Теорема сводных

Глава 25. Лия

Весь вечер я проплакала в подушку. Не описать словами, насколько больно мне было слышать ужасные слова от Теодора. Мне чудилось, что его интонация до сих пор в моей голове. Мама выпроводила Славу за порог, но я слышала, что он обещал зайти попозже. Как же… Опомнился тогда, когда потерял меня навсегда, а я… Приобрела новое счастье. В этом и заключается жизнь? Вечно вставать перед сложным выбором на распутье двух дорог: привычное прошлое или туманное настоящее?

Мама рассказала мне, что знает о наших отношениях с Теодором. Она не будет препятствовать, но сейчас у меня слишком тяжело на душе, чтобы понять, говорил ли Тео правду о маме или это чья-то злая шутка. Во второе мне хочется верить больше, чем в первое. Ребенку никогда не скрыть ничего от мамы. Ее материнское сердце чувствует за милю беду.

Когда время было ближе к восьми вечера, я услышала, что приехал Вольфганг. Он заглушил мотор машины и долго еще сидел в ней. Потом вышел, но Теодора с ним рядом не было. Мое сердце запаниковало. Где он? Вольфганг его не нашел? На звонки сводный не отвечает, наверное, выключил телефон. Я пыталась ему дозвониться полчаса назад, когда истерика остыла, но в трубке не было ответа. Прислушиваясь к звукам, я услышала, как Вольфганг поднялся к себе в комнату. Как назло, в горле пересохло, поэтому я тихо вышла из своей комнаты. Дверь в комнату сводного была приоткрыта. Тихо ступая по полу, я медленно подошла к ней. Легонько толкнув дверь вперед, комнату озарил тусклый свет от коридорных бра. На заправленной кровати лежали тетрадки. Видимо, о них говорила мама в разговоре ранее. Тетрадки, в которые писала мысли мама Тео, что умерла от сердечного приступа. На кончике языка отчетливо чувствовалась горечь потери родного человека. Я даже не представляю, каково сейчас Теодору? Насколько ему больно…

В конце коридора послышался тихий плач мамы. Я медленно шла к лестнице, но разговор доносящийся из комнаты меня привлек. Осторожно подойдя к стене, я задержала дыхание и начала слушать.

— Ты не виновата, Ань, — говорил Вольфганг так нежно, что у меня свело скулы. — Ты не виновата…

— Я… я все испортила… — тихо хныкала мама. — Из-за меня… Тео ушел.

— Он вернется, — ответил ей мужчина. — Побесится и вернется.

Мама тихо взвыла.

— Теодор не знал правды, я никак не решался ему сказать… А теперь, когда он знает ее… Пускай не при самых лучших обстоятельствах… Ему просто нужно осознать, что это была последняя воля Нины.

Нина. Мама упомянула, что так звали маму Теодора…

— Я не знаю, простит ли он меня…

— Эй, послушай меня, — тихо произнес Вольфганг, что мне пришлось прислушиваться. — Ты не разбивала нашу семью. Слышишь? Ты совершенно не виновата в том, что Анна умерла именно в тот момент, когда ты пришла ее навестить из чистых побуждений, потому что знала, как болит ее материнское сердце за Тео. — Вольфганг замолк на секунду, а после тихо вздохнул и продолжил. — Помнишь, что сказала Нина? Помоги Теодору объяснить, что такое настоящая материнская любовь… Но я никогда не хотела становиться для него мамой…

— Знаю, — с горечью в голосе отвечает мужчина. — Знаю. Но… ты все равно пыталась быть лучшей женщиной для него. Ты делала всё возможное, и… один черт знает, как бы он повел себя, будь мы уже в браке.

Мама снова тихо завыла. Сердце обливалось кровью от раскаяния мамы. Я не до конца понимала, что именно пытался объяснить ей Вольфганг. Не совсем понимала, что произошло тогда, когда умерла мама Тео… Но я слышала, что Вольфганг говорит от чистого сердца. Он пытался утешить маму, дать ей понять, что это не его вина.

А мой отец… Он был козлом. Мама правильно сделала, что ушла от него. И я не представляю, сколько она вынесла в поездках, сколько видела боли в глазах той женщины… Более слушать разговор я не была готова. Задержав дыхание вновь, я медленно, словно кошка, двигалась к лестнице, а после практически беззвучно спустилась по ней. Включила подсветку на кухне и выпила стакан воды.

В доме было так тихо, что мне стало не по себе. Теодор вечно что-то вытворял, и я настолько привыкла к его шуткам и приколам, что эта тишина меня просто угнетала. Мне нужен был свежий воздух. Именно сейчас.

