Тени Лордэна

Глава XI «Венец Творения»

— Чё-ё-ёрт, — подумал Хромос, едва вернувшись из безмятежной, лишённой красочных переживаний колыбели сна. Он лежал голышом на заправленной кровати поверх колючего покрывала из темной овечий шерсти. От соприкосновения с ней кожа на лице, плечах и животе безумно чесалась и зудела, но вместо того, чтобы подскочить на ноги и бодро задрыгаться в чесоточном танце, капитан грузно приподнялся на локтях, перевалился на спину и продолжил безмятежно лежать, пока тёплые солнечные лучи неспешно облизывали ему рёбра. На губах промелькнула лёгкая усмешка. В тот момент он был рад любым ощущениям; пускай он бы трясся в нескончаемых судорогах, изнывал от жажды и чувствовал, как его кожа обратилась в сухой, растрескавшийся пергамент, а перемешавшиеся внутренности неумолимо поднимались по горлу — любая из этих маленьких радостей холеры дала бы ему знать, что ему повезло остаться, что той ночью к нему никто не подкрался на цыпочках и не вспорол глотку одним взмахом бритвенно-острого лезвия, как обычно это делают с жертвенной скотиной. Впрочем, ничему иному радоваться он не мог.

Уставившись пустым и отрешённым взглядом в дощатый потолок, капитан мысленно задавал себе вопросы и ждал, пока несговорчивое и скрытное подсознание поможет принять верное решение. Хотя вернее будет сказать, что он не столько пытался размышлять, сколько ожидал внезапного, сверхъестественного озарения и последующего за ним прилива сил, который наконец-то столкнёт его с кровати.

Хромос был не из тех людей, что так любили бить себя кулаком в грудь, петь себе длинные хвалебные оды и разбрасываться громкими обещаниями грядущих подвигов, подобных личностей он искренне презирал и чувствовал нравственное удовлетворение, когда их соломенные дворцы сдували ветра неисполненных долгов, он принадлежал к тем людям, что довольно скупы на слова, но весьма щедры на дела, никогда не сбегая в трудный час, не бросая людей на произвол судьбы. Он был из тех людей, что всегда были готовы стиснуть зубы и добровольно взвалить на свои плечи самый тяжёлый хомут. Да, он был одним из тех славных и в чём-то наивных дураков, которых так не хватает этому, да и многим другим мирам. Теперь же он чувствовал себя каким-то бесполезным, обделённым, словно его вышвырнули с корабля на небольшой пятачок тропического рая посреди бескрайних морских просторов. Праздное, бестолковое безделье на белом песчаном берегу, отсутствие какой бы то ни было цели в жизни, кроме самого существования — вот самая изощрённая пытка, что могла сломать его в считанные дни, если не часы.

Разумеется, что капитан мог немедленно помчаться в Крепость, вломиться в покои господина Командующего и попытаться переубедить его, но Хромос прекрасно знал старика и понимал, что ни уговоры, ни слёзные мольбы, ни яростные угрозы на него не подействуют. Хейндир редко пересматривал уже принятые им решения, пока сама ситуация не изменялась в ту или иную сторону, требуя от него ответного хода. Что же до других вариантов? Сидеть над кружкой и ждать, когда же стражи нападут на след безжалостного преступника или, что более вероятно, когда они найдут ещё больше обезображенных мертвецов и таки пошлют за ним, капитану не хотелось от слова совсем. Сложно сказать откуда, но к нему в голову закрались подозрения, быстро переросшие в почти что абсолютную уверенность, что после вчерашнего побоища убийца перестанет действовать столь же скрытно и тихо, как он это делал прежде, и явит себя всему городу, радушно окрасив его стены в багряные цвета. Они осмелились ему помешать, и за эту дерзость он взыщет с них в тройном размере, чтобы впредь было не повадно совать нос в чужие дела.

К тому же обнаружившаяся пропажа лавовых опалов усложняла дело и создавала вилку из двух вариантов событий. В первом случае, если предположить, что кражу совершил кто-то из стражей и что именно они являются главной целью убийцы, то человек в чёрном может продолжать кровавые злодеяния пока не доберётся до их нового владельца, ну или пока не поймёт, что камни уже успели тайно покинуть город, и тогда он покинет город, оставляя за собой вереницу новых трупов. Иной вариант следовал из весьма смелого, но всё же не невозможного предположения, что кражу совершил убийца, сумевший словно мышь, паук, змея или иной маленький и тихий гад проскользнуть мимо всех караульных в Крепости и добраться до кабинета господина Уонлинга. И всё же, уже имея камни на руках, он убил того светловолосого парня и вероятно, что кража опалов не являлась единственной целью таинственно изувера. По всем признакам выходило так, что ничто не предвещало завершения цепочки смертей, и о количестве её дальнейших рубиновых звеньев можно было только догадываться.

Капитан понимал, что искать убийцу и его логово по веренице остывающих тел, как в той сказке, что рассказывала ему перед сном мама, где дети думали найти дорогу домой по оставленным хлебным крошкам — значило оставаться всегда на шаг, а то и на два позади, и, следовательно, заведомо проигрывать. Собственно те сказочные детишки тоже не преуспели в своих начинаниях. Стоило ещё раз взглянуть в прошлое и понять, что же он упускал раньше и почему этой ночью всё обернулось совершенно иначе.

Расплывчатые мысли стали принимать более чёткую форму и принялись цепляться друг за друга. Наконец-то почувствовав, в какую сторону дул его внутренний ветер, Хромос опустил ноги и с пронзительным треском каждого сустава в теле встал с кровати. Пришлось немного покрутить конечностями перед тем, как они вернули нормальную подвижность и стали вновь слушаться хозяина. На дальнейшие упражнения сил уже не хватило, так как желудок капитана пустовал ещё со вчерашнего обеда, и теперь настойчиво и остервенело требовал пищи, в знак протеста завязавшись тугим узлом вокруг позвоночника. Утолить голод было совершенно нечем; во всей квартире нельзя было сыскать и чёрствого сухаря. Пронырливые крысы и вездесущие тараканы непременно бы приползли на его скудный аромат, сточили его окаменевшее тесто нерушимыми зубами и стали бы незваными, но частыми гостями в доме.

Оделся Хромос довольно скоро, проблемы доставил лишь правый сапог, ловко скрывшийся в толстом и бархатистом слое пыли под комодом. Проверив сумму монет в кошельке, капитан вышел из квартиры и собирался незамедлительно направиться в ближайшую пекарню, когда, спустившись по лестнице и завернув за угол, он неожиданно наткнулся на домовладельца, вышедшего подышать на свежий воздух. Стройный и высокий, но малость сутулый мужчина с глубокими залысинами на покатом, морщинистом лбу держал в руках небольшую деревянную кружку, из которой поднимались белёсые струйки ароматного пара. С блаженным выражением на лице он вдыхал их узкими ноздрями крупного орлиного носа, стараясь уловить малейшие нотки запахов.

— Доброе утро, капитан Нейдуэн.

— И вам, Нираклий, — ответил Хромос, стараясь звучать как можно бодрее.

— Погодка сегодня обещает быть славной. На небе ни облачка, и прохладный бриз скоро с моря подует. Вот же ж благодать.

— А разве, стоя за прилавком, ею удастся насладиться?

— Ну что вы такое говорите. Ведь всегда можно предоставить себе такую возможность, если поставить кого-нибудь вместо себя. Вот сейчас за лавкой следит мой старшенький, он уже достаточно подрос и поднаторел в семейном деле, так что на него вполне себе можно положиться, когда посетителей не слишком много, а заодно он младшего поучает самым простым премудростям, пока я с вами тут кофе пью. Но, по правде говоря, пока что на них долго оставить лавочку не получится — внимания и выдержки не хватает, но через пару-тройку лет они будут вполне готовы к самостоятельной работе. А вы не желаете тоже отведать чашечку? Я как как раз на базаре новые зёрна прикупил. Цена была весьма кусачая, всё же заморская диковинка, но с вами я поделюсь совершенно бесплатно!

— Спасибо за вашу щедрость, но я вынужден отказаться, — ответил Хромос, невольно припоминая детишек лавочника. Старший был весьма обычным пареньком, тяготевшим ко всяким мелким и безобидным шалостям и хулиганствам, вечно пристававшим к капитану с расспросами о службе и упрашивавшим дать ему хотя бы немножечко помахать увесистым мечом, позволить надеть офицерский шлем или пустить волшебную искру между растопыренных пальцев, а вот младший... Отец всегда хвалился, что малыш Туримий отличался от брата безукоризненным послушанием, был не по годам спокоен и кроток, не лез в драки, а потому за него никогда не приходилось оправдываться перед соседями и уж тем более краснеть со стыда. Однако, глядя на младшего сынка галантерейщика, у повидавшего всяческих лиходеев капитана возникало стойкое и весьма тревожное предчувствие, что этот тихий, неприметный толстячок с неизменным взглядом исподлобья и оттопыренной нижней губой ещё даст о себе знать всей округе и заставит отца драть седые волосы на голове, а безутешную мать горько рыдать в подушку. — Если хотите у меня что-то спросить, то сделайте это сейчас, а то у меня есть дела, не терпящие отлагательств.

— Да-да, есть кое-что, — тут же сознался Нираклий, поняв, что его хитроумный план раскрыли. — Я хотел узнать у вас насчёт аренды. Вы оплачивали её до конца лета, и уже осталось всего две недели срока. Вы ведь собираетесь продлевать?

— Пока точно сказать не могу. Может быть, случится и так, что останусь у вас ещё на один месяц, но вряд ли дольше, хотя это не от меня завит.

— От чего же? Неужели вам у нас так не понравилось, что вам захотелось сменить домовладельца?

— Нет, у вас было вполне себе неплохо, но я планирую вскоре покинуть город, вероятно, что навсегда.

— Решили вернуться на родину?

— Угадали, но до этого я должен ещё разобраться с некоторыми оставшимися делами, а там можно и в путь.

— Вот как, — торговец призадумался и с характерным протяжным хлюпаньем отпил подостывший кофе, — тогда я могу только пожелать вам удачи в пути и начать подыскивать нового постояльца.

— Уже выгоняете?

— Нет, но вы сами знаете. Время — деньги. Не очень-то хочется, чтобы апартаменты простаивали впустую.

