Вильяра снова объявилась в доме Лембы после полудня. С изнанки сна — в свою любимую гостевую комнату. Полежала на шкурах, собирая разбредающиеся мысли, выбирая из противоречивых желаний… Муторно — просто на диво!
Зов хозяину дома мудрая посылать не стала и в кузницу к нему не пошла. Взяла лыжи, высвистала зверя Юни, пережила его бурную радость и убрела в снега. Не охотилась, не колдовала погоду, не делала ничего, чем двуногие заполняют свои дни. Ждала единственного зова — Нимрина. Пыталась дозваться сама. Глухо. Пусто.
Никто из мудрых не потревожил её уединение. Понятно, почему: старшие сейчас до головной боли спорят, кого избрать новым Голкирой, но ещё не доспорились до двух-трёх основных претендентов, которых захотят поддержать многие. Ещё не пришёл черёд набирать этим претендентам сторонников. Как придёт, молодую хранительницу Вилья сразу вспомнят. А пока — тишина.
И охотники клана Вилья справлялись с повседневными заботами без своей мудрой. Даже те дома, которые тряхнуло в миг гибели Руниры мудрого. Даже вновь заселённый дом у Синего фиорда: надо бы проведать сестрёнок, но в другой раз.
И стихии замерли в безмолвии. Ветер, задувавший с ночи, не разгулялся до пурги, но стих и умер. Белый мягкий снег, кружась, падал с белого неба на белую мягкую шкуру голкья. В такой сплошной белизне легко заблудиться. Ослепнуть от мутного сияния снега, тараща глаза под ноги и всё равно не различая, куда ступаешь. Свалиться с какого-нибудь обрыва и свернуть шею. Мудрой почти не грозили эти опасности, и даже снег не налипал на её лыжи, но шла Вильяра медленно, тяжело: воздуха не хватало. Нет, на самом-то деле, душно было не ей, и сердце ныло-щемило не у неё. Колдунья могла бы отринуть эти ощущения, но она, наоборот, упорно за них цеплялась.
Её Нимрин где-то там чувствует себя не слишком хорошо… Главное, он себя чувствует, значит, он жив! И ему не хуже, чем утром. Не лучше, но не хуже. Иногда поганые новости лучше, чем отсутствие новостей. Подумав так, Вильяра перевела дух и заскользила сквозь белую мглу бодрее, целеустремлённее.
Утопший в облаках закат застиг её над Синим фиордом, у Зачарованного Камня. Ещё с соседнего холма мудрой померещилось: Камень мерцает сквозь пелену снега тёплым золотистым бликом. Померещилось? Ой, нет! Чем ближе Вильяра к Камню, чем гуще сумерки, тем отчётливее сияние. Мягкое, влекущее: как свет костра в ночи, как гостеприимно открытая дверь… Вильяра прекрасно знала свой первый Зачарованный Камень и раньше за ним такого не замечала. Он всегда был чересчур солнечным, но не до такой же степени! И Наритьяра Младший, ещё до того, как пропал, предупредил, что с этим Камнем творится что-то странное. Или из-за того, что Нимрин слишком близко пролил кровь Наритьяры Среднего? Или старейшие правы: одни круги темнеют, другие светлеют?
Мудрая остановилась в двадцати шагах и некоторое время стояла, впитывая текущую из-под Камня силу. Солнечную, очень солнечную! Но Вильяре, для её внутреннего равновесия — полезно: слишком много времени провела она рядом с Нимрином… А хорошо бы не просто так постоять, а в круг зайти. Кому, как не хранительнице Вилья за ним приглядывать? Ой, только не застрять бы!
