«Я теряю разум?»
Остаток пути оба они молчали. Гарсиа слушал радио, не думая ни о чем, кроме дороги. Бернадетт сидела, отвернувшись от него и глядя в окно. Ей было стыдно, что она сорвалась на глазах у своего босса, и страшно от того, что этот срыв угрожает ее карьере больше, чем любой из ее прежних ляпов. Даже до громкой сцены отношение Гарсиа к ней и ее дару было яснее ясного: любопытство – поддержка – сомнение – возмущение. Вот и подтвердилось теперь, что его мелкая сошка видит мертвецов и мертвых псов. Ей было неизвестно, как воспримет босс эти последние новости. Она подозревала, что вряд ли это ему понравится.
«Мертвецы. Мертвые псы».
Неужели она и в самом деле разговаривала с призраком? Дотрагивалась до него? Занималась с ним сексом? Придет ли он снова к ней в постель – хоть званым, хоть незваным? От этих вопросов кружилась голова, но и от других разум туманился не меньше. Авги – добрый дух или какой-то зловредный? Откуда он столько всего про нее знает? Как смог он предостеречь ее насчет поминок? Другие призраки тоже начнут облекаться перед ней в плоть? Как ей тогда полагается распорядиться такой способностью? А эту ей дал Бог или Сатана? Она знала, как ответил бы на все эти вопросы францисканец. Едва ли не в ушах у нее стоял его порицающий голос: «Ты спишь с дьяволом, дочь моя».
Самый же большой, самый тревожный вопрос она то и дело задавала сама себе: «Я теряю разум?»
Когда они въехали в городок Дассел, она привела свои мысли в порядок и нарушила повисшее в машине молчание:
– Подъезжаем.
– Да. – Взгляд Гарсиа не отрывался от северной стороны дороги. – Двухэтажный дом в окружении деревьев по обе стороны. Крытая веранда. Я его узнаю, когда увижу.
– Он после Дассела?
– Но не доезжая Дарвина, родины самого большого клубка шпагата, намотанного одним человеком.
Почувствовав облегчение от его болтовни, Бернадетт хмыкнула:
– Что?
– Была когда-то мода на самый большой клубок шпагата, пока в победители не выбился какой-то задрипанный городишко в Канзасе. И все равно дарвинский клубок шпагата остается единственной громадиной, которую намотал всего один человек.
– Он все еще мотает? – спросила Бернадетт.
– Он умер.
– Может, он-то ко мне следующим и наведается, – неприязненно выговорила она.
Гарсиа объехал грузовик, остановившийся перед ним для левого поворота.
– Хотите поговорить?
– Нет-нет. Не беспокойтесь, – запинаясь, выпалила она, уже жалея о своей хиленькой шутке. – Все в порядке, моя голова снова в игре.
Гарсиа ткнул пальцем в окошко с ее стороны:
– Отлично, потому что мы, похоже, прибыли. Хозяйство все в огнях, как рождественская елка.
Бернадетт резко повернула голову вправо, разглядывая через плечо сельский дом, свет в котором горел едва ли не в каждом окне.
– Он боится темноты, – заметила она.
– Откуда вы знаете?
– Просто знаю.
Гарсиа замедлил ход и направил «понтиак» вправо, сводя его с автострады, чтобы его нельзя было заметить из дома. Машина ткнулась в узкую полоску бурьяна, окружавшего лес. Гарсиа выключил фары и заглушил мотор.
– Значит, мы оставляем машину здесь и пробираемся через лес. К дому подойдем сзади.
– Похоже, у вас и план готов.
Гарсиа достал пистолет и сунул его в карман куртки.
– Как только разберемся, с чем мы тут имеем дело, вызовем подкрепление.
Бернадетт достала и проверила свой «глок», потом снова убрала его в кобуру.
– Вы все еще не убеждены, что мы имеем дело с тем самым психом?
– Не уверен, что я выбрал тот самый дом. – Гарсиа открыл дверцу, выпрыгнул на землю и принялся шарить под сиденьем.
Открыв свою дверцу, Бернадетт вышла из машины.
– И это единственная загвоздка? Вы больше ничего не хотите мне сказать?
Он достал фонарик, выпрямился, щелкнул, включая.
– Я думал… и передумал. В вас определенно что-то есть. Опыт, или способности, или черт его знает что там – называйте как хотите. Мы вышли на того, на кого надо. Все это – ваша работа.
– Все это – наша работа, – поправила она, закрывая дверцу машины.
От того места, где Гарсиа поставил свой «понтиак», они зашли в лес, направляясь на север. Он шел впереди, держа перед собой фонарик и направляя луч в землю. Почва под ногами слегка чавкала, пахло дождем и мхом. Стараясь идти по прямой, они перешагивали через поваленные стволы, петляли среди хвойных и крупных лиственных деревьев. После двадцати минут утомительной прогулки почти в полной темноте они решили, что зашли достаточно далеко, и повернули на восток, к дому. Выбравшись из зарослей деревьев, вышли к небольшому водоему, берега которого поросли тростником, бурьяном и высокой травой. Оба присели на корточки рядом друг с другом. Гарсиа выключил фонарик. Они оказались на берегу пруда позади дома Куэйда. Окна задней стороны дома, сиявшие так же ярко, как и те, что на фасаде, отражались на поверхности воды. Наискосок от пруда, по левую сторону, Гарсиа и Бернадетт заметили металлический сарай, занимавший не меньше места, чем весь дом. Прилаженный в конце него огонек тоже отражался на поверхности пруда.
