Посвящается Карен и Дэвиду. Лучших брата и сестры мне не надо. Я так горжусь вами обоими! Вы многого добились в жизни, но самое главное — вы оба замечательные люди. Я счастлива, что вы у меня есть. Люблю вас!
Карьера — это потрясающе, но к ней не прижмешься ночью, если замерзнешь.
Понятия не имею, как так вышло, что я решила: все, любви конец, поезд ушел. С чего вдруг? Разумеется, мы все переживаем разрывы, плачемся в жилетку подружкам, топим горе в мятном ликере или заливаем мартини. Однако как бы ни щемило сердце, в глубине души мы все равно знаем, что будут новые романы. Ну, пусть не сразу. Когда-нибудь. В один прекрасный день.
Но тогда я не сомневалась: все кончено. Уход Питера меня подкосил. Три года назад, вернувшись домой после судебного заседания, я застала его за укладкой чемоданов — столкнулась с ним чуть ли не в дверях. Еще каких-нибудь полчаса, и мы бы вообще разминулись, так бы и сбежал, не попрощавшись.
— Харпер, я так больше не могу, — вот и все объяснения.
А я стою, смотрю на него и никак не могу придумать, что ответить. Так и не нашлась. В голове не укладывалось, что он способен ни с того ни с сего взять и уйти.
И ведь ничто не предвещало подобного поворота событий! Двумя неделями раньше мы праздновали нашу двухлетнюю годовщину — пили шампанское, заедали клубникой, до утра занимались сексом, клялись заплетающимся языком не расставаться до конца дней своих. Полгода назад он познакомил меня с родителями. Планировали перебраться в квартиру побольше — весной истекал срок аренды.
— Как… почему… что случилось?
Ничего более вразумительного выдавить не удалось. Я не сводила глаз с его широкой спины. Питер, отвернувшись от меня, склонился над видавшим виды объемистым чемоданом, разложенным прямо на постели, которую мы с ним делили эти два года. Я гнала мысли о том, как еще четыре дня назад на этой самой постели мы занимались любовью. Как раз на следующий день я стала компаньоном в нашей юридической фирме — самым молодым за все годы существования «Бут, Фицпатрик и Макмэхон». Какая еще женщина может в тридцать два похвастаться партнерством в фирме? Тем более в одной из самых престижных компаний северо-восточного региона? Однако за последние два года я в четыре раза расширила клиентскую базу и принесла больше двух миллионов долларов прибыли. В конце концов я набралась храбрости, пошла к совладельцам и пригрозила, что уйду, если до конца года меня не сделают младшим компаньоном. Посовещавшись, они решили, что придется, хотя случай был беспрецедентный и мое повышение всколыхнуло нью-йоркские юридические круги. Счастливее момента в моей жизни не было. Я хотела, чтобы Питер тоже порадовался за меня.
А он собирает чемоданы. Уходит.
— Почему? — спросила я опять, на этот раз почти шепотом.
Тут он наконец повернулся, раздраженно сопя, как будто я и сама могла бы догадаться, почему он уходит. Вроде как разговор — не более чем пустая формальность, которую он вынужден соблюсти, чтобы выбраться из квартиры. Я заметила, что волосы у него еще влажные, только из душа, а на затылке, высыхая, начинают, как всегда, курчавиться. На гладком подбородке не осталось и следа той сексуальной легкой небритости, которая мне всегда нравилась. В зеленых глазах ни тени сожаления, вон как сверкают. И вообще никакой напряженности или горечи — разве так ведут себя, когда уходят от женщины, которой неделю назад клялись в вечной любви?
— Я больше не могу, — повторил он, пожав плечами: мол, что поделаешь. Можно подумать, решение уйти от меня, собрать вещи, повернуться ко мне спиной было продиктовано некой неподвластной ему высшей силой. — Не могу, и все.
— Не понимаю, — ответила я, обретя дар речи.
Он снова отвернулся, продолжая складывать вещи, словно меня тут не было. Я подошла и встала рядом, с трудом сдерживаясь, чтобы, бросившись на пол, не уцепиться за его ноги — придется ему тащить меня за собой. Нет, не буду, у меня еще осталась гордость.
Наконец Питер повернул голову.