Вильяра спела приветствие и привычно возложила руки на Камень. Чуть толкнула, чтобы открыть… Обнаружила себя сидящей в снегу, со звоном в ушах и обожжёнными ладонями. Так бывает, когда сдуру ломанёшься в запечатанный круг. Но кто посмел запечатать круг без ведома и согласия хранительницы? Возмущение — сильнее боли! Колдунья даже не стала залечивать вспухающие волдыри, вскочила и двинулась в обход Камня. Искала метку, которую оставляет мудрый на запечатанном его рукою. Тщетно! Неужели, кто-то закрыл круг изнутри? Или круг закрылся сам? Учитель говорил, это возможно, и так бывает, но не научил даже отличить одно от другого. А новый её наставник, Латира, занят гаданиями и расчётами. Однако нелады с кругом — достаточный повод его потревожить…
«Да, малая, это уже второй замкнувшийся круг в твоих угодьях. Ярмарочный тоже закрылся наглухо… Да, я сразу же объясню тебе, что это значит. У нас одновременно объявились Повелитель Теней и Солнечный Владыка. Оба стремительно набирают силу. День-другой… Не дольше луны, они дозреют до песни Равновесия или до смертельной схватки.»
«Но как? Откуда? Наритьяра Средний погиб, Скундара погиб. Стурши — Тень и не сможет стать Повелителем. Все мудрые были на Совете. Неужели, кто-то из старейших, кто бродил в иных мирах, тайно вернулся, чтобы…»
«Нет. Тенями повелевает один из Иули, гадание не позволяет мне различить, кто из них. А на Солнечной стороне — Наритьяра Младший.»
«Не Ркайра?»
«Старейший слишком слаб, чтобы перетянуть эту шкуру на себя. За него лишь один из двадцати.»
Сказать, что Вильяра озлилась — ничего не сказать!
«О мудрый Латира, о хранитель Ярмарочного поселения, скажи мне, хранительнице Вилья, почему я узнаю о закрывшемся круге в своих угодьях только спросив тебя?»
«Да потому, что я вот только что ткнулся в него носом, как и ты! Не ярись, малая. Всё меняется очень быстро. Похоже, отправив Нимрина к Онге, мы сорвали лавину. Однако снег копился давно и сошёл бы неизбежно. Умри Онга на алтаре-камне… Приходи-ка скорее в Залу Совета, я тебе покажу, что было бы. Какие расклады мы нараскладывали, что насчитали.»
«Я сейчас. Зверя отпущу и подберу лыжи, жалко их тут бросать.»
Вильяру уже тошнило от Залы Совета, от мягко обволакивающих, успокоительных древних чар! Голова кружилась, тянуло в сон… Её и не её: Нимрин где-то там изнемогал от голода и усталости. Колдунье тоже не мешало бы поесть, но здоровому телу лёгкий голод не вредит и сил не отнимает. Латира, однако, смерил Вильяру тяжёлым внимательным взглядом и принялся готовить похлёбку. Молча. Нарочито неспешно.
А на возвышении в середине Залы разложены и расставлены принадлежности для гадания, для счёта. Латирину чашу, светильник, кошель-металку для камушков и гадательную доску Вильяра помнила по ярмарочному шатру, прочие снасти видела впервые и даже опознать не смогла, зачем они. Счётной премудрости и сложным гадательным раскладам Наритьяра её не учил, говорил, что это — наука старейших, вообще, не для её ума. Мол, владеешь купеческим счётом, умеешь гадать, как все охотники, и довольно.
— Старый, ты обещал мне кое-что показать, — напомнила колдунья Латире.
— Для начала, я своим примером показываю тебе, малая, что спешить нам некуда. Уже или пока. Во всех раскладах наше место, всех мудрых: «дичь в яме» или «добыча в котле», десять на десять.
Вильяра отказалась верить ушам, услышав такое!
— И ты спокойно говоришь об этом? Когда Средний приводил нас к присяге, ты же не сидел, не дожидался! Ты искал выход! Мы вместе искали!
