Тени Лордэна

Глава XVII «Перепутье»

В военном ремесле особую роль играют способность военачальников предвидеть ход грядущих сражений и умение измыслить хитрый и доблестный план действий, который непременно приведёт войско к триумфальной победе, заплатив за неё наименьше число отважных душ. Без нужных сведений это сделать весьма затруднительно, непроглядная пелена тумана войны обернёт вдумчивое планирование бестолковым гаданием, однако это дело можно исправить, если ещё в мирные годы начать подготовку к грядущей войне, засылая десятки верных шпионов в чужие земли, дабы они собирали каждый слух или находили недовольных своим богоданным правителем феодалов, клириков и простых чинуш, а затем искусно подбивали их на вероломное и крайне выгодное предательства. Если короли оказались достаточно мудры и предусмотрительны, чтобы предпринять подобные шаги, то они будут способны здраво оценить шансы на успех и наметить лучшие направления для стремительных ударов, проникающих сквозь самые уязвимые места в тыл и приводящих к хаосу и краху вражеских армий. Впрочем, так дело обстоит на просторах карт, где возможно окинуть вором всё и сразу, где ничто не пытается двигаться или скрыться от монаршего взора, но стоит разразиться подлинной войне, то управление войсками превращается в схватку двух картёжников, выбрасывающих закрытые карты на стол, не считаясь с очерёдностью ход, стремясь опередить друг друга, полагаясь уже не сколько на разум, сколько на удачу, потому как гонцам порой требуется несколько дней, чтобы донести весть о приближении врага или о случившейся победе, и далеко не всякий колдун умеет обращаться с таким тонким инструментом, как говорящий камень. От того все подготавливаемые планы обречены на обобщённую грубость, на крупные мазки, предполагающие дальнейшую импровизацию в мелочах, но совсем иначе дело обстоит в деле фортификации. Она уже давно превратилась в полноценную и как следствие дотошную науку, презирающую и отторгающую всякую неточность, недальновидность и смеющуюся в голос над госпожой Фортуной, столь легкомысленной и переменчивой в своей любви и благоволении.

В отличие от многих других городов окружённый цепью скал вперемешку с коварными и гибельными расщелинами Лордэн не испытывал нужды в полноценных крепостных стенах и башнях, но именно поэтому Сенат приложил все силы для того, чтобы надёжно обезопасить единственный полноценный подступ к городу, не считая морских путей, разумеется. Не скупясь на расходы, они созвали лучших гномьих каменщиков и предоставили им солидный бюджет для реализации их самых смелых замыслов, и после десятилетия безостановочных строительных работ они получили поистине несокрушимые и непреступные укрепления, которые во многих технических решениях опередили своё время. По сути, это был ещё один полноценный замок с цитаделью, который вытянулся в длинный прямоугольник по форме ущелья, которое стало его неотъемлемой частью. В горных породах были вырезаны боевые галереи с парой сотен бойниц, предназначенных для перекрёстного обстрела не только подступавшего, но и для прорвавшегося во внутренний двор врага. В двух местах поперёк лощины стояли двойные каменные стены из циклопических гранитных блоков, идеально подогнанных друг к другу и скреплённых особым составом, чей рецепт гномы хранили в секрете от всех прочих рас. Подъёмные решётки ворот, располагались между высокими и смехотворно пузатыми башнями. Миновав первый вход, захватчики не сразу попадали во двор крепости, а вместо этого оказывались в узком, зигзагообразном коридоре, который они должны были полностью преодолеть, в то время как защитники от всей щедрости души скидывали бы им на голову увесистые булыжники или выливали кипящее масло из огромных котлов, ну а на той стороне их поджидали точно такие же кованные железные прутья. Этот закуток мог стать могилой для многих славных воинов, вот только подобраться к самим стенам было той ещё задачей, и дело здесь было не только в том, что защитники встречали недругов ливнем стрел, но и в разрезавшем ущелье широком рве, имевшим глубину не менее двадцати локтей. Через него был построен крепкий и надёжный мост, но, получив от разведчиков донос о приближении вражеской армии, он в считанные минуты будет разрушен магом земли, несущим там постоянное дежурство. Кстати, о магах. Глубокий ров должен был оберегать крепостные стены от адептов земляной стихии, так как для сотворения заклинаний им было необходимо иметь прямой контакт с подчинённым им элементом, особенно если это была искусственная постройка, а не часть почвы.

Прибывавшим в город торговцам приходилось преодолевать все эти укрепления, ощущая на себе недобрые взгляды, находясь под прицелом сотни невероятно тугих арбалетов, а затем, расположившись во дворе крепости, они ожидали придирчивой таможенной проверки от чёрствых, не терпящих любых препирательств и оправданий чиновников и скрепя сердцем отсчитывали вычисленную с явным преувеличением пошлину. Миновав точно такие же двойные ворота на противоположном конце двора, купцы оказывались на не слишком большой полукруглой площади, напоминавшей по форме расправленный веер, через центр которого проходила жирная, чёрная полоса — главная городская улица.

В том месте всегда толпилось немало народа. В большинстве своём это были извозчики, настойчиво предлагавшие свои услуги, и зазывалы, отправленные держателями постоялых дворов, а также крупных менял. Весь день напролёт они надрывали до хрипоты глотки, скандируя рекламные кричали, обещая выгодные цены и уважительное отношение. Сюда же приходили люди, ожидавшие прибытия торговых партнёров с долгожданным грузом и намеревавшиеся спаси дорогих друзей от лживых предложений крикливых плутов, чтобы немногим позже уже самим выгодно обвести любимых товарищей вокруг пальца, если те сами не успеют проделать с ними то же самое. Иногда торговцам приходилось нести неустанное бдение несколько дней к ряду, так что они убивали свободное время общаясь с такими же выжидающими особами, что нередко выливалось в выгодную сделку или же глуповатую потасовку, которую мигом разнимали шатавшиеся из стороны в сторону стражи, если только им самим не было слишком скучно. Тем днём, едва взошло солнце, на площади появилась блеклая и неприметная особа невысокого роста в широкополой, надвинутой на брови шляпе и довольно скромном тёмно-бардовым, почти что коричневом одеянии, которое в ту пору было весьма расхоже среди мелких, а потому и безбожно скупых мещан.

Немного пораскинув мозгами после вчерашней воспитательной беседы с капитаном, Янс решил, что в подобном месте нищий голодранец всё же будет слишком выделяться среди местного сборища, так что он решил подобрать себе такое облачение, которое бы позволило ему куда лучше слиться с безликой толпой торгашей. Однако из-за столь крутой смены подставного амплуа, ему приходилось вести себя куда более сдержанно. Он старался ни с кем не болтать, чтобы случайно не обнаружить своей тотальной неосведомлённости о торговой жизни города, полной всевозможных драм и конфликтов, благо что избегать нежелательного общения в большом скоплении незнакомых людей не составляло особого труда, но вот удержаться от соблазна запустить вороватые и неугомонные ручонки в обременённые тяжёлыми монетами карманы было куда сложнее. Однако единожды, услышав столь милые сердцу звуки родной речи, прикинувшийся недавно прибывшим в город странником убийца разговорился со старым, дожившим до глубоких седин купцом. Их общение вышло очень приятным и душевным, как это обычно бывает между двух встретившихся на далёкой чужбине земляков, однако Янс поспешно откланялся, как только узнал причину, по которой много лет назад старик оказался вынужден бежать из родных краёв, спасая собственную жизнь, и поселившейся в его душе страх до сих отвращал малейшие помыслы о возвращении в отчий дом, вызывая только бо́льшую тоску и горькие терзания.

Бесцельные скитания меж притормозивших повозок и скучковавшихся незнакомцев не позволяли хоть сколько-нибудь скоротать утомительное ожидание, а скорее даже наоборот — замедляли течение песков времени, однако Янс всё же не терял бдительности и постоянно заглядывал под оттянутый ворот рубахи, чтобы проверить вновь повешенный на кожаный шнурок магический кристалл, но тот, словно бы обленившись или обидевшись, стойко хранил гробовое молчание. Когда солнце миновало линию полудня и издалека уже дважды доносился колокольный перезвон башенных часов, послышались топот, гулкое лязганье, и на площадь ступила стройная, вооружённая до зубов колонна солдат, но только это были не стражи, а облачённые в щедро украшенные позолотой и покрытые тонкой, мастерской гравировкой пластинчатые доспехи гвардейцы Сената. Оперев на плечи тёмные древка, они держали в руках длинные алебарды, к чьим сверкающим и, разумеется, тоже от всей широты души позолоченным наконечникам по торжественному случаю были подвязаны широкие лоскуты кроваво-красного атласа на манер боевых штандартов. Впереди колонны, отстукивая латными сапогами громче своих подчинённых маршировал прославленный Вильдио, чью голову венчал парадный шлем с пышным плюмажем из алых перьев более чем в половину его собственного роста и в два раза шире его массивных плеч. Прочие гвардейцы тоже несли на себе украшения из ярко-окрашенных перьев, но куда более скромных размеров, впрочем и этого хватало за глаза, чтобы никто не посмел усомниться в богатстве городской казны и её непосредственных владельцев, благодушно раскошелившихся на столь броское, но бесполезное в настоящем бою рыцарское снаряжение.

