то придется связаться с Федеральным управлением Милуоки и поставить их в известность о том, что происходит. – Он помолчал и добавил: – Что, возможно, происходит.

– Суперадвокат мертва, – сказала Бернадетт.

– Слишком рано еще бить тревогу. – Гарсиа направился к своему «форду», на ходу бросив через плечо: – Держитесь постоянно на связи.

– Благодарю за доверие, – пробормотала она, вышагивая к своей колымаге.

Бернадетт оставила машину на улице в квартале от больницы, вошла через главный вход, пересекла вестибюль и отыскала справочное бюро, расположенное в самом центре. Она не удосужилась предъявить удостоверение или назвать себя, а больничная дежурная с голубыми волосами и в голубом халате, из помощников-добровольцев, этого от нее и не требовала. Голубая Леди ошарашила Бернадетт известием, что местный священник – лютеранка по имени Табита О'Рауке, сейчас на складе благотворительной одежды в центре города, в квартале от больницы, – она там иногда добровольно работает.

Голубая Леди была права. Склад благотворительной одежды располагался в выходящем наружу помещении первого этажа, где раньше было что-то вроде притона. С дюжину вызывающе ярких плакатиков, рекламирующих разные марки бумаги для скрутки сигарет и кальянов для марихуаны и трубок, лепились по верху и низу витрины из толстого стекла. Нынешний арендатор помещения явно пытался удалить рекламные атрибуты – у большинства плакатиков уголки были оторваны, однако всякий раз неудачно, ибо въелись в стекло намертво. «Ароматизированные скрутки „Джуси-Джей“». «„Анашуха“ – обладатель Конопляного кубка 2000 года за лучший продукт из конопли». «Оригинальная трубка о шести чубуках». У стеклянной двери склада Бернадетт задержалась, чтобы прочесть ядовито-зеленый плакатик, прилепленный прямо на уровне ее глаз: «„Забористые крошки“ – семена для знатоков». Она открыла дверь, и тут же о ее приходе дал знать перезвон свисавших сверху латунных колокольцев. Бернадетт прошла внутрь, дверь закрылась, опять послышался звон.

Квадратное пространство, кишевшее немытыми телами и молью, напоминало большой чулан. Справа и слева вдоль стен стояли снабженные колесиками вешалки с одеждой. На каждой – свой товар. Одна битком набита джинсами, другая – куртками и пальто. На одной верхняя одежда – рубашки, блузки, толстовки, свитера. На другой – чахлая коллекция деловых нарядов: вышедшие из моды платья и несколько мужских костюмов. Последняя остановка – отдел дамского белья: вешалка, забитая халатами и ночнушками, комбинациями и лифчиками. Большущие пластиковые корзины для белья были выставлены перед вешалками на линолеумный пол, рядом стояли корзины с носками, одеждой для младенцев, обувью, сумочками. В центре задней стены примостился карточный столик, заваленный пакетами для продуктов, изготовленными из переработанного утильсырья. Там же, у задней стены, по обе стороны от столика располагались полудверцы, похожие на те, что устанавливают в примерочных универмагов. На той, что слева, сверху был прикреплен листок бумаги с надписью на двух языках от руки: «Мужчины/Hombres». На левой – «Женщины/Mujeres». Обе примерочные были заняты. Под дверью для «Hombres» торчали две бледные волосатые ноги, влезавшие в брючины. Под «Mujeres» торчал целый лес конечностей, на которые натягивались джинсы, а из-за дверки доносилось девчоночье хихиканье.

– Есть кто-нибудь? – позвала Бернадетт.

– Да, – отозвался слегка приглушенный женский голос. Вешалка с дамским бельем шевельнулась, и из-за двух синтетических банных халатиков вышла высокая, пышнотелая женщина. – Чем могу служить?

Бернадетт замешкалась, не зная, как следует обращаться к женщине-пастору с неправдоподобным именем Табита. Преподобная Табби? Да и внешний вид женщины поразил не меньше. Бернадетт ожидала увидеть средних лет монашенку, но Табиту О'Рауке можно было принять за несколько постаревшую Фарру Фосетт.[26] В ее длинных пушистых золотистых волосах пробивались седые прядки, лицо было чересчур загорелым, в особенности для жительницы Миннесоты после долгой зимы, а зубы ее сверкали белизной, как новенькие. Одета она была в белую крестьянскую блузу, заправленную в тесные джинсы, на ногах сандалии и шерстяные носки.

Решив формально представиться, прежде чем выпытывать имя леди-священника, Бернадетт достала удостоверение и подошла к женщине.

– Я агент Бернадетт Сент-Клэр, из ФБР. А вы…

Внимательно рассмотрев удостоверение, женщина представилась:

– Преподобная Табита О'Рауке.

Бернадетт захлопнула удостоверение и убрала его обратно в карман.

– У меня к вам несколько вопросов в связи с делом, над которым я работаю.

Пастор скрестила руки.

– Что случилось? Если вы по поводу всех этих придурочных плакатиков на двери, то тогдашнее предприятие давным-давно закрылось, а я никоим образом не одобряю…

– Мои вопросы связаны с больницей.

– Кто-то в больнице попал в беду? Мне следовало бы направить вас к дирекции.

Бернадетт тут же, как щитом, оградилась своей приятельницей, окорокорукой медсестрой:

– Я уже говорила с Марсией, старшей по четвертому этажу.

– У вас надолго разговор? – Табита пересекла склад, подойдя к стеклянной входной двери, и стала смотреть через нее на улицу. – Мне скоро грузовик привезет товар, а я тут одна, без помощников.

– Вы единственный священник, работающий в больнице?

О'Рауке обернулась.

– В штате больницы – да, но пациентов навещают и их собственные духовные наставники.