— Тогда и вам удачи с новыми квартирантами, — улыбнулся капитан и пошёл прочь, оставив Нираклия в раздумьях: удастся ли ему завысить арендную плату, если поведать новому постояльцу, что за солидный и многоуважаемый человек жил здесь до него?

Пройдя мимо пяти домов, Хромос свернул на перекрёстке и прошёл ещё с две сотни локтей вперед, прежде чем добрался до здания, из которого на всю улицу разносился сладковатый запах свежеиспечённого хлеба и лепёшек. Поутру сюда сбегалось много ребятишек с окрестных жилищ, которых родители отправляли за выпечкой к завтраку. Как правило, эта нехлопотная работёнка доставалась самым младшим детям в семье, которые буквально вчера научились натягивать на ноги штаны и кое-как считать медяки, но даже они не упускали возможности поторговаться с булочником за дополнительную баранку или кренделёк, подражая поведению скупых родителей. В сравнении с ними в делах торговли капитан Нейдуэн был самым настоящим профаном, с которого всякий норовил содрать бо́льшую плату, если только он был не при доспехах.

Осушив залпом стакан отвара из сушёных лесных ягод и зажевав пару завёрнутых в галеты жирных свиных сосисок, капитан вышел из пекарни и уже бодрым шагом направился в сторону Квартала Страстей. Перво-наперво он хотел ещё раз осмотреть место последнего убийства при свете дневных лучей в надежде обнаружить упущенные в спешке улики, но по прибытию его надежды развеялись в пух и прах. Вся почва в грязном переулке была измята чьими-то сапожищами, а кучи старья и хлама перерыты и разбросаны в стороны. По всей видимости, отряд стражей уже успел провести здесь доскональный обыск до его прибытия, попутно уничтожив все следы недавнего преступления.

Без особого энтузиазма Хромос прошёлся вдоль стены халупы, припоминая, где именно вчера лежало тело жертвы и откуда на него мог напасть убийца. Эти умственные построения не давали ему ничего нового, и капитан уже собирался уходить, проклиная в сердцах небрежных сотоварищей, как внезапно его взгляд зацепился за подозрительный отпечаток в засохшей земле. Это был не широкий след мужского ботинка, а узкие отпечатки женских сапожек на невысоких каблуках, глубоко впившихся в почву. Припав ниже к земле и ещё раз осмотревшись вокруг, капитан заметил, что квадратных дырок от каблуков было довольно-таки много и они вытягивались в стройные цепочки, а это могло только означать, что девушка не забрела в подворотню по воле случая, а долго ходила кругами, внимательно разглядывая место убийства. Это было подозрительно, ведь среди стражей не было ни одной женщины, даже на кухне работали исключительно мужчины, и Хромос стал с ещё бо́льшим вниманием вглядываться в прочие отпечатки сапог и вскоре обнаружил, что поверх более старых следов патрульных стражей, на земле отпечатались ноги ещё как минимум двух мужчин, чья обувь разительно отличалась от уставных сапог, что выдавали в Крепости. Никаких сомнений быть не могло — здесь побывали не стражи, а кто-то другой.

Капитан сразу же подумал на таинственного Феомира и остальную компанию, которая прибыла осмотреть место удавшегося покушения на жизнь соратника. Однако это было маловероятно. Следы были глубокими, а значит их оставили ночью, когда земля ещё была сырой и более мягкой, но Феомир не мог так скоро прознать о покушении и примчаться на место убийства. Почти все участники вчерашних событий покинули мир живых ещё до того, как успели бы поделиться вестями с посторонними и пустить волну слухов. Хотя была ещё версия, что убийца напал на светловолосого мужчину на месте встречи с остальными дружками, но Хромос быстро отверг это предположение. Не обнаружив товарища на месте, они вряд ли бы принялись чинить беспорядок, переворачивать всё вверх дном, а тихо бы ждали его и спустя некоторое время отправились бы на поиски. Но если не они, то кто же ещё?

Капитан в последний раз осмотрел разбросанный мусор, заглянул за угол, но, так и не найдя ни единой новый зацепки, недовольно пнул попавшийся под ногу осколок глиняного горшка и пошёл к моргу Игтиана.

Возле обычно тихого и уединённого здания с восхода солнца неустанно кипела напряжённая работа. Обильно измазавшиеся в чужой крови стражи ежеминутно пробегали сквозь широко распахнутые двери, вынося из подземной галереи ошмётки человеческих тел, словно муравьи, решившие очистить любимый муравейник от скопившихся объедков. Они несли их к телегам и небрежно сваливали в единую кучу, пока другие стражи протирали тряпками полы, а затем поднимались на поверхность и выливали вёдра бурой воды в ближайший канализационный колодец. Сперва они делали это с большой неохотой, перебарывая чувство отвращения к мертвечине, но где-то через час работ мужчины свыклись с видом человеческой скотобойни и даже начали подшучивать друг над другом. Особо сильный и продолжительный приступ всеобщего смеха и гогота произвела проделка одного из трупоносцев, когда тот, держа перед собой тело голого, тощего старика с запавшими желтушными глазами, подкрался к задремавшему от долгого ожидания погрузки извозчиков и дотронулся холодной рукой мертвеца до его уха. Молодой конюх нерасторопно обернулся, чтобы пронзительно и визгливо закричать, затем он подскочил аки кузнечик и, практически сделав в полёте с козел обратное сальто, больно шмякнулся на брусчатку. Впрочем, не стоит их строго судить. Вечером того же дня, они все напились до такой степени, что сами стали неотличимы от трупов, а те, кто всё же остался трезв, так и не смог сомкнуть глаз до нового рассвета, терзаемый жуткими видениями.

Подобное зрелище не могло не привлечь целую орду зевак и бездельников, облепивших площадь со всех сторон и разбившихся на небольшие группки. Они внимательно следили за каждым движением стражей и обменивались свежими сплетнями, слухами и выдуманными теориями, которые с каждой минутой становились всё глупее и абсурднее, но от чего в них хотелось поверить только сильнее. Простой люд был настолько увлечен обсуждениями, что не заметил, как к одной из компашек присоединился угрюмый мужчина с мечом на поясе.

— Ох, вы посмотрите, что ж твориться. Вона ещё одного понесли, — тревожно выдохнула дородная женщина в белом чепчике, туго завязанном на её пухлом подбородке.

— Да ты что, мать, совсем ослепла? — возразил ей худой мужчина с щербатыми щеками и чрезвычайно густыми бровями. — Этот вон голенький, чистенький и зашитый весь, а значит, что он уже как пару дней тут отлёживался.

— Но всё равно много их вынесли и ведь все молоденькие. Жалко то как…

— Это да… я сам то не видел, но мне Дивлис говорил, что свежих первыми выносили и аж две телеги с горкой их обрубками нагрузили. Он тут был утром, когда они ещё только начинали, а сейчас на службу убёг. Так бы он сам вам о всём рассказал.

— Сколько же их тогда там полегло? Десяток или дюжина?

— Ну, точно больше дюжины, может две, а то и все три наберётся, и большинство из них — стражи.

— О Боги! Кто же их так отделал?

— А пёс его знает, вроде никто вчера не буянил, тихо всё было. Однако поговаривают, что они какого-то молодчика избили на улице за то, что он по пьяни на всю улицу бранил сенатора, кажется… Тимриа́дия Дуизо́ро. Вот только перестарались они, и пришлось его в морг тащить, но тот мужичок был не простым мужичком, а членом банды Гого. Им уличные девки обо всём рассказали, и они тут же побежали мстить этим кровопийцам за брата.

— Да не, эти трусы только прохожих трясти горазды, да попрошаек вшивых крышевать. Для драк со стражей у них яйца маловаты будут. Зато вот ребята Малыша Но́верда достаточно дерзкие, злые и в конец отбитые, как и он сам. Они-то могли бы эдакое учудить и за просто так, а тут прошёл слушок, что один капрал стал совать нос в их дела и требовать долю сверх обычного. Ну, чем не повод для расправы?

— Ну да, да, — дружно загоготала толпа, но прибившийся к ним Хромос слушал их споры в пол уха и больше следил за работой стражей. Он всё не мог найти человека, который заведовал уборкой и раздавал указания, но вот на горизонте показалась до боли знакомая фигура.

Из мрачных подземелий на свет божий вышел высокий мужчина с пышной гривой медных локонов, шёлковыми ручьями спадавшими на широченные плечи. Его доспехи были тщательнейшим образом начищены и отполированы до такой степени, что небесное светило отражалось от гладких пластинок, словно от маленьких зеркал, разбрасывая вокруг него мириады солнечных зайчиков. Он шёл неспешной и плавной походкой, возложив руку на навершие полуторного меча в ножнах, покрытых красным сафьяном и прошитых золотой нитью, правда с одной только внешней стороны, и походил на сытого льва, что искал место для полуденного отдыха. В Лордэне водилось множество тщеславных гордецов и претенциозных фанфаронов, но капитан Одвин каким-то непостижимым образом умудрялся превзойти их всех в искусстве красноречивого самовосхваления и обойти их в умении франтовато и броско приодеться. «Король без королевства» — так он представлялся благородным дамам, нежно целуя им руки, и этим его словам сложно было не поверить. Хромос был несказанно удивлён, что из всех подчинённых ему офицеров Хейндир поручил чистку тому, кто предпочитал иметь дело с придворными распрями и интригами, разнимать напыщенных болванов-аристократов, грозившихся друг другу вызовом на дуэль; работать языком, а не руками. Тем не менее, Одвин выглядел вполне довольным этим назначением и густым, сочным басом раздавал приказы, непременно тыкая во всех оттопыренным перстом.

Капитан Нейдуэн не хотел, чтобы о его присутствии узнал кто-либо из стражей, тем более зазнайка Одвин, а потому воровато ссутулился и намеревался тихонечко слинять, как вдруг слова одного из подоспевших на сходку мужичков заставили его задержаться.

— Ох, душеньки заблудшия, братия́ моя и сестры! Всё вы о шайках поганых своих болтаете, да о бандитах грешных, а я вам, Я ВАМ то скажу всю правдушку! Что не их, НЕ ИХ это рук проклятущих дело! — заявил он, потрясая над головой пальцем с раздутыми костяшками.

— Как же не они?! Вот скажи, у кого ещё могут быть причины так просто взять и покромсать стражей.

