Тени Лордэна

Глава VII «Тихий Дом»

Позвякивая доспехом при каждом движении, капитан Нейдуэн шёл по широкой земляной улице, петлявшей между мастерскими дворами, из-за чьих заборов доносились стуки молотков, шипение воды, скрежет металла и трёхэтажная, высокохудожественная брань местных умельцев. Здесь всегда пахло тлеющим углём, струганым деревом и варёной кожей. Каждая мастерская являлась частью большего цеха, который в свою очередь тесно «сотрудничал» с одной из именитых гильдий или единолично принадлежал представителю голубой крови, чрезвычайно трепетно относившихся к величине годового дохода. Со строптивцами, не желавшими стать частью этой системы, предпочитая сохранять драгоценную независимость, по невероятному стечению обстоятельств вечно приключалось что-то нехорошее, то мастерская загорится, то инструменты бесследно пропадут, то насчитают высокие налоги, то гуляющему по городу ремесленнику на голову свалится кусок черепицы. При таких жизненных курьёзах даже именитые мастера, обладавшие поистине невероятными навыками, были вынуждены присоединяться к цехам или идти на службу к господам, если они всё же хотели получить свой кусок хлеба и сохранить здоровье.

Одну из таких цеховых кузен возглавлял старый знакомый Хромоса по имени Шеди́в, когда тот ещё работал оружейником на Арене. Он был далеко не самым искусным кузнецом в городе, но его грубоватые и простые на вид изделия отличались надёжностью и долговечностью, а также стабильностью в качестве, за что его уважали окружающие. У городской стражи были свои собственные мастера, но просить их создать или починить хоть что-то кроме стандартной экипировки — было тухлой затеей.

Ещё издалека капитан увидел невысокий каменный забор с приоткрытыми литыми воротами из мрачного чугуна. Их створки представляли собой некое подобие переплетённых лоз, то ли винограда, то ли плюша, с двумя половинками солнца посередине. Сделано это было исключительно показухи ради, как своеобразная реклама, призванная продемонстрировать всякому прохожему сноровку и изобретательность здешних работников.

За воротами Хромоса встретил небольшой двор, в одном конце которого были рядком выставлены круглые мишени для пристрелки арбалетов, а на другой стороне стояли соломенные куклы для пробы холодного оружия. Одну из них широким, но коротким мечом неумело рубал молодой дворянин, под пристальным надзором престарелого слуги и кузнеца, что выковал этот клинок. Его размашистые удары больше напоминали взмахи палок в руках мальчишек, решивших поиграть в рыцарский турнир. От этого зрелища капитан чуть было не заржал в голос, но сдержал себя и только усмехнулся.

Сделав напоследок глоток свежего, прохладного воздуха, Хромос распахнул маленькую, но тяжёлую дверь и вошёл в инфернальное пекло.

— Вы, кажется, нас до сих пор не поняли, хотя что тут может быть неясного! Мы хотим, чтобы вы сделали работу к концу этого месяца, и не единым днём позже! — гнусаво вопил толстый мужичок в потрёпанном камзоле. — Война не терпит промедлений! Пока вы тратите наше время пустыми возражениями, там за морем умирают сотни благородных мужей!

— А я вам непонятливым в очередной раз повторю, что за две недели вы получите тридцать кирас, которые превратятся в решето после первого же хорошего удара, и все ваши мужи всё равно сгинут бесславной смертью, — ответил ему высокий, мускулистый мужчина в толстом кожаном фартуке и длинных перчатках из бардовой чешуйчатой кожи.

— Тогда мы пойдем и наймем других кузнецов! — встрял в разговор худой компаньон с острым, выпирающим подбородком и дурацкой высокой шляпой, прикрывавшей плешивую макушку. — Они нам точно всё сделают! Ну а вы упустите лучшую сделку вашей жизни.

— Хотите — идите, задерживать вас не стану, могу даже помочь пинком под зад. Но знайте, что все кузнецы в городе скажут вам то же самое, что и я. А если найдётся какой халтурщик, не дорожащий своим именем, то он вам может что-то и смастерит на коленке в нужный срок, но это будет куча жестяного дерьма, в котором вас, недоумков, скоро и похоронят без молитв и поминок.

— Да как вы смеете такое говорить! Мы будем жаловаться, обратимся в гильдию, чтобы они вас оштрафовали или выгнали взашей! — вновь начал возмущаться тощий, но Шедив тут же прервал его.

— Хорошо, жалуйтесь. Напишите им хоть сотню кляуз, если вы умеете держать перо в своих копытах, хотя я в этом сильно сомневаюсь.

— Вы хам и грубиян! Как к вам вообще люди ходят! — надрывался толстяк, пока ручьи пота стекали между складок его многочисленных подбородков, словно горная река через пороги.

— Если вы сейчас же не извинитесь, то мы уйдём и больше никогда к вам не вернёмся! — визгливо подпевал ему товарищ.

— Ну, так и катитесь к чёрту, мы все будем только этому рады.

— Ах так! Да будут Боги моими свидетелями, я хотел как лучше, но всё! Моё ангельское терпение лопнуло, мы уходим! — торгаш демонстративно развернулся и чуть не столкнулся с человеком, молчаливо наблюдавшим за их спором. — Ты что тут встал?! Совсем уже, охр…

— Я погляжу, у вас тут какие-то проблемы? — спокойным голосом поинтересовался капитан, снимая с головы шлем.

— Эм, нет, что вы… никаких проблем у нас нет. Должно быть вы нас неверно поняли, всё просто замечательно. Мы это… уже собирались уходить, — товарищи нервно переглянулись и поспешили выскочить за дверь, позабыв все многочисленные требования, категорические претензии и благодушно простив услышанные оскорбления.

— И что это такое было? — спросил Хромос кузнеца.

— Да не обращай внимания. Эти два идиота побывали уже почти в каждой окрестной кузне. Везде их послали куда подальше и пару раз почти что побили.

— А за что?

— Ничего необычного. Требуют сделать большой заказ в наилучшем качестве и как можно скорее, но при этом раскошеливаться не хотят ни в какую. Даже грошика лишнего не уступят. В итоге скандалят и только отвлекают людей от работы. Думаю, если они всё же сунуться в кузню Левроя, то там их точно положат на наковальню и как следует высекут задницы тонким медным прутом.

— Уверен, что им будет не впервой. Хорошо, что не мне приходиться с такими скандалистами разбираться.

— Ага, ты ведь у нас начальник, птица высокого полёта, не пристало вам с шелупонью возиться, — шутливо проворчал кузнец. — Собственно, зачем пожаловал? Если за доспехом, то ты немного рановато. Он почти готов, только осталось доделать некоторые мелочи. Ну знаешь там, подогнать пару пластин, приклепать последние ремешки, и через пару дней заказ будет готов.

— Нет, я пришёл по другой причине.

— Вот оно как. Но знай, если бы ты попросил, то уже к завтрашнему утру мы бы завершили всю работу и без какой-либо доплаты, — сказав это Шедив, красноречиво подмигнул.

— Спасибо тебе, но нет нужды торопиться с этим делом, — с месяц назад Хромос заказал у Шедива новый боевой доспех из высококачественной стали. Для поддержания закона и порядка в Лордэне ношение полного рыцарского облачения было совершенно излишним и крайне неудобным. Когда же страж решал оставить службу, то он был обязан возвратить казённое снаряжение, и только затем он мог отправиться на все четыре стороны. — Мне нужно чтобы ты взглянул на одну вещицу и сказал, мог ли кто-то в городе её изготовить.

Получив в ответ кивок, Хромос достал из небольшого кожаного мешка, висевшего у него на поясе, тканевый свёрток и протянул его Шедиву. Кузнец снял перчатки и принял его в массивные, покрытые толстыми мозолями кисти.

— Ага, это у нас болт… что же, давай посмотрим, — Шедив поднёс метательный снаряд ближе к глазам и приступил к детальному изучению его частей. Даже беглый, поверхностный осмотр позволил ему сразу понять, что в руках он держал не обычное оружие серийного изготовления, а в своём роде уникальное произведение кузнечного ремесла. От вершины наконечника до перьев в хвосте — всё в нём казалось совершенным, будто бы человек, что создал его, потратил всю жизнь на поиски идеальных форм и пропорций, олицетворявших саму смерть. — Странная штуковина…

— А если немного подробнее.