Поднявшись в свою комнату, я взяла куртку и телефон. За окном дождь уже прекратился, поэтому прогуляться по району, вдыхая свежий аромат вечера, было бы лучшим решением. Однозначно. Лучшим!

Выйдя из нее, я заметила маму, которая шла по коридору и вытирала слезы.

— Лия?

Я нервно сглотнула.

— Ты куда-то собралась?

— Хочу подышать свежим воздухом…

Мама остановилась около лестницы. Видеть заплаканное лицо было невыносимым для меня. Я быстренько спустилась по лестнице.

— Только возвращайся… — прогудела она так грустно, что мне на долю секунды захотелось остаться рядом с ней.

— Хорошо, — ответила ей и открыла дверь.

На пороге стояла Мария-Луиза, которая хотела позвонить мне.

— Здрасте! — воскликнула она, по всей видимости, увидев маму позади меня.

— А, hallo! — воскликнула мама.

— Что ты тут делаешь? — спросила у нее, но мама меня перебила.

— Ты с подругой решила прогуляться?

— Да, — поспешно ответила я и закрыла за собой дверь, выпихивая Марию-Луизу за порог дома. — Мы скоро! — крикнула я напоследок.

— Что… что ты тут делаешь? — прошипела я на Марию-Луизу.

— Я пришла сообщить одну новость… — Лу смотрит на меня и замечает мое заплаканное лицо. — Но ты по всей видимости уже знаешь..

— Что случилось?

— Тео… — выдыхает Лу с горечью

— Что с ним? — восклицаю я, чувствуя, кака подкашиваются ноги.

— Он в больнице. Ты не знаешь?

Я хаотично мотаю головой из стороны в сторону. Сердце пропускает один удар.

— В какой? — спрашиваю я у Лу и вцепилась руками в ее плечи. Подруга восклицает.

— Ай! Больно же!

— В какой он больнице, Мария?! — чуть ли не кричу я на нее, чувствуя, как к горлу подступает адреналин. Дверь позади меня открывается и на пороге появляется мама.

— Что с Теодором?

Мария-Лу мнется с ноги на ногу.

— Он в больнице… — тихо произносит она. Мои глаза застилает хрустальная пелена слез.

— Как в больнице? — спрашивает мама, прижимая в груди руки в замке. — В какой?

Позади мамы появляется Вольфганг. На его лице впервые за все время я вижу страх.

— В какой он больнице?

Подруга переглядывается со мной. Бешеный стук сердца отдается эхом в висках.

— В больнице Святого Патрика, — отвечает Мария-Лу, поджав губы в плотную нитку.

— Я беру документы, и мы едем, — отвечает отец Тео и скрывается в доме. Мама едва ли держится, чтобы не расплакаться.

— Мы поедем первыми, — говорю я и тащу Марию-Лу к машине, на которой она приехала. Лу нервно сглатывает. Я перехожу на бег и практически на ходу запрыгиваю в машину. Лу следует моему примеру. Пока подруга заводит мотор, я пристегиваюсь.

— Откуда ты узнала, что Тео в больнице? — спрашиваю у нее и слышу, как мой голос дрожит.

— Мне позвонил Ганс, — говорит та и срывается с места. Я провожаю взглядом расстроенную маму и Вольфганга, который пулей вылетает из дома.

— Как Ганс?

— Он не мог дозвониться до Вольфганга. Скорее всего, его телефон был разряжен, а твой он не знает. Поэтому и позвонил мне.

— Как? Как получилось, что Тео в больнице?

Мария-Луиза крепче взялась за руль.

— Я толком не поняла, он достаточно сумбурно объяснял и вечно ругался, — выдохнула из себя подруга, стараясь тоже успокоиться. — Всё, что я поняла, так это то, что Ганс нашел Тео на шоссе рядом с мотоциклом. И отвез в больницу.

— Господи… — взвыла я, чувствуя, как одинокая слеза скатывается по щеке. Мне уже было все равно, что сказал мне Тео в ссоре. Сейчас мне было важно знать, что он жив.

— Он в реанимации? В палате? Ганс что-то еще сказал? — тараторю я, понимая, что от адреналина сводит скулы и немеет кончик языка.

— Я сама не поняла, где-то именно. Я звонила тебе, но ты не подняла трубку… Что произошло между вами?

Мария-Лу встала на светофоре. Я отвела взгляд от подруги, смотря в зеркало бокового вида.

— Есть причины…

— Понятно… Не хочешь об этом сейчас говорить?

Я легонько качаю головой.

Мария-Лу берет меня за руку и легонько сжимает ее.

— Я уверена, что всё будет хорошо.