— Да много у кого, — тихо буркнул мужик с огромной бородавкой под левым глазом, но благо что его никто не расслышал.

— Лордэ́нцы мои любимыя, брату́шки и сестру́шки дорогия! — возопил одетый в тряпьё юродивый, подняв мелко трясущийся палец ещё выше. — Мы все, ВСЕ мы с вами отныне в опасности огромной, ибо беда, БЕДА страшная поселилась в городе нашем славном! Ох, матери и отцы, дети и старцы знайте, ЗНАЙТЕ, что по улицам нашим дивным бродит в ночи сила, СИЛА тёмная, что жаждет кровушки тёплой, кровушки невинной.

— Ты о чем дядя? — пренебрежительно спросил молодой остолоп в распахнутой рубахе и затёртых штанах.

— Неверие вижу я в очах твоих сын мой, но ты слушай, СЛУШАЙ старого Визри́гия, он то знает, он то видел…. — лохматый мужчина сделал паузу, выпученными глазами обвёл притихшую и обратившуюся в слух толпу, окружавшую его со всех сторон, и продолжил. — Ночью прошлой, ночью тёмной, бродил я по улицам и милостыню про́сил. В двери стучал я закрытыя и мо́лил о грошике медном аль хлебе чёрством, и тогда, ТОГДА повстречал я чудище! Был то оборотень про́клятый, зверь кровожадный, душегуб ненасытный! И хоть был, БЫЛ он в обличье лю́дском, а не животном, голые телеса его были за́литы кровью свежей, а глаза светились, СВЕТИЛИСЬ пламенем мерзким, пламенем адским. Ох братцы и се́стрицы любимыя мои, дорогия… забился, ЗАБИЛСЯ я в бочку пу́стую и дрожал, ДРОЖАЛ аки заяц промокший, заяц трусливый. Так шёл он ко мне, рыча и скаля́сь, плоти моей отведать желаючи, но Визригий то знает, Визригий то помнит, кто его спасает, кто его один всем сердцем любит…. И сло́жил я ладони в молитве и читал псалмы святому Мальта́ру и мученице Ала́фтрии. Так услышьте, УСЛЫШЬТЕ, что прошло чуди́ще мимо меня, чтобы теперь мог я стоять сре́ди вас и не́сти вам слово о чуде их и любви их!

— Не может того быть!.. откуда он здесь взялся?!. он и за нами придёт?.. пусть только попробует!.. мужики защитим наших жён и детей! — наперебой роптали возмущённые и напуганные люди, пока блаженный отшельник продолжал всё ярче и детальнее описывал приключившуюся с ним роковую встречу, воспевая полученное с небес чудесное спасение и божественное покровительство. Он более не просто махал руками, а, поддавшись религиозному экстазу, бесновато скакал посреди собравшейся толпы, окатывая их то слезами, то брызгами слюны. Одни люди слушали его с широкой ухмылкой на лице, почитая за глупого лжеца и безумца, другие, более впечатлительные и простодушные, искренне внимали каждому его слову и готовились передавать их из уст в уста. Поднявшийся над площадью шум эхом разносился по близлежащим улицам и привлекал всё новых зрителей, тут же вливавшихся в бурные обсуждения, довольно скоро перетекших в иное русло. Страх перед нависшей неведомой напастью обратился в недовольство защитниками, которые не смогли справиться с единственной возложенной на них обязанностью. К тому же у многих в душе хранились старые обиды на стражей и на их хозяев. Теперь они вспыхнули от маленькой искры, словно гора смолистых опилок, превратились в пламя зарождающегося мятежа, и люди более не боялись явить накопившееся недовольство, проникшись поддержкой братских голосов.

Ситуация начинала принимать весьма скверный оборот, и капитан Одвин, отдав приказ солдатам бросить работу, взять в руки щиты и быть готовыми к действию, с величественным, но грозным видом пошёл навстречу расшумевшейся толпе. Хромос знал, что в таких вопросах Одвин в первую очередь полагался на свой необычайный и неотразимый шарм и природную власть, переполнявшую его звучный голос, но при общении с простым людом он был очень уж нетерпелив и скор на расправу, а потому ни секундой дольше оставаться тут было нельзя.

Вырвавшись из толпы, капитан Нейдуэн быстро юркнул в ближайшую улицу и пошёл куда глаза глядят, в то время как возгласы за его спиной становились всё громче и злее. Клокочущая волна брани, проклятий и обвинений понеслась в сторону Одвина, грозясь захлестнуть его с головой и свалить с ног, но едва она коснулась его, в воздухе прогремел оглушительный рёв, и храбрые голоса в одно мгновение сменились воплями ужаса. Прямо на глазах бузотёров из серых камней брусчатки появился бушующий огненный столп и, вращаясь вокруг себя самого, устремился ввысь к облакам. Те, кто сумел сохранить долю самообладания, поспешили как можно скорее ретироваться, а оставшиеся на месте только и могли, что дрожать в приступе первобытного страха, припав к земле и сжавшись в комок. Как любил говаривать тот самый сенатор Тимриадий Дуизоро: «Чернь должна помнить своё предписанное самими Богами место и обращаться к благородным людям с должным почтением, смирением и трепетом в душе, а священная обязанность нас, благородной знати, — напоминать им об этом не только словом, но и мечом». Вообще, он был добрейшим души человеком; типичный такой старичок божий одуванчик, потакавший любым капризам своих обожаемых и безобразно расточительных внуков. Даже увлечение у него было под стать его большому сердцу — он пёсиков разводил, породистых таких, борзы́х, но вот слуг он, бывало, сёк нещадно, да так что кожа со спины слезала рваными лоскутами. Но в том не было его вины; невоспитанные и ленивые ироды сами вынуждали его так с ними обращаться; видимо сказывалось отсутствие приличной родословной. Эх, были бы они такими же, как щеночки.

Никто не решался снова возражать, пока Одвин наконец-то не сменил гнев на милость и не потушил пожар, который он сам же и начал. Тогда люди зароптали вновь, но в их поутихших голосах не было прежней решительности, зато был страх и ужас. Нет, никто не умер и даже не был ранен, но все увидели, какая незавидная судьба ждёт тех наглых храбрецов, кто смеет изъявлять свои претензии слишком яро и без должного уважения. Подобные стычки происходили довольно редко и никогда не перерастали во что-то большее; никто не решался поставить жизнь на кон, перейти эту пугающую точку невозврата, отделявшей ад от вожделенного, но столь далёкого рая, и все, несолоно хлебавши, расходились по домам, где могли продолжать возмущаться, сколько их душе было угодно, а жизнь оставалась такой же невыносимой, как и прежде. Что же, думаю, однажды всё же найдётся безумец, не имеющий в этой жизни ровным счётом ничего, а потому лишённый страха потерять что-либо, и он первым из многих тысяч униженных и забитых душ перешагнёт грозную черту, чтобы проложить кровью и потом дорогу к заветному счастью, но это уже совсем иная история…

Капитан Нейдуэн тоже не вдавался в подобные размышления о сути человеческой природы и людского бытия; он думал лишь о том, сколько было правды в словах бездомного фанатика, во время выступления выдравшего пару клок седых волос и порвавшего свои ветхие обноски. Нельзя было исключать, что весь его рассказ, от и до, был всего лишь плодом невероятного богатого воображения, порой стиравшего грань между реальностью и мифической фантазией, но что, если в ночи ему действительно повстречался окровавленный человек? Кем же тогда был этот голый мужчина?

Хромос никогда не был большим знатоком по вопросам проклятий, нечисти и чудовищ. В детстве, кроме сказок и былин, он слышал много историй о сражениях с демонами от отца и Хейндира, но про остальных отродий они рассказывали довольно редко и весьма скупо, единственно нахваливая горящее масло и серебро и открыто потешаясь над всяческими оберегами и талисманами, называя их путёвками до могилы. Чтобы выбраться из глухого тупика стоило поговорить со знатоками, однако таковых в обжитом и многолюдном Лордэне было катастрофически мало. Вся округа уже давным-давно была перетоптана и перерыта вдоль и поперёк, немногочисленное зверьё сидело по жидким лескам и боялось лишний раз высунуть нос из спасительных кустов, а чудовищ-людоедов, даже самых сильных, быстрых и скрытных, изничтожили всех до последнего. Зато вот в небольших городишках, расположенных у чёрта на куличиках, где из каждой тени на вас таращились десятки голодных глаз, а ночью было невозможно спать из-за оглушительного рёва охотившихся, дравшихся за территорию и спаривавшихся монструозных тварей, ошивалось множество умельцев, посвятивших свою полную приключений, но при том чрезвычайно короткую жизнь борьбе с ними. В городах навроде Лордэна они бывали только проездом и большую часть времени проводили в кабаках, травя леденящую душу байки об охотничьих подвигах да показывая огромные шрамы от когтей и клыков на потеху жадной публике. Впрочем, у Хромоса не было в запасе столько сил и времени, чтобы обегать все питейные заведения города в надежде на заветную встречу, а потому он решил отправиться магическую гильдию и попытать удачу там.

Гильдия чародеев находилось в старой части города, недалеко от резных колонн и мраморных ступеней белоснежного дворца Сената, напротив величественного, но угрюмого фасада городской библиотеки, вобравшей в себя не только бесчисленное количество древних рукописей, но и ещё большее количество вековой пыли. Резиденция волшебников была значительно моложе монументальных соседей и выделялась на их фоне своей кладкой из бурого кирпича и стройными рядами высоких и узких окон. В здании было три этажа, а его стены формировали собой равнобедренный треугольник, в каждой из трёх вершин которого стояла небольшая угловатая башенка с тремя окнами. Сделано это было с определённым, сакральным смыслом, который, однако, был известен только экстравагантному архитектору, решившему оставить гениальную задумку в тайне от всех, даже от заказчиков. Входных дверей, разумеется, тоже было три, по одной на каждой из сторон. За первой из них скрывалась система складских помещений, где хранились еда, одежда, всяческие инструменты и магические ингредиенты; вторые двери предназначались только для посвящённых и вели к учебным аудиториям, читальным залам и прямиком к личным покоям старших членов гильдии, а последние двери предназначались для обычных посетителей, пришедших за чародейскими услугами. Все капитаны хотя и являлись искусными магами, но тоже должны были входить через третьи двери и не могли рассчитывать на равное к себе отношение. Дело здесь было в том, что гильдейские волшебники и придворные чародеи, посвятившие свои жизни изучению тонких материй и глубинных тайн мироздания, видели в боевых сородичах банальных убийц и душегубов, жаждущих разрушения, а не созидания. Правда, на пути к своим высоким и благим целям они порой сами совершали грязные, жестокие и леденящие душу деяния, но видели в них необходимую жертву или же сопутствующие издержки.

