Теория блондинок

Глава 20

Все-таки не надо было врать Мэтту про вымышленный ужин с Питером, который к тому же за три года на самом деле мне так ни разу даже не позвонил. И почему из всех знакомых именно его я решила использовать в качестве прикрытия? Глупее не придумаешь. Почему через три года после того, как он меня бросил, я все еще за него цепляюсь? При этом возвращаться к нему я не собираюсь ни в коем случае. Наверное, просто все так внезапно оборвалось, что мы толком и отношения не выяснили. Наша лодка, мирно скользящая по глади волн, вдруг перевернулась на самом что ни на есть ровном месте.

Три года мысли о нем не давали мне покоя. Все комплексы, которые во мне зародил Питер, успели расцвести буйным цветом. Я позволила его слабостям и предубеждениям портить и усложнять мою личную жизнь. Из страха, что остальные мужчины по его примеру начнут меня бросать, я сама лишила себя надежды на счастье. Мэтт пришел извиниться и пригласить меня на ужин, а я, как капризная девчонка, накинулась на него с упреками, испугавшись, что он такой же, как Питер. Получается, я подсознательно жду, что любой мужчина, которого я допущу в свою жизнь, рано или поздно от меня отвернется.

Но сейчас я даже не стала дожидаться — прогнала Мэтта сама. Он ведь не собирался бежать. А я ему соврала, оттолкнув того единственного, который готов был узнать меня по-настоящему и полюбить, не нуждаясь в притворстве.

Уставившись в пространство, наедине с горькими думами я сидела дома на диване. И вдруг меня осенило.

Надо самой связаться с Мэттом. Все чувства и мысли смешались в беспорядочном вихре, и только одно я знала точно: надо увидеть Мэтта и извиниться перед ним, пока я окончательно не разрушила то единственное счастье, которое дала мне операция «Блондинка».

Я позвонила Эмми. Она сняла трубку после первого же гудка.

— Что случилось? У тебя все нормально? — захлебываясь от волнения словами, спросила подруга. — Мег сказала, ты что-то такое странное отмочила, когда вы с ней разговаривали.

— Да нет, — рассмеялась я, удивляясь, по каким пустякам она за меня беспокоится. — Все в порядке. Потом обязательно расскажу, честно. А сейчас помоги мне, пожалуйста, я разыскиваю номер Мэтта.

— Мэтта Джеймса? — удивленно переспросила она.

— Говорю же, потом объясню, — поторопила я. — Мне очень нужно, и срочно. Поможешь?

Эмми попросила не вешать трубку и начала рыться в телефонной книге, карманном компьютере и документах со студии. Через несколько минут в трубке вновь послышался ее голос:

— Телефон не нашла. А вот адрес есть. Пойдет?

— Да, конечно, — обрадовалась я. — Продиктуешь?

— Поосторожнее там, — успела предупредить Эмми, прежде чем я начала прощаться.

— Не бойся, — успокоила я. — На этот раз я точно знаю, что делаю.

Выйдя из дома, я поймала такси и дала водителю адрес Мэтта, нацарапанный на листке. Такси катило вдоль по Пятой авеню, лавируя в плотном потоке, а я с тревожно бьющимся сердцем пыталась придумать, что скажу. Надо попросить прощения. Я поступила глупо и чуть все не испортила. Да, он несколько дней держал меня в подвешенном состоянии, зато сегодня сам пришел ко мне, пытаясь извиниться. А я, вместо того чтобы понять и простить, соврала, да еще притворилась, будто мне до него нет никакого дела, лишь бы ревность вызвать. Самой стыдно.

Через двадцать минут такси остановилось перед входом в дом Мэтта на западной стороне Парк-авеню, между Двадцатой и Двадцать первой улицами. Я уже хотела сунуть водителю десятку и, выскочив из машины, бежать восстанавливать отношения, как вдруг заметила в вестибюле знакомую фигуру. Оцепенев, я не могла отвести взгляд от стеклянной стены вестибюля. Во рту пересохло, внутри все как будто заледенело. Человека внутри я узнала сразу же. Это Мэтт — его темные волосы, взъерошенные, как у скейтбордиста из модного журнала, его рубашка навыпуск поверх потертых джинсов… и его руки, обнимающие женщину, которая тоже кажется знакомой.

Я смотрела не отрываясь. Это Лиза, та самая, с которой он тогда приходил в бистро, где мы сидели с политтехнологом Джеком. Та самая, про которую он сказал: «Мы просто друзья», а я еще ругала себя за глупую ревность.

