Тень ищет своё место

Глава 13

Стурши не смел нарушить приказ Повелителя, покинуть пещеру. Но никто не запрещал ему спать и видеть сны. Он спал и видел глазами Митаи, как выполняется его собственное поручение, как тень тени оскверняет Зачарованные Камни Альди. Увы, рыженькой не хватило прыти завалить охотника. А жаль, камень был подходящий, тёмный, и могло бы их, юных Теней, стать уже трое… Но кровь дичи Митая лила очень красиво! Знать не знала, что любезный наблюдает, а делала ему сладко-сладко… Пока не попалась! И кому же?

Стурши от удивления едва не проснулся. Он был уверен, что убил эту погань, хотя… Он же теперь сам из тех, кого изгоняют «слезами голкья». И он чувствует, почему Митаю так потянуло к чужаку, и даже почти не ревнует свою женщину. Он бы сам, пожалуй… Кабы не приказ Скундары…

А вот обижать его рыжулю — всё равно нехорошо! И снова Стурши ничего не мог с этим поделать, только наблюдать. Ну, разве, чуть-чуть подтолкнул бестолковую девчонку, чтобы намекнула чужаку на родство стихий. Не помогло, поганец стойко держал неправую сторону. А после Латира уволок пленницу в зачарованную от соглядатаев Пещеру Совета, и Стурши стал искать себе новые глаза. Нашёл быстро, да не сразу подманил к нужному месту. Чужак, между тем, выбрался из иглу и танцевал на снегу. То плавно скользил, то застывал в неустойчивом равновесии, то быстро мелькал — и под это завораживающее мелькание сновидца унесло из затаившейся под кустом прошмыги в детство, где маленький Стурши слушал старую страшную сказку…

Сказывала бабка, как давным-давно могущественная ведьма Нархана, будущая Повелительница Теней, путешествовала по ту сторону звёзд. И однажды встретила она там чужака с чёрной кровью, и вспыхнула между ними взаимная страсть. И привела ведьма своего любезного на Голкья, и выстроили они себе дом, и жили там в согласии и достатке почти всю её долгую колдовскую жизнь.

Лишь почуяв приближение старости, Нархана стала горько сетовать на бездетность. Чужак же рассмеялся и сказал, что так и должно быть, ибо чёрная кровь не смешивается с красной. Разгневалась ведьма, и в единый миг приязнь её к чужаку обратилась в ненависть.

И сказала она любезному: «Желала я родить от тебя одарённых дочерей! Но раз ты, зная о своём бесплодии, впустую растрачивал мои лета, пусть старость мою утешают слуги, во всём подобные тебе».

Чужак не поверил и снова насмеялся над нею: «Откуда ты возьмёшь себе таких слуг?»

Она ответила: «Сотворю!»

И расстались они, и минуло несколько зим. Чужак уже почти забыл женщину, с которой сладко почивал и кувыркался на пушистых шкурах. И вдруг Нархана вернулась, да не дряхлой старухой на пороге смерти, как следовало ожидать — вернулась в цвете зрелой красоты и великого колдовского могущества. Пришла она, а с нею верные слуги её — Тени.

Колдунья повелела им принять облик сородичей чужака, какими запомнили их стихии Голкья с давних пор. Сильно удивился чужак и на краткий миг растерялся. И окружили его Тени, и напали, и одолели числом, ибо поодиночке слуги Нарханы всё-таки не равнялись ему ни колдовской силой, ни воинской сноровкой. И долго Нархана держала в плену своего прежде любезного, издеваясь над ним. Требовала признать её победу в их давнем споре. А чужак слушал, как через жестокий обряд Нархана творила из живых охотников — безвольные и бездумные подобия его сородичей, и проклинал день, когда связался с безумицей. А Нархана гневалась всё сильнее, ибо слуги её, Тени, так и льнули к пленнику. Чуяли в нём свой прообраз и недостижимую для них полноту истинной жизни.

Испугалась ведьма, что однажды встанут Тени на его сторону — против своей создательницы. И решила сотворить над чужаком тот же самый обряд, обратить его в Тень, забрать себе его долголетие и его колдовской дар. Опоила она чужака зельями, уложила на камень-алтарь и под злую песнь рассекла его тело. Но в чёрной крови не нашлось ни лучика света, и пещерный мрак ослепил ведьму. Камень-алтарь ушёл в недра Голькья вместе с жертвой, однако Тень чужака на зов Повелительницы так и не явилась.

Много Теней сотворила после этого Нархана, но на других алтарях и только из охотников. И образы чужаков Теням своим больше никогда не придавала.

Когда мальчишка Стурши дослушал сказку, он почему-то сразу спросил бабку, кто мог в таких подробностях поведать сказителям о единственной неудаче Повелительницы Теней? Услышал, что, якобы, Тени и поведали, пока бродили среди охотников неприкаянными после гибели Нарханы. Нынче, вероятно, он мог бы разузнать всё сам…

Оказалось, Тени-сновидцу не нужно даже никуда ходить, достаточно полюбопытствовать. Видения прошлого рассеялись, и Стурши в плотном призрачном обличье оказался в чужом Доме Теней. Он удивился, как легко нарушил приказ Скундары… Или не нарушил? Если пещера не имеет выхода на поверхность…

Обитатели Дома чуть коснулись его — и отступили. Тяжкий смрад, хуже гнилой рыбы, ударил в ноздри. Чтобы не вляпаться в источник зловония и не расшибить башку о низкий свод, Стурши затеплил на ладони колдовской огонёк. Однако даже на свету не сразу сообразил, что именно видит перед собой.