Приёмная зала гильдии с самого порога давала ясно понять, что в этом месте обитала магия. Помещение заливало мягкое голубое сияние, исходившее из стеклянных шаров в лапах чугунных торшеров с витыми подставками. Кроме них здесь стояло множество приземистых столов и диванчиков с пурпурными подушками и бахромой, на которых посетители могли подолгу дожидаться момента встречи с занятыми чародеями. Чтобы им было не так скучно, вдоль потолка была сотворена потрясающая иллюзия, изображавшая бездонное ночное небо с густой россыпью сверкающих звезд и разноцветными облаками космических газов. Все они непрестанно двигались в едином космическом водовороте, через который стремительно проносились огненные кометы, чтобы потом исчезнуть в густой, необъятной пустоте. Честно говоря, оно было даже прекраснее настоящего неба! Всякий человек, что в первый раз ступал в эту залу, попадал в эту очаровательную ловушку и не мог самостоятельно оторвать от неё взгляд, продолжая стоять очарованным истуканом. Иллюзия была создана ещё два века назад, вскоре после завершения строительства тогдашним Верховным Магистром, и с тех пор члены гильдии внимательно следили за ней, подпитывая магической энергией и оберегая, словно настоящее сокровище.

Хромос вошёл через пару последовательных дверей из тёмного дуба и почувствовал тот тонкий, свежий аромат, который обычно витает в воздухе после хорошей грозы. Прохладная его часть исходила от святящихся шаров, а аромат трав и масел поднимался из небольших сосудов, стоявших у подножия массивных алтарей. Всего их было четыре, а на вершине каждого из них стояли резные фигурки местных божеств. Статуэтка из тёмной бирюзы изображала Акведона, Владыки Штормов, одного из самых почитаемых богов в Лордэне. В правой руке он держал большую чёрную жемчужину — таинственный артефакт, источник его силы и власти над всеми морскими животными, которую он прятал в запретном дворце, на дне самой глубокой расщелины. Второй рукой он чесал чешуйчатую голову морскому змию, что ласково обвил чешуйчатый и склизкий хвост о его ноги, а на челе его покоилась золотая корона с острыми зубцами. Из кроваво-красной яшмы была вырезана мускулистая фигура Игнируса, Хранителя Негасимого Пламени — покровителя кузнецов, давнего благодетеля и легендарного праотца гномов. Поговаривали, что человека, снискавшего наивысшего благословения огненного Бога нельзя убить в бою, ибо он будет сгорать и возрождаться из пепла, но то были лишь слухи и бабкины сказки. Хрустальная девушка, застывшая в грациозном прыжке изображала могущественную, но капризную и непостоянную Каэлиду, Наездницу Бурь — давнюю подругу властителя морей. Кстати, молнии в небе метала не она, а её крайне ревнивый муж — Юниарис, чья плоть есть небеса. С противоположного алтаря на неё недовольно взирала выточенная из полосатого тигрового камня Мать Полей Террахора, дородная женщина с пухлыми щёчками. Поверх лба она носила пышный венок из бронзовых листьев и маленьких цветочков с перламутровыми лепестками.

Капитан неспешно прошёлся по узорчатому ковру и встал перед длинным столом, за которым сидело трое молодых парней и одна девушка лет шестнадцати-семнадцати в фиолетовых мантиях. Перед каждым из них лежало по толстому фолианту в старом, прошедшем через десятки сальных рук, кожаном переплёте, и они внимательно вчитались в их пропитанные мудростью строки, непрерывно поклёвывая носами и неумолимо приближаясь слипающимися глазами к выцветшим за древностью лет буквам. Хромос пробежался взглядом по всей четвёрке студентов и выбрал наименее сонного из них.

— Кгхм, — глухо кашлянул капитан. Парнишка вяло встрепенулся и поднял голову. — Добрый день.

— И вам… доброго … — замялся парень, но тут же припомнил, как именно его учили встречать посетителей, и неспешно завёл унылую шарманку. — Приветствуем вас в обители могучих чародеев, хранителей вековых знаний и тайн, гильдии «Ónmin a Sе́unriz[1]», чьё имя известно каждому от холодных северных лесов Нитрихе́ля до южных песчаных дюн А́ль’шхаза́мы; от скалистых восточных берегов Моу́за до…

— До западных пиков Израда. Мне это всё прекрасно известно, так что давай пропустим все эти лишние приветствия и перейдём сразу к делу. Скажи мне, кто из ваших мастеров сейчас на месте и может ответить на несколько вопросов?

— Мастеров? Ну, трое или четверо точно должны присутствовать, однако они заняты важнейшими делами и не могут сиюминутно дать вам аудиенцию. Для этого вам нужно записаться и прибыть в назначенный день ровно в срок. А что вам, собственно, от них нужно? — всё так же медленно и безжизненно продолжал бормотать юноша, в то время как его товарищи усердно подпирали подбородки руками, дабы невзначай не разбить о знания носы.

— Мне требуется разузнать кое-что о парочке редких заклятиях и о некоторых проклятых тварях.

— Извините, но нет никакой нужды тревожить мастеров ради подобных пустяков. Вы лучше скажите мне сейчас названия тех чар, что вам интересны, и мы подберём для вас адепта, который сможет вам всё хорошенько растолковать и при необходимости провести демонстрацию, — обыденно ответил студент, приняв капитана стражи за мага-самоучку, запутавшегося в самом простецком заклятии.

— Вот оно как, — нарочито глуповато протянул Хромос, — тогда кто из ваших учёных адептов сможет поделиться со мной знаниями о некромантии?

— Некромантии? Вы, должно быть, шутите?! — воскликнул резко пробудившийся парень, при этом подпрыгнув на стуле.

— И в мыслях не было. Я пришёл сюда, дабы повысить мои познания в тёмных искусствах, и я надеюсь, что у вас здесь отыщется знаток, нужного мне толка.

— Прекратите насмехаться! Некромантия и все подобные заклятия строго запрещены законом и противны самим Богам; члены нашей гильдии соблюдают их заветы и не практикуют подобную гнусность.

— Это всё очень хорошо, но можешь уже, наконец, позвать кого-нибудь из старших, а там мы сами уже решим, что колдовать можно, а что нельзя, — улыбнулся капитан, наклонившись над столом, но парень тут же вскочил на ноги и указал пальцем в сторону двери.

— Немедленно уходите отсюда, пока мы не позвали за вами стражу! Вон! Вон! — надрывался студент, пока Хромос с невозмутимым видом показывал ему жестом руки поторопиться. — Да что б тебя! Ребята следите за ним, я быстро.

Юноша развернулся и, старясь не споткнуться о полы длинной мантии, убежал за подмогой, оставив капитана под присмотром заспанных недоучек. Вот только они, за пеленой грёз не услышали и трети разговора, а потому злобно таращиться и грозить пальцем необычному гостю они не стали и продолжили рассеяно ползать глазами по строкам. А вот юная девица поняла наказ иначе и, позабыв про заунывную книгу, блаженно рассматривала крепкие, покрытые рубцами и мозолями руки пришедшего мужчины, мечтательно думая о чём-то своём, девичьем. Спустя несколько минут ленивого молчания и тихих вздохов из коридора донеслись сумбурный топот и сбивчивая речь молодого студента.

— Он ещё здесь! Каков нахал! Прошу, мастер, взгляните на него! — выпалил парень, едва его выставленный вперед палец прошёл сквозь дверную раму. В своём воодушевлении и рвении он походил на маленькую собачонку, радостно ведущую хозяина к желаемой цели. В след за ним в залу вошла статная женщина с толстой платиновой косой, переплетённой чёрными лентами и сложенной кольцом на её голове. Прожитые годы отпечатались узкими морщинами на её высоком лбу, некогда округлые и румяные щёки исхудали и потеряли цвет, но в её облике всё ещё сохранялась былая красота, дополненная теперь ореолом спокойствия и неподдельной внутренней гармонии. Одета она была в схожую тёмно-фиолетовую мантию с той небольшой разницей, что вдоль её манжет и воротника были вышиты широкие полосы золотых узоров, как бы намекавших на её более высокий привилегированный статус. При виде Хромоса волшебница остановилась, а её полные решимости и боевого задора глаза вмиг охладели и как-то странно потупились.

— Лучше бы ты ушёл, пока у тебя ещё была такая возможность, а теперь всё! Больше у тебя не выйдет строить из себя дурака, — уверенно прокричал студент на всю залу, ощущая за собой грозную силу, готовую защитить его, а от того став более дерзким. — Если не хочешь быть избитым стражами, то отвечай на все вопросы мастера Вестлер. Ты понял?! А!?

Студент хотел сказать что-то ещё, но внезапный и болезненный удар увесистого томика по затылку, прервал его пламенную тираду. Оторопевши, он оглянулся на наставницу, но тут же получил ещё один удар книгой в лоб, отправивший его в глубокий ступор, без единой надежды восстановить связь с реальностью. Положив книгу на стол, колдунья протянула руки вперёд и пошла навстречу капитану.

— Хромос, дорогуша, как же давно мы не виделись, — сказала женщина с мягкой, материнской улыбкой на устах.

— Я тоже рад тебя видеть, Ольмира, — ответил Хромос, заключив мастера гильдии в приветственные объятия.

Капитан почувствовал, как его съёжившаяся от беспокойства душа размякла, а по груди разошлось приятное тепло. После плотной череды неудач, безумных, кровавых событий и страха перед незримым врагом, в котором он не желал себе признаваться, объятия от близкого человека имели эффект целительного бальзама, снимавшего боль с самых глубоких ран. Впервые с Ольмирой Хромос встретился более десяти лет назад, вскоре после прибытия из-за океана. Разумеется, что ключевую роль в их знакомстве сыграл Хейндир, решивший обратиться за помощью к волшебнице для обучения юного дарования. Северянин был искусным и умелым магом, но по своей натуре был абсолютным практиком, а потому объяснение тонких материй он ловко спихнул на старую знакомую.