Сквозь стекло было видно, как Мэтт что-то говорит Лизе, что-то шепчет ей на ухо. А она смеется. У меня потемнело в глазах, но я успела заметить, что Мэтт не выпускает ее из рук и выглядит это очень романтично.

Я потрясла головой и заморгала. Глупо так себя вести. Что я особенного увидела? Они просто друзья, как он мне и сказал. Наверное, выпили по чашечке кофе или перекусили и теперь прощаются. Может, он даже советовался с ней насчет меня. Нервы ни к черту. Это все отголоски мыслей о Питерс, те самые страхи и предубеждения, заставляющие Меня подозревать всех и вся, даже тех, кому можно полностью довериться.

— Дамочка, вы тут до утра собираетесь сидеть? — рявкнул водитель, глядя на меня в зеркало заднего вида.

Я тут же вспомнила, где нахожусь, и, поймав его взгляд в зеркале, смущенно улыбнулась.

— Извините, пожалуйста. Уже выхожу.

Протягивая ему зажатую в кулаке десятку, я еще раз посмотрела на подъезд Мэтта проверить, там они с Лизой или нет. Мне было бы проще, если бы не пришлось объясняться с консьержем и просить его звонить Мэтту в квартиру.

Но когда мой взгляд уткнулся в стеклянную стену вестибюля, я опять застыла, с такой силой вцепившись в банкноту, зажатую в кулаке, что водителю пришлось вырывать ее силой.

— Послушайте, я тут всю жизнь торчать не намерен, — пробурчал он, запихивая банкноту в карман. — Здесь вам не экскурсионный автобус.

Но двинуться с места я не могла. Могла только, приплюснув нос к боковому стеклу, смотреть широко раскрытыми глазами, как Мэтт целуется с Лизой. Нет, с «просто друзьями» так не целуются. На прошлой неделе он так же неистово и страстно целовал меня.

Мир рушился, а я не отрываясь смотрела, как мужчина, который несколько часов назад объяснялся мне в своих чувствах, целуется с другой — прекрасной, изящной, стройной, как тростинка, женщиной.

— Поехали, — наконец выдавила я, не в силах оторваться от представшей моим глазам сцены. — Вперед, ну поехали же! — воскликнула я, вдруг испугавшись, что Мэтт посмотрит на улицу и заметит меня. И получится, что я ему прохода не даю, да еще вдобавок шпионю.

— Дамочка, вы что, совсем? — возмутился водитель. — Вылезать, значит, раздумали, да? Выберите уже что-нибудь одно!

— Отвезите меня домой, — попросила я и назвала адрес. — Обещаю щедрые чаевые. Только поезжайте, пожалуйста.

Его взгляд в зеркале был достаточно красноречив, тем не менее, недовольно бурча под нос, он встроился обратно в поток, и мы покатили.

Когда дом Мэтта скрылся из виду, я откинулась на сиденье и закрыла глаза, тяжело дыша. Мысли разбредались.

Одно я знала точно. Сама виновата. Сомнений быть не может. Если бы я не попыталась сыграть на чувствах Мэтта, выдумав звонок от Питера, ничего бы не произошло. Не понимаю, правда, почему нужно сразу кидаться целовать другую… И все равно его поведение так или иначе продиктовано тем, как несправедливо я с ним обошлась. Это просто своего рода защитная реакция. Ведь то, что произошло между нами на прошлой неделе, не просто игра моего воображения. Я ему нравлюсь. Нравлюсь безоговорочно. А я взяла и своими руками все испортила. Обидела его, и он теперь пытается забыться.

Открыв глаза, я уставилась на проплывающие за окном автомобиля дома. Мы ехали мимо наводненной туристами Таймс-сквер, и мне казалось, что весь мир состоит из прогуливающихся под руку парочек. Нет, одинокие тоже попадались, но сейчас я замечала только счастливых влюбленных; пожилые, молодые, средних лет, они держались за руки, шли под руку или обнимались. Почему я так не могу? Почему не я беззаботно гуляю по нью-йоркским улицам, радуясь, что рядом любимый человек? Почему я каждый раз умудряюсь все погубить? Я в отчаянии стукнула кулаком по потертому кожаному сиденью такси, не обращая внимания на сердитый взгляд водителя в зеркале заднего вида.