Чьё-то непропорционально длинное тело, растянутое на камне-алтаре, разлагалось… Заживо? Стурши ошалело считал редкие, размеренные сокращения тёмного желвака — сердца в раскрытой грудной клетке. Там ещё что-то наросло по бокам, вроде нового ряда рёбер… На четвёртом ударе Стурши скользнул взглядом ниже, на ослизлый, перекрученный ком внутренностей там, где когда-то был живот, на торчащие из распадающейся плоти тазовые кости, на чёрные, маслянистые потёки по тёмному камню. Подавил рвотный позыв, глянул выше… У насквозь прогнившего тела было на удивление целое лицо и огромные, глубоко запавшие глаза сплошной черноты. Стурши невольно шарахнулся от этого взгляда — распятый на алтаре тут же сомкнул веки.

И заговорил!

Нет, не вслух, вряд ли такое было возможно. Но на безмолвную речь он где-то нашёл силы. Внутри головы Стурши его голос прозвучал уверено, властно, требовательно: «Чья ты Тень?»

Стурши выдернул из поясного кошеля доверенный ему на хранение нож, выставил перед собой и ответил, сообразно приказу Скундары: «Я — сновидец Стурши. Я сам по себе!»

«Кто прислал тебя?» — продолжал допытываться полутруп.

«Я пришёл сам!»

«Зачем?»

«Любопытствую, правду ли сказывают старухи про единственное неудачное жертвоприношение ведьмы Нарханы?»

Тот, на алтаре, видимо, не ожидал услышать подобное, он даже глаза приоткрыл. Странно, теперь в этих глазах были вполне заметные белки, чернота сошлась в радужку и зрачок. А взгляд — всё равно жуткий: Стурши не встречал, чтобы живые так смотрели. Может, некоторые жертвы Великого Безымянного, незадолго до конца…

Убраться бы подальше: не от опасности — от мерзости разложения. Но вместо этого Стурши жадно изучал обличье своей находки, выхватывая диковинные, совсем не охотничьи черты. Сухая, тонкая, мелово-бледная кожа в серых прожилках сосудов плотно обтянула череп. Спёкшиеся в коросту губы застыли в страдальческом оскале, не прикрывая мелких ровных зубов. Острый подбородок. Тощая, голая кадыкастая шея… На месиво ниже ключиц лучше не смотреть… Нос — тонкий и востренький. Скулы — углами, впалые виски и непривычно открытый, будто залысый, лоб. Длинные космы, чернее пещерного мрака, утекают куда-то за алтарь… Чужак. Похож на Нимрина, которого Стурши едва не зарезал. Больше никаких сомнений, что все эти Иули, древние и новые — одной породы…

Чужак щурился на крошечный огонёк и медленно, с трудом поводил глазами. Молчал. Молчание давило…

Стурши не выдержал, спросил первым: «Ты и есть — пришелец из-за звёзд, любезный Нарханы?»

«Был.»

«Значит, Тени тебя не приняли?»

«Как видишь.»

«Но почему ты до сих пор не помер?»

«Камень хранит меня, питает и не отпускает» — обречённость проскользнула в этих словах. Чужак помолчал, потом добавил с прежней властностью. — «Сними меня с алтаря, любопытная Тень.»

«С Камня, который хранит тебя и питает? То есть, ты хочешь, чтобы я тебя добил?» — уточнил Стурши.

«Да, понятливая Тень.»

«И ты напоследок даже водицы испить не попросишь, как во всех сказках?»

«Мне уже не надо. Просто отвяжи, сними с Камня.»

Стурши, смиряя отвращение — в жизни он был страшно брезглив к любой тухлятине — покосился на исковерканный торс чужака. Чуть не спросил, сильно ли это болит, но сдержался. Нет, жалеть-сочувствовать Стурши никогда не умел, просто ворочалось в башке нечто о себе, не вспоминаемое, и скреблись вопросы. Почему воля недотёпы Скундары гнёт лихого колдуна-беззаконника, как ветер траву? Почему воля полудохлого чужака — тоже гнёт, едва ли не сильнее? Не до раздумий, не до вопросов! Молча полоснул ножиком-улу по ремню на иссохшем запястье…

Порыв ураганного ветра вышиб сновидца из сна: опрометью, разом. Стурши подскочил с места, запутался в шкурах, упал… И уже наяву услыхал безмолвную речь: «Не вышло. Жаль. Тень, приведи ко мне живого, во плоти. Может быть, живой сможет освободить меня.»

Стурши спросил, не особо надеясь на ответ, ведь любезный Нарханы во всех сказках оставался безымянным: «Скажи, к кому мне звать живых? Как твоё имя?»

Чужак отозвался почти мгновенно: «Онга» И замолчал: то ли сказал всё, что хотел, то ли исчерпал силы.

Старательно отмывшись от воспоминаний о зловонной мерзости, хорошенько подкрепившись, Стурши ещё раз попробовал заснуть в тот Дом Теней — не смог. А ещё он ничего не скажет про Онгу Повелителю Скундаре: незачем. Стурши совершенно точно знает, какой живой там нужен. Кого, единственного, пропустят Тени, хранящие Дом. Да вот как теперь подступиться к нему — после ножа в спину?