— Наконечник стрелы сделан не просто из стали, а из булата с очень мелким узором. Обычно его используют при штучной ковке дорогих мечей или кинжалов, но, чтобы делать из такого металла стрелы… слишком дорого и долго, а такие снаряды быстро теряются.

—Если короли ночью гадят в золотые горшки с гравировкой и алмазной россыпью, то почему бы не сделать булатные стрелы? Всё одно деньги куры не клюют.

— Хах, любой каприз за ваши деньги. Знаем такое, — Шедив немного призадумался, разглядывая зубья лезвия, и в его голову пришла идея. — Раз уж на эту штучку потратили много времени и средств, то она должна быть неплоха в деле. Давай опробуем её на чём-нибудь?

—Я не против. Хочешь её в арбалет зарядить и пальнуть?

— Не, хочу проверить только остроту и прочность лезвия. Так, где у меня была лишняя кожа…

Шедив подошёл к одной из стоящих в стороне корзин и достал из неё толстый лоскут бычьей шкуры, которой обычно обтягивали поверхности щитов. Хромос взялся за два других конца и натянул материал. Кузнец поднёс чёрное лезвие к краю лоскута и медленно погрузил его в кожу. Булат легко рассекал плотные волокна, словно тонкую бумагу, издавая лишь приглушённое похрустывание.

— Ого, ничуть не хуже бритвы режет… а что если… — Шедив перехватил древко болта и приставил зубцы к лежавшему на столе полену и стал водить рукой вперёд и назад. метал радостно вгрызался в древесину, выплёвывая горсти опилок при каждом движении. — Оно и пилит, оно и режет и вроде даже не тупиться от таких издевательств. Поразительно! Чудеса да и только! Честно говоря, я не знаю, кто и зачем мог сотворить нечто подобное. По форме больше напоминает стрелы для охоты на чудовищ, тех у которых очень толстая шкура, вроде драконов или василисков, вот только он явно маловат для них будет, разве что в детёнышей стрелять. Впрочем, такой и доспехи запросто должен пробить, но для этого обычно наконечник иной формы делается, без зубцов.

— Ну, не только ведь у больших чудищ бывает толстая шкура. Говорят, что встречаются и мелкие твари, которых не всякий меч возьмёт. Может этот болт всё-таки принадлежал охотнику за чудовищами?

— Сам-то я их никогда не встречал, но слышал, что они ребята довольно странные, можно даже сказать, что двинутые на всю голову, но рукастые и с богатой фантазией. У них полно всякого необычного оружия и охотничьих приспособлений, вот только денег у них, как правило, много не водится, скорее даже живут впроголодь, а потому позволить себе вот такой дорогой расходник они точно не смогут, хоть им бы очень и хотелось.

— Вот оно как, — с легкой ноткой разочарования протянул Хромос. Охотничье прошлое смогло бы объяснить специфические навыки убийцы, его тягу к свежеванию своих жертв и сбору трофеев, но капитан и прежде чувствовал, что дело тут было в чём-то другом. — Скажи, а у тебя появились какие-нибудь догадки об изготовителе?

— Ничего точного сказать тебе не могу, но это были или гномы, или, что вероятнее, человек, что достаточно долго у них обучался. Прямо-таки чувствуется влияние их школы.

— Знаешь таких кузнецов в городе?

— Могу тебе с уверенностью сказать, что эту штуковину сделали за пределами Лордэна, — Шедив вернул болт товарищу. — Кузнецов, которые могут выковать столь хороший булат, в городе единицы, и если бы у них заказали хотя бы одну подобную стрелу, то я бы это сразу узнал. Любят у нас хвастануть перед товарищами по ремеслу сложными и дорогими заказами, правда кончается это руганью и мордобоем, но так даже веселее выходит.

— Ясно… и на этом спасибо. Чувствую, что мне ещё придётся долго шататься, чтобы узнать больше подробностей, — Хромос пожал кузнецу руку и уже собирался уходить, но Шедив остановил его.

— Погоди, я кое-что вспомнил. Тут под боком есть одна кузня, в которую как раз держит пара гномьих семей из Кардсуна. Можешь сразу наведаться к ним, чтобы далеко не ходить. Они уж точно будут знать больше, чем я или другие люди.

— И как туда пройти?

— Как выйдешь за ворота, поверни направо, пройди восемьдесят шагов, поверни налево и иди вперёд, пока не увидишь дом с золочеными рунами над дверью. Они будут там.

— Ещё раз спасибо тебе и удачи в работе.

Капитан вышел за дверь и почувствовал, как живительный ветерок обдул его взмокшее тело. Капли пота стекали по лбу, затылку и шее, затекая под ворот доспеха и впитываясь в поддоспешник. Капитан стражи чувствовал себя как мохнатая собака, вылезшая из воды, вот только отряхнуться он не мог.

Довольно быстро Хромос дошёл до нужного здания, и его сразу удивило то, что в отличие от стоявших по соседству кузен, у этого весьма ухоженного домишки была только одна труба, да и та от самой обычной печки. Золотые руны над входом гласили «Кузня Троб-Дугов и Грим-Зубов». Сразу за дверью капитана встретила пара молодых гномов, которые разъяснили ему, что это место было лишь представительством, а сам цех, со всеми горнами, инструментами и кузнецами, находился в гномьем квартале. Хромос был раздосадован таким обстоятельством, но тут же выяснилось, что доме присутствовал один из мастеров, и он мог принять посетителя для консультации.

В небольшой, но богато убранной гостевой комнате сидел темнобородый гном лет ста шестидесяти. Пользуясь свободным от тяжёлой работы временем, он тихо спал, сложив руки на вздутом, похожем на шар животе. Последние несколько дней к ряду он усердно работал в кузне, размахивая тяжёлым молотом, и теперь ему только и хотелось, чтобы от него все отстали и дали хорошенько отдохнуть. Раздался аккуратный стук в дверь.

— Мастер Грувги, разрешите войти?

Гном продолжил спать.

— Мастер Грувги, вы там!? — повторно окликнул его подмастерье, громче ударив о дверь.

— Эх, чтоб вас всех, — тихо выдохнул разбуженный кузнец. — Заходи давай. Что там случилось?

— Вас желает видеть капитан городской стражи.

— Вот оно как, — просипел Грувги, вспоминая про себя все возможные проклятия. — Заводи его. Посмотрим, что этому упырю надобно…

Хромос вошёл в комнату и уселся на диван напротив гнома. Кузнец был не очень приветлив, отвечал коротко и сухо, смотрел на гостя из подобья, ежесекундно ожидая подвоха. Однако всё изменилось, когда Хромос выложил на стол чёрную стрелу. Взяв её в руки, гном с большим интересом осмотрел снаряд, особо пристально всматриваясь в узоры булата, словно бы пытался прочитать его как грамоту или книгу. Закончив осмотр, он бережно положил стрелу обратно на стол.

— Так что вы от меня хотите? Чтобы я наделал ещё таких?

— А вы можете?

— Не точь-в-точь, но нечто схожее сделать могу, хотя будет несколько проще, особенно по части материалов, а если закажете сразу несколько десятков, то смогу предложить вам неплохую скидку, но цена всё равно будет сильно кусаться.

— Заманчивое предложение, но ковать ничего не надо. Зато я бы был вам крайне благодарен, если бы вы могли мне подсказать, кто его мог изготовить.

— Эм, да пёс его знает, — Грувги пожал плечами. — Вы бы ещё спросили у меня день рождения кузнеца или имя его матери. Гадать я не научен.

— А мне вас только что так расхваливали, говорили, что вы можете узнать работу почти любого кузнеца в Лордэне, а выходит, что они мне наврали?

— Так-так, молодой человек, давайте без поспешных выводов и пустых упрёков. Я могу вам сообщить, что это наверняка делал кто-то из нас, гномов, но он точно не из Лордэна и даже не из окрестностей. Он очень искусен и опытен, но не оставил на оружии личного клейма или герба клана. Как я могу вам рассказать о том, кого никогда в глаза не видел и слыхом не слыхивал, и при том о личности, которая всеми силами желает остаться неузнанной?

— Простите меня, я не хотел вам нагрубить, но можете рассказать об этом оружии хоть что-нибудь, это очень важно.

