Картинный коридор никак не реагировал на Исаака, да и Исааку не было сейчас никакого дела до разглядывания картин. Он, как мог, быстрыми шагами прошел мимо произведений искусства, лениво освещаемыми факелами, ставшими более уютными после холодного мрака библиотеки. После картинного коридора глазам пришлось немного привыкнуть к новому-старому интерьеру помещений и коридоров института. У Исаака невольно возникло чувство, что он пробыл в библиотеке не несколько часов, а несколько недель.
По мере отдаления от библиотеки привычные мирские звуки стали настигать растерзанный слух Исаака. Где-то за стеной раздавались праздные разговоры студентов: выходной день приближался к своему пику. На пути то и дело попадались голодные группки, спешащие поскорее занять очередь в столовую на воскресный обед. Некоторые студенты, проходя мимо, косо поглядывали на Исаака, тут же отводя взгляд - в целом, им был безразличен и он сам, и его непритязательный вид. За привычными аляповатыми окнами накрапывал мелкий дождик. Октябрь снова затосковал.
Исааку нужно было в туалет. Его тошнило. Болела голова. Глаза резались от света люминесцентных ламп, успевшего стать невыносимо ярким по сравнению со старыми лампами и факелами. На его беду, никаких туалетов поблизости не попадалось — они вообще располагались очень нелогично, как и многие помещения в этом здании. Решив не искушать судьбу, Исаак попробовал открыть несколько дверей, располагавшихся на его пути. Одна дверь была заперта. Другая дверь вела в лабораторию, где проводились дополнительные подготовительные занятия у особо рьяных студентов. На третьей двери повезло, и Исаак оказался в пустой аудитории.
Аудитория показалась ему до боли знакомой, однако какой предмет тут преподавали, Исаак, конечно же, вспомнить не смог. Ему было не до этого. Чертыхнувшись и максимально презирая себя за то, что он сейчас сделает, Исаак быстрым движением подошел к ветхому окну, располагавшемуся ближе всех к доске. На подоконнике лежал увесистый цельный кусок белого мела для записи на доске. Открыть окно не составило особого труда: одна защелка сверху, одна снизу, и резко потянуть жалкую, облупившуюся ручку на себя. В лицо подул освежающий воздух, пришедший с Тихого моря. После затхлой и полуподвальной атмосферы библиотеки этот воздух был Исааку хоть каким-то небольшим бальзамом для души. Закрыв глаза, он дал себя окутать этой мокрой свежестью.
Несмотря на небольшое облегчение, организм Исаака понял, что больше не может терпеть и дал четкий сигнал: Исаака стошнило в окно, на улицу, со второго этажа. Благо, в такую плохую погоду и, тем более, в единственный выходной, никого не было внизу на улице, чтобы обратить внимание, но Исааку все равно было дурно и противно с самого себя. Спустя несколько минут, отмучившись, он, ослабший и весь грязный, кое-как закрыл окно, и сполз на пол, упираясь головой в подоконник.
«Как же мне плохо…»
Исаак не успел загрустить. Только что закрытое им окно распахнулось настежь от сильного ветра, часть дождя ворвалась в аудиторию, и одновременно с дождем резко отворилась дверь в помещение, в которое вошли люди.
***
В аудиторию зашли трое людей, облаченных с головы до ног в длинные черные мантии с капюшоном. Их лица закрывали темно-синие безликие маски, на которых кроме двух маленьких глаз-щелочек и закрытой, нарисованной полоски рта ничего не было изображено. Из-под мантий выглядывали руки в кожаных перчатках, словно зашедшие боялись испачкаться либо имели какие-то проблемы со своей кожей. Все они были разного роста и комплектации (насколько можно было судить по мантиям). Самая высокая фигура из них быстро закрыла дверь за ними и осталась стоять у входа в аудиторию, невозмутимо сложив руки перед собой и заблокировав проход. Остальные двинулись к Исааку и Петру. У человека, идущего впереди, была волевая и уверенная походка. Он остановился перед Петром и открытым, покачивающимся туда-сюда окном, из которого наметало мелким колючим снегом белую полоску на пол так, что она разделяла с одной стороны Исаака и Петра, а с другой стороны — компанию мантий. Второй компаньон в черном чуть позади медленно нес толстый светодиодный фонарь. На его синем корпусе была нанесена броская, оранжевая «М». Не успел Исаак как следует рассмотреть фонарь, как тут же в их с Петром лица ударил яркий ослепляющий световой луч.