Если бы я послушалась своего сердца и простила Мэтта, когда он пришел с извинениями, вместо того, чтобы пудрить ему мозги, сейчас все было бы иначе. Если бы я поменьше разрешала работе выходить на передний план и хотя бы иногда про нее забывала, мне вообще не пришлось бы страдать. Можно подумать, у меня цель жизни — стать лучшим патентным поверенным в городе. А вдруг Питер был прав и я действительно плохо с ним обошлась, поставив во главу угла свои дурацкие, ненужные амбиции? Да, он, конечно, поступил подло, но, может, мне тоже есть в чем себя упрекнуть? А уж в нынешней ситуации с Мэттом вина целиком и полностью моя.

Ну почему я все только порчу?

Наверное, дело все-таки не в работе. Дело во мне самой. Наверное, я слишком требовательная. Или слишком многого хочу. Или слишком сильно критикую близких за видимые только мне проступки. Похоже, я сужу всех, в том числе и себя, по каким-то завышенным критериям. Вот с Джил, например, так и вышло. Она ведь почувствовала, что я чем-то недовольна. Может, то же самое получается с мужчинами? Вдруг я просто не даю им шанса раскрыться? И они бросают меня из-за сложного характера, а работа и успех здесь ни при чем.

Так или иначе, я все-таки загубила единственную возможность, которую за последние три года мне послала судьба, быть с мужчиной, который меня по-настоящему любит.

Такси остановилось у моего дома, и я расслышала, как водитель бормочет себе под нос что-то о том, как вечно к нему садятся «больные на голову». Что ж, может, и так. Я выползла из автомобиля и, сдерживая слезы, захлопнула дверцу. Наверное, я и правда больная. Тогда все еще проще.

Через час я ходила по дому в старых джинсах и футболке, но умыть заплаканное лицо не спешила. Чего ради стараться? Все равно я до старости буду жить одна. Кому какая разница, как я выгляжу?

Я устроилась поудобнее на мягком кожаном диване — и впервые поняла, что ненавижу его, ненавижу за то, что он достался мне в награду за одержимость работой. Нахмурившись, щелкнула пультом, и включился огромный плоскоэкранный телевизор — еще одна из маленьких радостей шестизначного годового дохода, к которому стремишься в поте лица, вместо того чтобы, как нормальный человек, ходить на свидания. Со вздохом я окинула взглядом неизменную гору почтовых пакетов на журнальном столике. А потом одним махом ноги скинула их со стола, так что они разлетелись по всей комнате. Я ненавидела их в тот момент лютой ненавистью, ненавидела свою квартиру, ненавидела все, чем себя окружила, ведь все эти вещи кричали о том, что я в погоне за ними позабыла о самом главном — о любви. А сейчас уже ничего не изменишь.

Нервно грызя ногти, я щелкала пультом, переключая каналы, — всегда обращаюсь к этой вредной привычке, если в жизни что-то не ладится. Наконец остановилась на повторе сериала «Сайнфельд» — шла та серия, где Джордж и Джерри обсуждают, в какой форме должна выйти команда «Янки». Я закусила ноготь на указательном пальце, пытаясь навсегда выбросить сегодняшний день из памяти. Хотелось вернуться на две недели назад, когда операция «Блондинка» еще не началась; когда Мэтт не признался, что я ему нравлюсь; когда я о Питерс и думать забыла, когда никакие навязчивые сантехники-ирландцы не пытались внушить мне, что я сама всему виной…

Вот, пожалуйста, я сама во всем виновата, признаю. Я сама все испортила. И продолжаю портить.

Началась вторая серия «Сайнфельда», и только я успела устроиться поудобнее, чтобы посмотреть, как Элейн будет уворачиваться на свидании от того парня, который любит напирать на собеседника, когда вдруг в дверь постучали.

— Если это опять чертов сантехник, — пробурчала я, сползая с дивана и оглядываясь в поисках бесхозных полотенец, — убью на месте.

Я распахнула дверь, готовая сорваться на любого, кто посмел нарушить мое мрачное уединение. Но когда я увидела, кто стоит в коридоре, у меня глаза на лоб полезли — Мэтт Джеймс, печальный, глаза, как у брошенного пса. Плечи горестно поникли, одет в ту же самую рубашку навыпуск и потертые джинсы, в которых я разглядела его через окно такси.

— Мэтт, — выдохнула я, пытаясь справиться со шквалом нахлынувших чувств.

Главными среди них были злость и обида при воспоминании о том, как он целовался с Лизой. А еще я чувствовала себя беспомощной, раздосадованной и бесконечно виноватой. Если бы не я, он не побежал бы искать утешения к другой.