Я пытаюсь сдержать слезы, но не в силах этого сделать. Начинаю хныкать прямо в салоне машины. Отчаянно. Громко. Мария-Лу сильнее сжимает руку, но светофор показывает зеленый, и подруге приходится взяться за управление машины.

— Тео и не из такого дерьма выкарабкивался! — пытается приободрить меня подруга, но все ее слова проходят эхом мимо меня.

Мое сердце болит за Тео. За его здоровье. А если что-то серьезное? А если он себе сломал что-то? Боже… Я не вынесу этого!

Оставшуюся часть дороги мы ехали молча. Подруга не находила правильные слова, а мне не хотелось говорить. Как только Мария-Лу припарковывает машину, я быстро отстегиваю ремень безопасности и выбегаю из машины.

— Лия! — окликает меня подруга, но я уже бегу к дверям больницы. Толкнув их вперед, я вбегаю. Белый свет слепит глаза… Всё тут выглядит стерильно. Даже слишком.

Подбегаю к стойке информации, за которой стоят две медсестры.

— Hallo! — говорю я, и на меня обращают внимание. — К вам сегодня поступил Теодор Гюнтер, может быть, час назад, — тараторю я на немецком. — Где он сейчас?

Девушка говорит о том, чтобы я не волновалась, и всё проверит. Но ее голос какой-то отдаленный. Я всё сильнее слышу шум в ушах, нежели четкие слова людей. Пытаясь отдышаться, я оглядываюсь по сторонам. Ко мне уже подбегает Мария-Лу.

— Ну что?

— Ищут…

— Да, сегодня поступал к нам Теодор Гюнтер, а вы кто ему?

— Я его невеста, — нагло вру я. — Его невеста, да.

Полная девушка, которая со мной общается, в розовой медицинской форме заостряет на мне свои холодные карие глаза.

— Он в реанимации, — говорит та, а я чувствую, как мои ноги подкашиваются.

— Как в реанимации? — спрашиваю я, ощущая, как слезы стекают по моим щекам. Мария-Лу пытается помять мне плечи, чтобы я расслабилась, но я не чувствую какого-то расслабления. Только саднящую боль в груди. — Что с ним?

— У него сильное сотрясение, осколочные ранения на лице и повреждена рука.

Все становится как в тумане. Я уже не вижу людей. Не слышу их голоса. Все становится приглушенным, словно меня поместили в вакуум. Я слышу, как стучит мое сердце.

Тук.

Срываюсь с места налево, практически расталкивая людей.

Тук.

Открываю дверь, которая ведет в больничное крыло.

Тук.

Бегу по белому коридору к лифту, слабо пытаясь ориентироваться по указателям.

Тук.

Едва ли не переворачиваю тележку с белыми полотенцами, одноразовыми приборами и чем-то еще, которую везет медсестра. Кажется, я что-то машинально ей отвечаю и бегу дальше.

Все такое замедленное… Словно меня тут нет. Будто я немой зритель…

Останавливаюсь в конце коридора и смотрю на указатели. Реанимация — четвертый этаж. Оборачиваюсь и вижу, что за мной бежит Мария-Лу, мама и Вольфганг.

Тук…

Срываюсь с места и бегу к пожарной лестнице, толкаю тяжелую дверь и через ступеньку поднимаюсь на четвертый этаж. Становится сложнее дышать. Воздуха практически не хватает в легких…

Добравшись до нужного этажа, я врываюсь в белый коридор и вновь пытаюсь сообразить, куда мне идти дальше. Наверное, было бы разумнее подождать всех и искать зону ожидания, потому что вряд ли нас пустят в палату. Но я не могу… Мне кажется, что каждая секунда сейчас на счету.

Бегу просто вперед. Наверняка там, в следующем холле, есть ресепшен. Добежав до него, я останавливаюсь. Слева около автомата с кофе сидит Ганс. Он поднимается при виде меня. Его белая футболка в крови. Руки в крови… Мое сердце пропускает один удар.

— Что с Теодором? — спрашиваю я со злостью, запыхавшись.

— Он в реанимации, — спокойно отвечает он.

Я оглядываю вновь Ганса с ног до головы. Он выглядит обеспокоенным. На нем кожаная куртка, узкие джинсы. И окровавленная футболка.

— Что произошло? — подхожу к нему, сложив руки на груди.

Ганс нервно сглатывает.

— Для начала: привет.

— Привет, — на автомате говорю я.

— Я не знаю, что произошло с Теодором. Я нашел его на шоссе… Без сознания, лежащим на мокром асфальте. Позади слышатся голоса. Мария-Лу, мама и Вольфганг равняются со мной, и отец Тео делает два шага вперед. Хочет пожать руку Гансу, но видит его окровавленные руки. Мария-Лу вздрагивает.