— А ты ещё крепче и больше стал, — сказала Ольмира, без спроса ощупав руки и плечи капитана. — Неужели Хейнд тебя до сих пор мучает тебя тренировками?

— Нет, что ты. Я уже давно сам себя истязаю, — улыбнулся Хромос.

— Ах, молодец какой, всем бы с тебя пример брать. Давай пройдём внутрь, чтобы нас никто не подслушивал, — сказала чародейка, нежно подтолкнув в спину и указав в сторону двери. Когда Хромос скрылся в коридоре, волшебница взяла со стола фолиант и, немного подумав, всунула его в руки студенту, продолжившему странствовать где-то между астральными измерениями. — Прочитай к понедельнику.

Ученик горько вздохнул и положил новую книгу поверх предыдущей.

— Ох уж эта молодёжь, — шутливо запричитала Ольмира, неторопливо поднимаясь по каменным ступеням, приподняв мешающиеся полы мантии. — Мне порой кажется, что с каждым новым годом, юные адепты становятся всё менее смышлёными и более легковерными.

— Тут скорее моя вина, не стоило над ним так зло подшучивать.

— Да брось. Ему вредно не будет. Возможно, сумеет понять, что в самих словах содержится не так уж и много истины. А с этим знанием живётся куда проще. У тебя вон все мысли и намерения в глазах можно прочесть, если как следует к ним приглядеться.

— Тогда ты уже знаешь, с какой целью я сюда пришёл, и говорить мне ничего не надо? Верно, мастер?

— Не придирайся к метафоре, — чародейка бросила в него полный укора взгляд. — Всего я узнать, конечно, не могу, но ты явно пришёл не чайку выпить и поболтать о жизни, а за советом. Это связано с теми убийствами, о которых говорят в городе?

— Всё верно говоришь. Не знаю, что именно ты слышала, но там уже настоящая чертовщина твориться. Этой ночью кто-то перебил отряд стражей, и я ничего подобного в жизни не видывал.

— А что об этом думает наш старый друг? Это ведь он тебя прислал ко мне?

— Нет, мы…ы… — протянул Хромос, отведя глаза в сторону окон. — Мы с ним не сошлись во мнениях, так что я здесь не по его указу, а по своей воле и желанию.

— Вот оно как, — ответила Ольмира, сделав вид, что этот ответ её полностью удовлетворил. — У тебя ведь есть какие-нибудь приметы или сведения, с которыми можно было бы работать?

— Совсем немного. С каждой жертвой убийца проводил какой-то странный ритуал, а вчера вечером на моих глазах он применил тёмное заклятие.

— Ты его встретил? — спросила чародейка, удивлённо подняв брови.

— Да, но он от меня убежал.

— Это досадно, — Ольмира недовольно поморщилась и количество морщин на её лице увеличилось в два раза.

— Его случайным образом застукали над телом последней жертвы, потом что-то перебило отряд наших парней в подвале морга, а тело исчезло. Я своими глазами видел их раны и клянусь богами — это был не человек. Мне нужно знать, какую тварь убийца мог призвать к себе на помощь, и я думаю, что подсказка кроется в повторяемом из раза в раз ритуале.

— Я понимаю ход твоих мыслей, но не уверена, что смогу оказать тебе существенную помощь. Как-никак, я ведь служила в том же ордене, что и Хейндир с твоим отцом, пускай и всего лишь послушницей, от того мы все знаем примерно одно и то же.

— Но у вас тут должен быть хотя бы один знаток, с которым я мог бы переговорить?

— Если ты хотел узнать про чудовищ, то ты явно не туда зашёл. В основном у нас исследуют способы превращения олова в золото, или угля в золото, или масла в зол… Короче чего угодно в золото. Нам уже не первый год выделяют средства из казны на подобные изыскания, однако до сих пор нам удалость изобрести только действенный способ превращения золота в пустые обещания, а изучение нечисти тут мало кого заботит. Однако тебе всё же повезло, с недавних пор у нас поселился эксперт по любому вопросу.

— И кто же он такой? — заинтригованно спросил Хромос, услышав нотки раздражения в прежде бодром тоне.

— Эльф, один из высших. К нам его квартировали из главного отделения гильдии, обещая обучение тайным знаниям и приобщение к высокой культуре, но теперь я точно уверена, что это было не поощрение, а наказание. Видимо наш магистр крепко так поругался с кем-то наверху. Этот остроухий довольно молод, пускай и старше нас двоих вместе взятых раза в три. Точный его возраст я не помню, да и уверена, что он его намеренно завышает на пару сотен годков. Впрочем, мне достоверно известно, что он принадлежит к младшим, сильно выродившимся ветвям главного семейного древа, так что он тут отыгрывается на всю катушку.

— Всё так плохо?

— Жрёт за троих, пьёт за пятерых и только самое дорогое, — Ольмира стала загибать пальцы. — Вечно куда-то пропадет, а потом за него приходится извиняться и платить компенсации за ущерб, чтобы замять дело. Своими бесконечными выходками успел довести до сердечного приступа двух мастеров, и буквально оплевал почти всех наших студентов. Лучше бы нам слона на постой дали, он хотя бы вёл бы себя приличней, а может и по деньгам дешевле бы вышло.

— А толк от него хоть какой-то да есть?

— Большую часть времени никакого, однако он — большой любитель поспорить, и не упускает возможности тыкнуть человека в его собственное невежество, вот тогда от него можно узнать много крайне интересных вещей и поразительных тонкостей. За половину тысячелетия даже самый законченный болван сможет обрести какую-никакую мудрость. Не хочется это признавать, но даже я, уже не молодая девчонка, смогла разок подчерпнуть кое-что новое из его слов. Может что и больше получилось узнать, но, как бы я не силилась, и всё же у меня не хватает терпения долго выслушивать его упрёки и поучения. Руки чесаться начинают, а язык так и норовит выскочить изо рта.

— А как ты тогда предлагаешь вытягивать из него сведения, если он у вас такой своевольный?

— Может он горд и своеволен, но, тем не менее, в глубине души всё же трусоват, а потому со злым солдатом вроде тебя сильно наглеть не станет… По крайней мере мне так кажется. Пригрози ему как-нибудь осторожно, не прямо, как ты умеешь, и общение у вас худо-бедно наладиться.

— Обязательно прислушаюсь к твоему совету, — ответил Хромос, хрустнув костяшками.

— Главное не перестарайся, а не то он обязательно устроит скандал.

За этим разговором капитан и чародейка прошли по длинной, светлой галерее, заставленной бронзовыми и мраморными бюстами бородатых старцев с длиннющими именами, выгравированными на прибитых золочённых табличках. За крутым поворотом начиналась новая галерея, в середине которой на приземистом табурете сидел мальчонка, едва вышедший из раннего детства. Сдвинув брови вместе и поджав губы, он медленно водил пальцем вдоль блеклых строк старого букваря. Заметив карем глаза приближение мастера гильдии, паренёк аккуратно закрыл книгу, осторожно, словно та была сделана из самого хрупкого стекла на свете, поставил её к основанию бюста, после чего вскочил, словно в табурете таилась сжатая пружина, поправил помявшуюся одежду и принял положение по стойке смирно.

— Приветствую вас, госпожа Вестлер и вам доброго дня, достопочтимый господин, — чётко произнёс мальчик и глубоко поклонился.

— Привет, Роди, — ответила ему Ольмира и ласково положила руку на русую макушку. Внизу щеки у него был заметен недавний синяк, успевший к тому времени позеленеть. — Скажи, наш гость ведь у себя?

— Да, госпожа, он не покидал покоев и до сих пор не звал меня к себе.

— Видимо, до сих пор спит, прохиндей, — Ольмира недовольно цыкнула языком. — Надеюсь, ты успел от него отдохнуть?

— Угу, я даже две страницы прочитать успел, но там слово непонятное попалось.

— Я тебе с ним обязательно помогу, но чуть позже, а пока, Хромос, идём.

Ольмира подошла к высоким створкам дверей и трижды ударила по ним кулаком. По пустой галерее разнеслось звонкое и гулкое эхо и успело замолкнуть, но ответа на стук не последовало. Тогда волшебница пробормотала самое страшное проклятие, которое она помнила, сделала глубокий вдох и выудила из абсурдно глубокого кармана серебристый ключик.

За отпертыми дверьми их встретил густой аромат ягод, цветов и пролитого вина, успевшего за ночь частично скиснуть. Тяжёлые шторы были наглухо задёрнуты, но созданные ими потёмки были не в силах хоть сколько-нибудь скрыть чудовищный свинарник, в который превратилась великосветская гостиная всего за одну весёлую ночь. То тут, то там на полу валялись пустые бутылки, огрызки и косточки вместе с брошенными книгами и снятой впопыхах одеждой. Рядом с входом лежали треснувшие ножки и продырявленное сиденье старинного стула, а его отломанная, обугленная спинка частично торчала из топки потухшего камина. Хромос успел ещё заметить свежие фиолетовые пятна на потолке, разрезанную картину и мохнатое чучело-альбиноса, напоминавшее утконоса переростка, только с пастью аллигатора, а затем высокую комнату сотряс исполненный гнева крик.

— АФАЭ́НДР!

Звуковая волна отразилась от стен и слилась в тонкий звон, словно кто-то незаметно стукнул ножом по высокому бокалу. Со стороны деревянной лестницы, ведшей на второй этаж апартаментов, послышались грохот, сдавленные ругательства и поспешная возня. Спустя пару минут, из дверной арки показалась худосочная фигура в небрежно накинутом шёлковом халате, расшитом огромными бутонами синих роз. У него были длинные, растрепавшиеся и запутавшиеся во время сна волосы цвета блонд, достававшие до низа поясницы. Хромос вгляделся в красивое лицо, имевшее очень выразительные, но утончённые, плавные и, можно даже сказать, женственные черты, и подумал, что если бы не явно мужское имя и полное отсутствие груди, то он скорее бы всего решил, что перед ним стояла эльфийка. Афаэндр медленно спустился на пару ступень, крепко цепляясь за перила, дабы не полететь кубарем вниз, и посмотрел на незваных гостей. Его глаза источали слабое голубое свечение, хорошо заметное в сумраке комнаты, но ещё от них исходило колоссальное презрение, направленное на тех, кто осмелился потревожить его сладкий сон.