Они не стали задерживаться на площади, чтобы разогнать или потрясти собравшейся народ, который сам разбегался перед ними, а пошли прямиком к городским воротам, куда за ними проследовали пёстро разодетые пажи с зажатыми в подмышках медными трубами фанфар и едва поспевавшая за ними пятёрка барабанщиков, тащивших инструменты на скрюченных под тяжестью горбах.

Странное чувство возникло в груди Янса — ноющая и сдавливающая внутренности тревога, говорившая ему позаботиться о своей шкуре и благоразумно удалиться на самый край площади и следить оттуда, готовым в любой момент окончательно дать дёру, но в то же самое время его неудержимо влекло в самую середину площади, он хотел быть как можно ближе к колонне, когда она пойдёт назад, и эта мысль вызывала в нём азартный и фанатичный трепет человека, желавшего прикоснуться к чему-то непостижимому и опасному.

— С фанфарами и глашатаями… — почти неслышно прошептал он издевательски сказанные им вчера слова, и дурная ухмылка исказила тонкие губы.

И вновь наступило ожидание, но ещё более томительное и изнуряющее. Убийца ходил по небольшому кругу, обратившись в слух, и от всего сердца проклиная решивших внезапно проржаться лошадей или забредшего на площадь в поисках зрителей и пропитания нищего музыканта с деревянной свирелью. Однако не прошло и полного душевных мучений часа, как в воздухе раздалась первая звонкая нота, а затем к ней присоединились остальные медные глотки. Их поддержала низкая, тягучая и гипнотическая пульсация больших барабанов. Сама мелодия не отличалась особой сложностью и замысловатостью, её бы смог запросто напеть любой человек, но при том она в пару мгновений внушала чувство чего-то величественного и грандиозного, и исполненная с надлежащим умением возле создавших коридор из двух обращённых друг к другу шеренг гвардейцев создавала поистине помпезный эффект.

Едва музыка стихла, как в воротах показалась колонна лёгких всадников из числа стражей, а за ними выехала дюжина облачённых в полные латные доспехи рыцарей, державших в руках длинные пики, на которых поочерёдно развивались флаги королевства Эрсум и гербовые знамёна герцога-посла. Следом ворота миновала вереница из десяти повозок, среди которых ехала роскошная, обильно украшенная сложной резьбой и запряжённая четвёркой белоснежных породистых коней карета с узорчатыми занавесями из плотного, но мягкого и пушистого бархата на окнах, закрывавших не менее дорогой и удобный салон от любопытных и завистливых взглядов всяческих оборванцев. Её дополнительно охраняли два капитана из числа лордэнских стражей и ещё четвёрка доверенных и проверенных временем рыцарей, ехавших по обе стороны от неё. Замыкали гордое шествие ещё тридцать эрсумских всадников, но уже в более лёгких доспехах и без знамён.

Оставив посла и свиту позади, Лордэнские стражи ворвались в толпу и принялись, не слезая с лошадей, разгонять хлесткими ударами коротких плёток горожан и иноземных гостей, чтобы расширить и без того не узкий проезд через площадь. Один из таких ударов пришёлся прямо по голове Янса, но тот в последний момент всё же увернулся, и кожаная лямка с свистом проделала продолговатую дыру в полях его шляпы. Получивший причитавшуюся порцию господских любезностей убийца, спрятался за спинами иных прохожих, желавших поглазеть вблизи на важных людей и сопутствовавшую им роскошь, и стал, словно хамелеон, смотреть одним глазом на приближающиеся кареты, а вторым заглядывал под чуточку оттопыренный ворот рубахи. Скверное предчувствие его не обмануло, хрусталь уже сиял ярким белым светом, как это он делал прежде вблизи разрубленного тела в Грозном или над самым сердцем Киданса, но на этот раз его яркость только возрастала, и делала это стремительно и неуклонно, как если бы её сила была лишена каких-либо естественных пределов.

Опасаясь, что сияние может просочиться сквозь ткань рубахи, и не желая оказаться разоблачённым, Янс повернулся к процессии спиной, ссутулился и придавил ладонью камень, как если бы тот отчаянно стремился вырваться на свободу. Тогда же опытный и чуткий до неприятностей преступник ощутил, как по толпе гуляет чей-то цепкий и властный взор, готовый немедля прожечь насквозь одной только мощью кипевшей в его сердце злобы всякого, в ком он заподозрит тайного недруга. Янс так и продолжал стоять на месте несмотря на то, что его постоянно толкали в бока и спину, отдавливали ноги, и лишь когда бодрый стук копыт стал удаляться и затихать, он отнял руку от груди и вновь обратил глаза к камню. Между ним и проклятой каретой были уже пара сотен шагов, но кристалл всё продолжал обильно изливать из себя белые лучи, которые хоть и становились слабее, но делали это с явной неохотой, и было в них что-то глумливое и насмешливое, точно через него могучий и абсолютно уверенный в своей непобедимости демон бесстрашно бросал ему вызов на смертный бой перед лицом жадных до зрелищ и безразличных до людских судеб Богов.

— С фанфарами и глашатаями… — вновь пробормотал Янс, смотря на мелко дрожащие и побледневшие пальцы. Они были совершенно холодными. Это был самый настоящий, неподдельный ужас, о существовании которого укрепивший и отточивший свой разум убийца уже давно позабыл, и вот обычно послушное и безропотное, точно созданный из лучшей стали механизм тело в важный момент подвело хозяина.

Янс попытался сбросить это столь противное ему ощущение и вернуть прежний самоконтроль над мыслями и телом, единственно благодаря которому его маленькое и одинокое судёнышко до сих пор не утонуло в хаотичных и всесильных водах мирового океана, но у него это не особо получилось. Согласно договорённости, он теперь должен был как можно скорее прийти на встречу с Хромосом, чтобы поделиться с ним важнейшими сведениями, но прежде ему было необходимо промочить глотку чем-нибудь особо крепким, бьющим прямиком в голову, чтоб хоть так избавиться от сковавшего его напряжения.

Когда потерявший хладнокровие убийца уже объяснял трактирщику, что именно ему было нужно, а двигавшиеся по главной дороге кареты проехали триумфальную арку с морскими змиями, очутившись в старой части города, ехавшая в самом хвосте ничем не примечательная, лишённая изысканного убранства карета, явно предназначавшаяся для многочисленной прислуги и абсурдно огромного багажа герцога, тихонько отделилась от основной колонны и поехала в иную от посольства сторону. Внутри неё сокрытые решётчатыми ставнями и плотной тканью занавесей на двух противостоящих жёстких скамьях сидело пятеро людей, облачённых в длинные, лишённые изысков монашеские одеяния. Их головы были сокрыты непомерно большими, складчатыми капюшонами, а в руках, оперев острия ножен в пол, каждый из них держал по массивному двуручному мечу, чьи навершия были украшены прозрачными словно слёзы бутонами роз. Ехали они молча, даже не обмениваясь взглядами, но всё же между ними ощущалась какая-то неразрывная, мистическая связь, делавшая слова совершенно излишними, и только гулкие, ритмичные и парные удары, исходившие из занимавшего шестое место полностью железного сундука с колдовским замком, нарушали величественную и полную тайн тишину кабины.

Несмотря на то, что половину вчерашнего дня капитан провалялся без сознания, но стоило ему не раздеваясь лечь на мягкую, пропитанную духами постель и прикрыть глаза, как он провалился в крепкий и на этот раз лишённый всяческих видений и переживаний, совершенно пустой и поистине безмятежный сон, чему он был, несомненно, чрезвычайно рад. Поспешно поглотив и чуть было не подавившись принесённым в номер завтраком, Хромос получил от евнуха желтоватую гипсовую маску в половину лица, подобную которым носили многие посетители Квартала Страстей, и украшенный в паре мест пятнами от вина и пива старый плащ, который Янс по всей видимости выменял у какого-то пьянчужки за пару пинт самого дешёвого пойла. Капитану не слишком хотелось его надевать, он успел заметить в его складках пару шмыгающих блох, но жажда действий влекла его на улицу, так что особого выбора у него не было.