— Что-нибудь… — пробормотал гном и вновь взял стрелу. — Перья очень жёсткие, но лёгкие, хорошо держат форму, похожи на перья хищных птиц, но у них весьма характерный рисунок, хотя из-за краски его сложно разглядеть. Думаю, что они были взяты из крыльев гарпии, причём старой, так как у них они более прочные. Сами понимаете, что охота на гарпий дело очень непростое и опасное, а потому немногие на это решаются. Что же до древка, то оно весьма прочное и увесистое, что хорошо для пробития на близкой дистанции. Дерево само по себе тёмное, ещё до обработки. Вероятнее всего это дуб или самшит, что вырос в горах и впитал в себя много минералов, которые придали ему подобные свойства. Так что все компоненты болта ценные и довольно редкие, даже не представляю, кто мог столь щедро потратиться на изготовление такой вот мелочи.

— Мда, не густо, — Хромос и прежде не возлагал особых надежд на гнома, но его слова усугубили уже поселившееся в нём чувство досады.

— По кузням да мастерским гулять вам больше не имеет смысла, никто и ничего нового вам не скажет. К торговцам оружием идти тоже не имеет смысла, они таких редкостей в жизни не видали, так что… — гном призадумался и почесал затылок, — есть в городе один человек, который как раз любит редкое и необычное оружие.

— Я надеюсь, что вы не про старика Алуэ́стро говорите? — Хромос скорчил недовольную мину.

— Да, про него самого, — ответил ему гном, отведя глаза в сторону. — Если уж и он вам ничего не сообщит, то обращаться будет больше не к кому.

— Раз уж так, то мне пора идти, а не то скоро начнёт смеркаться. Спасибо вам, Грувги.

— Бывайте, капитан, — пробормотал гном, вновь устраиваясь поудобнее на мягком диване и прикрывая глаза.

Оставив шумные и задымлённые мастерские позади, Хромос неспешно брёл между людей и повозок, постукивая пальцами по рукоятке меча. С каждым шагом он чувствовал, как его настроение становилось всё хуже, а желание повернуть в обратную сторону лишь набирало силу.

Примерно в это же самое время в одном из дворов Старого города собралась небольшая компания юных сорванцов, лет семи-девяти. Все они были детьми прислуги, что работали на важных господ в их больших особняках, порой походивших на королевские дворцы. Дети трудились вместе и на ровне со своими родителями, круглыми сутками выполняя уйму бытовых работ и смиренно проглатывая скотское отношение высокомерных хозяев, страшась суровых и болезненных наказаний. Но всё же иногда им удавалось сбежать из утомительного рабочего плена на свободу, чтобы повеселиться с друзьями, поиграть в уличные игры, сцепиться в драке с иной ватагой мальчишек, однако сегодня у них было гораздо более важное дело.

Когда, наконец, вся шайка была в сборе, конопатый и худощавый сын кухарки запрыгнул на стоявший у стены ящик, сунул два пальца в рот и пронзительно засвистел, привлекая внимание расшумевшейся ребятни.

— Так, а ну заткнулись все, я сейчас вам такое расскажу, что вы все седыми станете! — выдержав театральную паузу, поварёнок продолжил свой рассказ, пытаясь навести на всех окружающих страх зловещей улыбкой и наигранной хрипотцой. — Позапрошлым днём в поздний час, когда Луна встаёт над могилами, Тава возвращалась домой. Проходя мимо старого поместья, то она услыхала чьё-то тихое и высокое пение. Она повернула голову и в одном из окон увидела тощую фигуру женщины в белых юбках. То был призрак, явившийся из загробного царства назад в свой дом, где она была прежде предана и ни за что убита своим ревнивым мужем. Тава сказала, что она тут же бахнулась на колени и начала молиться, а когда открыла глаза, то призрак уже исчез. Но той же ночью он явился к ней в спальню и ползал вокруг кровати, по стенам и потолку, царапая половицы длинными, кривыми, жёлтыми ногтями. Шурх-шурх… шурх… Её голова вращалась, как у совы, изо рта исходило могильное зловоние, а из глаз выползали жирные черви и падали Таве прямо на лицо…

Затаив дыхание, мальчики слушали его и были готовы поверить каждому слову; все, кроме одного.

— Брехня всё это! — громко возразил лохматый мальчуган в штанах, состоявших из множества пёстрых заплаток. — Эту чушь тебе сама Тава рассказала?

— Нет, она рассказала это своему брату, он рассказал это Далгу, а Далг рассказал это мне, — ответил ему поварёнок с явной обидой в голосе.

— От Далга!? Нашёл кого слушать! Все же знают, что Далг врёт, как дышит, и ни слова правды не говорит.

— Да, точно, он прав, — подхватили остальные мальчишки. — Мне он рассказывал, что у него в подвале живёт крыса размером с кота.

— А мне говорил, что видел русалку в порту.

— И мне он тоже что-то втирал, хотя я уже и не помню, что именно, но это точно было враньём!

— Стоп! — возопил поварёнок, чувствуя, как тает его авторитет среди товарищей. — На этот раз всё взаправду, он поклялся мне жизнью своей матери.

— Видимо скоро будут её похороны, — выпалил кто-то, и все мальчишки начали гоготать, пока поварёнок стремительно краснел от злости и стыда.

— Знаешь что, Отро… если ты такой умный, а Далг такой врун, то может, сам пойдёшь и проверишь, есть ли призрак на самом деле.

— А вот и пойду, — ответил Отро, поправляя сползшие ниже пояса разноцветные штаны. — Я такие истории слышал сотню раз, и все они оказывались выдумками, и эта тоже!

— Ну и иди! — с ещё большей обидой в голосе сказал поварёнок.

— Тогда и я пойду, — выкрикнул мальчик без одного переднего зуба.

— И я тоже хочу посмотреть!

— Да ты же трус каких поискать! Куда тебе на призраков охотиться.

— Сам ты трус! Сбежишь, не успеем мы дотуда дойти!

— Иди ты к чёрту!

Мальчишки начали спорить, выясняя кто же из них был самым храбрым и смелым, пока беспризорник Отро и поварёнок Клоу сверлили друг друга недовольными взглядами. Они были самыми старшими в компании и вечно соперничали за звание главаря, не боясь пустить в ход кулаки.

— Ей, Клоу, так, где там этот твой призрак обитает, ты нам так и не сказал.

— Где? — встрепенулся поварёнок, отрываясь от молчаливого противостояния. — Знамо где… в поместье Алуэстро…

— Алуэстро… — задумчиво протянул один из мальчуганов. — Я от брата слышал пару историй о том доме. Он сказал, что бывшего владельца прокляли, после чего он начал мучать слуг, а тех, кто после пыток умирал, он подавал в качестве блюд своим гостям, а их кости сваливал в кучу в подвале.

— Что, правда?

— Ага.

— А я слышал, что он свою жену в гневе задушил прямо в постели, а после положил её в гроб с солью, чтобы не гнила и хранилась ему на радость вместе с прочими его жертвами. На третье утро тело исчезло, а старика нашли повешенным в саду. Он болтался голый на окровавленной простыне, а рот его был полон кусками той самой соли.

— Врешь, скотина, не было такого!

— Почему?

— Вроде жив же он.

— А ты его видел?

— Нет…

— Ну, так откуда тебе тогда знать, что жив, а не мёртв?

— Хватит вам, — прервал их Отро. — Идёмте уже к дому призрака смотреть, а не то нас всех скоро родители хватятся.

Более-менее разрешив все возникшие разногласия, ватага мальчишек выдвинулась в путь. Они двигались небольшими перебежками, стараясь не попадаться на глаза взрослым. Среди богатых особняков их могли принять за банду нищих хулиганов-воришек, пришедших из убогих трущоб в место проживания аристократов, чтобы украсть что-нибудь ценное и тем добыть себе и своей семье пропитание, так что им следовало быть осторожными и беспрестанно смотреть по сторонам, то и дело затаиваясь в ожидании, но это только придавало дерзкой вылазки большей опасности и остроты, словно они действительно были храбрыми охотниками за приключениями, что пробирались мимо грозных и древних стражей и жутких чудовищ к заветной цели. Клоу провёл ребятишек через пару задворок и вскоре они очутились перед высоким железным забором, чьи прутья оплетали густые заросли тёмного плюща. Однако зелёная завеса не была сплошной; в некоторых местах плющ рос плохо, образуя большие прорехи. Мальчики подбежали к одному из таких окон и принялись толкаться друг с другом, стараясь занять самое хорошее место.