— Расскажи все, что ты знаешь, — требует Вольфганг. — Пожалуйста…

Ганс переминался с ноги на ногу. Он опустил глаза в пол, тяжело выдохнул из себя и, подняв глаза вновь, произнес:

— Я тут ни при чем!

— Мы тебе верим, — по-доброму сказал Вольфганг. — Мы верим. Просто расскажи, что произошло.

— Я ехал домой из пригорода, — начал говорить Ганс. — Ехал себе и слушал музыку. Это было на шоссе около городского кладбища.

Мое сердце пропустило один удар. Чем четче Ганнс говорил слова, тем сильнее ощущала дрожь в коленях от страха, который заполнял меня всю.

— На повороте, который ведет уже на основную дорогу к городу, я услышал резкий звук, похожий на тормоза шин. Но не придал никакого значения, поехал дальше. Машин совершенно не было, и слева пролетела какая-то тачка. Белая такая, на полной скорости. Она летела так, будто бы от кого-то убегает. — Ганс вновь тяжело вздохнул. — Когда я подъезжал уже к тому перекрестку, я увидел сбитого мотоциклиста. Естественно, я остановил машину и вышел из нее…

— То есть, Теодора кто-то сбил? — холодно спрашивает Вольфганг. Мама закрывает рот руками, чтобы, по-всей видимости, не издать никакого звука. Мария-Луиза тихо охает, а я уже не вижу образ Ганса из-за струящихся слез из глаз.

— Да. Я думаю, что это так. Я подошел к нему, проверил пульс. Он прощупывался…

Ганс произносил все слова с тяжестью на сердце. Это чувствовалось по интонации.

— Я попытался привести его в чувства, но не получилось. Кровь, которая струилась из-под расстегнутой куртки, насторожила меня, и я отвез его в больницу. Она была недалеко же.

— Почему ты не вызвал скорую? — поинтересовалась Мария-Луиза, сложив руки на груди. Ганс впервые в жизни смотрел на свою сестру грустными глазами. Я всегда думала, что Ганс — отбросок жизни. Хамоватый бритоголовый пацан, который не видит границы между добром и злом… Но что-то мне подсказывает, что он совершенно другой.

— Потому что я побоялся, что подумают, будто бы я его сбил…

Раскаяние прозвучало настолько искренней, что я не смогла сдержать нахлынувших слез из глаз. Мария-Луиза подошла ко мне и крепко обняла за плечи.

— Я закинул его в машину на переднее сиденье. И повез на полной скорости в больницу.

— Ладно, спасибо, Ганс. Ты большой молодец, что не бросил Теодора в беде, — подойдя к парню, Вольфганг пожал его окровавленную руку. Сильно.

— Вот его вещи, — сказал он, указывая на темную сумку, которая стояла в дальнем углу рекреации.

— Девочки, я пойду поговорю с врачом, если мне удастся его найти, а вы никуда не уходите.

— Хорошо, Вульф, — отозвалась Анна и, обхватив себя руками, провожала его взглядом.

Я понимала, что истерика накатывает волнами. И не смогла сдержать больше боль, которая рвалась наружу. Я начала падать на пол. Мария-Луиза перепугалась, что мне плохо, и успела подхватить.

— Давай сядем, — сказала она, ведя меня к дивану.

Я закрывала глаза руками. Просто машинально закрыла глаза. Словно я вновь оказалась в детстве, закрываю глаза, и меня никто не видит. И я не вижу этот жестокий мир. Если бы было бы все так просто, то и жизнь казалась бы легче.

Ганнс что-то еще говорил, но я не слышала, что именно. Я думала только о Тео… Только о его благополучии. Только о том, чтобы с ним все было хорошо…

Вольфганг вернулся спустя несколько минут. Мы все с замиранием сердца смотрели на него.

— Теодора прооперировали, — сказал он.

— Как? — воскликнула мама. — Внизу же нам сказали…

— Сейчас придет врач и все сам объяснит…

Буквально через пару секунд появился врач, который сунул руки в карманы халата и поздоровался со всеми.

— Теодор сейчас в тяжелом, но стабильном состоянии, — твердо заверил он, а я почувствовала, как колет под ребрами иголками. — С ним все будет хорошо. У него молодой организм, и он выберется.

— Почему его прооперировали? — спросила я заплаканным голосом. — Что с ним на самом деле?