— Ты чего пришла, старая? — слегка сиплым голосом бросил эльф на своём родном языке.

— Я-то с делом пришла, а вот ты чем тут занимался? — строго сказала Ольмира и махнула рукой. По её велению шторы распахнулись, озарив комнату ярким дневным светом.

— Ночью звезды в окне считал, а сейчас отсыпаюсь, — криво соврал Афаэндр, прикрывая глаза ладонью

— Да неужели!? Тогда чьи это тряпки везде разбросаны?

— Ламва.

— Кто это?

— Вон он стоит, — ехидно ответил эльф, указав пальцем на уродливое чучело. — Ему особенно платья идут, можешь сама попробовать натянуть.

— Это же как сильно нужно было нажраться, чтобы решить обнести кабинет магистра Галдорма? Неужели ты хочешь, чтобы его второй раз за неделю удар хватил? Имей уважение к возрасту!

— Ага, конечно. По нашим меркам у него ещё молоко на губах не обсохло. О каком уважении может идти речь? Доживите хотя бы до трети тысячелетия — тогда и поговорим. Или не можете?

— Что ты ещё вчера натворил? — Ольмира сделала вид, что пропустила последние слова, хотя её ногти больно впились в ладонь.

— Я мало что помню, но мне было очень хорошо, прямо замечательно! А вообще, в произошедшем виноват не только я.

— А кто же ещё? Прошу, укажи мне на этого мерзавца.

— Вот сама посуди. Я парень озорной, общительный, тем более что такому красавцу нельзя держать себя взаперти и мучиться от тоскливого одиночества. Тебя же вчера ночью здесь не было, а кто другой кроме тебя найдёт в себе столько наглости и невоспитанности, чтобы возразить мне, чтобы удержать от тяги к приключеньям и кутежу! Они, конечно, что-то там недовольно бубнили, но за это получали по своим противным харям, и более от них я не слышал ни звука. А из этого выходит, что ты виновата во всём произошедшем не меньше, а может быть даже, что и куда больше, чем я, — подытожил эльф, подло ухмыльнувшись.

— Славно звучит… просто великолепно, — сухо выдавила чародейка, став пунцовой. — Кстати познакомься, это Хромос Нейдуэн, он капитан городской стражи, и у него есть к тебе крайне важный разговор.

— Это что из-за той дуэли? Нашли из-за чего разводить драму. Тот остолоп сам меня вызвал и предложил выбрать оружие для поединка, но неужели он думал, что истинный потомок Бессмертного Народа станет махать железной дубиной, словно какой-то там грязный варвар?! Это же чистый нонсенс! К тому же, та его баба вообще не стоила всех тех громких речей и дешёвого героизма, мог бы и уступить её на время. Так что, как это у вас здесь принято, дай этому свину кошель потуже, и пусть проваливает ко всем чертям.

— Нет, он пришёл не поэтому, хотя, думаю, что ему будут очень интересны твои признания: кого, как и где ты покалечил. Приятно вам провести время, а я пошла.

Сказав это, Ольмира по-солдатски развернулась на каблуках и вылетела из комнаты, не дав эльфу и шанса возразить. Заряд ненависти, приложенный к двери, издал хлопок, больше походивший на раскат грома.

— Стерва, — прошипел кутила, когда эхо затихло.

Простояв с минуту в молчаливом ожидании, что непрошенный гость, истощённый убийственным взором, всё же осознает всю степень своей никчёмности и ущербности, сдастся и уйдёт, раздосадованный Афаэндр стал осторожно, словно дряхлый старик, спускаться по лестнице. На последней ступени, перед тем как сделать финальный шаг и оказаться на одном уровне со стражем, он выпрямил тощую спину, изогнул лебединую шею и приподнял заострённый подбородок, чтобы соответствовать великой родословной, но тут же почувствовал, как его гордости был нанесён роковой удар. Капитан был заметно выше его и даже не помышлял о том, чтобы ссутулиться или пригнуться перед поистине благородным созданием, а даже наоборот — смел выпячивать широкую, мускулистую грудь.

Они сблизились.

— Terfа́la Inžе́rsyCalízia[2], — медленно и надменно произнёс эльф, словно пытаясь добиться ответа от коровы.

— E terfala А́ntery Paseliа́s[3],— твёрдо, но изящно ответил Хромос, не задумавшись ни на мгновение.

— Хм… значит, в этом городе даже солдатню удосуживаются обучить высокой речи. Что ж, недурно, — эльф самодовольно поморщился, признавая в скотине разум. Но было в этом второсортном существе ещё что-то, что Афаэндр смог заметить, только подойдя почти что вплотную; сказывалось похмелье.

Приняв благостный вид, эльф элегантно и величаво, словно Божество с небес на грешную землю, протянул руку человеку и сверкнул в него голубыми очами. Хромос, слегка удивившись этой внезапной перемене, разжал прежде скрещённые на груди руки и аккуратно взялся за предложенную ему кисть. Если бы в комнате не было света, то капитан мог бы поклясться, что в этот момент держал в шершавой ладони хрупкую девичью руку с нежной, бархатистой кожей и ровно подпиленными ноготками. Он думал, стоило ли сжимать её или хоть как-то трясти, но несколько десятков болезненных уколов прервали это кратковременное замешательство. Липкие, голодные, извивающиеся и незримые для простых глаз пиявки кусали его за ладонь, пальцы, прогрызались сквозь кожу, углубляли бестелесные морды в плоть и принимались жадно сосать, но не кровь, а запасённую в теле магическую энергию. Это была добрая традиция высших эльфов, которую искренне ненавидели все маги прочих народов. При встрече они «прощупывали» друг друга, чтобы получить примерное представление о магических силах собрата и таким образом определить занимаемое им положение в жёсткой иерархии их разделённого на касты общества. Слукавить возможности не было. За редчайшим исключением люди не обладали столь высокоразвитой способностью к магическому вампиризму, а потому в их отношении это было лишь унизительной издёвкой.

Капитан сдавил своей клешнёй тонкие, изнеженные пальцы, и малодушный эльф, едва почувствовав боль, прекратил подлые манипуляции, но руку отдёргивать не стал, дабы дерзкая атака окончательно не обернулась позорным и трусливым бегством. Затем он принял ещё более напыщенный вид и сделал глубокий вдох, надувшись словно индюк.

— Имя мне Афаэндр Илдарса́т де́о Налиа́с из рода Тонвалао́ров Агдуалири́йских, что вышли из семьи почтенных Малэ́у а Карда́са, которые берут начало своего древнего рода от Великого Элиава́нна аз Нарда́ра из Перворождённых, — произнёс он уже в десятитысячный раз за многовековую жизнь, но всё с тем же фанатичным, отупляющим благоговением, что и в самый первый. Он был искренен в своих чувствах, но не по отношению к его древним и поистине выдающимся предкам, а в гордости самим фактом пускай и отдалённого с ними родства, которое, несомненно, делало и его столь же могущественным и гениальным, ставя на одну ступень с великими прародителями. В генеалогической дотошности высшие эльфы превосходили все прочие нарды, даже гномов.

— Я Хромос из рода Нейдуэн, сын Гэлсара, сына Осгата, сына Илаги́за, сына Тирире́ста, — также похвалился капитан знанием своих прародителей, при этом испытывая к ним гораздо большее тепла и почтения.

— Славный парад мертвецов.

— Можешь добавить к нему имена всех Перворождённых, — ответил Хромос, зная это больное место в памяти высших эльфов. — Будем и дальше стоять или всё же присядем?

— Пожалуй, присядем, м… — последнее слово эльф произнёс одними только губами, но весь его смысл был ясно отпечатан на лице и читался во взгляде.

Вдвоём они прошли к заваленным всяческим барахлом софам, стоявших по обе стороны от невысокого овального стола. Хромос аккуратно сдвинул вещи к противоположному краю и сел на расчищенное место, в то время как Афаэндр плюхнулся на незамусоренный пятачок сиденья закинул ногу на кучу вещей и одним резким движением сбросил всё на пол, после чего по-барски развалился во весь рост. Теперь он выглядел точь-в-точь, как одна из тех девиц, что томно позируют художникам, оправдывающих потакание плотским страстям служением души высокому искусству.

— Так зачем ты пришёл в такую рань ко мне? — спросил эльф, не зная, что время уже было как раз под стать обеду.

— Тут вот какое дело. Недавно в городе появился тёмный чародей и совершил серию ритуальных убийств. У меня есть все основания полгать, что он способен применять редкие и мощные заклятия запрещённых течений. Мне нужен знаток, который мог бы указать, с кем именно я имею дело, как его можно вычислить и как его можно поймать.

— И вот по этой причине старая карга привела тебя ко мне? У неё что, не нашлось какого-нибудь дурачка на побегушках, который бы смог ответить тебе на подобные глупости? Да и вообще, у вас в городе ни одного филиала Инквизиции нет что ли?

— На наше счастье, они здесь уже с десяток лет даже проездом не появлялись.

— Ааа…Это объясняет, откуда у вас в городе столько пустышек расплодилось и мерзких полукровок. Невозможно пройтись по улицам, чтобы не наткнуться на их довольные, подлые рожи. Проходят мимо и даже не думают остановиться и поклониться в ноги тому, в ком ещё сохранилось было величие их народа. Вот при Главе Совета Камиласта́ре Соалифи́ре был порядок, все чтили законы — все чтили кровь, — эльф с упоением вспомнил период своей юности, выпавший на самый конец второй эпохи, когда Бессмертный Народ перестал быть единым и Вечная Империя уже не первый век стремительно гнила и разлагалась изнутри. — Я раньше думал, что этому они научились от вас, но, поездив по вашим захолустьям, как вы вообще можете называть их городами и тем более столицами, понял, что и у вас есть врождённое «чувство ранга», за некоторым исключением, разумеется, — эльф тыкнул в капитана взглядом. — Теперь вот сижу и дальше ломаю голову над этой загадкой природы. Может быть, всё дело в их врождённой душевной неполноценности или же в столь же ущербных умственных способностях, не позволяющим им понять суть общественного устройства и вытекающую их него обязанность к подчинению и покорному служению. Как вы там говорите… В семье не без урода. Ха-ха… а ведь в этом что-то есть… Стоит написать об этом трактат.