В утренние и обеденные часы главная увеселительная клоака Лордэна пребывала в состоянии относительного затишья. Кутившие всю ночь посетители кто на своих двоих, кто на четвереньках, а кто и вовсе на спинах товарищей или в попутных телегах отправлялся домой, чтобы взять короткую передышку от бурного отдыха и быть может выслушать причитания и вопли недовольной жены и плач испуганных детей, что только подталкивало к новому губительному бегству в страну нескончаемых животных наслаждений. Привыкший ходить с прямой спиной и расправленной грудью Хромос теперь старался скрыть бросавшуюся в глаза статность могучей фигуры, склонившись всем корпусом вперёд и немного втянув шею в тело, как это делает почуявшая близкую опасность черепаха. У его маленького путешествия не было никакой другой цели, кроме как почувствовать уверенность в себе, подавив успевшую развиться в самые короткие сроки манию преследования, что получалось не слишком хорошо. Ему даже чудилось, что все встреченные им люди могли видеть его лицо прямо через маску, как если бы та была выдута из стекла.

Нечаянно найти себе приключений на задницу в Квартале Страстей было проще некуда, но на сей раз капитану везло самую чуточку больше обычного, и он, вдоволь нагулявшись и вдоволь насмотревшись на сонных шлюх и избитых пьяниц, уже более уверенным шагом побрёл назад к своему временному пристанищу, когда мимо него, выскочив аки чёрт из табакерки, прошёл невысокий человек и метнул в него тяжёлый, подобный удару кулака в рыцарской перчатке, взгляд из-под широких полей помятой шляпы. От внезапности Хромос замешкался, даже на секунду решил, что он обознался, но быстро опомнившись развернулся и увидел удаляющуюся верхушку головного убора. Соблюдая осторожность, капитан двинулся следом за Янсом, не пытаясь его нагнать и уж тем более окликнуть. Иногда он терял его из виду, но имевший ещё одну пару глаз на затылке убийца как-то замечал отставание неумелого товарища и тут же показывался вновь, заводя Хромоса всё дальше от богатых и окружённых охраной публичных домов в сторону крепеньких, полузаброшенных халуп, служивших увеселению неимущей черни. И вот они очутились в окутанных тенями пропахших сыростью и плесенью задворках, где они могли безопасно говорить.

— Ну, что там со слежкой? Ты его обнаружил? — сгоравший всю дорогу от нетерпения капитан набросился на Янса с вопросами, стараясь при этом не повышать голоса.

— Можно сказать, что и так, — ответил убийца, выдержав короткую, но гнетущую паузу, и смотря куда-то в сторону.

— В смысле? — Хромос уловил какие-то странные нотки, в обыденно ровной и вкрадчивой интонации Янса, от чего душу окутало странное предчувствие.

— К нашему огромному несчастью, эта твоя рыжая бестия не соврала. Сегодня в Лордэн вернулся кто-то действительно… выдающийся…

— И кто это?

— Не знаю, людей там было много. Целая торжественная процессия с флагами проехала мимо меня, тогда камень и засиял. Ты что-нибудь об этом знаешь?

— А что за флаги, ты их запомнил?

— Одни были тёмно-голубые с белой толстой полосой, проходящей наискосок и тремя, вышитыми золотом, стоящими в ряд на задних лапах то ли львами, то ли медведями, а вторые пурпурные с каким-то серебряным бутоном по центру.

— Это точно была свита эрсумского посла, они как раз должны были прибыть со дня на день. Но тут что-то не сходится. Всё-таки предводитель местных демонов должен жить здесь в городе, а не сидеть за тридевять земель в столице королевства и слать оттуда приказы. Или проклятый дух сменил тело?

— Про переселение этих тварей я ничего не знаю. Уж точно сам этого не видел, а книжек и подавно не читал, но там было много ваших ребят из стражей.

— Да нет, быть такого не может, ты наверняка обознался.

— Ваши доспехи узнать не так уж и сложно, особенно капитанские шлемы и плащи, а у двоих всадников были точно они.

— Тут что-то не так, я не помню, чтобы… хотя быть может… да-да. Сейчас вспомнилось, как пару дней назад Хейндир был вынужден по приказу Сената переработать план охраны посла, приставить к нему больше телохранителей. Они в серьез озаботились твоими убийствами, а так как никто кроме меня до сих пор не знал твоих истинных мотивов, то они посчитали, что это может быть связанно с прибытием делегации.

— С кровавыми политическими игрищами я завязал раз и навсегда, так что это мимо.

— Но они то об этом не знают В общем-то я думаю, что и учинённую Сентином бойню в морге они приписали тебе, а потому решили оберегать посла как зеницу ока, и отправили ему навстречу отряд лучших бойцов, чтобы те сопровождали его на последнем участке пути, который проходит уже по нашим землям, где нам бы пришлось нести ответственность за все приключившиеся с послом передряги.

— Что ж, вроде это похоже на правду. Тогда искомый силач должен быть тоже стражем, может как раз один из этих двух капитанов, а хотя… им ведь может оказаться и рядовой. Чёрт подери, будь я владыкой преисподней, то ни за что бы не стал прятаться в тушке короля или верховного мага, а вселился в чистильщика выгребных ям или в самого юродивого шута, чтобы на меня никто и ни за что не подумал, а сам бы тихонечко плёл заговоры. Да, Длань почти так и делала… хитрые вы ублюдки. Так что давай, припоминай, с кем там твои проклятые соратники Лормин и Одвин водили тесную дружбу, кто рядом с ними постоянно ошивался?

— Кажется… — капитан усердно перебирал обрывочные воспоминания, но Одвин всегда любил разглагольствовать в большой компании, смотря на всех немного свысока, кроме превосходившего его по рангу Хейндира, а Лормин предпочитал задумчивое уединение и зачастую ограничивался деловым общением или едкими и острыми подколками, так что выделить какого-то общего и при том важного для обоих товарища было сложно, — нет, ничего в голову не приходит. Я до вчерашнего дня вообще не подозревал, что между ними есть какая-то особая связь.

— Мда, таких твердолобых и близоруких болванов как ты ещё поискать надо. Толку никакого, — взгляд Янса потупился, между ними возникла незримая стена, медленно отодвигавшая их друг от друга.

— У меня прежде не было нужды следить за ними, вечно ходить по пятам, так что не надо винить меня в этом незнании.

— Хах. Может тут ты и прав, но какой бы не была причина, следствие остаётся всё таким же паршивым, — после этих слов убийца снова притих и погрузился в тяжкие раздумья, оставлявшие недобрые знаки в изгибах бровей и поджатых губах.

— А что ты имел ввиду, когда сказал «действительно выдающийся», — спросил Хромос, чувствуя, что убийца не намерен просто так делиться с ним полученными сведениями.

— Разве тут можно что-то не так понять? — с лёгкой издёвкой ответил Янс, вырвавшись из омута мыслей. — Я говорю о силе, только о ней и ни о чём другом, ибо только сила сейчас имеет хоть какое-то значение. И она у него есть. Много силы, больше, чем у всех предыдущих тварей. Видимо, эта твоя ведьма действительно собиралась тебя прикончить, раз ответила на твой вопрос правдой.

— И насколько сильнее прочих?

— Может в пять раз, может в десять, может больше. Кристалл сиял ярко, как никогда прежде. Хотя какая к чёрту разница, если тебя вон и тощая бабёнка голыми руками уделала в сухую. В любом случае умрёшь с одного удара, мгновенно и безболезненно, если они конечно же окажут тебе подобную милость. Но я бы на неё не рассчитывал, особенно в твоём случае.

— Тогда в чём тут дело? Ты же с ними в открытую не дерёшься, чтобы так беспокоится о силе. Что сейчас для тебя изменилось?

— Скажи мне, парень. Ты веришь в Судьбу? Нет, не в Богов, а именно в Судьбу, перед которой даже они становятся бессильными младенцами, которая предначертает каждую чёртову жизнь ещё до того, как та успела появиться на свет? Великая и извечная, безликая и бессердечная Пряха, тянущая тысячи тысяч живых нитей, неподвластная никому, не имеющая никаких целей, руководимая одними только бесконечными, самодурственными капризами — единственная спутница, губительница и надежда пропащих душ. Боги никогда не были ко мне благосклонны, я бы даже сказал, что в моём отношении они были слепы и глухи, но зато стальную руку пряхи я чувствовал не раз, дающей и отбирающей, ласкающей и побивающей, и сегодня она снова прикоснулась ко мне, но с тем, чтобы предложить величайший из даров этого дерьмового мира — выбор, разрушающий единоличность безжалостного и неотвратимого предопределения, дающий возможность хоть раз в жизни на короткий миг стать подлинным творцом своей судьбы, а не её покорным, вечно гонимым рабом.

— Что за вздор ты несёшь? Какие ещё к чёрту дары? — Хромос почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он видел одержимый блеск в глазах Янса, словно иная личность стала просачиваться в его разум, вытесняя его прошлого знакомого.