— Ну, не считая того, что у него сильное сотрясение мозга, которое могло бы стать исходным, не будь на нем защитного шлема… При осмотре мы нашли колотую рану, достаточно глубокую. Скорее всего, Теодор в момент падения обо что-то уперся на разбитом мотоцикле. А от силы броска его откинуло назад. Собственно, появилась глубокая и очень опасная рана, которую пришлось промывать и зашивать.

Я начала тихо хныкать. Наверняка врачам каждый день приходится видеть такое. Я даже не представляю, насколько они хладнокровны в этот момент. Насколько умело приглушают человеческие чувства, лишь бы профессионально донести информацию до родственников. Насколько они искусные психологи…

— После того как подпишите документы, вы можете все ехать домой. К Теодору можно будет попасть завтра, если его состояние стабилизируется.

В рекреации повисла тяжелая тишина. Вольфганг тяжело вздохнул, Ганс сел рядом с нами, а мама, продолжая стоять чуть поодаль, прижимая ладонь ко рту.

— Я пойду подпишу документы, как его отец.

— Хорошо, — заверил врач и, попрощавшись с нами, повел Вольфганга куда-то.

В этот момент я увидела, как мама стала падать в обморок. Но Ганс, быстро спохватившись, успел подхватить ее. Мария-Луиза сразу же вскочила с дивана и помогла Гансу усадить маму на второй двухместный диван. Шмыгнув носом, я вскочила на поиски медсестры. Выбежав в коридор, я оглянулась по сторонам и увидела идущую медсестру.

— Медсестра! — воскликнула я, и девушка обратила на меня внимание. — Тут человеку плохо!

Девушка перешла на бег трусцой и, быстро забежав в рекреацию, увидела без сознания маму.

— Она упала в обморок, — сообщила я сквозь слезы. Девушка сказала, чтобы мы обмахивали ее, а сейчас подойдет. Я не знаю, сколько секунд не было медсестры, но мне казалось, что это целая вечность. Мне чудилось, что мир вокруг меня рушится. Рушится всё, что мне так дорого…

Всё виделось мне, как в замедленной съемке. Действия. Возгласы. Крики… Всё это казалось каким-то нереальным… Ненастоящим…

Медсестра быстро прибежала и принесла на ватке нашатырь. Мама быстро пришла в себя. Ганс и Мария-Луиза отошли ближе ко мне, а мне ничего не оставалось, как обнять себя руками. Голова сильно болела, а сердце разрывалось на куски.

— Вам лучше?

— Да, — ответила мама, поднимаясь с дивана. — Лучше. Спасибо.

— У вас, по всей видимости, упало давление, — предположила медсестра, — нужно его проверить.

Медсестра быстро померила маме давление.

— Вроде бы в норме… — отозвалась она.

— Просто сложный день… И тут так душно… — Мама взялась кончиками пальцев за кофту и начала проветривать тело отрывистыми движениями.

— Пойдемте выйдем на свежий воздух? — предложила Мария-Луиза, и мама согласилась.

Мы с Гансом стояли неподвижно и смотрели, как мама, опираясь на Марию-Луизу, медленно шла ко мне.

— Я останусь здесь, — твердо произнесла, пытаясь подобрать льющиеся слезы.

— Хорошо, — мягко ответила она. И они вместе с подругой удалились прочь. Медсестра пошла дальше по своим делам, а мы остались наедине с Гансом. Я уселась на диван, пока парень расхаживал из стороны в сторону. Складывалось впечатление, что нам обоим неуютно оставаться наедине. У меня в голове возникает столько вопросов без ответов, что молчание кажется совершенно невыносимым.

— Почему ты спас Тео? — спрашиваю я, зная, сколько они друг друга ненавидят.

— Странный вопрос, — говорит Ганс, кидая на меня грустный взгляд.

— Ты же ему всегда желал смерти, — тихо произношу я, шмыгая носом.

— Это было всегда не со зла.

Ганс медленным шагом подходит ко мне и садится рядом. Он облокачивается на колени, сложив руки в замок.

— Я не мог оставить его там посреди шоссе, лежащим и умирающим. Я не такая скотина, как ты думаешь…

— Почему вы с Тео перестали дружить?

Ганс нервно сглотнул. По всей видимости, эта тема была для него очень больной.

— Мы вместе дружили. Была моя сестра, он и я, и все эти ребята. Я всегда был полным идиотом, над которым можно было издеваться вечно.

Ганс тихо выдохнул из себя. Было заметно, что ворошить прошлое для него совершенно не услада.

— На последнем классе старшей школы меня перевели в другую из-за неуспеваемости. Мы часто виделись одной компанией, но Теодор начал дружить с Финном. Они жили не так далеко, как мы с ним, да и увлечения у них были более схожие, чем у нас с ним. Тогда я принял для себя решение — стать лучше, чтобы меня не считали полным дебилом.