— Здравствуй, Харпер, — повесив голову, печально произнес Мэтт. — Можно войти?

— Конечно, — почти беззвучно прошептала я, пропуская его.

Он выглядел таким удрученным, что мне захотелось броситься ему на шею и прижать к себе, но, увидев его с Лизой, я была на взводе и не могла доверять чувствам. И потом, я же не знаю, зачем он явился.

— Как прошло свидание? — спросил он тихо, когда я закрыла за ним дверь.

Я попыталась не расплакаться.

— Мэтт, мне очень стыдно перед тобой, — запинаясь, проговорила я. Он повернулся, и мне пришлось посмотреть ему в глаза. — Я все наврала. Питер не звонил. Я не понимала, что делаю. Не знаю, почему я так поступила.

Мгновение Мэтт, ничего не говоря, просто смотрел на меня, а потом я оказалась в кольце его сильных рук, и он крепко прижал меня к себе. Я тут же обмякла, прижавшись к мускулистой груди и вдохнув головокружительный аромат одеколона, почувствовала, как мне спокойно и уютно.

— Ничего, — наконец медленно произнес Мэтт успокаивающим тоном. — Я не сержусь. Я все понимаю. Ты мне правда нравишься, я не хочу ссориться по мелочам.

— Ты мне тоже очень нравишься, — тихо сказала я.

Я посмотрела на него благодарным взглядом, ожидая продолжения. Как хорошо, что все разъясняется. Сейчас он покается мне про Лизу, и мы начнем с чистого листа.

Однако он, ничего не говоря, гладил меня по спине и ласково трепал мои волосы.

— Давай пообещаем, что больше такого не повторится, — пробормотал он. — Что мы всегда будем друг с другом откровенны.

— Конечно, — тут же согласилась я, думая, что вот сейчас он мне объяснит про Лизу и извинится.

Но нет, похоже, никаких объяснений не предвидится. Вздохнув, я решила начать сама.

— А ты чем сегодня занимался?

Мэтт выпустил меня из объятий и, снисходительно улыбаясь, отступил на шаг.

— Да так, дома сидел, — ответил он, пожимая плечами, как будто не мог в точности вспомнить, что он там такое делал. — О тебе думал.

Застыв на месте, я пристально посмотрела на него. Он выдержал взгляд, при этом вид у него был невинный, как у младенца. И тут у меня закралось подозрение. «Он же актер», — прошелестел тоненький предостерегающий голосок. Я отмахнулась. Ну актер, но передо мной зачем притворяться?

— Мэтт, — наконец сказала я вслух, тщательно подбирая слова и пытаясь не становиться в позу обвинительницы. Наверняка у него найдется разумное объяснение. — Я сегодня ездила к тебе, хотела попросить прощения. Хотела сказать, что была не права и что Питер из моей жизни давно исчез. Но… — тут я замолчала, не в силах продолжать. Пришлось сделать глубокий вдох и взять себя в руки. — Но я увидела, как ты целуешься с той девушкой, которая была тогда в ресторане. С Лизой.

Ее имя прозвучало как ругательство. Мэтт явно напрягся. Потом пожал плечами.

— Ну да, было. И что такого?

— Что такого? — недоверчиво переспросила я. — Ты целовался с другой! Ты ничего не хочешь мне объяснить?

— А что? — Тон у Мэтта стал вызывающим. Он снова передернул плечами. — Она мой биржевой маклер.

— Твой биржевой маклер? — повторила я, не понимая, что это объясняет.

— Ну да. Одна из тех, с кем я встречаюсь.

— Одна из?.. — ошеломленно переспросила я.

Дыхание перехватило.

— Ну да. А что такого? Я всегда встречаюсь параллельно с несколькими.

— Ты… ты не шутишь?

И тут я вспомнила, о чем предостерегала Эмми: про слухи, что он якобы бабник. Я тогда отмахнулась, не поверив. И зря.

— Конечно, не шучу. — Мэтт смотрел на меня как на дурочку. — Я актер. Неплохо выгляжу. В самом расцвете сил. Такие, как ты, на меня сами вешаются.

— Такие, как я?

У меня в голове не укладывалось. Тело внезапно ослабло.

— Сильные, — мечтательно глядя куда-то в стену за моей спиной, произнес он. — Врачи. Директора. Банкиры. Женщины с мужским характером. В переносном смысле, разумеется. Боже, ты представить себе не можешь, как это заводит. — Он посмотрел на меня и нежно улыбнулся. — Но больше всего, Харпер, я люблю юристов. И всегда любил.