– Они связываются с вами, прежде чем совершают обход по больнице? – спросила Бернадетт.

– Не обязательно. Некоторые заглядывают, чтобы поздороваться. Я знаю многих духовных лиц в городе… А в чем дело?

Бернадетт расстегнула куртку. В помещении склада было как в печке.

– Вы присутствовали в больнице в субботу вечером?

Пастор Табита засунула руки в карманы джинсов.

– Да-а.

– Видели там еще кого-нибудь из священнослужителей?

– Дамиана Куэйда, – быстро ответила Табита. – Во время одной из моих вечерних служб в больничной часовне.

– Он о чем-нибудь говорил?

– Да нет почти. «Привет» – вот, пожалуй, и все.

– А вы знаете, зачем он туда приходил? Где он был и куда направился после службы?

– Нет.

– Он был один или с кем-то еще?

– Один.

– Вы могли бы описать его поведение? Он казался расстроенным или сердитым?

– Ни тем ни другим. – Пастор вытащила руки из карманов. – Но послушайте, я знаю его вовсе не настолько хорошо. До того субботнего вечера, когда он последний раз попался мне на глаза, он был на межконфессиональной рабочей группе за рекой. Лет пять назад, по-моему. Но даже и тогда мы с ним ни о чем не говорили. Я бы сказала, просто переругивались с ним через стол – вот и все.

Бернадетт нахмурилась:

– Вы что имеете в виду?

– Мы с ним оба говорили о высшей мере. – Табита отвела за правое ухо седоватую прядку и сказала не без самодовольства: – Я выступала против, разумеется.

– А он был за.

– Вы верно поняли.

Дверка женской примерочной открылась, и оттуда показалась молодая пухлая босоногая, коротко стриженная шатенка. За ней следом – две девочки-малютки. Живот женщины, вываливаясь, нависал над поясом джинсов, а девочки тонули в ношеных штанишках. Все трое были в мешковатых блеклых футболках. Молодая мамаша взглянула на преподобную:

– Ну и как вам? Они теперь солдатики и все такое.

– Йенна, они потрясающе смотрятся, – ответила Табита.

Бернадетт глянула на пастора, но ничего не сказала. Трио вновь исчезло за дверцей примерочной.

Рев двигателя грузовой машины сотряс здание. Прямо перед входом остановилась полуторка, широкие борта ее кузова закрыли всю витрину. Табита резко обернулась и посмотрела в окно.

– Ну надо же! Говорила ведь: подъезжайте к заднему входу.

– Я могу навестить вас в больнице, если появятся еще вопросы? – выговорила Бернадетт в белокуро-седовласый затылок.

– Думаю, да. – Подойдя к вешалке с куртками, преподобная стащила с проволочных плечиков линяло-зеленую лыжную курточку и надела ее. Протянув руку к двери, она оглянулась на Бернадетт: – Я должна идти.

– Не говорите, пожалуйста, никому о нашем разговоре, – попросила Бернадетт.

– Позвольте задать вам один вопрос.

– Если могу, отвечу, – пообещала Бернадетт.

– Вы, федералы, как бы за смертную казнь, так?

– За некоторые серьезные преступления.

– Тогда я понятия не имею, чего вы прицепились к этому Куэйду, – сказала пастор. – Не станет ли справедливым, если после стольких лет лоббирования высшей меры он кончит тем, что будет казнен сам?

Бернадетт не успела и рта открыть в ответ, как преподобная Табита скрылась за дверью.

Бернадетт подошла к женской примерочной, залезла в карман, вынула три двадцатки и сказала, обращаясь к дверце:

– Я нашла это на полу. Наверное, вы их обронили. – И она протянула деньги поверх двери.

Их тут же схватили.

– Ага, я уронила! – воскликнула Йенна. – В самом деле, уронила. Спасибо.

– Эти джинсы… – Бернадетт заколебалась. – В общем, они и вправду вам идут.

– Спасибо.

Бернадетт развернулась и, сопровождаемая перезвоном колокольчиков, последовала за Табитой.

Бернадетт вернулась на машине в Нижний город и из дому позвонила боссу.

– Что вам удалось выяснить? – немедленно спросил Гарсиа.

– Бывший священник приходил туда в субботу вечером. Преподобная Табита не знает зачем. Он присутствовал на одной из ее месс. На службе.

– Куэйд был в больнице в субботу вечером?

Бернадетт от его удивления просто пришла в ярость. С трудом сглотнув, она произнесла:

– Так точно. Как я и говорила.

– Нам нужно…

– Нам много нужно, прежде чем мы сможем за него взяться. – Она не стала говорить Гарсиа, что собирается устроить еще один сеанс с кольцом. Спасибо отцу Питу и преподобной Табите, она собрала кое-какие сведения о бывшем священнике. Ей захотелось проделать еще одно путешествие через зрение Куэйда, используя вновь обретенные знания. Они не изменят увиденного ею, зато помогут более четко его растолковать. Это все равно что воспользоваться путеводителем в чужом городе. Но и пускаться очертя голову в поход до наступления вечера она не станет. – У меня тут появились мысли. Позвольте мне над ними поработать.

– Хорошо, – позволил он. – Звоните мне домой или на мобильный, если что надумаете.

Бернадетт вспомнила:

– Как, суперадвоката застали?

– Нет, – прозвучало в ответ. – Она так и не появилась на работе.

– Значит, звонили в Федеральное управление Милуоки? Им известно, что мы этим занимаемся?

– Они собираются работать по этому делу вместе с местными копами. – Гарсиа помолчал и добавил: – Может, они обнаружат что-то совершенно другое.

«Что-то другое. Он все еще не верит», – подумала Бернадетт.

– Отлично! – бросила она в трубку и захлопнула крышку мобильника.