За чугунными прутьями они увидели широкие клумбы, устланные завядшими цветами, пожухшие кусты с опавшей листвой и мраморные скульптуры, покрытые густой сетью коричневых трещин. В этом саду не пели птицы и не жужжали пчёлы, в нём не звучали лай собак и смех людей, он был грязным и мерзким, как старое, протухшее болото. И посреди этой топи стоял мрачный особняк бледных стен, с высокими окнами, холодно взиравшими на случайных прохожих. Он больше походил на огромный склеп, достойный стать местом упокоения великих царей древности, но пара маленьких огоньков свечей и тонкая струйка дыма из трубы напоминали, что в усыпальнице ещё обитали живые люди.

— Ну что там? Кто-нибудь что-нибудь видит? — спросил парнишка, вставая на носочки и вытягивая худенькую шею словно гусь.

— Да ничего не видно!

— Похоже, что здесь всё-таки призраков нет, а Далг, как всегда, всё выдумал, — съёрничал Отро, улыбаясь самым издевательским и надменным образом.

— А что ты тогда в сторонке то стоишь, а? — ответил ему Клоу. — Эдакий храбрец нашёлся! Сам ни разу не взглянул, а мне ещё предъявляешь! Болтун ты и не более того!

— Да кто вообще так смотрит? Так ведь ничего и не увидишь. Вот, лопухи, смотрите и учитесь как надо, — с этими словами Отро ухватился руками за прутья и словно маленькая обезьянка полез вверх по ограде под восхищённые возгласы товарищей.

— Ну что? Лучше видно? — спросили снизу, когда Отро добрался до острых шпилей забора.

— Да погодите вы, — ответил малец, подыскивая наилучшую точку опоры для ног и ухваты для рук. Теперь он мог ещё лучше разглядеть всю удручающую картину чахнущего поместья. Обычно на него бы закричали, потребовали слезть и принялись кидать лежавшие под ногами камни, но во всём дворе не было ни господ, ни слуг, которые могли бы его заметить. Тогда Отро осмелел и стал всматриваться в тёмные окна. Он был уверен, что все рассказанные истории были полным вздором и выдумкой, но его сердце забилось чаще, а на спине выступил холодный пот, когда в одном из окон показалась расплывчатая белая фигура. — О, Боги! Ребят, там…

Отро не успел договорить, как чья-то сильная и грубая рука ухватилась за его пёстрые штаны и потянула вниз.

— А-а-а! — завопил парнишка, испугавшись, что ещё один призрак возник за его спиной, чтобы навеки утащить его в своё мрачное и холодное королевство, где не светит солнце и время останавливает свой ход, но всё оказалось куда хуже. Стальной хваткой его держал незаметно подкравшийся страж.

— А ну спускайся вниз, — сурово пробасил он.

Не проронив ни слова в ответ, Отро заскользил вниз по чёрным прутьям. Все его друзья трусливо разбежались, подло оставив его одного.

— Признавайся, паршивец, думал о том, как пробраться в дом? — задал вопрос страж, грубо перехватывая мальчика за руку.

— Нет, господин, я и не думал о таком, — дрожа словно осиновой лист, Отро покосился на меч в ножнах. — Молю, милостивый господин, не наказывайте меня.

— Тогда что вы здесь делали такой толпой?

— Всё дело в том, что нам сказали, будто в этом самом доме обитает призрак, и мы пришли на него посмотреть! И более ни за чем!

— Призрак? Что за вздор?! Не здесь никаких призраков.

— Нет. Он, правда, существует! Я вам не врут. Посмотрите вон туда! — мальчик указал пальцем на расплывчатую фигуру в окне. Страж взглянул в указанную сторону и хитро улыбнулся.

— Вот этот призрак? Хм… может мне отвести тебя к нему, и он сам решит, что же сделать с твоей юной душой?

— Нет, не делайте этого, славный господин! — судорожно закричал Отро, чувствуя, как слабеют его ноги. — Молю вас, не губите, я хочу жить!

— Нашёл кого бояться, — ответил страж, тихо посмеиваясь. — Как тебя звать?

— Отрия, меня зовут Отрия.

— Так ты девочка, — удивился Хромос и ослабил хватку. — А так и не скажешь. Фамилия есть?

— Нет…

— А родители знают, где ты шатаешься?

— Их тоже нет, — прошептала девчушка.

— Ты сирота?

— Да.

— За тобой кто-нибудь присматривает? — спросил капитан без особой надежды.

— Я живу в доме госпожи Делафии, там же и работаю.

— И чем же ты занимаешься в борделе?!

— Полы подметаю, кровати заправляю… простыни меняю и стираю их… уборкой в общем… — медленно выдавила из себя девочка, уставившись себе под ноги. По дрожанию её губ, по сутулившимся плечам и по остекленевшему, пустому взгляду Хромос сразу же догадался, в чем действительно заключалась её работа. После затянувшегося молчания, Отрия встрепенулась и умоляюще посмотрела на стража. — Прошу отпустите меня и не рассказывайте обо всём госпоже… не надо…

— Ладно, — выдохнул Хромос. — Всё равно ты ничего плохого не сделала, но впредь не лазай по заборам и не пялься в чужие окна. За это можно и получить. А теперь беги отсюда.

Капитан разжал пальцы, и освободившийся ребёнок без оглядки помчался прочь от помрачневшего дядьки, в чьей душе гнусавым скрипичным трио запели злость, отвращение и безысходность. Он вновь посмотрел в сторону особняка, но белое пятно в окне уже успело исчезнуть. Страж почесал щетинистый подбородок и побрёл к главным воротам, у которых его ожидал дворецкий облачный в чёрные одежды и белое жабо вокруг шеи. Он не сказал ни единого слова, лишь низко поклонился, почти уткнувшись лбом в ботинки, и повёл нежданного гостя в дом. Мужчина был горбат и странно прихрамывал, от чего со стороны казалось, что по пыльной кладбищенской дороге шёл огромный ворон. Как и дети, Хромос хорошо чувствовал гнетущую, мрачную атмосферу, что безраздельно царила в поместье.

Парадные двери находились под выдававшимся вперёд балконом, который удерживали на могучих плечах два обнажённых атланта. Хотя их мускулы были огромны и крепки, их каменные тела изнывали от усталости и слабости, будто бы они в любое мгновение были готовы покрыться трещинами и рассыпаться на тысячи мелких осколков. Высокие створки дверей покрывал толстый слой тёмно-красного лака, который успел местами отколоться, обнажая светлое дерево. Дворецкий ухватился узловатыми пальцами за кольцо дверного молотка и потащил его на себя.

Капитан вошёл в большую, высокую залу, освещённую одними только лучами вечернего солнца. Оранжевые блики падали на старинный, мозаичный паркет и стены, покрытые сотней фресок, изображавших битвы прошедших веков и былинных героев в момент их знаменитых подвигов. Здесь стояло множество амфор и ваз с причудливыми узорами, скрытыми под слоем серой пыли, от которой хотелось чихать при каждом вдохе. Немного в стороне от входа, на короткой кушетке с бархатными подушками сидела немолодая дама в бесформенном и складчатом белом платье, походившем скорее на ночную рубашку. У неё был усталый, истощённый вид; её некогда пышные и белокурые, а теперь светло-серебристые волосы жидкими прядями спадали на её костлявые, немощные плечи.

— Ах, Хромос, это действительно ты, и глаза меня не подвели. Как же я рада вновь тебя видеть — очень тихим и слабым, но при том полным искреннего и самозабвенного счастья голосом поздоровалась женщина, когда дворецкий закрыл дверь.

— Добрый вечер… госпожа Алуэстро, — капитан подошёл к ней и припал н одно колено, чтобы поцеловать протянутую руку с бриллиантовым кольцом. — Простите за столь внезапный и поздний визит.

— Зачем ты зовёшь меня госпожой? Неужели ты так скоро позабыл, как меня зовут?

— Нет, что ты, Агдалина, как я мог.

— И вправду, как… — на тонких и бледных губах появилась лёгкая, подрагивающая в уголках улыбка, призванная сокрыть бурю истинных чувств. — Тогда почему же так долго к нам не заходил? Я ведь каждый день ждала твоего возвращения.

Хромос не знал, что же ей ответить, и бессильно молчал, виновато опустив глаза в пол.

— Хотя… это теперь не имеет значения, ведь ты снова здесь... рядом со мной. Пошли в гостиную, сядем на диваны, выпьем вина, как это делали прежде, а слуги приготовят нам поесть. Только скажи, и они принесут нам всё, что ты только захочешь. А Арвис нам сыграет. Ты ведь помнишь, как чудно лютня поёт в его руках?

