К тому времени как я, сжимая в руке обещанный сэндвич с говядиной, удалилась с телестудии, Эмми успела научить меня куче необходимых вещей: блондинке нельзя говорить связно и аргументированно, зато положено пересыпать речь многочисленными «как бы» и «типа»; нужно кокетливо хлопать ресницами, а не смотреть уверенно в глаза собеседнику; грудь повыше, взгляд в пол. Почаще в ужасе распахивать глаза, демонстрируя непонимание элементарных вещей, разучиться читать между строк; полезно также вскрикивать время от времени: «Повтори, я не въезжаю!» и говорить тоненьким голоском — а я-то, наоборот, привыкла сохранять уверенный ровный тон. Эмми даже успела обсудить со мной вымышленные подробности моей новой профессии. Теперь я девушка из команды поддержки «Нью-йоркских гигантов».
Можно подумать, кто-то поверит. Ну кто примет тридцатипятилетнюю женщину, чья нога уже неизвестно сколько времени не ступала на порог спортивного зала, за девчонку-«зажигалку»? Однако Эмми от моих возражений просто отмахнулась.
Короче, усилиями подруги я стала превращаться в полную противоположность самой себе. Причем получалось до ужаса правдоподобно. Глядя на свое отражение в зеркале — платье цвета фуксии, повторяющее каждый изгиб тела, залитая лаком прическа и ресницы, похожие на двух гигантских пауков, — я поняла: еще немного, и королеве блондинок Джессике Симпсон останется только нервно курить в углу. Когда я вышла из студии, на ходу уминая сэндвич и с ужасом думая о предстоящем вечере, я уже чувствовала себя неизмеримо глупее, чем раньше.
Вы, наверное, удивляетесь, зачем я вообще согласилась на операцию «Блондинка». «У нее же и так все в порядке. Зачем ей притворяться кем-то другим?» — недоумеваете вы.
Вам хорошо говорить. Сомневаюсь, что ваша личная жизнь с такой же скоростью катится под откос, как моя. Или у вас тоже ситуация незавидная? Впрочем, тогда вы бы все сразу поняли и не стали бы спрашивать, зачем мне эта авантюра.
Смотрите сами.
Номер один: Джек. Мне восемнадцать, ему двадцать два, мы идеальная пара. Он заглядывает мне в глаза, признается в любви, посылает цветы, пишет романтические письма… а через семь месяцев вдруг заявляет, что хочет жениться и как можно скорее завести детей. «Ты что, Джек? — говорю я. — Мне надо закончить колледж. Пойти в юридический. Я пока не готова заводить детей». Он бурно протестует; я уступаю и говорю, что, может быть, подумаю об этом, когда закончу колледж, — мне всего девятнадцать, я еще не знаю, что вовсе не обязательно отказываться от мечты только потому, что так решил парень, от которого у тебя голова кругом. «Нет, — заявляет он, — я хочу детей прямо сейчас». — «Джек, послушай, — убеждаю я, — я не готова». Через три недели Джек звонит мне. Оказывается, в машине ему было откровение: Господь сказал ему, что баптисты (к которым он принадлежит) не должны встречаться с католиками (к которым принадлежу я). Еще два месяца спустя он объявляет о помолвке с баптисткой Сюзи, еще через месяц они играют свадьбу, и ровно через девять месяцев на свет появляется Джек-младший. «Ладно, — говорю я себе. — Это все религиозные заморочки. Дело не во мне».
Номер два: Джеймс. Мне девятнадцать, ему двадцать три. Он полная противоположность Джеку. В церкви, наверное, сроду не бывал. «Замечательно, — думаю я. — Вряд ли ему будет откровение в машине». Два года мы встречаемся. Джеймс работает газетным репортером в Колумбусе. Под конец выпускного курса в колледже я узнаю, что поступила в Гарвард, и чуть не прыгаю от радости. Джеймс, однако, недоволен. «Ты же собиралась остаться здесь и заканчивать юридический в Огайо», — дуется он на меня за праздничным шампанским, которое я заказала, чтобы торжественно сообщить ему великую новость. Я возражаю: мол, никогда ничего подобного не говорила и с детства мечтала учиться в Гарварде. «Да, но теперь у тебя есть я, — возмущается Джеймс. — С этим надо считаться». Я заверяю его, что считаюсь. Он может поехать со мной и работать в какой-нибудь газете в Массачусетсе. Или я буду часто приезжать в Огайо, а когда получу диплом, вернусь. «Ненавижу Бостон», — отвечает Джеймс, хотя, по моим сведениям, он там ни разу не был. Через две недели Джеймс оставляет мне сообщение на автоответчике: «Ты мне нравишься, но любви конец. Давай не будем больше встречаться. Надеюсь, расстанемся друзьями». Я несколько раз перезваниваю… увы, никто не берет трубку. «Ладно, — говорю я себе. — Просто он не хочет переезжать в другой штат. Дело не во мне».