Ганс делает паузу, словно подбирает правильные слова.

— За тот год я сильно изменился, стараясь как можно меньше бывать в компании. Но была одна девушка, к которой меня влекло. И она больше клала глаз на Теодора. Тео всегда был лучшим во всем: одежде, воспитании, шутках и даже учебе. У него было всё то, чего не было у меня, — прошептал Ганс на последнем слове. — Звучит сентиментально, не так ли?

— Вовсе нет, — ответила я ему как можно тверже. — И что было дальше?

— Я захотел заполучить эту девушку. Гормоны играли, я плохо соображал, что делаю, ставя отношения выше, чем наша дружба, — я поплатился. Конечно, девочка в конечном итоге обратила на меня взор, но Теодор решил отомстить. Ему удалось увести у меня ту, которую я любил всем сердцем. А потом…

Ганс поворачивается ко мне и заглядывает в мои заплаканные глаза.

— А потом ты, наверное, знаешь. Мы перестали общаться. Я выпросил у родителей квартиру, зарекаясь, что буду работать. Ну так и есть, я работаю по вечерам, чтобы оплачивать ее, но так же я влился в дурную компанию, от которой едва ли смог отделаться.

— Почему тебя считают задирой района? — спрашиваю у него, хотя слышу, что мой голос дрожит.

— Всё из-за той компании… Я не хочу о ней говорить, но скажу лишь одно: она слишком плохая, чтобы ей гордиться.

Поджимаю губы в плотную ниточку. Я не знаю, что ответить Гансу, да и нужно ли?

Даже несмотря на то, что между нами с Тео целая пропасть мужской ненависти и я для него и он для меня останется другом. Какие бы пути ни встречались на нашем пути, я знаю, что и Теодор бы точно так же поступил в этой ситуации…

Ганс сжал зубы. Это было видно по играющей мускуле на его лице. Впервые в жизни я поняла, что глубоко заблуждалась насчет одного парня. Парня, который может отдать жизнь за того, с кем враждует. Его история тронула мое сердце до мурашек по коже.

— Вот такая грустная история.

— Мне жаль, что вы с Тео перестали общаться, — как можно искренней отвечаю ему.

— Жизнь нас рассудит, — с улыбкой на лице ответил Ганс.

Мне стало немного уютнее после откровения Ганса. Словно я выслушала откровение, которое строило плотную стену между нами. Я точно знала, что первое впечатление от Ганса оставило неизгладимый след в моей памяти, но… Разве можно его судить за это? Нет.

— Ну а ты с Тео?

— А? — воскликнула я.

— Все вокруг видят, что между вами что-то есть.

— Это так заметно? — с улыбкой на лице отвечаю ему.

— Вообще-то да!

Я смущаюсь и отвожу глаза от Ганса.

— Да ладно!

— Я тебе ничего не говорила! — издав корявый смешок, мы вновь встречаемся взглядами. В глазах Ганса кроется небывалая радость за Тео. Я вижу это по искрам, пролетающим в них.

— Я рад за Тео. В кои-то веки ему попалась сносная девица!

— Это можно считать за комплимент?

— Конечно! — рассеялся Ганс.

В рекреацию вошел Вольфганг. По нему было видно, что он измотан всей этой ситуацией.

— А где Анна? — спросил он, оглядываясь вокруг.

— Они вышли подышать свежим воздухом, — ответила я. Ганс поднялся с дивана.

— Если я больше тут не нужен…

— Нет, Ганс, — по-доброму ответил Вольфганг. — Спасибо тебе за всё!

Они пожали руки.

— Я на связи, — ответил он и, попрощавшись со мной, удалился прочь. Вольфганг растерянно стоял посередине рекреации, словно что-то забыл.

— Лия, — окликнул меня он. — Поехали домой…

— Я останусь здесь, — твердо сказала я. — Я хочу остаться здесь.

— Но до утра точно к Тео не пустят…

— И пускай, — отозвалась я, более удобнее сидя на диване. — Хоть через неделю. Я хочу остаться здесь.

Вольфганг обреченно вздохнул.

— Я скажу медсестрам, чтобы тебя накормили и дали покрывало. Теодор лежит в реанимации, а после его переведут в палату 413. Сообщу всем, что ты родственник и можешь туда заходить при случае, если тебе разрешат.

Я легонько кивнула головой.

— Спасибо…

— Если что-то произойдет, звони, ладно?

— Ладно…

Вольфганг, не проронив больше ни слова, направился на выход. А я осталась сидеть в пустой рекреации, наслаждаясь тишиной и потоком мыслей, который меня резко кинул в сон.