Я смотрела на него, разинув рот, пытаясь понять, что он такое говорит.

— То есть ты встречаешься со мной только потому, что я юрист? — наконец в ужасе выдавила я.

На последних словах голос дрогнул. Сейчас меня вывернет от отвращения.

— Ну да, — удивленно ответил Мэтт. — К тому же ты очень красивая и вообще потрясающая. А в общем, да, меня заводят сильные женщины.

— Боже мой! — пробормотала я, цепенея от ужаса.

— В чем дело? — не понял Мэтт. — Я думал, тебе нравится. Разве не ты искала мужчину, который бы ценил, что ты такая умная и у тебя такая ответственная работа?

Я уставилась на него, прокручивая в голове только что услышанное. Я была так польщена, когда он объяснил, что его тянет ко мне не вопреки моей работе, а как раз благодаря ей!.. Я же не знала, что его слова надо понимать буквально. Я-то думала, что работа всего лишь отражает какую-то часть моей сущности и поэтому тоже кажется ему привлекательной; откуда мне было знать, что она-то его и зацепила.

Меня трясло. Получается, он переспал с половиной нью-йоркских руководительниц. А я — очередная звездочка на крыле его истребителя.

— Уйди, пожалуйста, — наконец прошептала я. От одного вида его невинных глаз мне делалось дурно. — Уходи. Прямо сейчас.

Мэтт непонимающе уставился на меня.

— Хочешь, чтобы я ушел?

Он что, решил, после этих слов я одумаюсь и попрошу его остаться? Я что, мазохистка, встречаться с парнем, которому важно только сознавать, что он спит с юристом, да еще, выходит, я должна радоваться, что из моей постели он поскачет к очередной своей знакомой с шестизначным доходом?

— Сию же минуту, — отрезала я.

Слезы подступали к глазам, а я не хотела, чтобы Мэтт видел меня плачущей. Мэтт попытался было возразить, но я ледяным взглядом оборвала его протесты.

— Немедленно. Больше повторять не буду.

Он посмотрел на меня немигающим взглядом, затем пожал плечами, как будто уступая, и шагнул к выходу.

— Позвони, когда передумаешь, — с легкой улыбкой произнес он. Да, Мэтт явно не привык, чтобы ему отказывали, и не понимал, что именно сейчас происходит. — Я на тебя не сержусь.

Трясясь от возмущения, я молча открыла дверь и жестом велела ему убираться. Еще раз пожав плечами, он вышел в холл и открыл рот, явно собираясь что-то сказать. Но мне уже не хотелось слушать. Я захлопнула дверь у него перед носом и надеюсь, до него дошло, что здесь его больше не ждут. Никогда.

Я еще долго стояла в прихожей, пытаясь унять сотрясавшую тело дрожь. Даже не подозревала, что меня можно так вывести из себя — или что я могу свалять такого дурака. И как я могла ему поверить? Выходит, мне так важно было найти хоть кого-нибудь, что я не сразу раскусила, каков Мэтт на самом деле.

В голове крутилась только одна мысль, и как я ни пыталась от нее избавиться, сделать вид, что это не так, ничего не получалось.

«Питер прав, — повторял назойливый голосок. — Тебе никогда не найти того, кто полюбит тебя по-настоящему».

После часа терзаний у меня возникло необъяснимое, но настойчивое желание уехать домой в Огайо. Забраться в свою детскую кровать в том самом доме, где я выросла, чтобы мама подоткнула мне одеяло, пожелав спокойной ночи, и утешила, мол, утро вечера мудренее… Увы, не получится. Уже почти полночь, так поздно самолеты в Колумбус не летают. А даже если бы летали, мне все равно с утра на работу. Нужно представлять патент на регистрацию, мое присутствие обязательно.

Можно было поехать к Мег, или к Эмми, или к Джил, но ни с кем из них сейчас говорить не хотелось. Мне нужен дом, место, где меня никто не тронет, никто не будет читать нотации и разбирать по косточкам, что я сделала не так. Я оглядела свою по-спартански пустую квартиру, где после ухода Питера я не особенно пыталась наводить уют. Домом здесь и не пахло.

И тогда я собрала рабочие документы, взяла кое-что из одежды, косметичку и направилась туда, где в последние одиннадцать лет проводила больше времени, чем дома, — я поехала в офис.

Заснуть сегодня все равно не удалось бы. А так хоть с пользой проведу время, посвящу его тому единственному, что всегда останется со мной, — займусь работой.