— Вздор… хах. Мне было дано знамение свыше, вполне ясное и однозначное, лишённое иносказаний, не требующее трактовок от мудрецов. Я увидел, что стою с занесённой ногой у самой черты, за которой начинается короткая и безвозвратная дорожка к верной, бесславной погибели. Так ответь, дружище, зачем мне делать этот треклятый шажочек, отнимающий всё и не дающий ничего взамен ни мне, ни даже кому-то ещё? Ради чего мне теперь умирать впустую, когда я могу… нет, когда мне дали верную возможность этого избежать? Почему бы мне вот прямо сейчас, не теряя ни минуты, собрать вещички и не помчаться в порт, чтобы уплыть за край света и зажить там по-королевски, навсегда забыв про демонов и про непутёвого тебя в придачу.

— А как же твоя месть? Уже забыл про Уах’халама?

— От чего забыл? Троих тварей я всё же прикончил. Думаю, что этого будет вполне достаточно, чтобы смуглый бедолага мог покоиться с миром, а вот мне пока что-то не сильно хочется на тот свет.

— Нет… я не могу поверить… ты же говорил… У тебя, что? Совсем нет…

— Чести? Достоинства? Совести? Чувства стыда? — опередил его Янс, и, хотя голос убийцы был полон самой глумливой и неприкрытой издёвки, само его лицо осталось совершенно бесстрастным, точно оно обратилось в болезненно зелёную маску из грязного воска, и Хромос ощутил зловещий холодок на загривке. — Парень, я же тебе говорил, что у воров они бывают только в сказках для сопливых детишек, а мы с тобой уж точно не в сказку попали. Как же до тебя всё долго и труго доходит.

— И что ты собрался дальше делать? Вернуться к старому ремеслу? Жить воровством?

— Хах, нет, в этом больше не будет нужды. Зачем рисковать из-за пары серебряников, когда у меня будет столько золота, сколько я при всём желании не смогу прокутить и за всю оставшуюся жизнь?

— Ты о чём? — с нескрываемой злобой спросил Хромос, почти потерявший веру в происходящее, но тут внезапная и сокрушительная догадка пронзила его разум. — Они у тебя…

— Да, у меня, — признался Янс с детской невинностью и немного развёл руки в стороны.

— Но когда?

— В ночь после убийства эльфийки я таки отправился в вашу Крепость, дабы определить личности демонов среди стражей, но ничего толком не вышло. Видимо в тот раз они все дружно свалили в город. Может собрались у рыжули, чтобы обсудить мои новые проделки. Замок у вас большой, построенный на славу, но охрана — полное дерьмо, мог бы даже без невидимости обойтись. По воле случая или проведения, пёс его знает, я забрёл в одну комнату и смотрю — ларчик заветный стоит, такой одинокий и беззащитный, а в нём и камушки лежат, меня дожидаются в грусти и печали. Было бы грешно их не прикарманить, раз новые хозяева совсем не умеют их беречь. А о цене мне поведали гномы. Стоило только зайти в подходящий кабак и вскользь упомянуть о чудесных опалах, как они выложили мне всё, включая назначенную вашим Дуэримом, или как там его, цену. Нет на свете большего болтуна и дурака, чем подпитый гном.

— Где они? В тех катакомбах?

— Они в надёжном месте. Никто кроме меня их не найдёт, если только не перевернёт весь город вверх дном и не переберёт его по кирпичику. Так что можешь не беспокоиться или… ты хочешь их у меня забрать? Хочешь лишить меня последнего шанса на счастливую жизнь? Чтобы вместо неё я пошёл на смерть? Какой же ты всё-таки славный малый.

Перед Хромосом стоял совершенно иной человек… нет, не человек, но походившее на него существо, в чьих жилах текла ледяная кровь, и чей разум избавился от последней крохи морального балласта, став резонирующей пустотой, в которой каждая возникшая мысль, более походившая на звериное побуждение, немедленно находила воплощение в стремительном рефлекторном действии. Оно могло нести только смерть. Сам же Янс удалился от капитана на многие лиги, став крошечной, едва различимой точечкой на горизонте, а жнец стоял рядом, почти вплотную, чутка сгорбившись, подсогнув колени и протянув напряжённую словно пружина руку к выглядывавшей из-под камзола рукояти эфеса, и пожирал противника взглядом. Стоило Хромосу шелохнуться, показаться враждебным, попытаться защититься магией, как стальное жало в мгновение ока пронзило бы трепещущее сердце. Выход был только один — докричаться до Янса, пока тот не ушёл окончательно, уступив место тёмному двойнику, но красивые и проникновенные слова о долге тут были тут совершенно бесполезны.

— Нет, что ты… мне они совершенно ни к чему. Оставь себе и делай то, что задумал, я тебе мешать не стану, — сказал капитан и медленно поднял руки над головой, подтверждая свои слова и открывая все уязвимые точки для удара. Этот внезапный, во многом безрассудный ход оказался единственно верным, и Янс отложил исполнение своих намерений, ожидая, что же Хромос скажет дальше. — Отправляйся за тридевять морей, продай камни, купи себе дворянский титул, заведи семью, или гарем, или всё сразу, как твоей душе будет угодно. Но знай, настанет день, и они придут за тобой, как это сделал бы Майдрих, — стоило капитану произнести это роковое имя, как правая половина лица Янса дважды дёрнулась в нервном тике, а в блеске прежде холодных, мёртвых глаз возникло какое-то бурление. — Ты уже нанёс им достаточную обиду, убив троих родичей, а теперь ещё присвоишь их сокровище, сделаешь себя их самым ненавистным врагом, недостойным прощения. Уверен, что гномы тебе сообщили, насколько эти камушки редкие. Попробуй продать хотя бы один из них — выдашь себя со всеми потрохами, и более никогда не скроешься о них, обременённый богатствами, окружённый славой и почётом. Рано или поздно они явятся и растерзают тебя и всех, кто тебе будет дорог. Судьба не дала тебе возможность избежать смерти, а предложила коварную ловушку, катастрофу под видом спасения. И ты на это радостно клюнул.

Хромос замолчал и всмотрелся в лицо Янса. Оно более не казалось таким искусственным и обескровленным, в него вернулась прежняя человечность, рисовавшая на коже тонкие морщины переживаемых в душе эмоций. Затем убийца внезапно вздрогнул и мелко затрясся, словно бы его охватила судорога живота, но это был немой смех ополоумевшего человека, вернувшегося из забытия.

— Чтоб ты сдох, парень. Зачем ты столь жестоко рушишь чужие мечты? Неужели тебя в детстве совсем не любили, что у тебя такая тяга портить другим людям жизнь? Хотя… чёрт с ним, ты прав. Эти опалы для меня мёртвый груз. Дорогущий, но всё же мёртвый, хоть сейчас выбрасывай и в сине море, прямо, как и те проклятые изумруды. Если так подумать, то выходит, что история пошла на второй круг? Хах! Это что же тогда получится? Я откажусь от камушков и тем самым спасусь, ну а ты… погибнешь… как Зимерц? Мда… кажется ему тогда было столько же, сколько тебе, да и если так присмотреться, то ваши рожи в чём-то да похожи. Ха-аха, парень, дело теперь решённое! Своими неосторожными речами ты спас меня, но себе то подписал смертный приговор!

— Пускай так оно и будет, от руки Судьбы всё равно не спрячешься, верно?

— Нигде и никогда.

— Остаёшься?

— Ну, должен же будет кто-то оплакать твою пустую головёшку, когда она слетит с плеч или будет раздавлена в кровавое пюре.

— Тогда что будем делать?

— Сперва скажи, как долго этот демон будет оставаться при после?

— Если Хейндир не изменил планы, то двое назначенных капитанов будут всюду сопровождать его с момента прибытия герцога, до его посадки на корабль. Но рядовые могут меняться почти каждый день.

— А где они собирались остановиться?

— В бывшей королевской резиденции. Это довольно крупный дворец, окружённый садом. Днём он точно будет разъезжать по гостям с дипломатическими визитами, но на ночь будет возвращаться.

— Отлично-отлично. Пускай днём гуляет где угодно, для нашего с тобой дела это не имеет никакого значения. Вероятнее всего мы имеем дело с ещё одним капитаном. У вас там случайно не весь состав командиров в демонах ходит? Хах! Если так оно и окажется в оконцовке, то тебя можно будет провозгласить главным болванов всех миров. Однако даже их могут сменить на посту, и тогда наш демон вернётся к дружкам в Крепость, а там они точно смогут прикрывать друг другу спину, зато во дворце… Он куда вероятнее будет один, без всей шайки, и к нему будет куда легче подобраться. К тому же ему придётся в полной мере притворяться обычным человеком со всеми присущими людскому существу повадками и потребностями, изображать сон. Медлить нельзя — кровь должна пролиться этой ночью!

— Но ты уверен, что справишься? Ты же прежде не был во дворце? Или ты всё же заглядывал туда с целью наживы?

— Не, руки как-то не дошли, хотя краем глаза я его видел и не сказал бы, что он у него хватит силёнок, чтобы побороться за звание самого роскошного местечка в городе. Да и не важно это, вряд ли там меня будет ждать лабиринт.