Я уснула сразу же, как только Вольфганг ушел. По всей видимости, кто-то ночью меня накрыл покрывалом, потому что, распахнув глаза, я увидела на себе его. Я потянулась и, встав с дивана, посмотрела на время. Оно показывало восемь утра. Скорее всего, сейчас будет обход, поэтому мне удастся вытащить того доктора, который вчера приходил к нам. Не успела я выйти из рекреации, как мне повстречалась медсестра.

— Простите! — воскликнула я. Медсестра доброжелательно улыбнулась мне.

— Да?

— А к Теодору Гюнтеру, которого должны были перевести из реанимации в 413 палату, уже перевели?

Медсестра задумалась.

— Вы его невеста?

Я молча кивнула.

— Пойдемте на пост, посмотрим, есть ли какая-то информация.

Я нервно сглотнула и направилась вместе с медсестрой по коридору. На этаже было тихо, даже слишком тихо, чтобы это походило на больницу. Подойдя к посту, медсестра зашла за стойку и начала просматривать информацию в компьютере. Это ожидание было слишком долгим, как казалось мне.

— Да, его уже перевели в палату. Проводить вас?

Мое сердце затрепетало. Мне казалось, что я сейчас потеряю сознание от ожидания.

— Да, будьте добры!

— Пойдемте! — ответила она и повела меня за собой.

Мне хотелось бежать впереди нее, но я понимала, что это бессмысленно. Поэтому, пытаясь удержать себя в руках, я ровно ступала ногами по плитке. Дойдя до неприметной белой двери, у которой было стеклянное окно.

— Вот. Если вдруг что-то будет нужно, подходите на стойку и нажмите кнопку вызова медсестры. Точно такая же есть рядом с кроватью пациента.

— Хорошо. Спасибо.

Девушка оставила меня одну, уйдя по своим делам. Моя рука зависла в воздухе, по коже пробежала мелкая дрожь. Выдохнув из себя, я положила руку на дверную ручку и нажала на нее. Дверь легко поддалась мне, и я вошла внутрь.

По середине стояла кровать, на ней лежал Тео. Он тихо спал, окруженный различными медицинскими устройствами. Палата была просторной. Вдали, около окна стоял диван, а кресло было подвинуто к кровати Тео. Я поняла, что это палата-люкс, потому что висел телевизор, стоял небольшой стол и даже был холодильник. Осторожно ступая вперед, слева оказалась ванная комната с собственными туалетом и душевой кабиной.

Приборы тихо пикали, разрывая тишину. Я медленно подошла к Тео со стороны кресла. Сводный тихо сопел. Его дыхание было равномерным. На мониторе был показан его спокойный пульс. Я медленно наклонилась к сводному и поцеловала того в лоб.

— Привет, — тихо произнесла я, чтобы не разбудить его. Тео по-прежнему тихо спал. — Я надеюсь, что ты быстро поправишься…

На лице у Тео были ссадины. Его левая рука перебинтована с лангеткой. А под белой медицинской распашонкой, по всей видимости, тоже красовались бинты. На правой руке стояли катетеры. Зрелище было не из лучших. Но самое главное — Тео жив. А значит, он поправится.

Сев на кресло, я заметила, что сумка Тео уже стоит под столом. Интересно, кто ее отнес? Неужели медсестра? Но, не придав этому большое значение, я аккуратно взяла Тео за руку и положила голову рядом, в ожидании, что сводный скоро очнется. Сколько я так пролежала — непонятно. Я даже потеряла счет времени, пока не почувствовала, как сводный крепко сжал мою руку. Резко подняв голову, я увидела, что Тео улыбается мне.

— Тео! — воскликнула я и, поднявшись с кресла, решила его обнять.

— Ah, bon-bon*, — воскликнул он жалобно.

— Прости-прости, — затараторила я.

— Ты меня убьешь так.

— Прости!

В его голубых глазах виднелась радость. Я едва ли смогла сдержать слезы, которые подступали.

— Как ты? — спросила я для приличия, стараясь унять в себе радость.

— Дерьмово, как видишь, — рассмеялся Тео, но сразу же осекся. Его выражение лица смелосило на искривленное от боли.

— Не смейся, а то сам себя убьешь, — прошипела я ему, усаживаясь на кровать.

— Главное, что в последние минуты своей жизни я буду видеть тебя, — отозвался он, и я, богом клянусь, едва ли сдержалась, чтоб не стукнуть его за такие ужасные слова!

— Юмор у тебя и посмертно будет распирать легкие, — фыркнула я.