- Эй, что вы делаете? - недовольно спросил Петр.
- Мы пришли за твоим октаэдром, - сказала ближайшая к ним фигура в мантии сухим жестким голосом. Исаак не мог понять, говорящий был девушкой или парнем, молодым или уже достаточно взрослым — настолько был необычный голос, принимающий все оттенки одновременно и одновременно не похожий ни на какие. Стоящая неподалеку фигура с фонарем терпеливо светила на попавших в западню ребят, прикрывающих лица руками от потока проходящих сквозь них частиц.
- Как...как вы узнали? - выдавил из себя Петр. Он был обескуражен. Одним неожиданным вопросом его застали врасплох, чего он очень не любил.
- Отдай нам октаэдр, - надавил лидер мантий. Казалось, стоявшего рядом с Петром Исаака он будто не замечал или не хотел замечать, - иначе ты сам знаешь, что с тобой случится.
- НЕТ! - закричал Петр. Исаак в ужасе отступил от него на шаг. - Я его воссоздал! Это мой реликт по праву! Я знаю, кто вы. Вы подражатели. Фанатики. Наша цель верная, а вы лишь ищете легких путей!
- У тебя нет никакой верной и благородной цели. Ты еще сам не осознаешь цены своего желания, - усмехнулась таким же дезориентирующим голосом мантия. - Мы лишь делаем тебе одолжение, забрав эту опасную вещь. Не нам напоминать тебе о Смотрящем во мраке.
Исаак не понимал, о чем они говорили. Он чувствовал себя маленьким сыном взрослых родителей, препирающихся друг с другом на какие-то малопонятные для него глобальные и непостижимые темы. Мало того, что несколько минут назад у него крутились мириады вопросов в голове от увиденного светопреставления, так сейчас перед ним разыгрывался настоящий фарс. Две других мантии стояли недвижно и спокойно слушали этот абсурдный диалог. Петр был очень взволнован и взбудоражен. Несмотря на яркий слепящий свет, Исаак смог разглядеть его глаза. Они горели праведным гневом.
- Вы всего лишь гиены, - четко и громко произнес Петр.
- Возможно, - согласился лидер мантий. - Но мы осознанные гиены и знающие, что делать. - Он махнул рукой своим товарищам, и они начали приближаться с намерением обыскать Петра.
Все, что происходило дальше, было каким-то странным бредом, который Исаак хотел бы просто не вспоминать. Но он вспомнил.
Петр резко повернулся к Исааку и быстро сказал тихим голосом:
- Чтобы не произошло сейчас, беги со всех ног к двери на таран. Потом обязательно вернись за рюкзаком.
Не успел Исаак как-то отреагировать на этот загадочный призыв, а мантии подойти к ним вплотную, как Петр сломя голову кинулся в…окно. Петр прыгнул в яростно кружащую холодную метель, которая тут же приняла его в свои колючие ледяные объятия и скрыла от посторонних глаз.
- НЕЕЕТ! - заорал Исаак.
Для людей в мантии это стало такой же полнейшей неожиданностью, и они подбежали к окну посмотреть, куда спрыгнул Петр, и в каком он состоянии. Исааку было больно. Увиденное раздирало его душу на части. На глазах проступили слезы, однако что-то внутри его подсказывало: «Беги», и он ринулся от мантий к двери, надеясь на то, что они не успеют среагировать на него и не пустятся в погоню. Но мантии смотрели вниз, на невозмутимо вьющуюся и смеющуюся метель, которая верным снегом и при помощи сгущающихся сумерек застилала собою весь обозримый вид.
***
«Было ли что-то еще?»
Слезы солеными тонкими каплями серебра накрапывали не спеша на пыльный равнодушный пол. Исаак не обратил ни малейшего внимания ни на распахнутое окно, впускающее холод, ни на открывшуюся дверь, впускающую людей. Он вспомнил.
«Почему я это забыл?»
В аудиторию зашли трое хорошо сбитых по виду ребят — на курс или два старше Исаака. Один из них с удовлетворенной ухмылкой во весь рот сказал:
- Вот мы тебя и нашли, червь.
Исаак протер свои усталые и покрасневшие от невидимых слез глаза и медленно поднялся с пола. Ветер с окна дул ему прямо в спину, нанося противные холодные капли дождя на шею и волосы.
- Кто вы такие? Что вам надо от меня? - растерянно спросил Исаак севшим голосом.