— Зато там будет море охраны. Не только стражи, но и рыцари из Эрсума. Уверен, что из-за прошлых убийств там все будут начеку.

— Хах, у вас здесь сплошь дилетанты и лопухи, так что вряд ли эти привыкшие к открытым сражениям рыцари будут хоть чуточку внимательнее. Я справлюсь. Всё же не в первый раз лезу в осиное гнездо. Дело в общем-то привычное.

— Тогда что будем делать?

— Ты пока возвращайся в бордель, припомни какие-нибудь полезные мелочи о том дворце, можешь нарисовать небольшой план местности или расположения комнат. Если вспомнишь в каком именно крыл располагаются большинство спален, то это будет хорошей помощью в поисках. А мне пока надо отойти. Проветрить голову, перекусить, выпить, может утопить опалы в самой глубокой выгребной яме. Ну понимаешь… на удачу.

— Ладно, как скажешь.

Проводив взглядом быстро скрывшегося за углом Янса, Хромос громко и хрипловато выдохнул и попытался немного расслабиться, но капли холодного пота продолжали стекать вдоль выпиравших по всей длине спины позвонков, а сердечная мышца двигалась в сбивчивом, нервном ритме. Ещё до этого разговора капитан прекрасно понимал, что его бывший враг и нынешний союзник, с самых юных и нежных лет ведший непутёвый, преступный образ жизни, не смотря на описанные им метаморфозы и попытки искупления грехов, не представлял из себя образец высоких личностных качеств и благих устремлений, но всё оказалось гораздо хуже. Его нутро не перековалось под влиянием изменившихся обстоятельств и долгих, вкрадчивых размышлений, а покрылось тонким, пылеобразным налётом, лишь прикрывающим уродство искалеченной души, как это делает пудра с язвами на щеках. Подобные люди способны сохранять притягательное и благородное лицо, пока всё в их делах складывается удачно, пока нет нужды терпеть лишения, идти на малейшие жертвы, но первые же порывы приближающейся бури сметают эти фальшивые маски, являя миру очередного монстра, который печётся лишь о собственном спасении и благополучии, продавая, предавая и подставляя всех подряд. На сей раз капитану повезло, он крайнем глаза увидел эту отвратительную морду в трудный, но ещё отнюдь не судьбоносный момент, и всё же его жизнь успела повиснуть на волоске. Эта внезапная, чёрная вспышка открыла ему всю шаткость и обоюдоострую опасность его положения между скрытным злом и дремлющим злом.

До борделя Хромос добирался неспешно, но более не пытаясь быть незаметным. Почти свершившееся предательство и смертоубийство не могли не вызвать чувства гнетущего одиночества, незащищённости, за которыми незамедлительно и неотвратимо приходили пронизанные фаталистической обречённостью мысли о неизбежном поражении, нарекавшие любую борьбу бесплодной тратой немногочисленных сил. В тайном противостоянии мира людей и демонов капитан более не мог в желаемой степени положиться на Янса и доверить ему прикрытие собственной спины, не опасаясь при этом получить в неё подлый удар. Хромос даже не питал особой уверенности в том, что вороватый, привыкший менять личины как перчатки проныра собирался сдержать данное ему слово и через несколько часов скитания по городу заявится к нему в бордель, а не исполнит выказанные ранее намерения и не умчится в прекрасное далёко с несметными богатствами в кармане. Быть может, что перед бегством он сделал последний добрый поступок, решив не проливать кровь союзника, но отдать эту честь порождениям Преисподней?

Но кое в чём Янс всё же был прав. Реальная жизнь во многих аспектах разительнейшим образом отличается от сказок, и одним из них является то важнейшее и, увы, крайне малоизвестное, пускай и банальное, но редко понимаемое, а потому и почти не применяемое обстоятельство, что единоличное геройство почти никогда не приводит к хоть какому-то удовлетворительному результату, а не к сокрушительному поражению, особенно когда храбрый и отчаянный одиночка решается дать бой сплочённым в единый кулак силам зла. Всякому человеку, в независимости от его одарённости, нужна поддержка, помощь братского плеча, мудрый совет в тяжкую минуту. Нужны они были и Хромосу. За более чем десять лет службы он завёл немало знакомств не только среди стражей, но и среди знатных горожан, однако настоящих друзей у него было не так уж и много, к тому же болезненный пример Одвина и Лормина теперь вызывал у него множество опасений и сомнений в отношении каждого человека, ведь даже мельчайшая и, по сути, безобидная особенность в поведении или странная привычка отныне вызывала уйму подозрений. Он также подметил, что во всех известных ему случаях одержимыми оказывались сплошь приезжие люди, но это не давало уверенности в том, что за эти долгие годы тёмный дух не сумел вселиться в кого-то из коренных жителей Лордэна. Потому-то список потенциальных соратников вышел совсем уж коротеньким, и возглавлял его конечно же никто иной, как старина Хейндир Уонлинг.

Расхаживая взад и вперёд по уютной, наполненной ароматом розовых масел спальне, и сложив руки за спиной в замок, Хромос старательно раздумывал, как же ему стоило поступить в этих новых, запутанных и неоднозначных обстоятельствах, причём действовать нужно было безотлагательно. Конечно, более всего ему бы хотелось встретиться с наставником и поведать ему о происходящем во всех деталях, но вновь идти в Крепость было чертовски опасно, так что следовало договориться о тайной встрече где-то в городе, послав Хейндиру письмо. Но оно наверняка могло оказаться перехваченным врагом, а потому стоило обезопаситься и написать всё так, чтобы никто кроме Хейндира не догадался об истинном смысле послания.

Капитан вызвал к себе одну из девиц и потребовал как можно скорее принести ему письменные принадлежности. Смотритель борделя был человеком величайшей прилежности и самолично занимался ведением счетов в гроссбухе, так что у него отыскалась пара лишних, но не бесплатных листов и перьев. Обмокнув обрезанный очин в тёмную жижу чернил, он стал быстро и не слишком аккуратно, стараясь как можно сильнее исказить свой обычный почерк выводить жирные буквы на жёлтой, волокнистой бумаге, делая долгие паузы, чтобы подобрать самые подходящие слова и фразы.

«Господин Командующий, достопочтимый Хейндир Уонлинг,

Я считаю своим наипервейшим долгом порядочного горожанина сообщить вам о новой опасности, что нависла над нашим славным городом. С недавних пор многие лавочники и мастера попали под удар подлых грабителей, прозвавшихся «Духи Ночи», однако пострадавшие хранят гробовое молчание и не обращаются к стражам за помощью, так как опасаются мести со стороны лиходеев, готовых повредить не только имущество, но и покуситься на членов семьи. В частности, третьего дня тому кузня, в которой заправляет мастер по имени Шедив, подверглась нападению этих разбойников.

В отличие от всех прочих пострадавших, он не желает мириться с этим произволом и попросил меня, его верного друга, написать вам это послание и рассказать всю правду, которую от вас вероломно скрывают ваши старшины и капитаны. Однако я рассказчик весьма скверный, да и знаю лишь небольшие крохи о произошедшем, так как лично не подвергался нападениям и знаю обо всём лишь с чужих слов, а потому я передаю вам просьбу Шедива о личной аудиенции, чтобы он мог поведать вам обо всём. Прошу вас поспешить с решением, ибо он чувствует, что за ним следят его недруги, и уже близок тот час, когда они решатся забрать его душу.

Сам прийти к вам в Крепость он не имеет возможности и смиренно просит вас войти в его тяжкое положение. Он будет ждать вас каждый день на рассвете в том трактире, куда вы любили захаживать до того, как возглавили Стражей.

С великим уважением и благодарностью

Даргос Н.»

Подписавшись именем родного дяди и поставив более походившую на кляксу точку, Хромос встал из-за стола и принялся вновь расхаживать по комнате. Хотя ему и удалось разбросать подсказки и намёки по письму, а заодно и указать на трактир Карса, в человечность которого он более-менее верил, но всё же он остался недоволен написанным, ощущая какую-то корявость, которая непременно привела бы к провалу всей затеи. Стоило попытаться написать ещё одно письмо, более хитрое и при том лаконичное, или сразу несколько отличных друг от друга писем и отправить их Хнейдиру разными путями, чтобы хотя бы одно уж точно до него дошло, не потерявшись в пути, как это частенько случалось с жалобами на нарушение порядка. Но сколько это займёт времени? Пускай они находятся в одном городе, но он далеко не единственный, кто ежедневно отправляет запечатанные конверты в Крепость. Его не обладающее сенаторскими привилегиями письмецо обязательно окажется в одной стопке с десятком, если не сотней других посланий, чтение которых занятой Хенйдир может откладывать на целые недели, однако нередко он так и не садиться за написание ответов, а передаёт излишнюю, залежавшуюся корреспонденцию в руки доверенного писаря, ну а тот наверняка сочтёт просьбу о помощи за очередное глупенькое прошение или вообще за какую-то шутку, и не станет передавать его господину Командующему.