— Тогда мы были: «бегущая дичь», «огрызающийся зверь», «зверь в логове», «зверь в засаде» и даже «зверь задрал охотника». А сейчас все расклады дурны или не ясны. У меня давно не выпадало столько чёрных и серых камушков, — Латира сглотнул, понизил голос. — Со времён падения Лати — ни разу.
— То есть, ты признаёшь, что ошибся, отсылая Нимрина к тому подранку? — Вильяра почти шипела от сдерживаемой ярости.
— Нет. Я признаю это с последним ударом сердца, если сбудется худшее. А пока, ты помнишь: каждый шаг каждого живущего меняет мир и его судьбу. Потому ни одно гадание не сбывается в точности. Ждём более благоприятных раскладов. Заботимся о себе, чтобы быть готовыми ко всему. Заботимся о тех, о ком можем и должны заботиться. Вон, Альдира с Нельмарой спят: ищут за звёздами душекрада, чтобы предъявить его шкуру Нимрину. Ркайра ищет по всей Голкья Наритьяру Младшего. Я гадаю. А ты… Сейчас поедим, и я советую тебе тоже поспать. Вдруг, сможешь увидеть, что происходит, глазами своего близнеца?
— То есть, старый, ты признаёшь, что моя связь с Нимрином — всё-таки благо?
— Признаю, когда ты принесёшь новости из самого глубокого Дома Теней, из неприступного логова Повелителя Теней.
Съестное Вильяра глотала через силу, не ощущая вкуса. Веки её неудержимо слипались, руки-ноги тяжелели, все чувства стремительно угасали: даже злость. Где-то там её Нимрин то ли засыпал, то ли терял сознание…
Нет, больно и страшно ему не было. Чуть горчило на языке зелье глухого сна, перебивая послевкусие отменно сваренной похлёбки. Обморочной истомы от зелья хватило на двоих, но Вильяру накрыло лишь отчасти. Добудиться Нимнира колдунья не смогла бы, даже оказавшись рядом, но ощущения его тела эхом отражались в ней, и она сознавала их.
Если верить эху, Нимрин уютно свернулся клубочком на плоском камне, тёплом, как лежанка над очагом. Где-то поблизости — Стурши: его запах и звук дыхания. А совсем-совсем рядом — другой Иули! Сильный, здоровый, не та дохлятина из видения. Конечно, Нимрин шёл лечить Онгу, но как-то уж слишком быстро…
Теплая рука того Иули прошла над лицом Нимрина и очень болезненно щипнула за ухо. Вильяре, вчуже, больно, а одурманенному зельем Нимрину — всё равно: его сейчас хоть на кусочки режь! Убедившись, что зелье действует, Иули перекатил бесчувственное тело сородича на спину и принялся раздевать, неодобрительно цокая языком на торчащие мослы.
Стурши, видимо, пялился, затаив дыхание от любопытства, потом не утерпел:
— Повелитель Онга, дозволишь спросить? Что теперь с ним? Уложишь на алтарь вместе себя? Сделаешь его одним из нас?
Онга долго молчал, потом всё-таки снизошёл до ответа:
— Для начала, Стурши, я хорошенько его вылечу. Сперва он — меня, теперь я — его. А ты поди, налови нам побольше мелкой дичи. Или что-нибудь крупное, но обязательно дикое. Двуногих с их имуществом пока не трогай! Не смей попадаться двуногим на глаза и хорошенько замети за собой все следы. Время Теням выходить на свет ещё не настало.
Отдавая наказ Стурши, Онга деловито ощупывал тело Нимрина. Знахаркина дочь ни разу не усомнилась в цели и смысле каждого касания, нажатия, простукивания, но за лекарскими ухватками чуяла властную ласковость… Пугающую! До озноба!
Едва Стурши отбыл на охоту, Онга принялся ворожить. Иули при этом не поют, их отрывистый речитатив звучит грознее любой песни… Миг, и Вильяра перестала ощущать Ниминира. Миг, и тело самой колдуньи заледенело, а сердце остановилось.