Номер три: Дасти. Мне двадцать два, ему двадцать три. Он играет на гитаре в рок-группе. Познакомились мы в ирландском пабе Неда Девайна в Фенейл-холле. Я так сильно напилась, что не сразу сообразила: рок-гитарист без высшего образования не совсем мой тип. «Ладно, почему бы не попробовать, — пытаясь на трезвую голову разобраться в себе, размышляю я на следующее утро. — До сих пор с музыкантами встречаться не доводилось. Может, мне как раз нужен человек творческий». У творческого человека вскоре обнаруживаются тяга к спиртному и махровый пофигизм. Год мы встречаемся. Разумеется, я давно бы с ним порвала, тем более он мне, похоже, изменяет, а когда он рядом, его все равно что нет, потому что он пьян в стельку. Однако мне его жалко. Поэтому я чуть не падаю от неожиданности, когда на ужине в честь нашей годовщины Дасти мимоходом сообщает, что нашим встречам конец. «Вечно ты уткнешься носом в книжку и сидишь, — смачно рыгнув, говорит он. — Попроси бармена налить мне еще кружечку, когда будешь уходить, хорошо?»
«Ладно, — говорю я себе. — Просто он алкоголик и не вылезает из прокуренных баров. Дело не во мне».
Номера четыре, пять и шесть: Грег — 25 лет; Брэд — 27; Грифф — 26. После Дасти я решила пойти другим путем и начала встречаться со студентами Гарварда — с каждым продержалась по нескольку месяцев.
С Грегом мы учились в одной группе. Через три месяца после знакомства преподаватель во всеуслышание объявляет, что мне удалось попасть на практику в самую престижную компанию, и Грег заявляет, что больше не хочет меня видеть. «Ты всегда только и делала, что задирала нос, — обиженно бормочет он, выходя из аудитории. — Не звони мне».
Брэд скоро получит диплом магистра политологии и уже работает на Капитолийском холме. Наши политические убеждения расходятся; однажды — встречаемся мы с ним два с половиной месяца — после долгих баталий он начинает на меня орать: «Все, с кем я встречался до тебя, придерживались моих взглядов! А ты у нас, значит, особенная!..» Я ору в ответ, что имею право на собственную точку зрения. «И очень жаль!» — орет он. И хотя я бросаю его сама, не похоже, чтобы он сильно расстроился.
И наконец, Грифф, тоже будущий юрист. Сначала все идет хорошо. Потом, в один прекрасный день, когда лучше, кажется, и быть не может, он вдруг ни с того ни с сего говорит, что в дальнейших отношениях смысла не видит. Я в ужасе пытаюсь выяснить, в чем дело. «Вот уж не думал, что тебе нужно что-то разъяснять, — злится он. — Ты ведь у нас самая умная!»
«Ладно, — говорю я себе. — У них у всех свои тараканы. Дело не во мне».
Но прошло шесть лет, и, расставшись с Питером, я начинаю думать, что, может быть, дело все-таки во мне… Все обвинения в мой адрес сводятся к тому, что я слишком умная. Я не хочу знать свое место. Я не хочу заводить детей. Я слишком увлекаюсь работой. Картина складывается вполне определенная.
Может, махнуть на все рукой, завести пять-шесть кошек, подписаться на «Ридерс дайджест» и стать старой девой? Или выжившей из ума старой кошатницей? Нет, зачем же так сразу. Мне всего тридцать пять. Где-то под оболочкой жутко умного юриста скрывается привлекательная женщина. Наверняка найдется милый, остроумный, преуспевающий молодой человек, который полюбит меня, если не тыкать ему в нос моей работой. Правда ведь? Да и на кошек у меня аллергия…
Поэтому в конце концов я поддалась на уговоры Эмми и поверила, что, нацепив топик без бретелек и мини-юбку, я сойду за девушку из команды поддержки и произведу вечером фурор. Хочется мне того или нет, но операция «Блондинка» началась.
Мы встретились в семь вечера в модном баре на крыше отеля «Гансвурт». Мег, как обычно, засиделась допоздна в редакции и пришла в бар в мятом черном льняном платье. Эмми так и не смыла грим, зато переоделась в футболку от Эми Танжерин с надписью «Любовь» и потертые джинсы «Робинс» с характерным вышитым крылом на заднем кармане. Джил облачилась в приталенную белоснежную блузку и черную юбку-карандаш; из украшений, конечно, только обручальное кольцо, сверкающее бриллиантом размером с дискотечный зеркальный шар.