- Он нас даже не помнит, Кай! - яростно прогремел басом самый здоровый из них и угрожающе подался вперед.
- Подожди, Гай, - успокоил здоровяка Кай. - Дадим этому заморышу немного времени.
Они медленно и неотвратимо начали приближаться к Исааку таким образом, чтобы он не смог проскочить между ними. Исаак смотрел на студентов непонимающим взглядом. Несмотря на то что тошнота прошла, он все еще был в полуобморочном, лихорадочном состоянии и не горел желанием вступать в стычку. Никогда не горел. Блуждая взглядом по хулиганам, он увидел такие знакомые, все еще грязные ботинки третьего парня (не Гая и не Кая) и наконец все понял.
- Нееет… - простонал Исаак.
- Вот видите?? - залился смехом Кай, оборачиваясь к друзьям. - Я же говорил, что он вспомнит. - Он резким движением повернулся к Исааку, и от его наигранного смеха не осталось и следа.
- Ну что? Вот и пришло время ответить за содеянное.
- Я так понимаю, все объяснения и попытки прояснить ситуацию бесполезны?
- Правильно понимаешь, - ответил грубым голосом третий в группе.
Гнев сначала небольшими порциями, а затем интенсивнее и интенсивнее начал накапливаться внутри Исаака, остервенело просясь наружу.
«Это было недоразумение, - закипал Исаак, сжав свои грязные, запачканные пылью и кровью, кулаки. - Что вам всем от меня нужно? Я не хочу этого избиения. Я хочу спокойное тихое место, где мог бы остаться наедине с собой и своими мыслями».
«Ага, многого хочешь», - ответил ему накопившийся гнев.
Парни уже были на расстоянии метра от него и окружали по всем направлениям.
«Но и просто так я не сдамся, - твердо решил для себя Исаак. - Я больше не хочу быть грушей для битья. Пусть помучаются, уроды».
- Мне вот интересно, - громко воскликнул Исаак так, что все трое от неожиданности остановились. - Вот ты третий, - Исаак показал заляпанным пальцем на обходившего его правого парня. - Ты, на которого, я блеванул и испачкал эти прекрасные блестящие ботинки. У тебя такое же тупое имя, как и у твоих обделенных интеллектом дружков? Или может что поэтичнее? Что там у тебя? Дай? Май? Рай?
Все трое на миг оторопели. Их лица налились кровью. Хулиганы ринулись на Исаака.
- Ты труп, подон… - не успел закончить фразу предполагаемый Рай. Прямо в его лицо метко прилетел цельный кусок мела, до этого мирно лежащий на подоконнике.
Кай уже приблизился к Исааку и попытался нанести наотмашь удар правым кулаком, но Исаак успел опередить его, чуть пригнувшись и ударив того в солнечное сплетение. Гаю быстро приблизиться к Исааку мешал рядом махающий от боли руками и гаркающий Май. Мел попал в переносицу, раскрошился на кусочки, часть из которых попала ему в глаза. Воспользовавшись этой заминкой, Исаак схватил одиноко стоящий слева от открытого окна хлипкий, легкий стул и начал отчаянно им размахивать, попав пару раз по голове Гая и успев огреть один раз Дая.
К несчастью для Исаака его и без того мизерный запас сил быстро израсходовался, а с помощью только лишь одной чистой и концентрированной ярости мало кто добивается успеха. Хлипкий стул после третьего удара ожидаемо развалился, да и уже не было столько мощи размахивать им.
Как бы Исааку не хотелось в этот момент, он не был никаким славным героем какого-нибудь волшебного романа, который способен ловкостью и умом расправиться с тремя превосходящими его по силам противниками. Исаак был героем не такого романа. Он и не был благородным рыцарем, который смог обмануть весь мир. Он был Исааком — уставшим парнем, который оказался не в том месте не в то время.
Хулиганы быстро пришли в себя, сгруппировались и вскоре схватили Исаака, начав его яростно избивать. Никогда еще Исаака не били с таким ожесточением. Возможно, дело было в его яростном сопротивлении. Возможно — в том, что ботинки были действительно слишком хорошими, чтобы быть запачканными. А возможно, все совпало в единой точке, из которой Исаак не мог никаким образом выбраться.
На первый десяток ударов он еще пытался сопротивляться. На втором десятке его глаза начала застилать мутная пелена. Было невыносимо больно. На третий десяток Исаак стал терять сознание, погружаясь в опасный и коварный мрак, откуда можно было и не выбраться. Все перемешивалось в его голове: Аласпес, Петр, октаэдр, Алиса, Междумирье, заблеванный ботинок…
- Что вы творите?! - раздался где-то вдалеке такой знакомый и такой жестокий голос. - Прекратите сейчас же!