— И это я тоже помню, — ответил капитан, заглянув в молящие щенячьи глаза. Его сердце сжалось, пронзённое болью. — Прости меня, Агда… но сегодня я пришёл не к тебе, а к твоему отцу.

— С папенькой? — голос женщины задрожал, и она посмотрела на Хромоса с такой обидой и страданием, что ему захотелось немедленно пойти и удавиться, чтобы искупить свой тяжкий грех. — А хотя, как же иначе… на что я надеялась… чего ждала… по чему лила слёзы… всё зря… всё в пустую… Что же до папеньки, то он здесь, сидит в каминной зале, но не думаю, что он станет с тобой разговаривать. Он и со мной почти не общается, только изредка приказывает ему что-нибудь принести, и никакого ласкового слова к тому не добавит. Хотя… забудь про него; разве это сейчас важно? А, дорогой мой?

— Умоляю, не проси меня об этом, — сказал капитан, упав на колено, — я непременно должен поговорить с Мотриасом, это дело городской важности, — Хромос на секунду замолк и заметил, что кроме них двоих и безмолвного Арвиса в зале больше никого не было, а из примыкавших коридоров не доносилось ни единого звука, что сопровождают жизнь людей. — Прости, но где же Бармилий? Он сейчас не дома?

— Ах, Барми́лий… — с ещё большей тоской выдохнула дворянка. — Я не видела брата с февраля. Он тогда снова ушёл в плавание вместе с нашими судами и с тех пор ещё не возвратился домой. Я знаю, что с ним всё в порядке, что у него всё хорошо. Он мне регулярно шлёт письма из разных портов, рассказывает о своих делах, о заморских странах… Знаешь, это уже не первое его деловое путешествие, но каждое его новое плавание длиться всё дольше… и дольше… и дольше... Он заверяет меня, что его затягивает семейное дело, но я-то знаю, что он просто сбегает прочь отсюда, чтобы не видеть отца. Инке́лий вон уже давно уехал от нас и живёт счастливо с женой в Хайклифе. Он зазвал меня к себе, но я не могу отсюда уехать… я не могу вот так просто взять и оставить дом… бросить папеньку совсем одного…

Глаза Агдалины покраснели, а речь стала обрывистой. Всего одним неосторожным вопросом капитан сделал всё только хуже.

— Знаешь, я ведь правда старалась тут всё наладить. Нанимала лучшую прислугу и платила им в три раза больше, чем была должна, но они всё равно, раз за разом уходили. Я покупала самые неприхотливые и живучие цветы и деревья, но они продолжают вянуть и чахнуть. Я больше не знаю, что мне делать. Со мной остался только Арвис, мой верный друг… мой милый, милый Арвис — единственный, кто не оставил меня в этот трудный час, — по её впалым и обвисшим изрытыми морщинами щекам скатилась пара маленьких слёз. Агдалина не говорила прямо того, чего хотела, что изо дня в день терзало её уже долгие месяцы, но Хромос всё же чувствовал, как с каждым словом она вгоняла гвоздь в его и без того разрывавшуюся на части душу. — Всё! Довольно… Арвис, отведи капитана к отцу. Мне надо пойти и полежать немного.

В очередной раз безмолвный дворецкий отвесил низкий поклон и жестом предложил Хромосу проследовать за ним. Когда они покинули залу, Агдалина поднялась с кушетки и, пошатываясь, словно пьяная, поплелась в спальню, временами останавливаясь и прислоняясь к стенам, чтобы перевести неровное, сбивчивое дыхание и дать ослабевшему сердцу отдохнуть.

Не нарушая гнетущей тишины поместья, Арвис провёл Хромоса через длинные и просторные коридоры, уставленные вазами и скульптурами, и вывел его к широким дверям с позолотой. Дворецкий трижды постучал и, не получив никакого ответа, тут же открыл створки. Капитан нерешительно вошёл и остановился сразу за порогом. Он прежде не раз бывал в этом удивительной зале, о которой по городу ходило множество баек, и в его памяти мигом всплыли дорогие сердцу образы прошлого, но только теперь они были окрашены в гнетущие серые тона, которые он вряд ли когда-нибудь сможет смыть. Высокие стены от пола и до самого потолка были увешаны сотнями клинков, на чьих лезвиях отражались языки пламени, зловеще танцевавшего в огромном камине. Здесь можно было найти любое оружие, которое когда-либо изобрёл злой человеческий гений: мечи, сабли, палаши, алебарды, боевые топоры и секиры, кортики и кинжалы, шашки и рапиры, булавы и перначи, молоты и шипастые кистени, шестопёры и палицы. Прямо над камином, в единственном не занятом клинками месте висело большое полотно. С этой картины на Хромоса нежно смотрела юная и прелестная Агдалина, сидевшая между своими старшими братьями. Позади неё стояла женщина с невероятно добрым и счастливым взглядом, какой обычно бывает только у маленьких детей да щенков, а рядом с ней стоял её муж. Это был высокий и крепкий мужчина с довольно резкими и острыми чертами лица, крупным носом и высоко поднятым подбородком с характерной ямочкой. Он стоял как скала, что должна была защищать от невзгод и напастей, дарить покой всем, кто вставал в её тень.

Короткими и осторожными шагами, стараясь лишний раз не лязгнуть доспехом, дабы не нарушить мертвенный покой залы, Хромос подошёл единственному креслу, стоявшему напротив очага, и нерешительно заглянул через край его высокой спинки. На мягких подушках из багрового бархата сидел скрюченный и ссохшийся старик в плотном восточном халате из переливавшегося чёрного сатина. Поверх его тощих коленей лежал старый палаш с золотой рукоятью, а в пальцах аристократ держал небольшой кусок промасленной тряпочки и медленно водил им вдоль граней клинка. Капитан обошёл кресло и встал в стороне от очага так, чтобы не загораживать свет. Казалось, что старик совершенно не заметил его появления.

— Добрый вечер, господин Алуэстро, — сказал Хромос, делая короткий поклон, но Мо́триас ничего ему не ответил, продолжая всматриваться в почти невидимые царапины на металле. — Прошу меня простить за столь внезапное вторжение. Ваша дочь, Агдалина, сказала, что вы можете меня принять. Если вы позволите, то я хотел бы вам кое-что показать… вот, взгляните…

Хромос достал арбалетный болт из мешка и на протянутой руке поднёс его ближе к старику, так чтобы он попал в поле его зрения. К его немалому удивлению, загипнотизированный Мотриас тут же прекратил натирать и без того чистую и ярко блиставшую сталь и перевёл мутный взгляд на предложенную вещь. На прежде безжизненном, восковом лице появились слабые нотки любопытства.

— Дай его мне, — просипел Алуэстро, протягивая к болту длинные и худые пальцы, больше походившие на лапы извалявшегося в муке паука.

Когда снаряд попал в его руки, Мотриас поднёс его столь близко к лицу, точно собирался попробовать его на зуб. Хромос видел, как сухие, бледные, растрескавшиеся губы исказились в некотором подобии улыбки, а в глазах загорелись огоньки.

— Скажи мне, капитан, откуда у тебя эта великолепная вещица?

— Вы знаете, что это?

— Да… знаю… — загадочно пробормотал Мотриас, — а ты разве нет?

— Я пришёл к вам именно для того, чтобы узнать, кто сделал этот болт, или кто мог им прежде владеть.

— Хе-хе… хи… — скрипуче засмеялся старик. — Простите, я порой забываю, насколько вы, солдафоны, узколобы и несведущи даже в том единственном, в чём вы должны быть первейшими знатоками. Впрочем, возможно, что тебе прежде доводилось слышать о Императоре Бага́рисе Кровопийце?

— Нет, я впервые слышу это имя.