— Уверен, что это будет самая премудрая книга на свете, что все непокорные головы примут выпавшую на их долю судьбу и склонятся перед твоим величием, а тебе в столице возведут золотой монумент, что пронзит небеса, — сказал Хромос с жирнейшей иронией в голосе.

— Да. Так оно и будет.

— Отлично, но, может быть, ты всё-таки окажешь услугу гильдии и поможешь мне разобраться в действиях убийцы?

— Если только это поможет мне избавиться от твоего общества, то так и быть я отвечу на твои вопросы, но сперва… Роди! Роди! — звонко закричал эльф, но тут же пожалел об этом. Голос через кости перебрался в чувствительные уши и ударил по отёкшим мозгам, словно кто-то в его голове бил молотом по огромному гонгу.

Послышался скрип, и маленький слуга неспешно вплыл в комнату. Это был не тот улыбчивый и бодрый мальчуган, которого Хромос видел в коридоре, этот был поникшим, скрюченным, готовым в любой момент получить оплеуху и покорно принять её, в страхе получить ещё двадцать сверху. Роди подкрался к столу и стал ждать приказаний, не имея права поднять глаза ни на своего барина, ни на его гостя. Афаэндр довольно улыбнулся.

— Воды. Холодной. Принеси кувшин, — неспешно выговорил он на эльфийском, чтобы мальчик точно смог его понять. Эльфу хотелось к приказу добавить кое-что ещё, но недовольные глаза стража вынудили его сдержаться. На этот раз. — Живо.

Мальчик сделал короткий, боязливый поклон и столь же тихо выполз из комнаты, словно бы за каждое лишнее движение или звук в него должно было прилететь что-нибудь увесистое и угловатое.

— Так какие там заклятия может использовать этот ваш убийца? — без особого энтузиазма спросил Афаэндр.

— Достоверно известно только то, что он способен применять заклятия тьмы, а именно чары «Покров Теней». Я лично был свидетелем его колдовства, а в остальном у нас есть лишь косвенные улики и догадки.

— И какие же?

— С каждой из жертв убийца повторял один и тот же ритуал. Сперва он убивал человека ударом или выстрелом в голову, затем выкалывал ему глаза, снимал с груди кожу и в конце пронзал стилетом сердце. Детали порой немного отличались, но в целом всё повторялось.

— А ты случайно эту дурь не выдумываешь на ходу? — насмешливо спросил эльф, предварительно покопавшись в закоулках памяти.

— С чего бы мне что-то выдумывать? По-твоему, я к тебе шуточки шутить пришёл; веселиться, пока в городе гибнут люди?

— Это вполне допустимый вариант; я бы сказал, что даже самый вероятный. Хотя… есть у нас один весьма популярный сборник, где описываются ваши дикие Боги и ваши варварские ритуалы. В чём в чём, а в этих делах фантазия у вас что надо. Может, какой деревенский дурачок, что прежде молился сове, камню или паре сколоченных досок, приехал в город и теперь режет людей по приказу голосов?

— Нет, этот убийца действует весьма скрупулёзно, с поистине дьявольским мастерством, так что он точно не из сельских простаков. К тому же у меня есть все основания полагать, что жертвы были выбраны не случайно, а являются частью некой тайной общины.

— Полагаешь, что одна группка верующих, решила прирезать другую? Вот что бывает, когда нет единой веры, что неотличима от науки о природе; вам бы у нас поучиться.

— У вашего брата для грызни и других поводов в достатке.

— Много ты о нас знаешь, смертный.

У эльфа на языке уже был готов встречный выпад, вскрывающий ничтожность человеческого существа, но дверные петли вновь скрипнули, и на пороге появился Роди с пузатым железным графином в обеих руках. Осторожными, почти бесшумными шагами он вновь подошёл к столу и стал ждать новых указаний. Эльф взял первую попавшуюся под руку чашу, проверил не осталось ли в ней вина со вчерашнего вечера, и жестом приказал мальчишке наполнить её. По исполнению мальчику было дозволено поставить графин на стол и удалиться из комнаты до следующей потребности в его услугах.

Эльф сел и достал из кармана халата две небольшие, закрытые пробками склянки. В первой из них тряслись крупные, полупрозрачные гранулы яркого голубого-зелёного цвета, явно говорившего об их алхимическом происхождении. Афаэндр зубами выдернул пробку и ссыпал половину пузырька в чашу, вода в которой тут же начала шипеть и пениться, выплёвывая вокруг себя фонтан маленьких влажных искр. Пока напиток занимался самоприготовлением, эльф шарил руками по столу и наконец, с довольной, туповатой лыбой и страстным предвкушением в глазах, нашёл длинную металлическую пластинку, чем-то походившую на хирургический инструмент. Бурление в кубке прекратилось, и Афаэндр опустошил его длинными, неспешными глотками, иногда мыча от удовольствия. Хромос мог видеть, как в считанные секунды умиравший лебедь приободрился, поднял голову и расправил крылья в ласковых потоках свежего, утреннего ветерка. Но этого было явно недостаточно, и благородный гуляка бережно и осторожно открыл вторую баночку, наклонил и засунул в неё инструмент. На конце железки он достал крохотную горстку белого, слегка коричневатого порошка, и поднёс её к носу. Один мощный вдох хилой груди, и эльфа проняла эйфорическая дрожь. Каждая клеточка его тела принудительно пробуждалась и приводилась в состояние повышенного возбуждения, а в учёной голове вместо гудящего похмельного тумана теперь пел чистый, сияющий разум готовый к открытию врат надмирных тайн; глаза же превратились в стекло.

— Вижу, что ты уже побывал в Квартале Страстей, — поморщился Хромос, узнавая симптомы дешёвой отравы.

— А… да… ни чего так… местечко… — рвано произнёс эльф, возвращаясь из кратковременного забвения и шмыгая носом. — От меня пытались сперва скрыть это замечательное место, но не вышло. Ха! Скажу тебе по секрету, я там встретил одного из здешних магистров. Говорил, что пришёл искать меня, а у самого свежие засосы на дряблой шее, и полуслепые глазки бегают от юбки к юбке. Что за гадкий старикашка!

Впрочем, если немножко припомнить историю, то дворцах Великого града Филореса́рда проводились роскошные пиры и загульные оргии, по сравнению с которыми местные забавы покажутся лишь детскими играми. Как мне рассказывал отец, вход туда был заказан только для ярчайших светил нашей политики и науки, представителей чистых кровей. Потому то лица и тела всех участников были совершенны в своём изяществе и красоте, а витавший в воздухе дым творил с ними иллюзии, превращая звук во вкус, а цвет в осязание! Говаривали даже, что если ты хоть раз заглядывал в щель меж закрытых дверей, то этого было достаточно, чтобы ни одна красавица больше не смогла возбудить твоё естество, сколько бы стараний она не приложила!

— Да-да, куда же нам до вашего славного прошлого, — в очередной раз отмахнулся Хромос. — Но всё же вернёмся к делу. Вчера одному из наших патрулей удалось застать убийцу на месте преступления, когда он возился с трупом. Разумеется, что ему удалось скрыться, иначе бы я здесь не сидел, и той же ночью кто-то перебил отряд наших парней, а тело последней жертвы исчезло.

— Думаешь, что он решил закончить дело или же свежей человеченкой перекусить? — при этих словах глаза эльфа сверкнули ярче прежнего.

— Он до этого забирал с собой срезанную с тел кожу, но вот мяса не трогал.

— Уверен, что он её выделывает, а потом гульфики себе шьёт на память и носит по праздничным дням. Должно быть, смотрится шикарно! — сдерживая волну гнева, Хромос заскрипел зубами. Пока что от советчика толку было ни на грош. — А может и вместо пергамента использует. Мне однажды попался в руки гримуар с подобными страницами, а вместо обложки у него было иссохшее лицо, уродливое такое.

— Не думаю, что мы имеем дело с обычной жатвой. Сегодня утром, недалеко от места резни, я услышал от одного старика историю о его ночной встречи с измазанным в крови человеком. Он назвал его оборотнем. В другой день я бы решил, что ему привиделось нечто в пьяном бреду, но я сам видел раны на убитых стражах и рассечённые пополам доспехи. Ни один меч на такое не способен, но вот исчезнувший человек точно был мёртв, у него была пробита голова.

— Да, подобного оборотень пережить бы не смог, это было подтверждено экспериментами. К тому же сейчас ещё не полнолуние, и даже если этот оборотень из тех, кто способен перекидываться по своему желанию, то он бы непременно кого-нибудь да покусал, а из твоих слов я могу предположить, что подобных следов на телах не было. Так ведь?

— Верно. Потому-то я и хочу узнать, какие есть способы воскресить мертвеца и заставить его убить пятерых вооружённых и закованных в броню человек.

— Для этого потребуется чрезвычайно сильное колдовство. Кроме некромантии мне на ум почти ничего не приходит, но она в данном случае не подходит.

— От чего же?

— Да потому что поднять из могилы хлипкого скелета-лакея способен почти любой маг, прочитавший свиток запретного знания и готовый навечно запятнать и проклясть свою душу. Однако такого без особых усилий можно одолеть в кулачном бою. Чтобы сотворить из останков боевого вурдалака придётся уже пожертвовать часть своей души прозябающему в Великой Пустоте богу смерти, так называемому «Безликому», заключив с ним неразрывный договор. В твоём же случае надо предполагать создание нежити рангом не ниже костяного рыцаря, а на это способен только полноценный, умерший и восставший в новом обличии лич, а таких в городе точно нет, ведь одно его присутствие заставило бы природу чахнуть, сводило бы животных с ума, а по ночам с окрестных кладбищ слышался бы леденящий вой возбуждённых призраков и скрежет сотен ногтей о крышки гробов. Началась бы ещё эпидемия чумы, оспы, проказы или всех их разом. Подобные знаки не заметит только слепой и глухой, так что это просто не могла быть некромантия.

— В таком случае мог ли сам убитый быть начинающим некромантом или какой-то иной нежитью?