— Почему? — в третий раз спросила я.
Он избегал смотреть мне в глаза, но оторвался в конце концов от чемодана и произнес фразу, которую я до сих пор не могу забыть.
— Я не могу жить с женщиной, если карьера для нее важнее наших отношений.
Из меня как будто разом выпустили весь воздух. Ничего не понимаю. Когда это я дала повод думать, что карьера для меня важнее? Он работает не меньше меня. А если он действительно так считает, почему ни слова не говорил? Наоборот, я всегда старалась показать, что главнее его в моей жизни ничего нет. Как знать, может, я стала бы компаньоном в фирме еще раньше, если бы не пыталась доказать Питеру, что жить без него не могу. Я хотела преуспеть не только в профессии, но и в любви. И до этого вечера мне казалось, что я смогла найти необходимое равновесие.
Получается, не смогла.
— Ты это о чем? — проговорила я еле слышно, чувствуя, как почва окончательно уходит из-под ног. — Я совсем не такая, — прошептала я.
— Такая, — отрезал Питер, складывая последнюю идеально отутюженную рубашку.
В юридической фирме «Салливан и Фоли», где он работал, дела когда-то шли не хуже, чем у нас, однако в прошлом году они объявили о банкротстве и уволили половину сотрудников. Питера оставили, хотя зарплату сильно урезали.
— И потом, — искоса взглянув на меня, он резко захлопнул крышку чемодана (звук получился зловещий, как финальный аккорд), — мы с самого начала договаривались, что соперничать не будем. А сейчас у меня такое чувство, что ты пытаешься любой ценой доказать свое превосходство. Я устал.
Я не знала, что сказать. Никогда я не пыталась ни соперничать, ни тем более доказывать превосходство. Не моя вина, что мне быстрее удалось сделать карьеру в фирме. Не моя вина, что его контора завалила несколько крупных дел, попала под расследование Комиссии по биржам и ценным бумагам и была вынуждена пойти на отчаянные меры. Раньше карьера Питера выглядела куда более многообещающей, чем моя; просто все изменилось. Я смотрела на него и не верила глазам, по щекам катились слезы. Вот оно, значит, как. Я-то думала, повышение в должности — это только повышение зарплаты. Оказывается, не только: еще от тебя уходит возлюбленный. Об этом в «Бут, Фицпатрик и Макмэхон» никто и словом не обмолвился.
И тут Питер наконец повернулся ко мне. Нет, не потому, что решил поговорить нормально, — просто я стояла в дверях, а ему надо было как-то пройти.
— Харпер, пойми. — Из-за тяжеленного чемодана в правой руке он стоял скособочившись, и зрелище получилось почти комичное. — Ты мне нравишься. Но я мужчина, а мужчина — главный добытчик в семье. Я должен был первым получить партнерство. И потом, — добавил он ехидно, — мы, помнится, условились, что ты уйдешь с работы, чтобы мы могли завести ребенка.
— Я… разве я согласилась? — потрясенная до глубины души, дрожащим голосом спросила я.
Мне всего тридцать два, а я, оказывается, должна бросить работу и нянчить его детей? Он в своем уме? У меня как минимум еще лет десять, чтобы родить; если вместо работы я займусь грудным вскармливанием, остальным компаньонам это вряд ли понравится. Разумеется, когда-нибудь у меня будут дети. Но не сейчас, сейчас я не готова. Да и Питер, если уж на то пошло, к детям особо не стремился.
— Я думал, мы с тобой на одной волне… — Питер разочарованно покачал головой, как будто я принесла из школы двойку в дневнике. — А получается, Харпер, тебе лишь бы меня обогнать.
Оцепенев, я стояла в немом изумлении, так и не нашла, что ответить. Молча вышла за ним на лестницу и глядела ему вслед, пока он спускался.
Ушел, не обернувшись.
После разрыва всегда возникает пустота. Пытаясь ее заполнить, ты вышибаешь клин клином и пускаешься во все тяжкие. Или впадаешь в глубокую хандру. Или покупаешь ведро бананового мороженого с шоколадом и грецкими орехами. Пожалуй, два ведра. Тридцать семь, если уж совсем точно.