— Хах… ну что же… тогда, так уж и быть, я тебе всё расскажу. Но сперва, попрошу тебя услужить старику и повесить этот клинок вон туда, — сказал Мотриас и указал кривым пальцем с воспалёнными суставами в сторону пустого места на стене. Хромос бережно принял дорогой клинок и повесил его на пустовавшее место. В это же время дворянин продолжал любоваться болтом, словно тот был прекраснейшим из цветков. — Так вот… слушай. Лет десять назад или немногим более того в мире Тимириа́нд была такая Империя Гешта́йдес и правил в ней тот самый Багарис. Человек он был поистине безжалостный, корыстолюбивый, расчётливый и беспринципный, как и подобает всякому монарху, стоящему во главе обширного государства. Всё своё правление он провёл под боевыми знамёнами, хотя сам так ни разу и не побывал на полях брани. Железной рукой он поднял одряхлевшую, утратившую былые мощь и славу страну из руин и грязи, а следом в небывало короткие сроки создал великую армию, каждый солдат которой был готов без раздумий, промедлений и сожалений отдать жизнь во славу Императора. Он казнил всякого, кто решался выступить против его воли, всякого, кто осмеливался нарушить букву установленного им закона… сколько же у него было стражей и палачей. Но он знал, что люди не всегда говорят и делают то, о чём они на деле мыслят, что враг не всегда идёт по полям во главе тысячи рыцарей, трубя в горн и размахивая полотнищами гербовых знамён. Иногда он стоит рядом с тобой, улыбается и клянётся тебе в бесконечной верности, но едва ты отведёшь от него взгляд, как он немедля вонзит тебе нож в спину. Что тут сказать… он был мудрецом, знавшим истинную природу низкого зверя, имя которому человек…

— Это весьма занимательная история, но как она связана с этим болтом?

— Ох, всё вам, молодым не терпится… вам подавай всего и сразу, — пробормотал Мотриас, поглаживая древко. — Я веду к тому, что у Багариса Губителя было очень много врагов, как среди чужеземцев, так и среди его собственных подданных. По всей видимости он прекрасно понимал, что с некоторыми людьми довольно глупо мериться силой в открытую, бодаться словно упёртые бараны, пока изо лбов не потечёт кровь, а из глаз не посыплются искры. Для людей навроде тебя смерть в битве — честь, которой не стоит страшиться, к которой даже необходимо стремиться и которой нужно желать всем сердцем, потому она не препятствие, а ещё одна награда, но вот смерть со спущенными штанами в отхожем месте — позор, что разом перечеркнёт все былые заслуги и оставляет на великой личности пятно несмываемого позора. Сама мысль о подобном унижении заставит честолюбивых гордецов трусливо поджать хвосты и забиться поглубже в конуру… В те времена ходило много историй о похищениях, исчезновениях, внезапных и жестоких смертях врагов Императора и конечно же их ближайших родственников и верных друзей.

— Люди многое болтают, к тому же вы сами говорили о стражах и палачах.

— Нет, капитан, это ты ещё просто не понял, о чем же я говорю, — на лице старика расплылась зловещая ухмылка. — Может часть историй и выдумка, как оно везде и всегда бывает, но большинство из них вполне себе правдивы, а может даже люди чего и недоговаривают или даже нарочно преуменьшают, потому как не могут поверить в чудовищную правду, произошедшую подле них, и которая может повториться с ними. Думаю, что тебе стоит услышать одну из таких историй.

На окраине Империи жил один весьма знатный маркиз из рода Штрибендайнов. Когда-то его земли процветали, но с каждым годом Император требовал поставить в войско всё больше и больше воинов из благородных семей и крестьянских дворов, но мало кто из бравых сынов империи возвращался в отчий дом живым или хотя бы не бесполезным в хозяйстве калекой. Избы пустели, поля зарастали сорняками вместо хлебов, а там и золота в кармане феодалов становилось всё меньше. Маркиз потерял на той продолжительной и бестолковой бойне двоих сыновей и младшего брата, и за это он решил отомстить благословлённому Богами правителю, по чьей воле и случились все те несчастья. Смерть можно искупить лишь другой смертью.

Собрать единомышленников было несложно. К тому времени дворян, недовольных решениями престола, было куда больше лоялистов, пускай, что и не у всех из них хватало храбрости для мятежного выступления. Вместе они собрали достойное войско из собственных вассалов и наёмников. Золота им для этого ещё хватало, а вот мозгов у них явно было не шибко много. Заняв один из самых надёжных и неприступных замков в провинции, они объявили, что больше не станут бросать любимых детей в жерло Имперской военной машины, что они разрывают все клятвы, основывают своё собственное государство и объявляют Багарису войну, к которой призывают присоединиться всех честных и жаждущих мира людей.

Я никогда не видел того замка, но рассказы о нём впечатляют. Высокие стены, что не дрогнут под залпами требушетов, глубокие и широкие рвы, сотни бойниц, большие запасы еды и воды; он перенёс десятки осад и ни разу не был взят, даже с совсем крохотным гарнизоном против несметных полчищ врагов. Поистине надёжное убежище для мятежника и его семьи, особенно если окружить себя парой сотен верных тебе и полных ненависти к императорскому престолу рыцарей.

План был просто великолепный, да настолько, что спустя три дня после объявления войны поутру марксиз вошёл в комнату, где спали четверо его оставшихся детей, и нашёл их зарезанными, выпотрошенными и подвешенными к потолку за их собственные кишки. Тот, кто это сотворил, в добавок оставил кровавое послание на стене: «Так будет с каждым…».

Тогда маркиз пришёл в ярость. Он приказал обыскать весь замок, всю округу, перевернуть каждый камень, сжечь каждый куст, разбить каждую бочку, хватать и допрашивать каждого чужака, а если тот решит сопротивляться или не сможет немедля доказать своей невиновности, то убить его на месте, как виновного. Все держали ухо востро и смотрели в оба, так что нельзя было и шагу ступить, чтобы об этом тут же не узнали все. Однако после захода солнца неожиданно выяснилось, что безутешная жена маркиза, мать что потеряла всех любимых чад, бесследно исчезла. Всю ночь её искали с факелами и собаками, вновь перевернув и излазив всю округу, но нашли её только перед восходом солнца. Нарубленное на мелкие кусочки её тело было разбросано вдоль крепостного рва, и стая голодных и крикливых воронов жадно пировала её мясом и свежей требухой.

Дальше слухи несколько разняться, но достоверно известно, что через неделю благородные рыцари на коленях приползли к Императорскому трону с отсечённой головой маркиза на золотом блюде. Они рыдали, извивались, целовали Багарису ноги и молили его святейшество о пощаде.

— И чьих же рук это было дело? — неуверенно спросил Хромос, чувствуя, как напряглось всё его нутро. Слишком уж эта история походило на ту, в которую не посчастливилось попасть ему самому.

— Все, кто знал хоть что-то наверняка, давно уже мёртв, но если верить всем тем россказням, что до меня доходили, то при своём дворе Багарис держал некий тайный орден, прозванный «Дланью», который и расправлялся со всеми его недругами. Вместо рыцарей и священников там были убийцы, шпионы, чернокнижники и люди, что обеспечивали их самым лучшим снаряжением. И вот этот болт, что ты принёс сегодня, был сделан одним из тех императорских умельцев.

Хромос взял снаряд из рук старика и как-то по-новому взглянул на тёмный булат. Теперь в его стальных узорах читалось полное жестокости и безудержного кровопролития прошлое. — Вы уверены в том, что это именно их оружие?

— Да, я в этом абсолютно уверен. Мне уже доводилось видеть его прежде, в коллекции моего давнего товарища, только у того снаряда были обгоревшие перья и обуглившееся древко, а вот твой совершенно цел. Откуда у тебя, простого капитана, взялась подобная редкость? Скажи мне, я должен это знать.

— На днях им был убит человек, и мы теперь ищем того, кто это сделал. Прошу, расскажите, что стало с теми убийцами и есть ли возможность их найти.

— Что же… Их полная тайн и загадок история обрывается вместе с жизнью Алого Императора, когда тот был свергнут и растерзан толпой в ходе разрушительного восстания мещан, крестьян и всякой прочей черни, охватившего всю страну. Мало кто знал их в лицо, а потому никак нельзя с уверенностью сказать, погибли ли они вместе с господином, до последнего сохранив ему верность, или же во спасения собственных шкур вероломно сбежали подальше от всепожирающего пламени мятежа и затаились в какой-нибудь глухой лесной деревушке до лучших времён. Можно было бы подумать, что карающей «Длани» его Величества никогда и не существовало, что это была простая байка, плод воображения испуганного народа, если бы не оставшиеся после них артефакты, вот такие небольшие реликты прошлого, какой ты держишь в руке. Они не дают правдивой истории стать надуманной легендой.

Так что я не могу тебе точно сказать, пользуется ли кто-то их снаряжением, или же это подлинный слуга Багариса, избежавший виселицы, впрочем… я тоже могу показать тебе одну вещицу, что прежде принадлежала им.

— Она у вас где-то тут? — поражённый этим предложением Хромос стал крутить головой, всматриваясь в силуэты клинков, пытаясь угадать, какой же из них был тем самым оружием, что унесло сотни героев сопротивления тирании и деспотизму, но старик в ответ лишь судорожно захихикал.