Бернадетт, сощурившись, всматривалась в темноту.
– Есть дверь и два окна на этой стороне хозпостройки, – шепнула она.
– Стороне чего?
– Того металлического сарая.
– «Хозпостройка»… Фермерское словечко или как?
– Забавно. – Бернадетт сощурилась еще больше. – Не могу разобрать, есть ли кто внутри сарая. Слишком яркий свет на дворе.
– Думаю, это автомобиль Куэйда, – сказал Гарсиа, указывая на «вольво», стоявшую на подъездной дорожке, пролегавшей между домом и металлическим строением.
– Что теперь? – спросила Бернадетт.
– Это вы мне скажите, – произнес Гарсиа. – Вы в этом доме уже раз побывали, а я только видел фото.
– Ага. – Она притихла, стараясь думать о чем-то еще, помимо оглушительного кваканья. – Подберемся поближе. Будем двигаться вдоль края воды в сторону задней части дома.
Пригнувшись, агенты крадучись двинулись вправо вдоль береговой линии пруда. Трава скрывала их почти целиком – только торчали головы.
За спиной чертыхнулся Гарсиа. Остановившись, Бернадетт оглянулась, убирая от лица какую-то тростинку.
– Вы в порядке?
– Чуть не упал. Поскользнулся на скользком камне.
– На лягушке, наверное. – Повернувшись, Бернадетт продолжила путь к дому. Она не сводила глаз с окон на тот случай, если Куэйд или еще кто-нибудь выглянет из-за занавесок.
Добравшись до ближайшей к дому стороны пруда, оба остановились. Присели рядышком на корточки среди тростника и травы. Лес, начинавшийся на дальнем конце пруда, подковой огибал обе стороны владения, так что деревья прикрывали и западную сторону дома, и восточную сторону металлического сарая. Но внутри подковы, во дворе, между прудом и задами зданий, и на пространстве между сараем и домом трава была коротко скошена, а деревьев не наблюдалось вовсе.
Гарсиа сунул фонарик в карман куртки.
– Можем отсюда по прямой пролететь до задней двери. Надеюсь, нас никто не увидит.
– Плохая мысль, – отозвалась Бернадетт.
– Ныряем обратно в кусты и идем по линии деревьев?
– Это получше.
– Такой маневр займет вдвое больше времени, а я уже по горло сыт природой. – Он рванулся из тростника.
– Помешанный, – бросила Бернадетт, направляясь за ним.
Оба остановились у края лестницы, ведущей на крыльцо, и присели, оглядывая заднюю часть дома. Окна первого и второго этажей были занавешены просвечивающими шторами, но разглядеть, что творится внутри, было невозможно. Единственную надежду оставляла продольная полоска между занавесками на одном окне – квадрате стекла, выходившем на крыльцо. Из того, что помнилось от ее прежнего посещения дома, и того, что было известно про расположение и отделку фермерских домов, Бернадетт сделала вывод, что вообще это окно над кухонной мойкой. Зазор образовался из-за коротковатых, как в кафе, занавесок. Она склонилась к уху Гарсиа:
– Я наверх. Попробую заглянуть внутрь.
Босс кивнул, произнеся неизменное:
– Будьте осторожны.
По-прежнему пригнувшись, Бернадетт достала пистолет и медленно одолела несколько ступеней. Дерево скрипело под ее ногами. «Чертовы лягушки», – подумала она. Именно сейчас, когда ей нужно было их заглушающее кваканье, они, похоже, вовсе замолкли. Взобравшись на крыльцо – прямоугольную площадку из грубых досок, прикрытых половиками и обрамленных стоками для воды, – она облегченно вздохнула.
Два круглых алюминиевых бака для мусора стояли под кухонным окном. Один – с банками и бутылками – был приоткрыт. Бернадетт заглянула в него и потянула носом, но не увидела и не учуяла ничего подозрительного. Свободной рукой она приподняла крышку на другом бачке и в свете, падающем из кухонного окна, увидела, что бак пуст, даже мешка для мусора внутри нет. Она опустила крышку на место и, привстав на цыпочки, заглянула в окно. Ей не хватило роста, чтобы дотянуться до зазора, да к тому же баки преграждали путь и мешали подобраться поближе. Убирать же их не было смысла – чересчур много грохота.
Бернадетт убрала пистолет в кобуру и забралась на крышку мусорного бака, встав на нее коленями, пытаясь удержать равновесие, ухватившись за подоконник. Стоило ей сесть на колени, как она почувствовала, что крышка под ней сдвинулась и пошла в сторону. Она навалилась на оконную раму, уменьшая давление на крышку. Глядя в зазор между занавесками, она увидела залитую светом кухню, где никого из людей не было, и, затаив дыхание, припала ухом к стеклу, но не расслышала ни голосов, ни музыки, ни телевизора.
Ей был виден дверной проем, ведущий в другую комнату, за ним она ничего не смогла разобрать. По прежнему осмотру внутри дома она знала, что там проход в столовую. Что-нибудь на столах? Ничего, кроме емкостей напротив раковины. Как бы ей разглядеть, что именно он припрятал такого, что едва не уничтожил? Приподнявшись повыше, Бернадетт прижалась лицом к стеклу, чтобы видеть раковину. То, что лежало в фаянсовой впадине, вызвало у нее рвотный спазм. Одно слов сразу пришло на ум: «Чудовище».