В этот момент в беспокойной голове проникшегося отчаянием Хромоса возникла мысль не надеяться на посредников, а сделать всё самому, наплевав на все известные риски, ведь терять ему уже вроде как было почти что и нечего. Особо заманчивой эту идею делало пришедшее осознание того, что в тот момент Хейндир находился не в Крепости. Согласно сложившимся обычаям и этикету начальник городской стражей был обязан приветствовать высокого гостя в посольстве в компании нескольких сенаторов, а после провести немало часов за трапезными столами и в гостиной, ведя заунывные светские беседы. Хромос нерешительно взял сложенный втрое и скрепленный неровной лужицей грязно-зелёного сургуча письмо и всмотрелся в него, словно в гадальную карту, тщетно высматривая предзнаменования от старухи-пряхи. Предводитель демонов тоже был там, но если Риррта не соврала ему и в остальном, то он убыл из города прежде роковой ночи и ещё не знал о связи капитана с убийцей, о его поимке и последующем побеге. Для него он оставался несведущим сослуживцем, с которым нужно было вести прежнюю иргу. Но ведь ему вполне могли послать весточку, едва он въехал в город. Хватило бы двух коротких слов: «Хромос — враг», чтобы демон переменил былое ласковое притворство на деятельную злобу.

Если это было так, то что же произойдёт при их встрече в стенах дворца? Приезд посла привёл к закономерному переполоху. Сотня слуг метались по комнатам и коридорам, помогая важным гостям с обустройством, удовлетворяя их нужды и нескончаемые капризы. Настороженные из-за прошлых нападений Янса стражи и гвардейцы патрулировали территорию и ещё десятки эрсумских солдат охраняли каждый дверной проём. И все они были готовы по малейшему поводу объявить тревогу и сорваться с мест. Такой погони с применением заклинаний, что произошла в Крепости, в посольстве устроить не выйдет. Но ведь Лормин и Одвин даже не пытались его прикончить, а только ловили. Этот же демон может повести себя совсем иначе. Ему будет достаточно подобраться к Хромосу сзади незамеченным и дать ему тихого щелбана по шее или под основание черепа. Капитан на практике удостоверился, что в одном пальце нечестивой твари достаточно сил для того, чтобы разом разбить ему позвонки. Он умрёт мгновенно, просто рухнет на пол, не успев вскрикнуть и не пролив и капли крови. Всё будет выглядеть так, словно ему просто стало дурно, а когда вскроется истинное его состояние, то ничто уже не сможет указать на его убийцу.

События могут развиться и иначе, но этот их вариант был вполне возможным. Тем не менее сама встреча могла и не состояться вовсе, так как дворец был велик, а демон в нём был всего один, что увеличивало шансы на успех откровенной авантюры. Хромосу подумалось, что если он сумеет встретиться с Хейндиром прежде, чем враг обнаружит его появление, то он будет в безопасности. К тому же вряд ли после прошлой поимки демоны ожидали от него столь дерзкий и рискованный шаг, так что затея даже могла сработать.

Капитан положил письмо назад на стол, описал ещё четыре круга вдоль стен и кровати, уставив беспокойный взгляд в пол, после остановился и прислушался. Он ожидал услышать мягкие, тихие, стелящиеся шаги, предвещавшие появления Янса, но вместо них из-за стен доносились только фальшивый смех девиц, стук их каблуков и топот их подпитых клиентов. Новая волна сомнений накатила на капитана. Ему становилось тесно и душно в этой каморке. Он открыл окно на распашку, но от этого ему не полегчало, а даже наоборот, усилилась тяга к действию, желание сбежать из треклятого борделя.

Эта утомительная душевная борьба не могла длиться вечно, что-то неминуемо должно было взять вверх. Сделав глубокий вдох, Хромос накинул на плечи плащ, завязал шнурки у горла, и уже было сделал шаг в сторону двери, но остановился, немного подумал, затем развернулся и взял со стола письмо, едва не смяв бумагу в мелкую гармошку. Ему всё же хотелось иметь запасной план, ну или возможность в любой момент пойти на попятную.

В истории народов, стран и городов случается много занятных казусов и перипетий, которые служат к удовольствию одних и порождают множество неприятностей для других. Бывший дворец эрсумских королей был как раз таким занятным случаем. Первый его камень был заложен за тридцать лет до судьбоносной войны между Лордэном и всем остальным королевством, на месте прежней монаршей резиденции, которая своими размерами и убранством более не могла удовлетворить запросам правителя и заметно уступала в роскошности жилищам местной торговой знати, что сильно било по престижу трона. Правивший в ту пору Цей Ма́фтирий I решил непременно исправить это позорное положение короны, поставить на место всех безродных, но неимоверно богатых купцов-выскочек и во всеуслышанье объявил, что построит самый роскошный дворец в этой части света и для этого дела не пожалеет целиком опустошить казну. Когда же стройка века началась, то все строительные расходы крикливый, показательно щедрый и расточительный, но в действительности чрезвычайно скупой и безмерно алчный король сразу же переложил на плечи принадлежавших ему крестьян, которым пришлось затянуть пояса, на плечи аббатств, которые правда тоже не захотели самостоятельно терпеть лишения и ввели уже своих забитых и умученных крестьян в ещё более тяжкую чем прежде кабалу, обещая за этот бесчеловечный, почти что рабский труд баснословную награду в послесмертии, а также на лордэнских торговцев, которые впредь должны были платить тройные пошлины. Именно эти откровенно грабительские поборы в пользу очередного монаршего каприза и стали последней каплей, в, казалось бы, бездонной чаше феодального терпения.

Несметные богатства лордэнских семейств влекли к себе не только сребролюбивых купцов, но представителей всех ремёсел с просторов королевства, желавший вступить в прославленные гильдии и разузнать секреты местных мастеров или же заручиться поддержкой щедрого мецената. Мафтирий был несказанно рад тому, что все необходимые умельцы уже проживали в городе, думая, что это позволит ему сократить затраты, однако всё оказалось ровно да наоборот. На первых порах гильдейцы были очень сговорчивы и уступчивы, соглашаясь почти на все требования короля и обещая сделать колоссальную работу в кратчайший срок и за самую мизерную плату, но будучи верны не ему, а своим местным господам-богатеям и интересам собственных кошельков, они без зазрения совести нарушали все возможные договорённости, срывали строительный процесс, вечно портили материалы и инструменты, переделывали всё по десять раз, продавали королю украденные у него же материалы через друзей и родню, с каждым годом вытягивая из королевской казны всё больше средств. Разумеется, что подобный балаган вызывал у монарха ярость. Он учинял показательные расправы с нерадивыми работниками, задирал налоги и пошлинные сборы ещё выше, чтобы скомпенсировать стремительно растущие убытки, но на это лордэнцы отвечали ещё большим разгильдяйством и казнокрадством, которое успешно покрывалось вездесущими и неискоренимыми взяточничеством и кумовством. Стоит сказать, что далеко не самую последнюю роль в тех далёких событиях сыграл в ту пору ещё совсем молодой, конечно же по гномьим меркам, Дуорим Кросс-Баруд с его талантом к дипломатическим игрищам и созданию серых схем заработка.

В итоге стройка превратилась в самый что ни на есть Сизифов труд, затянувшийся на почти три десятилетия, за время которых Цэй Мафтирий I успел скончаться от банальной старости, а на престол зашёл его сын Цэй Леурий III. Он оказался человеком более деловитым и категоричным, не терпящим отговорок и не желающим идти на компромиссы с кем-то слабее себя. Под его пристальным надзором хищения среди работников и чиновников сильно сократились, дисциплина выросла, и дворец был завершён в каких-то пару лет, но молодому королю так и не довелось торжественно заселиться в новое обиталище по причине начавшейся войны. Кроме всех вышеупомянутых достоинств Леурий был к тому же весьма сведущ в военном деле, и его сухопутная армия была достаточно велика и хорошо обучена, но это не спасло их от позорного разгрома и поражения. По праву победителя всё бывшее королевское имущество должно было перейти в собственность города и быть проданным с аукциона, однако не желавший отдавать отцовский дворец торгашам-простолюдинам король пошёл на ещё один акт унижения и предложил уступить за монументальное строение часть пахотных земель вокруг Лордэна.

