С тех самых пор, как любезный взял Митаю в круг, нет у неё иной заботы, только угождать ему. Поручение Стурши ведёт охотницу по беззаконному пути? Ну и что? Проливая кровь на Зачарованные Камни, Митая не ведает сомнений и страха. Белянки и побегайки, не просыпаясь, выходят из норок и снежных лунок, легко даются ей в руки. Воля сновидицы ведёт их, как она сама ведома волей любезного. Алая горячая кровь так сладка, даже если достаётся Камням почти вся! Сладка чужая жизнь, разрываемая на части, угасающая в руках! Для охотницы — не новость, но раньше Митая не была такой кровожадной. Раньше она била дичь быстро и чисто. А сейчас каждую жертву разделывает наособицу, с выдумкой, обязательно заживо. Зарезать, растерзать бы кого-нибудь покрупнее малой дичи! Но любезный велел быстро обойти все Зачарованные Камни кланов Альди, Вилья, Наритья: времени на обстоятельную охоту у Митаи нет. Разве, кто-то попадётся сам?
Пожилой охотник замер лицом к Камню, вбирая силу стихий, от рождения недоступную Митае. Она предвкушающе облизнулась и отпустила пойманную для очередного жертвоприношения белянку. Достала из ножен нож, скользнула к двуногой добыче по изнанке сна. Встать за спиной, ударить под лопатку или в шею, чего проще? Примерно так Митая добыла своего первого зверя и стала взрослой… Нет, её всю жизнь учили, что с двуногими так нельзя… А надо!
Рука Митаи не дрогнула, но дичь оказалась слишком шустрой. Охотник учуял движение за спиной, извернулся, перехватил руку с ножом, сжал так, что косточки хрустнули, пальцы сами собой разжались. И вторую руку сцапал прежде, чем Митая полоснула ему ногтями по лицу. Свободными оставались ещё ноги и зубы… Но топот за спиной — противников несколько! Засада? Ждали? Митая не задумывалась об этом заранее, однако поняла сразу. Скрылась на изнанке сна, не дожидаясь, пока её скрутят, свяжут…
И у следующего Камня встретила ловцов настороже, и у следующего, и у следующего… Охотники Альди как-то догадались о замысле Стурши и выставили стражу ко всем Камням? Что делать? Не исполнять поручение любезного Митая попросту не способна! Остановиться для неё страшнее, чем попасть в зубы дикой стае. Драться? На свою четвёртую зиму охотница осталась мелкой и слабой. И стихии её не любят. Сновидица — да. Но не настолько стремительно выскакивает она с изнанки сна, чтобы застать врасплох хитрую двуногую добычу. И нож свой потеряла: прежде, чем бить, поди ещё выдерни из ножен чужой… Исхитрилась, стащила нож, снова чуть не попалась… Правая рука болит: опухла, не слушается…
Митая сжалась в комочек под каким-то кустом, роняя слёзы, баюкая переломанную, кажется, руку. Впрочем, боль отступает перед чёрным ужасом: охотница тонет в нём. Бьётся в отчаянии, будто в зыбучем песке. Теряет… Да нет же! Не всё, не всё потеряно! Есть же ещё Вилья и Наритья! Пусть Альди караулят свои Камни — Митая пока уйдёт отсюда. Пусть сторожа немного устанут и потеряют бдительность, потом охотница вернётся и доделает своё дело здесь.
Вилья или Наритья? Север или юг? Старшая служанка Митая из дома Травников не бывала наяву ни там, ни там. Но в призрачном обличье сновидица обошла многие дальние угодья, даже знает там кое-кого. На севере ей всегда нравилось больше, чем на юге, значит, Вилья. И да простит её любезный Стурши, Митая начнёт обход со знакомого Камня. Вот с этого самого, где лето и ползимы назад она познакомилась с таким же сновидцем, и до самой встречи со Стурши мечтала о нём. Райза из дома Гончаров обещал посвататься в дом Травников наяву. Но пеший путь с Нари Голкья долог и тяжёл, морской — опасен и дорог. А прийти друг к другу изнанкою сна в телесном обличье не смогли тогда ни парень, ни девушка… Уже не важно: Райзу отец женил той весной на любимице стихий из какого-то соседнего дома. И в следующую весну гончар тоже вряд ли позволит сынку взять жену — сновидицу. Против батюшки слюнтяй Райза не пойдёт… Зато у Митаи есть теперь её несравненный Стурши! А дорогу-то к старому месту свиданий, к серому Камню на Косом холме она всё равно помнит. И белянку поймает и забьёт легко, даже одной рукой. А потом отправится дальше, к следующему Камню. Когда ещё Вилья заметят неладное…
Ромигу разбудил всплеск силы. Нав открыл глаза, приподнял голову: круг Камней, тесный, когда Ромига засыпал, раздался почти в бесконечность. Мелькнула паническая мысль: как же теперь ползти наружу? Однако видимые расстояния в кругах Голкья — штука условная. И ползти ли? Ромига прислушался к себе, потянулся так и эдак, перекатился со спины на живот: ему лучше, гораздо лучше! С этим уже можно попробовать подняться. Попробовал. Со второй попытки встал. Сделал пару шагов: шатаясь, кривясь набок, волоча ноги по снегу… Всего-то пару шагов, а круг его будто выпихнул вон. Третий и четвёртый шаг уже из каменных врат… Нос к носу — со встрёпанной девчонкой-охотницей, жрущей белянку сырьём!