— Что ты, что ты, конечно же нет! Здесь так, мелкие побрякушки, мои самые ценные и любимые экспонаты я храню в другой комнате. Обычно я не пускаю никого из посторонних в мою священную обитель, но только для тебя и только сегодня я готов сделать это маленькое исключение. Прошу, помоги мне подняться на ноги.

Мотриас приподнял худые, словно ветки руки. Капитан осторожно обхватил его хрупкие кисти и бережно поднял старика на ноги. Ему казалось, что одним неловким движением, он мог переломать коллекционеру все кости.

— Теперь, капитан, возьми подсвечник и иди за мной, тут совсем рядом, — Мотриас поманил его пальцем и громко, не отрывая подошв от пола, пошаркал в сторону двери в своих остроносых бархатных туфлях, некогда привезённых им из южных стран. От постоянного сидения и катастрофического истощения его позвоночник принял форму вопросительного знака.

Сразу за выходом из залы он повернул налево и пошёл вдоль темного коридора, в котором занятой Арвис ещё не успел зажечь свечи. Дойдя до нужных дверей, Мотриас достал из кармана халата небольшой ключик и стал неспешно отпирать замок, в то время как металлический скрежет гулким эхом разносился по всем уголкам пустующего дворца.

По просьбе немощного старца, страж открыл одну из тяжелых створок и тут же почувствовал, как высокая мрачная тень протянула к нему когтистую лапу. Все волосы на его теле встали дыбом, а кровь в мгновение закипела. Хромос успел схватиться за рукоятку меча, когда оживившийся более прежнего старик выхватил из его руки подсвечник и, преисполнившись радостью и гордостью, бесстрашно пошёл навстречу зловещей фигуре.

— Не правда ли он прекрасен? А, капитан? — Мотриас поднёс дрожащее пламя к тени, озаряя массивные пластины воронёной стали с острыми шипами и освещая мелкие кольчужные кольца. Хромос увидел угловатые и громоздкие латы, покрытые роскошным балахоном с невероятно мудрёной золотой вышивкой. Несмотря на то, что он был надет на бездушный манекен, Хромос чувствовал, как от него исходила чья-то зловещая и могучая воля, обратившая на него своё пристальное внимание.

— Что это такое? — тихо спросил капитан, не снимая руку с эфеса

— Неужели не узнаёшь? — с лёгким удивлением и противной улыбкой ответил Мотриас. — Этот чудесный доспех раньше принадлежал одному весьма могущественному некроманту, старшему личу, пока его не одолел орденов паладинов. Обычно подобные реликвии изничтожают, но там кто-то успел подсуетиться, и броня ушла на чёрный рынок, где я его несколько лет назад и купил. А вот его жезл, венец и гримуар всё же обратили в пепел. Сколько же вреда от этих фанатичных варваров.

— Кто вам вообще позволил привезти эту проклятую вещь в город? В конце концов, неужели Церковь Старейшей Звезды не воспротивилась и не потребовала вас от него избавиться?

— Старейшей Звезды? Если ты не заметил, капитан, то эти жадные и лицемерные пустозвоны уже давно потеряли прежнее могущество и влияние и теперь послушно сидят в своей старой халупе, боясь лишний раз вякнуть наперекор Сенату. Пускай там и остаются до скончания времён. Поверьте уж мне, эти самодовольные, одержимые глупцы готовы кормить тебя обещаниями чудес, будут уверять тебя, что их молитвы способны исцелить любые болезни, главное лишь верить и молиться… но на деле будут высасывать из тебя все деньги, внушая тебе ложную надежду, а дорогой тебе человек всё одно будет медленно увядать, пока не погибнет… Зато теперь у меня есть этот красавец и он мой… только мой…

Глаза Мотриаса светились безумной любовью; он медленно и страстно провёл пальцами по шершавому нагруднику, повторявшему форму человеческих рёбер. От этого вида Хромоса передёрнуло. Теперь то стало ясно, что именно губило старика, всю его семью и поместье. Частичка проклятой души, что осталась жить в груде холодного металла, постепенно высасывала жизненные силы из всего, что её окружало, желая восстановить утерянную мощь и былое величие. Присутствие человека, обладавшего магией, лишь раззадоривало её аппетит и заставляло её незримыми конечностями тянуться к нему. На мгновение сознание капитана помутилось, и под складками капюшона он вновь увидел тот демонический череп, что явился ему в ночном кошмаре. Хромос почувствовал, как заныла его рука.

— Вы привели меня сюда, чтобы показать мне его?

— Нет, просто раз уж мы прошли мимо, то не смог удержаться чтобы не похвастаться моим любимцем, — ответил старик, продолжая поглаживать мертвенную сталь. — Нам вон к тому шкафу, что стоит в углу.

Оставив доспехи некроманта позади, дворянин и страж прошли мимо пары шкафов, на чьих обитых бархатом полках покоилось старинное оружие, в свои молодые годы пролившее много благородной крови. Здесь же хранился и самый первый экспонат, с которого некогда началась коллекция Мотриаса. Это была роскошная сабля с рукоятью из резной слоновой кости и золота с драгоценными камнями, которую Мотриас выиграл на скачках в одной из торговых поездок в жаркие страны. Цена её была не в монетах, а в воспоминаниях.

— А вот и она, взгляните, — Мотриас поставил свечу на приземистый столик и взял с полки кусок чёрного дерева. — К сожалению, она не целая, но вряд ли вы найдёте хотя бы ещё один кусок подобный этому.

Старик взял с полки тёмную деревяшку. Это была половина обломленной и обгорелой маски, изображавшей уродливое, угловатое подобие человеческого лица.

— Она довольно лёгкая, но при этом прочная, почти как железо, — сказал старик, примеряя её на лицо. — Прежде все, кому доводилось её видеть, умирали, так и не успев никому ничего рассказать.

— А это случаем не подделка?

— Нет, эта маска точно принадлежала слугам Багариса, — парировал старик, кладя деревяшку на место. — Как сказал продавец, её нашли в развалинах сгоревшего замка вместе с некоторыми другими похожими вещами. К тому же, если ты присмотришься, то поймёшь, что она и вот этот болт сделаны из одной и той же породы дерева, так что ошибки тут быть не может.

— Прошу, господин Мотриас, ответьте на такой вопрос: что, если человек стрелявший этим болтом на самом деле является убийцей, служившим Императору Багарису. Что если в городе есть что-то или кто-то за кем он пришёл, что я могу сделать для того, чтобы помешать ему свершить им задуманное?

— Ты? Помешать ему!? — старик противно рассмеялся. — Может в чистом поле в честной схватке ты бы его и одолел, но он на подобную рыцарскую дуэль никогда не согласиться, а ты ни за что не сумеешь ему её навязать. Как ни старайся, но, в конце концов, это ты примешь условия его игры — игры, в которой у тебя нет ни единого шанса победить, потому как он есть тот, кто обитает в чуждых тебе тенях.

Если он пришёл, чтобы убивать, то он будет убивать до тех пор, пока не вычеркнет последнее имя в своём роковом списке обречённых. Пускай они будут прятаться, пускай они будут бежать или пускай попробуют как ты бросить ему вызов — все они неизбежно встретят свой мучительный конец от его кинжала или стрелы.

Если же он пришёл, чтобы получить что-то, то вот тебе мой совет: узнай, что ему нужно, и просто отдай ему это! Проглоти свою гордость, усмири глупое тщеславие и поступи самым мудрым образом. В противном случае, он станет убивать всех подряд, оставляя для вас изощрённые послания из трупов, зальёт улицы кровью, сделает детей сиротами, лишит стариков продолжения рода.

Попробуешь встать у него на пути — поплатишься жизнью. Сдайся… забудь о сопротивлении… тебе его не остановить…

Последние слова Хромос уже не слышал. Его разум перевернулся вверх дном, реальность с иллюзиями поменялись местами. В сознании явились кошмарные картины из вещего сна. Он видел красные огни, окутанные густым облаком дыма, слышал тихий, но отчётливый шёпот у самого уха и глухие вопли обитателей затонувшего в алых водах города.

— Что с тобой? — Хромос встрепенулся, почувствовав руку на своём плече. — Тебе сделалось дурно?

— Нет, всё в порядке, — слегка пыхтя, ответил капитан, поднимаясь с колен. — Спасибо вам за ваши рассказы, но теперь я должен идти.

Хромос направился к выходу, но внезапно Мотриас преградил ему путь.