Дворец состоял из трёх корпусов, сливавшихся в букву «Н» с коротенькими ножками и непомерно длинной серединной, каждый из которых имел в себе два этажа, а их крыши были почти что плоскими. Возводился он по последней моде тогдашней архитектуры, чем-то походившей на нашу готику, но довольно сдержанную. Его фасады состояли из желтоватого камня, рамы витражных окон были обильно украшены кружевной резьбой, на углах крыш стояли статуи крылатых животных. Сама же постройка была приземистой, а не тянулась в небеса, и больше напоминала распластавшуюся на берегу грозную жабу с большими, холодными глазами многочисленных окон. Разумеется, что бывший королевский дворец не мог обойтись без сада с цветочными клумбами, плодовыми деревьями и замысловатыми лабиринтами подстриженных кустов, над которыми возвышались тощие скелеты деревянных беседок и мраморные статуи полуобнажённых женщин и мужчин атлетического телосложения. Всё это райское великолепие, за которым ежедневно следили три дюжины садовников, удерживавших буйную и свободолюбивую природу в строгих и чопорных рамках светского приличия, было окружено толстым кирпичным забором высотою в два человеческих роста, создававшем ещё один маленький мирок, надёжно отделённый от всей прочей городской грязи. И чтобы уж точно ничто не побеспокоило его высокородных обитателей, случайно не напомнило им о том внешнем мире полным тягот и лишений и тем помешало им мыслить о возвышенном и прекрасном, подле стен денно и нощно ходили угрюмые и вспыльчивые стражники, цеплявшиеся к каждому замявшемуся прохожему. Теперь же их стало ещё больше, и возле тяжёлых чугунных ворот, которые прежде должны были быть позолоченными, стояло восемь человек охраны и это только с внешней стороны. Четверо обычных стражей и двое эрсумских рыцарей со своими уже не слишком юными оруженосцами.

Обуреваемый тысячью сомнений, косящийся по сторонам и готовый в любой момент развернуться, чтобы умчатся за горизонт Хромос откинул капюшон за спину и, сделав глубокий, живительный вдох, направился к охране, стараясь не выдавать давившего на него изнутри беспокойства.

— Стоять. Замок заперт для посещений, — громким, но не кричащим голосом приказал рыцарь с короткой и тёмной бородой, плоховато росшей на щеках.

— И всё же прошу меня пропустить. Я — Хромос Нейдуэн, капитан городской стражи Лордэна.

— Правда? — бородач окинул чужака придирчивым, оценивающим взглядом и недовольно поморщился. — Тогда, где же твой доспех, парниша? Я парочку местных воевод уже видал, и что-то ты с ними не больно то и схож, да и наговор у тебя какой-то страшный.

Гражданская война привела не только к расколу правительств и хозяйств, но и культур. За прошедшие двести лет самостоятельного существования и беспрестанной торговли с половиной света под влиянием бесчисленных контактов с иными народами культура Лордэна претерпела достаточно сильные изменения, и расхождение языков стало частью этого великого сдвига. Различия были ещё не слишком разительными, в основном отличались ударения, акценты и некоторые созвучные словечки использовались по-разному, так что эрсумцы и лондонцы ещё вполне могли понять друг друга без помощи переводчиков, но естественный ход истории народов неумолимо вёл их к дальнейшему и более глубокому обособлению.

— Простите, что вмешиваюсь, сир Эдрисия…

— Чего тебе? — огрызнулся рыцарь на вмешавшегося в разговор стража.

— Этот человек, действительно является нашим капитаном. Каждый из здесь присутствующих может это вам подтвердить.

— А, славно, тогда не придётся пороть самозванца, — в противовес словам в голосе Эдрисия звучало явное разочарование. — Впрочем, это ничего не изменяет. Замок заперт для посещений без нужного на то дозволения для черни, для попов, для рыцарей и прочих господ, кроме его величества Мафтирия Пятого.

— Даже для членов Сената? — спросил Хромос.

— Замок есть законное владение его величества. Это его почва, так что ваш Сенат не имеет права указывать чужому вассалу на чужой почве.

— Я не смею оспаривать его власть, но мне необходимо поговорить с господином Уонлингом, он ведь сейчас здесь?

— Ты про пламенного левшу? Да, он в замке вместе с нашим почтенным герцогом.

— Я должен с ним немедленно встретиться, это дело городской важности.

— Ваши городские дела меня не касаются. У меня есть только одна забота — охранять его знатнейшество Антосия, герцога Уфирийского, от всякой напасти, которых у вас тут развелось немало. Потому без его личного на то дозволения герцога никто не проникнет внутрь. Таков был наказ на всё время нашего тут пребывания.

— Могу ли я получить от него это самое дозволение?

— Это возможно, но не думаю, что ты его получишь, если твоё дело не касается самого герцога. Тебе нет нужды вступать в замок. Твой левша скоро сам его покинет, и ты сможешь встретиться с ним за пределами наших стен.

— У меня есть для него срочное письмо, и его нужно доставить немедленно.

— Ради доставки послания нет нужды в личном присутствии. Ты можешь положиться на нас в этой работе, и ведь вам, стражам нечего скрывать от господина герцога?

— У меня письмо не для достопочтимого посла, а для моего командира. Зачем вам читать его, если дела города вас не касаются? Или оно не так?

— Что же… это верно, — пойманный на слове рыцарь почувствовал себя уязвлённым, но в то же время эта уловка его порядком позабавила. — Я уже успел удостовериться в чистоте и благородстве сердец иных ваших воевод, пускай они все и являются идолопоклонниками в умах, и раз эти солдаты готовы поручиться, что ты ничуть не хуже тех рыцарей, то я поверю, что в твоём послании не кроется злого разумения, и передам его левше не читая. Ты готов покляться светом Старейшей Звезды?

— Клянусь.

— Маловато веры, в твоих словах. Но да ладно. Если что произойдёт, то вот эти четверо твоих поручителей немедленно лишаться голов и их кончины будут на твоей совести.

— Раз вы согласны на передачу письма, то я бы хотел доверить его кому-нибудь из своих товарищей по оружию, которым дозволено входить во дворец.

— Ладно, пёс с тобой, упрямец. Сойдёмся на этом. Кого из этих хочешь послать с письмецом?

— Ты, Э́фрий, верно?

— Так точно, капитан, — отзывался худощавый страж, которого за быстрые и длинные ноги всегда отправляли бегать с посланиями, поручениями и бандеролями.

— Кто из наших капитанов сейчас находится во дворце?

— Капитан Альта́ри и капитан Дрезмид.

— Тогда разыщи и приведи сюда капитана Альтари.

— Есть, —выкрикнул Эфрий и умчался в сторону дворца.

Хромос был рад, что два дня назад в качестве своей замены на должность посольского телохранителя он предложил капитана Глоселя, впрочем, это воодушевление продлилось совсем недолго. В сложившейся ситуации капитан более не мог никому довериться, не получив прежде весомых гарантий. Сложившиеся за годы совместной службы и сотни пережитых передряг тёплые, дружеские узы отныне и вовек не стоили ровным счётом ничего, как и любые слова.

Ожидание порядком затягивалось, что лишь сильнее давило на расшатанные нервы. Дворец был достаточно большим, чтобы затруднить поиски необходимого человека, но вот на усыпанной жёлтым песком аллее появилась крошечная человеческая фигурка, окружённая ярко-голубым ореолом, которая спустя ещё несколько минут бодрой ходьбы превратилась в малость запыхавшегося капитана стражи.

— Откройте ворота, — скомандовал Глосель, и с молчаливого одобрения отвечавшего за охрану ворот рыцаря стражи отперли засовы и приоткрыли одну из тяжёлых створок, но ровно настолько, чтобы капитан сумел протиснуться в неё боком. — Рад тебя видеть Хромос.

— И я тебя, Глосель, — ответил капитан с некоторой прохладой в интонации и, всматриваясь в товарища, пытаясь углядеть в нём малейшую странность, пожал протянутую руку.

— Сир Эдрисий, этот человек действительно является нашим капитаном, я бы попросил вас всё же сделать для него исключение и пропустить его во дворец.

— Мы тут почти в осадном положении, так что без согласия господина Антосия я никого не пропущу. Или ты успел выпросить у него дозволение?

— Господин посол с нашими сенаторами и господином Уонлингм сейчас держат секретный совет, так что к ним сейчас обратиться невозможно.

— Вот видишь, — обратился он уже к Хромосу, — не судьба тебе встретиться с послом. Так что передавай письмо и иди восвояси, ждать левшу.

— Хорошо. Глосель, мы ведь можем ненадолго отойти в сторонку?

— Но чтоб я вас видел, — ответил за него рыцарь.

— Да, давай.

Вдвоём они прошли немного вдоль стены, держась приятной тени, причём Хромос отставал от приятеля на пару шагов, опасаясь поворачиваться к нему спиной, но Глосель вёл себя по обыденному непринуждённо, разве что казался несколько уставшим.

— Как проходит охрана посла? — осторожно поинтересовался Хромос, когда они наконец-то остановились.

— Та ещё морока. Сенат дал нам особое распоряжение и пришлось наспех собирать отряд и выезжать в ночь, чтобы перехватить посольскую делегацию до въезда в ущелье. Каким-то чудом в той темноте и спешке ни одни конь не споткнулся и не сломал ногу.

— Вместо Ундраса поехал Манек?

— Да, Сенаторы решили, что если наш противник колдун, то надёжней всего будет отправить старину Манека с его молодчиками.