И тут, сгорая от стыда, украдкой выскальзываю из лифта я: обтягивающий розовый корсетный топ, короткая белая джинсовая юбка, открытые босоножки на немыслимых почти четырехдюймовых каблуках — все, разумеется, известных марок, но вдруг меня увидит кто-нибудь из знакомых? Хотя вряд ли, конечно, кому-то из наших компаньонов придет в голову заглянуть в такое тусовочное место, но вдруг? Это будет просто ужасно. Зачем я поддалась на уговоры подруг?
— Объясни-ка мне еще раз, сделай милость, почему ты на меня это напялила! — рявкнула я на Эмми, когда остальные согнулись пополам от смеха.
Большего унижения я в жизни не испытывала. Ни за что на свете я не показалась бы в таком виде — а тут надела как миленькая и стою как клоун в моднейшем баре перед хихикающими подругами.
— Ладно тебе, настоящая тупая блондинка вряд ли позарилась бы на что-то из твоего обычного гардероба, — сказала Эмми, отсмеявшись.
— Да и смотришься ты потрясающе! — задыхаясь от смеха, пробормотала Мег. — Я тебя отвезу потом домой, куколка, — добавила она, снова складываясь пополам от хохота.
— Не могу поверить, что я в самом деле согласилась, — пробурчала я.
В отличие от них мне было совсем не весело. Под хихиканье девочек я натянула повыше топик, чтобы хоть чуть-чуть прикрыться, и одернула юбку, а то слишком задралась. Не понимаю, что такого особенного Эмми нашла в этом наряде — мои бедра по цвету мало чем отличались от белой ткани юбки. Однако подруга, отсмеявшись, заверила меня, что лучше и быть не может.
— Ладно, хорошо. — Мы сели за столик. — Но если вы все время будете корчиться от смеха, я вообще ни с кем не познакомлюсь. — Я сделала глубокий вдох и неохотно произнесла: — Каков план действий?
Оказывается, Мег, взявшая на себя роль руководителя нашей дурацкой операции, решила, что я должна сразу показать все, на что способна, и чем комичнее я буду выглядеть и вести себя, тем лучше. Она начала давать мне указания, но я ее перебила:
— Что, мне в самом деле придется так кривляться?
Я посмотрела на девочек, ища поддержки, но они только хитро улыбались мне в ответ. Я с горя отхлебнула «Бакарди». Что ж, тоже поддержка, хоть и не очень надежная.
— Может, достаточно просто слегка придуриваться? — с надеждой спросила я, стараясь не скатиться до «ну пожалуйста-а». — Вокруг полно девушек, которые тоже, в общем-то, умом не блещут, но и посмешище из себя не делают.
— Нет. — Мег решительно покачала головой. — Сразу зададим эксперименту правильное направление. Преобразиться полностью, чем карикатурнее, тем лучше. Таковы условия.
— Ты никак собралась дать задний ход? — лукаво подмигнув, спросила Джил.
Я сердито посмотрела на нее, потом вздохнула. Подруги, зная меня как облупленную, прекрасно понимали, за какие ниточки дергать. Причем дергать им явно нравилось.
— И что же мне делать? — осторожно поинтересовалась я.
Мег торжествующе потерла руки. Она в этот момент была поразительно похожа на злодея из мультиков или из старых вестернов, строящего козни против хороших.
— Сегодня ты Харпер Робертс, девушка из группы поддержки «Нью-йоркских гигантов», — объявила Мег, хлопнув в ладоши, а Эмми и Джил опять захихикали.
Я застонала. Какая уж тут команда поддержки — все эти сальто назад, шпагаты в воздухе, тряска помпонами!.. Может, еще не поздно отговорить девочек? Вдруг они пожалеют меня и согласятся, что гораздо лучше мне быть официанткой, скажем, или барменшей.
— Понимаете, вряд ли меня взяли бы в группу поддержки, — начала я, намекая на мало соответствующую спортивному образу жизни фигуру.
Нет, я не толстая. В общем-то в свои тридцать пять я могу похвастаться довольно стройным телом — все потому, что, заработавшись, я частенько забываю о еде. Но если попадаю на стадион — а осенью и зимой я частенько прихожу поболеть, — мне как-то не приходит в голову выскочить на поле и начать размахивать помпонами. Я ем хот-доги и запиваю их пивом. Иногда с трудом забираюсь на верхние скамейки трибуны — в боку колет. Откуда же взяться упругим формам? А о растяжке и гибкости девчонок-чирлидеров я вообще молчу.