Я очень переживала наш разрыв с Питером. Мне следовало бы злиться на него за то, что бросил меня ни с того ни с сего, не предупредив, не объяснив ничего толком, — но злости не было, сердце переполняли обида и боль. Три дня я провалялась в постели. Мои лучшие подруги Мег, Эмми и Джил по очереди сидели со мной. Секретарша привезла патентные заявки, находившиеся на тот момент в работе, и отменила все встречи и выступления в суде. По телефону я сказалась больной, но, увидев разбросанные по квартире обертки от шоколадок, тубусы от чипсов «Принглс», бутылки из-под «Бакарди лимон», окурки и пустые ведерки от мороженого, она наверняка обо всем догадалась. К тому же у меня на непрерывном повторе играла «Так себя не ведут» Кортни Джей, и я с чувством подпевала, вставляя в самых оскорбительных местах имя Питера.
На четвертый день я завязала с трауром и вышла на работу, убеждая себя, что ушел — и скатертью дорожка. И хорошо, что ушел. Кому нужен парень, который бросает девушку, как только поймет, что у нее что-то получается лучше? Мне точно не нужен. Кому нужен парень, который чувствует себя ущербным, если девушка зарабатывает чуточку больше? Точно не мне.
Мысли правильные, однако легче от них не становилось. Логика в сердечных делах не помощник.
Прошло время, прежде чем я почувствовала себя способной к новым знакомствам. Клин клином — не мой стиль. К тому же я знала, что Питер обязательно передумает и вернется. Но прошло четыре месяца, а от него ни слуху ни духу. Его друзья Карлос и Дэвид забрали оставшиеся вещи, включая красивейший итальянский кожаный диван, который мы купили за два месяца до ухода Питера, причем он тогда настоял, чтобы покупку оплатили его кредиткой; и вот теперь Питер, похоже, исчез с лица земли, а я осталась — мыть пол в пустой комнате.
Но когда я наконец решила вновь закружиться в любовном водовороте, оказалось, что светит мне лишь одиночное плавание.
Нет, разумеется, время от времени я с кем-то встречалась и ходила на свидания. Я не уродина: пять футов шесть дюймов роста, светлые волосы до плеч, зеленые глаза, маленький нос, чуть припорошенная веснушками розовая кожа, нормальная для тридцатилетней женщины фигура — словом, на недостаток мужского внимания не жалуюсь.
Со мной исправно знакомились, никаких проблем. Но как только узнавали, что я адвокат и, что еще хуже, компаньон в одной из самых успешных юридических фирм на Манхэттене, мои кавалеры давали деру. Бежали без оглядки. Устанавливали рекорды скорости. Несколько отчаянных смельчаков продержались до третьего или даже четвертого свидания, а потом все равно сошли с дистанции.
Так вот, на свидания я ходила, однако мужчины неизменно оказывались в тупике. Они знали, что знаменитое сочетание трех качеств — красоты, очарования и ума (в моем случае, признаю, скромной привлекательности, саркастического чувства юмора и ума) — должно приводить их в восторг. Увы, в реальной жизни эта гремучая смесь их просто отпугивала.
Я ни секунды не сомневалась, что рано или поздно кого-нибудь найду. Не то чтобы мне нужно было мужское плечо — я прекрасно могла обойтись и одна. Просто я знала, что, порвав с Питером, я обязательно найду кого-то, кто полюбит меня, и я его полюблю, и он будет сильнее Питера, и оценит по достоинству мои усилия, и не будет чувствовать себя ущербным, и поймет, что, кем бы я ни работала, я — это я.
Когда ушел Питер, мне было тридцать два. Молодая и оптимистичная. Еще не вышедшая из того возраста, когда верят в любовь.
Теперь мне тридцать пять. С тех пор как мне исполнилось двадцать, в отношениях с мужчиной я не доходила дальше четвертого свидания (Питера не считаем). А двадцать мне исполнилось ой как давно.
Завтра третья годовщина разрыва с Питером; третий год, как у меня никого нет, три года как я осознала, что успешная карьера и успех в любви — понятия взаимоисключающие.
Чем дальше, тем яснее становилось, что, продолжая подниматься по карьерной лестнице, я обрекаю себя на одиночество.