— И как ему эта работёнка?

— Да ты ж его знаешь. Ему для счастья надо лишь плотно покушать, а с этим проблем не было никаких, так как герцог оказался весьма щедрым на застолья человеком. Когда мы остановились на ночлег в трактире «Белый Утёс», то он не поскупился нам все на угощение. В общем было очень даже неплохо.

— Скажи мне, дружище, ты ведь тот самый Глосель, которого я знаю?

— Вроде бы да, я тот, кем я всегда и был. А вот ты как-то скверно выглядишь, — капитан присмотрелся к малость осунувшемуся лицу товарища, к увеличившимся тёмным кругам под тревожными глазами. — Ты успел заболеть в моё отсутствие?

— Хах, в чём-то ты может быть и прав. Вряд ли я болен, но чувствую себя весьма и весьма дерьмово. Всё вокруг словно бы подменили и извратили, а в голове сплошной кавардак.

— Мой дед, да будет земля ему пухом, говорил нечто подобное, когда у него случались приступы горячки. Тебе бы к лекарю сходить за снадобьем и полежать в постели с недельку, чтобы не стало хуже.

— Если бы у меня действительно оказалась горячка, то может так было бы даже лучше, но нет.

— Тогда в чём же дело? — спросил Глосель с искренним недоумением и беспокойством за состояние товарища, на что Хромос ответил ему ещё более пронзительным и преисполненным подозрения взглядом.

— Всё и сразу я рассказать тебе не могу, иначе ты мне ни за что не поверишь. Я бы и сам в это не поверил, если бы мне не пришлось увидеть и пережить всё самому. Здесь нужны наглядные доказательства, которых у меня при себе нет. Но сперва я хочу просить тебя сделать одну вещь.

— Конечно, я сделаю всё, что скажешь.

— Порежь себе руку мечом.

— Прости, кажется, я ослышался. Что ты просишь меня сделать?

— Нет, ты услышал всё верно. Я прошу тебя взять меч и оцарапать им руку. Не нужно глубокой раны, только пусти кровь.

— Ты всё же бредишь.

— Отнюдь.

Видя, что потерявший связь со здравым рассудком Хромос ни за что не отступит от намертво вцепившейся в его разум навязчивой идеи, Глосель тяжело и смиренно вздохнул и достал меч из ножен. Кромка лезвия была заточена для нанесения рубящих ударов и была слишком тупой для резки, но зато колющие острие подходило для этой работы. Капитан приложил его к тыльной стороне левой кисти, между большим и указательным пальцами немного выше запястья, затем надавил и стал осторожно вести острие к пальцам, стараясь не прорезать кожу насквозь. На руке осталась ровная и тонкая полоса, по вей длине которой немедленно начала сочиться кровь в форме маленьких шариков. Собравшись в капли, тонкими и извилистыми ручейками они стекали вниз к большому пальцу, где ненадолго замирали, разбухали и падали вниз, разбиваясь о камни брусчатки, рисуя на ней алые цветы.

Затаив дыхание, Хромос наблюдал за кровотечением, страшась и ожидая, что в любой миг оно могло резко прекратиться, что поверхностная ранка тут же зарастёт, но этого не происходило. Кровь начинала сворачиваться и темнеть, но порез не исчезал, служа верным признаком человечности.

— Теперь ты доволен? — Глосель убрал меч и протёр кисть выглядывавшим из-под доспеха краем рукава поддоспешник

— Да… да, прости меня за это, но я должен был тебя об этом просить, — Хромосу полегчало. Он вновь почувствовал себя в безопасности, пускай и весьма относительной, и у него появилось желание обнять драгоценного и милого сердцу товарища, что он к удивлению последнего и сделал. — Ты — это ты, мне не стоило в тебе сомневаться.

— И зачем это было? — спросил Глосель, несколько ошарашенный столь резкой переменой в поведении капитана, но всё же принявшим эти крепкие дружеские объятия.

— Помнишь того убийцу, за которым я гонялся?

— Как не помнить, если это из-за него я теперь будут торчать во дворце круглые сутки.

— Можешь забыть всё, что ты прежде о нём знал. Мы жестоко ошибались не только на его счёт, но и насчёт всех событий.

— Откуда тебе это известно? Ты успел что-то разнюхать?

— Не только разнюхать, но и повстречаться с ним лицом к лицу.

— Ты смог его схватить? — Глосель встрепенулся и в глазах вспыхнул огонёк надежды.

— Нет, но мы смогли поговорить.

— Поговорить? С каких это пор ты стал брататься с душегубами?

— Ну, он не самый лучший человек на свете, но его враги ещё хуже.

— Это кто такие?

— Некто вроде культистов, очень тёмных, скрытных и не менее могущественных. Они уже давненько обитают в Лордэне, а он пришёл по их души.

— Если он борется со злом, то почему он сразу не пришёл к нам за помощью? На кой ему весь этот цирк с расправами?!

— Увы, но иначе тут не выйдет. Я прекрасно вижу, что ты не слишком то и веришь в эту мою историю, а ведь я не рассказываю и половину тех… чудес или кошмаров, которые творятся прямо под нашими носами. Не будь мы друзьями, ты бы уже обзывал меня лжецом, что уж говорить о вере в бредовые сказки чужеземца, призывающего казнить, казалось бы, неповинных людей. К тому же у этих культистов очень много связей в городе, даже среди стражей.

— Среди нас есть предатели? Ты серьёзно?!

— Да, по меньшей мере пятеро из наших ребят являются сектантами и чёрными колдунами, а в городе их пара десятков, может больше.

— Ты можешь их назвать?

— Лормин, Одвин, капрал Боз, некий Лаут, должно быть рядовой, и возможно Манек, который заодно является самым сильным в этой шайке.

— Ты действительно обвиняешь трёх капитанов в тёмном колдовстве?

— Не просто в тёмном колдовстве, а в поклонении демонам. Не знаю, сколько из них способны творить магию тьмы, но вот Лормин точно на это способен, я это слышал от него же. Потому избегай его всеми силами, старайся с ним не разговаривать и главное — ни за что не смотри ему прямо в глаза, особенно в ночное время.

— Что же до остальных? Есть хоть какие-то доказательства?

— В предательстве Одвина, Боза и Лаута я мог удостовериться лично, они меня пытались схватить, причём дважды. Если моих слов тебе недостаточно, и ты желаешь самостоятельно удостовериться в этом, то можешь их ненароком порезать, как я это просил сделать тебя. Кровь остановится почти мгновенно. Эти сектанты очень… живучие твари. Но лучше этого не делай, так как они могут начать тебя подозревать.

— А Манек?

— Про него мне ничего точно не известно. Убийца сообщил мне, что среди сопровождавших посла стражей был один особо сильный демон, тут сомнений быть не может, у него есть верные способы выявлять их присутствие, но он не знает, кто именно это был. Положение дел настолько скверное, что даже ты был под подозрением. Вполне вероятно, что тёмным колдуном может оказаться вовсе не Манек, а, кто-то из рядовых, потому смотри в оба за всеми, не оставайся с ними один на один. Культисты куда сильнее, чем ты думаешь, хотя они этого и не показывают.

— Ладно… это всё слишком внезапно, я не знаю, что тут можно сказать.

— Понимаю, я сам всё ещё не могу до конца поверить в происходящее, надеюсь, что это просто очередной сон, очень длинный и слишком дурной.

— И что же ты предлагаешь со всем этим делать?

— Никому не рассказывай о встрече со мной, не пытайся что-либо самостоятельно предпринимать, будь настороже, но веди себя обычно. Я знатно всполошил этих тварей, они меня ищут. Возможно, что я даже не доживу до следующего рассвета. Но у меня есть к тебе просьба, — Хромос достал из внутреннего кармана помявшееся письмо. — Передай его Хейндиру, когда никто не сможет за вами подглядеть и сообщи ему, что оно от меня, хотя он и так всё поймёт.

— Мне что-нибудь передать ему из твоих слов?

— Скажи только, что среди стражей существует заговор, и что ему стоит опасаться тех, кого я тебе назвал.

— Хорошо, но что ТЫ, будешь делать?

— Пока что и сам точно не знаю. Мне надо поговорить с Ян… то есть с убийцей, а заодно и с Хейндиром, он может что-то да знать о подобных демонопоклонниках. В общем, мы с ним точно что-нибудь да придумаем, только скажи мне прямо здесь и сейчас, я могу рассчитывать на твои силы в этой борьбе?

— Да, разумеется, если в городе действительно засели чернокнижники, то мы должны их вымести поганой метлой, иначе всем нам несдобровать.

— Я знал, что ты меня не подведёшь, — Хромос ещё раз обнял друга, а после накинул капюшон на голову. — Мне пора идти. Не пытайся меня искать. Я сам пришлю тебе весточку, когда придёт время для новой встречи. А теперь иди к Хейндиру и береги себя…