Хулиганы прекратили наносить град ударов и удовлетворенно поспешили прочь. Было уже поздно: Исаак падал все ниже и ниже.
- Алиса... - успел он вымолвить приближающейся фигуре и потерял сознание.
- Давайте каталку сюда быстрее!
- Ого, да на нем живого места нет!
- Так, на счет «три» аккуратно взяли и положили на каталку. Ключевое слово - «аккуратно»! Раз...два...три! Взяли!
- Вот так! Повезли! Видно, что парень то тут, то там!
- Такого мяса я еще тут не видел…
- Тихо ты, дурак!
Исаак достаточно быстро вернулся во внешний мир, находясь в состоянии полусознания: нестерпимая боль и кровавые отеки под глазами не давали ему толком видеть, однако голоса он мог слышать и всем своим телом болезненно ощущал малейшие толчки, возникающие при его перевозке по коридорам института.
Нестерпимее всего было на лестницах: невидимые санитары снимали Исаака с каталки, поднимали его на носилках, постоянно ругаясь и не заботясь о ступеньках, затем клали носилки на пол, возвращались за каталкой и продолжали путь.
«И почему тут до сих пор не заработал лифт?» - умирал Исаак.
По мере приближения к госпиталю зрение стало немного возвращаться к Исааку. Он увидел перед собою широкую белую спину санитара, двигающего каталку вперед. Увидел привычные желто-зеленые, обшарпанные стены коридоров института. Увидел проходящую мимо и обгоняющую каталку фигуру в капюшоне, подозрительно похожую на ту, которая обвиняла Исаака в отсутствии тени. «Нет, стоп. Я не хочу это видеть и об этом думать», - Исаак закрыл глаза, но внешний мир не захотел его так просто отпускать. Они доехали до лазарета, и его двери учтиво распахнулись.
Каталка все мчалась и мчалась, а Исааку все не удавалось провалиться в себя от жуткой боли, исходившей из различных точек и областей тела, сливаясь в единый концентрированный болевой поток. Ему пришлось открыть глаза.
Лазарет не был похож на тот, где Исаак брал лекарства от головной боли. Кафель пола оказался весь заляпан какой-то коричнево-красной жижей. Стены были грязные, покрытые паутиной и пылью — местами прорастал желто-ржавый вонючий мох. Потолочные прямоугольные лампы светили тускло, с перебоями и периодически издавали противный трескающий звук.
Коридор, по которому мчалась каталка, был неестественно длинным, но санитары, везущие Исаака, не проявляли никаких признаков удивления или разочарования. По разные стороны располагались либо палаты отдыха и восстановления, либо помещения с М-установками для медицинских исследований и лечения. Где-то были обычные двери со стеклом в верхней половине, чтобы можно было следить за пациентами. Где-то располагались тяжеловесные железные двери внушительного вида.
Они проехали пару дверей, и справа Исаак обнаружил, как в одну дверь со стеклом с внутренней стороны долбился головою незнакомый студент с отсутствующим взглядом. «Где-то я уже это видел...» - пришло в голову Исааку. Дальше, уже слева располагалась просто комната без двери, в которой он успел рассмотреть на полу груду валявшихся друг на друге противных одинаковых книг с черно-красными обложками. Тут же за странной комнатой они проехали закрытую, невзрачную деревянную дверь со стеклянным окошком, на поверхности которого неровными зелеными буквами было нанесено мелкими штрихами краски - «К лесу».
Санитары повезли Исаака еще дальше, и он увидел через открытую железную дверь какого-то неизвестного мужчину в темно-синем деловом костюме с галстуком, держащем в руке небольшой серый чемодан. Он непринужденно беседовал со знакомой (или незнакомой) фигурой в капюшоне, которая и тут не показала своего лица. Исаак не смог расслышать, о чем они разговаривали, так как санитары тут же ускорились, как будто боялись погони. Не успели они проехать и нескольких метров, как железная дверь позади захлопнулась с громким предостерегающим звоном.
Санитары свернули за угол, и Исаак понял, что двигаются они прямо навстречу черной-черной палате в конце коридора. Исааку уже все это так надоело, что от нервного истощения он в очередной раз потерял сознание, и на этот раз надолго.