— Все ради того, чтобы ты улыбалась…

Мое сердце затрепетало от нежности, произнесенной Тео. Даже сейчас, когда ему было плохо, он думал обо мне. Это дорогого стоило…

— Я так испугалась….

Тео поднял руку и дотронулся до моей щеки. Его губы пересохли, и он их облизал.

— Но со мной же всё хорошо, — заверил он, улыбаясь. — Я живой. Правда, меня еще нужно чинить…

— Нужно, — со слезами на глазах ответила ему.

Дотронувшись рукой до руки Тео, которую он держал на моей щеке, я почувствовала всю ту нежность, которую сводный хотел мне отдать.

— Ты нас всех напугал…

— Знаю, — прошептал сводный. — Прости…

Я склонилась к Тео и робко поцеловала его в губы. Это был самый нежный и в то же время переполненный любовью поцелуй, от которого у меня на долю секунды перестало биться сердце.

— Как ты узнала?

— От Марии-Луизы.

Тео удивленно посмотрел на меня.

— От нее?

— Да. После того как тебя кто-то сбил, Ганс спас твою жопу.

Тео резко поменялся в лице. Наверное, его шокировала эта новость.

— Ганс?

— Потом скажешь ему спасибо, что он ехал в нужное время и в нужном месте.

Тео нервно сглотнул. Я увидела, что его пульс повысился. Приборы стали пикать быстрее.

— Ja, bon-bon, — прохрипел Тео так сладко, что по коже прошла дрожь.

— Когда я вбежала в больницу, то мне пришлось соврать медсестре, что я твоя невеста, чтобы меня пропустили.

— Невеста? — воскликнул Тео. — Ну ничего себе у тебя шуточки!

Я улыбнулась. Самой искренней улыбкой на свете..

— Ну подумаешь, немного приврала, чтобы добраться до тебя…

— Это что, мне придется жениться на тебе, потому что все медсестры больницы Святого Патрика думают, что ты моя невеста?

— Подумаешь, проблема какая-то! — фыркнула ему в ответ, и Тео потянул меня на себя.

— Проблема решаемая, — выдохнул он мне в губы, и мы слились в робком поцелуе.

Я забралась к нему на кровать, уложившись сбоку, на самом краю. Тео приобнял меня, вдыхая аромат моих волос.

— Лия…

— М?

— Я хотел бы извиниться за то, что тебе наговорил вчера…

Я промолчала. Конечно, мне хотелось слышать слова извинений, но в то же время я понимала, что Теодору сейчас нелегко.

— Я дурак. Полнейший дурак, что подумал, будто бы ты меня обманула…

— Я должна была тебе сказать о том, что у меня был жених, — ответила ему как можно мягче, зная, что нервировать сводного и заставлять переживать — не лучшая идея.

— Не должна. Это твое прошлое, которое не имеет никакого отношения к настоящему и будущему…

Тео нежно чмокнул меня в макушку.

— Я хочу, чтобы ты не держала на меня зла. Правда, смерти мамы, еще и этот белобрысый…

— Я тебя понимаю, — прошептала я.

— Я был на эмоциях и не должен был тебя обижать…

— Извинения приняты, — сказала я, жмясь к Теодору. — Правда…

— Я не хочу тебя потерять, — сказал Тео. — Ни сейчас, ни в будущем.

По коже прошла приятная волна мурашек. От слов Тео становилось на душе очень тепло..

— Не потеряешь, — ответила ему. — Куда я уйду?

— Ну не знаю-ю-ю, — стал ерничать Теодор. — Может быть, появится такой спаситель, как Ганс.

— Если бы не твоя травма, то я бы тебя стукнула! — прошипела я с довольной ухмылкой и взглянула в глаза Теодора. Он ехидно улыбнулся мне в ответ.

— Бьешь, значит, любишь? — поинтересовался Теодор, даже сейчас стараясь заигрывать со мной.

— Хочешь проверить? — ответила ему той же игривостью.

— Только когда поправлюсь. Не хочется заканчивать свою жизнь именно так!

— Дурак…

— Зато твой!

— Сомнительная награда, — ерничаю я в ответ.

— Ну какая есть… — наигранно и обиженно отвечает Теодор, и мы сливаемся в поцелуе.

— Я люблю тебя, Лия, — произнес Тео, покусывая мои губы.

— Сильно? — спросила я.

— Сильно.

Так мы и остались лежать в палате, счастливые и наполненные мечтами о светлом будущем. О том, которое хотели построить вместе.

Мы были счастливы, несмотря на все трудности и недосказанности. Несмотря на то, что нам приходилось уметь находить компромисс в совместной жизни. Но мы точно знали, что у нас получится..