— Капитан, я хочу, чтобы этот болт стал частью моей коллекции, и готов предложить тебе тысячу золотых крон за него.

— Этот болт является важной уликой, я не могу его вам продать, — Хромос попытался обойти старика, но тот вновь встал на его пути.

— Полторы тысячи!

— Я не могу…

— Две! — всё не унимался старик. — Не надо мне говорить, чего тебе можно, а чего нельзя. Я живу в этом городе гораздо дольше тебя, молокососа, и уж точно знаю, что здесь дозволено. Если у тебя есть друзья и деньги, то законы не имеют над тобой власти. У меня есть они оба!

— Деньги может у вас всё ещё и имеются, а вот насчёт друзей вы ошибаетесь, господин Алуэстро. Если бы вы чаще выходили из дома, то знали бы, что половина из них уже мертва, а вторая успела вас напрочь позабыть. А теперь пропустите меня!

Хромос отодвинул старика в сторону и пошёл вперёд, но не успел он взяться за дверную ручку, как за спиной раздались тяжёлые шаги. Ополоумевший старец, не желая мириться с отказом, схватил с ближайшей полки кинжал и в беспамятстве ринулся на капитана. Но сколь ни была сильна его злоба, его старое тело было слабо́. Капитан легко увернулся от его неуклюжего выпада и схватил безумца за руки. Мотриас вскрикнул от боли и выронил кинжал. Он посмотрел обидчику в глаза, и его тело мелко задрожало, на глазах выступили слёзы. Старик ослабел и повалился на пол, где свернулся калачиком и тихо заплакал, изредка издавая протяжные стоны. Хромос поднял глаза и увидел издевательскую ухмылку лича, обрадованного лицезрением человеческих страданий и пустого насилия.

Пробормотав проклятие, капитан развернулся и широкими шагами пошёл прочь по коридорам, желая покинуть этот дом как можно скорее. На пути он столкнулся с Арвисом, которого привлекли шум и крики. Хромос сказал ему поторопиться и помочь господину, пока тому не стало совсем худо. После он дошёл до парадных дверей и стремглав побежал через сад, пока, наконец, не вылетел на улицу. Только тут он перестал ощущать то потустороннее присутствие, что следовало за ним с той самой секунды, как он ступил за ограду поместья.

— Всё же девчонка была права, призраки тут есть…

За то время, что капитан провёл в особняке, солнце уже успело погрузиться за линию горизонта, и наступил поздний вечер. Пора было возвращаться в Крепость и пересказать Хейндиру всё то, что ему удалось разузнать.

Пройдя пару улиц и перекрёстков, Хромос вышел на Площадь Основателей. Он собирался быстро пройти сквозь неё, но весёлая музыка, что звучала посреди собравшейся толпы, заставила его изменить намерения. Капитан подошёл ближе и увидел труппу уличных артистов, облюбовавших основание монумента. Всего их было пятеро: двое музыкантов с размалёванными лицами и три танцовщицы эльфийки с яркими зелеными глазами. Они были одеты пёстрые и облегающие костюмы с подвязанными к рукавам и талии металлическими пластинками, звеневшими при каждом их движении. Они плясали с поразительной грацией и пластикой, а их очаровательные улыбки и лукавые взгляды заставляли присутствующих мужчин выворачивать карманы, бросая последние гроши в подставленный горшок.

Появление капитана городской стражи не осталось без внимания, и игравший на флейте парень пихнул товарища в бок и указал сторону солдата своим инструментом. Лютнист тут же прекратил играть старый мотив и завёл новый, более громкий и бойкий, а флейтист скорчил серьёзную рожу и лихо запел известную походную песню. Обворожительные эльфийки подошли ближе к Хромосу и стали исполнять умопомрачительные гимнастические трюки, то и дело бросая на него томные взгляды. Любой другой мужчина, глядя на их изящные тела, потерял бы голову от разбушевавшегося сладострастия, но, к своему собственному удивлению, капитан ощутил тоску и какое-то странное угрызение совести. Поэтому, когда одна из эльфиек поднесла ему горшок, вместо затёртых медяков он бросил в него дюжину серебряных монет и ушёл под благодарные возгласы девушек.

С площади Хромос вышел на главную дорогу и побрёл в сторону Крепости. Тяжёлая кираса неприятно давила на плечи и нагружала спину, сапоги натирали ступни; Хромос только и думал, как бы их поскорее снять и блаженно растянуться во весь рост на кровати.

Так он преодолел половину пути, уставший и малость отупевший, чувствуя себя неимоверно паршиво и гадко, пока краем глаза не заметил, как мимо него проскочил высоки, худой мужчина в длинном камзоле цвета болотной тины. Капитан встрепенулся, словно с небес в него ударила молния, и в следующую секунду он ринулся в погоню.

— Пропустите! — прикрикнул Хромос, расталкивая встречных людей. Он увидел человека, о котором говорил ему псарь, человека, который вчера бесследно исчез из переулка. Это был Феомир.

Хромос попытался окликнуть таинственного друга Элатиэль, но тот, даже не обернувшись, прибавил шагу. Взбешённый этим, капитан собирался заорать на всю улицу и приказать прохожим схватить беглеца, но в этот момент его нога зацепилась за что-то. Потерявшего равновесие капитана повалило в сторону, и он врезался в проходившую мимо компашку писарей. Оттолкнув от себя возмущённого слугу пера и чернил, он огляделся по сторонам, но сальная макушка Феомира затерялась среди многолюдной толпы. Хромос предпринял попытку продолжить погоню, двигаясь в прежнем направлении, но безуспешно. Добыча ускользнула из-под самого его носа.

Раздосадованный и злой, Хромос вернулся в Крепость и сразу же пошёл на доклад к Хейндиру, но того на месте не оказалось. По словам одного из его адъютантов, господину Командующему ещё утром пришло письмо из Сената, и он отправился к ним на собрание, для решения каких-то важных и не терпевших отлагательств вопросов. Собрания могли длится до поздней ночи, если не до рассвета, а потому Хромос не тал ждать под дверьми возвращения наставника и пошёл в свои покои снимать доспех, однако там его ожидал ещё один пренеприятный сюрприз.

Расстёгивая ремень с ножнами, капитан обнаружил, что вместо вещевого мешка на его поясе болтались лишь пара обрезанных шнурков. Скорее всего, вор успел обокрасть его во время погони, когда всё внимание капитана было сосредоточено на одном Феомире. Важная улика была безвозвратно утрачена, и Хромос почувствовал себя распоследним болваном и настоящим ослом.

Пока Хромос корил себя за невнимательность, вспоминал старые и новые грехи, под городскими улицами по зловонным канализационным тоннелям задумчиво брёл невысокий мужчина в широкополой мятой шляпе и дырявом коричневом плаще. Он двигался по узкой каменной дорожке, возвышающейся над потоком жидких фекалий и объедков, и его шаги были столь тихими, что его возможный попутчик не смог бы их расслышать. У этого человека не было при себе ни фонаря, ни факела, ни свечного огарка, но это не мешало ему уверенно идти сквозь непроглядную тьму, ведь в ней он видел не хуже дикой кошки или совы. Кроме того, его великолепная память позволяла ему, не имея карты, безошибочно двигаться в сложном и запутанном лабиринте городской канализации.

— И снова этот хмырь в доспехах, — думал человек. — В прошлый раз я видел его у постоялого двора. Там он забрал коробку и унёс в Крепость, теперь вот ходит по городу с моими вещами… Впрочем, я не ожидал его встретить, даже пришлось оставить слежку за длинноволосым и моими старыми друзьями, но зато я вернул стрелу…

Мужчина пнул попавшуюся ему под ноги крысу. Зверёк с пронзительным визгом пролетел несколько ярдов и плюхнулся в зловонные массы, мигом поглотившие его маленькое тельце.

— Кто же ты, капитан Нейдуэн, кто же ты такой? Слепец или шестёрка? Этого ты мне сказать не в силах…— при этом мужчина коснулся небольшой вещицы, лежавшей в его нагрудном кармане. — Надо будет больше разузнать про него у местных. Если вдруг окажется, что он с ними как-то да связан, то убрать его не составит особого труда… Зато вот они явно стали осторожнее и осмотрительнее… так просто, как было с купцом и той эльфийкой, у меня уже не выйдет… эх…

За этими мрачными и неутешительными размышлениями убийца дошёл до большой трещины в стене туннеля. Сняв с головы шляпу, он осторожно протиснулся в щель.