— Вообще-то ты говорил о нескольких жертвах, а это бы означало, что каждый из них должен был быть такими, что весьма маловероятно. Ты ведь не замечал, чтобы из их ран вместо крови вытекала чёрная жижа или сочился зловонный гной? К тому же, захолустный некромант-самоучка не прошедший ритуал вознесения не сумел бы вот так взять и самостоятельно переродиться. Для этого понадобится сам мертвец, умелец с косой и проклятой книгой, длительная церемония, сотня свечей, помёт жабы и танец с бубном.

— Очень смешно, но тогда могла ли это быть демоническая порча? — спросил капитан с некоторым беспокойством; у него заканчивались рабочие теории.

— Это весьма интересная догадка. Демонопоклонники нередко подселяют в своё тело нечто вроде паразита. Оно подпитывается их жизненными соками, растёт, делает их сильнее, нашёптывает им тайные знания с чёрных скрижалей Князей Хаоса и позволяет прочувствовать, что же есть неугасаемая ярость и всепроникающая ненависть. Полагаю, ты догадываешься, что это всё даётся им не за просто так. Их тела начинают медленно меняться; сначала изнутри, а потом и снаружи. Как правило, у всех сектантов, заключивших договор с одним и тем же демоном, внешние проявления схожи. Может твой убийца потому-то и срезал кожу, что хотел скрыть эти самые следы…

— Ты меня достаточно обнадёжил, так что не тяни и скорее объясняй, почему же и этот случай мне не подходит. Я вижу, что тебе хочется.

— Ну, во-первых, потому что они очень плохо умеют скрываться, а ещё они все так или иначе, рано или поздно сходят с ума, — с явным удовольствием продолжил эльф, — и нет ни единого способа избежать этой участи. Стыдно это признавать, но был у нас весьма позорный момент в истории, который случился вскоре после первой встречи с Демонами на заре второй эпохи, когда мы были разбиты и слабы, а потому несколько наших учёных соблазнились их обещаниями и приняли в себя демоническое семя. Эффект, несомненно, был внушительным. С каждым последующим днём их магические силы росли ужасающими темпами, все чувства обострялись, и они описывали свои поразительные видения, в которых им удавалось заглянуть на ту сторону паутины мироздания. Тогда они начали проповедовать идеи нечестивого, как мы теперь понимаем, союза, и часть нашего народа последовала за ними, нарекши их провидцами новой эры. Они даже смогли построить первый храм и выдвинуть несколько важных предложений для обсуждения Совета, но затем один из новоиспечённых пророков во время званого ужина схватил за руку свою прелестную соседку, откусил ей два пальца и на глазах у всех гостей разгрыз их и проглотил. Видимо ему не слишком пришлись по вкусу предложенные блюда. Его тут же повязали и бросили за решётку, а вскоре выяснилось, что та дегустация была далеко не его первой, и ранее он уже съел пару прихожан в компании прочих верховных жрецов.

Шумиха выдалась знатная —в их святой обители нашлось много чего интересного, но за время обысков, сидя в тюрьме, эти каннибалы превратились в безмозглых животных, бросавшихся на всё, что двигалось. Мне удалось достать одну занимательную записку из запретного архива, где рассказывалось, что на их телах то тут, то там появлялись обширные язвы, а через некоторое время из них вырастали глаза без век с угловатыми зрачками. Те, кто встречался ними взглядами, нередко падали без сознания, бились в эпилептических припадках, впадали в панику или мочились в штаны. Тогда демонические безумцы радостно гоготали и вопили, что было мочи: «Ормыкур! Ормыкур! Ормыкур!»

— Паук с Тысячью Глаз, — прошептал Хромос, чувствуя, как окружающее пространство содрогнулось от звуков проклятого имени.

— Он самый. Я, право, удивлён, что ты знаешь прозвище нашей главной напасти, — эльф недовольно поморщился. Паук с Тысячью Глаз, Всевидящий Демон, Погибель Магов, Глас Бездны — вот лишь немногие из имен предводителя членистоногого, насекомоподобного демонического Легиона, почтенного Герцога Преисподней, Трёхликого Ормыкура, любившего эльфов также, как детишки любят сладкие конфетки. Он вписал своё проклятое имя в эльфийскую историю не только как демон-искуситель, но и как убийца первого и последнего Императора — Гилдрасти́ра аз Линта́ра, Перворождённого, который единственный из них пережил Великую Катастрофу. — В общем, если бы они были демонопоклонниками, то уже давно проявили себя. Распространяли бы ересь среди горожан, проводили шабаши с жертвоприношениями и таскали при себе груды всякого ритуального хлама. Ты ведь не находил у убитых нечто подобное?

— Вроде бы нет.

— А ещё, если бы они всё же оказались одержимыми, то их тела пришлось бы немедленно сжигать. Мы с теми первыми жрецами хаоса совершили такую ошибку, подумали, что обычного отсечения головы будет достаточно, но оказалось, что маленькая тварь внутри их тел остаётся жива. Собственно, это и есть вторая причина, почему это не твой случай. После смерти носителя она начинает активно поедать его плоть, расти, а когда запас пищи заканчивается, то вырывается из могилы и отправляется на поиски свежей пищи, потому как падаль их не особо привлекает. Раз убитых было больше одного и их трупы не были сожжены, то каждый из них должен был бы переродиться и бегать по городу, кусая всех встречных. Низшие демоны — невероятно прожорливые, энергичные, злобные и крайне безмозглые твари.

— И что же тогда остаётся?

— Да, собственно, ничего! — радостно воскликнул эльф. — Можешь пойти выпить с досады, или наорать на своих солдатиков, или в борделе девку высечь. Уверен, что тебе известно много способов, как отпраздновать очередной провал!

Капитан почувствовал жгучее желание придушить мерзавца за словесную пощёчину, но его пыл вмиг погас, когда эльф небрежно потянулся и ворот цветочного халата раскрылся шире прежнего. На плоской, по-детски лысой груди болтался на цепочке продолговатый кулон из металла, чья гладкая поверхность переливалась всеми цветами радуги, словно масляное пятно на воде.

— Из чего сделана эта побрякушка, — спросил Хромос, припоминая этот мистический блеск.

— Ты про подвеску, — слегка удивился эльф, — это очень древняя вещица, отлита была ещё во первую эпоху. Она сделана из металла ладизен.

— А где его можно достать и из чего его делают?

— Это особый сплав на основе мифрила, изобретённый одним из Первородных. В тайну процесса его производства были посвящены лишь члены его семьи. После великой Катастрофы этот секрет был безвозвратно утерян, а небольшая часть самого металла сохранилась в нашей нынешней столице и некоторых других руинах, а всё остальное приходится искать в разбросанных по вселенной кускам наших городов. Часть выживших потомков Мастера-Кузнеца Алмотаэля с тех самых пор пытаются восстановить рецепт. но пока особых результатов в этом деле они не достигли.

— Если он такой уникальный, то он должен обладать хоть какими-то особыми свойствами?

— Он является одним из лучших проводников и накопителей магической энергии, способен воспринимать её мельчайшие колебания, но весьма сложен в обращении. Именно из него отлиты все врата для перехода между мирами. Так гораздо проще открывать червоточину и можно куда дольше её поддерживать.

— А что ещё можно из него изготовить?

— Я не знаю, — огрызнулся эльф, — многие технологии были позабыты с утратой нашей родины, а то, что ещё осталось, старейшины предпочитают не разбалтывать, всё равно от них сейчас много толка не будет.

Незаметно для собеседников в комнату из спальни вышел ещё один человек и почти беззвучно спустился по ступеням босыми ногами. Это была невысокая девушка хрупкого телосложения с болезненно бледной кожей и русыми кудряшками. На её плечах болтался шёлковый халат, похожий на тот, что носил эльф, но девушка не стала завязывать на нём пояс, и Хромос имел возможность лицезреть не только все её прелести и достоинства, но и целую россыпь свежих синяков, которые остались точно не после страстных поцелуев. Она сразу заметила незнакомца, но даже не дёрнулась для того, чтобы запахнуть одежду или прикрыться руками. Что уж там. Пускай вместо одного мужчины их было бы в комнате десятеро, и все они пускали бы на неё слюни и рассказывали, что же именно они собираются с ней сотворить, она бы и бровью не повела и смотрела бы на них тем же мёртвым, безучастным взглядом. Она была слишком трезва, чтобы играть в стеснительность или кокетливо улыбаться.

— О, ты проснулась, — сказал Афаэндр, пересаживаясь ближе к продажной любовнице.

— И Миа тоже, — на ужаснейшем эльфийском просипела девушка, никак не отреагировав на грубые прикосновения к ягодицам. — Мы договаривались на завтрак, изволь исполнить.

Теперь Хромос заметил, что из-под длинного рукава выглядывал край бронзового браслета, плотно сидевшего на кисти. Две заклёпки надёжно соединяли его части и не давали самовольно снять украшение. Носивший его не имел право покидать города и должен был выполнять любую работу для человека, чьё имя было отчеканено на поверхности металла. Рабов в Лордэне не было — были только должники.

— Да, сейчас прикажу, чтобы эти бездари с кухни чего-нибудь состряпали. У меня что-то тоже аппетит разыгрался.

Заложница его не слушала; всё её внимание было сконцентрировано на прозрачном флаконе с грязноватым порошком. То был её возлюбленный Морфей, чьи единственные объятия и ласки не были ей омерзительны и противны. Она бы и сейчас с радостью бросилась в его распростёртые руки, но день только начинался, и новое свидание стоило отложить до следующего кавалера со звонкой монетой. Очнувшись, девушка развернулась и, пошатываясь, отправилась назад к лестнице.

— Сам видишь, тебе пришло время уходить, — сказал эльф, поднимаясь с софы. — Мне лень кричать, так что скажи мальчишке, чтобы он зашёл, у меня для него есть пара приказов.

Зловещая улыбка и кровожадный прищур светящихся глаз тонко намекали, что на этот раз одними поручениями Афаэндр ограничивать себя не сбирался.

— Надеюсь, что больше никогда не увидимся. Провожать не буду, дверь сам знаешь где.

— О да, знаю, — сказал Хромос и с короткого замаха ударил эльфа правым апперкотом в челюсть.

Благороднейшее из существ подлетело в воздух и с грохотом распласталось на софе, словно молочный поросёнок на столе у кухарки.

[1] С языка высших эльфов «Глаз Змея»

[2] Славься Бессмертный народ

[3] И славься Вечная Империя