Дикие жёлтые глазища, перемазанная кровью мордашка… Охотница шарахнулась, выронила добычу. Рыча, выставила навстречу Ромиге жало крупноватого для её лапок стального ножа. И что-то с ней было сильно не так… Мули, издание второе?
— Эй, тихо, тихо! Ты чего? Я тебя не обижу. Да, я чужак. Но сам я вполне разумный, и разумными не питаюсь…
Ромига старался говорить ласково, успокаивающе… Не помогло, напала! Охотники любого пола сильны, даже такие мелкие. Подранок нав был физически слабее взбесившейся девчонки, но в драках с поножовщиной — опытнее. И колдовать ему ничто не мешало!
Легче всего — убить это недоразумение, но с какого перепугу она драться-то полезла? Выяснить бы? И у Камня убивать нехорошо. Если от одной белянки пошёл такой выплеск силы… Ромига не додумал мысль: оглушённая заклятьем охотница начала исчезать. Однако, не быстрее Вильяры мудрой, покусанной за ухо! Тычок пальцем в болевую точку, вместе с соответствующим арканом, вернул девчонку в действительность: во всех смыслах. Сжалась, заскулила, зыркнула несчастным, со слезой, глазом.
— Тихо! Я же тебе сказал, тихо! Сейчас всё пройдёт. Не станешь убегать и драться — больно больше не будет. Я тебя поймал, но плохого не сделаю. Просто хочу поговорить. Поговорить, понимаешь? Потом отпущу. Как тебя зовут, горюшко?
— Ми… Митая, — сквозь судорожные всхлипы.
— Очень приятно! А меня здесь иногда называют Иули, — почему Ромига не назвался Нимрином, основным здешним прозвищем, он сам пока сказать не мог.
— Тёмный? — девчонка перестала плакать, на лице отразилась работа мысли. — Ты — Тень?
— Да вроде, нет, — рассмеялся Ромига. — Хотя совсем плоский, того гляди, исчезну, — и сменяя тему, кивнул на белянку, драную в клочья. — Митая, я смотрю, ты совсем оголодала? Хочешь, накормлю тебя горячим? У меня похлёбка осталась, вкусная! На двоих хватит.
Нав предпочёл бы растянуть Латирину стряпню на два приёма себе, но Митая интересовала его всё сильней. На первый взгляд, обычная охотница, но настолько странный — и тёмный — рисунок ауры Ромига встречал здесь впервые.
Девчонка подуспокоилась, и тоже глядела теперь с любопытством:
— Спасибо, Иули, но я должна спешить.
— Успеешь! — Ромига подкрепил доверительно-ласковый тон капелькой магии. — Ты голодна. И с правой рукой у тебя непорядок. Покормлю, подлечу, отдохнёшь. Потом пойдёшь дальше по своим делам… Куда, кстати?
Жёлтые глазища ожидаемо затуманились, а язычок развязался.
— Я должна напоить… Напоить кровью все Зачарованные Камни в угодьях Альди, Вилья и Наритья.
— О, как! И кто же тебя послал на такое непростое дело?
— Любезный Стурши послал меня! Ты, Иули, знаешь его?
— Знаю, — наву хватило выдержки не уронить челюсть и ответить так, чтобы собеседница не почуяла ничего лишнего. — Пойдём, Митая, в иглу, я накормлю тебя, а ты расскажешь мне о моём друге Стурши. Как ему нынче живётся-можется?
Лгать и скрытничать Митая никогда не умела.
Увидела — решила, чужак будет лёгкой добычей, в придачу к белянке. Но поймал-то он её, и сбежать она не смогла. Теперь Митая повинуется этому Иули так же легко и бездумно, как любезному Стурши. Воли их обоих пока не противоречат друг другу, а собственную волю Митая потеряла где-то… Наверное, вместе с девичьей кровью в круге: обронила — не заметила…
А похлёбка-то у чужака как вкусна! И в иглу жарко от умелых чар. И запястье он ей вправил — к счастью, всего лишь вывихнутое — ловко, почти не больно. Тонкие, горячие пальцы бережно разминают пострадавшую руку, а взгляд Митаи тонет в бездонно-чёрных глазах Иули. Чужак вызывающе некрасив, и то ли стар, то ли измождён болезнью. Не важно! Митая жаждет получить от Иули, чего недодал ей любезный в пещере-доме! Есть между ними нечто общее: завораживающий мрак в глубине глаз. У Иули — темнее, глубже, подлиннее. Зовёт, затягивает… А дыхание-то срывается, соски тверды, между ног сыро…
Чужак улыбнулся, подмигнул, облизнул губы: он всё видит, но никуда не спешит. Запустил дивно чуткие пальцы в гриву Митаи, медленно перебирает пряди, ласкает… Вроде, прошептал или запел что-то? Ворожит? Показалось? Сознание уплывает на волнах блаженства. Можно Митаю брать, а можно уже и не брать — нет её здесь. Растаяла, как рогачиное масло на сковороде. Уплыла…