— Да, ты права, — нахмурилась Мег.
Нет, ну ничего себе! Тоже подруга, называется. Мысленно я поклялась добавить к утренней зарядке еще пятьдесят упражнений на пресс. Эх, саму себя могла бы и не обманывать. Самое большее, на что я способна по утрам, — выползти из кровати и дотащиться до ближайшего «Старбакса». Какая уж тут зарядка. Хотя всевозможные гантели, коврик и серия дисков с программой упражнений Денизы Остин у меня имеются — пылятся на полке. Я довольно долго исповедовала теорию, что чем больше покупаешь причиндалов для тренировок, тем ближе тот день, когда тело станет гладким, упругим и подтянутым. А не просто местами тощим, местами округлым, но все не в тех местах, где надо, — как распорядились природа и лень-матушка.
— Может, скажем, что ты выступала в команде поддержки раньше, но удалилась на покой? — придумала Джил.
— Да ты что, мне всего тридцать пять! — Я метнула грозный взгляд в ее сторону. — На покой еще рано.
— Значит, придется говорить, что ты все еще выступаешь, — удовлетворенно подытожила Мег.
Надо же, подловила.
— Гиганты, впере-е-ед! — заорала Эмми дурным голосом, так что за соседними столиками на нас начали оборачиваться. — Эта девушка из команды поддержки «Гигантов», — объяснила Эмми.
Любопытствовавшие посетители посмотрели на меня с сомнением, а мне захотелось спрятаться под стол.
И зачем я в это ввязалась?
Я быстренько опрокинула еще бокальчик «Бакарди», резонно полагая, что, слегка набравшись, лучше справлюсь с ролью идиотки, — и ринулась в бой.
— Не забывай откидывать волосы за спину, как я тебя учила, — шепнула Эмми, когда мы с Джил проходили мимо нее к барной стойке.
Девчонки решили, что, если меня отправятся сопровождать все трое, ко мне вообще никто не подойдет. Поэтому они тянули жребий.
— Сейчас найдем тебе кого-нибудь, — бодро сказала Джил, успокаивающе сжав мою руку.
— Должна предупредить, — полушутя-полусерьезно ответила я. — На меня мало кто западает с первого взгляда.
— Поглядим, — загадочно улыбнулась Джил, заправляя за уши сияющие светлые локоны и демонстрируя безупречный маникюр.
Десять минут спустя я готова была взять свои слова обратно.
— Мне тут шепнули по секрету, что ты из команды поддержки «Гигантов».
С этими словами ко мне подсел высокий темноволосый молодой человек, вполне симпатичный на вид. Он махнул рукой в сторону Эмми и Мег, которые в ответ тоже помахали и заулыбались. Вот радость, значит, он сначала пытался познакомиться с ними, а они подкинули его мне. Питаюсь объедками с чужого стола.
Впрочем, для объедков он выглядел чересчур привлекательно. На вид около сорока, выше среднего роста, широкоплечий, темные глаза, внимательный взгляд, широкая белозубая улыбка. Волосы подстрижены коротко. Не из военных ли? И стоит рядом со мной чуть ли не по стойке смирно, а не опирается небрежно на стойку бара.
В общем, мой тип. Высокий, мужественный, наверняка чего-то добился в жизни. Именно такие мужчины бросали меня, едва до них доходило, что я юрист, а не цыпочка-лапочка.
— Да, из команды поддержки, — сдержанно подтвердила я, но тут поймала предостерегающий взгляд Джил. Ой, я же ответила своим обычным голосом. Стараясь не плеваться мысленно, я прочирикала: — Ну то есть ага. Я как бы их реально поддерживаю.
Лучше изобразить хлопающую ресницами дурочку у меня все равно бы не получилось. По-моему, самое оно. Я почти физически ощутила, как мой коэффициент интеллекта стремительно падает.
На секунду я испугалась, что перегнула палку. Но красавца брюнета почему-то не оттолкнули мои очевидные тупоголовость и неумение обращаться с родным языком.
— Правда? — сладким голосом спросил он, придвинувшись поближе.
— Реально, — прощебетала я, стараясь изо всех сил. — Меня типа прикалывает прыгать на шпагат в воздухе, видел?
Я краем глаза взглянула на Джил, которая сидела красная как свекла и давилась от смеха. Надо же, значит, у меня получается! Сама удивляюсь, как-то подозрительно легко мне эта роль дается.
— Классно, — промурлыкал парень, наклоняясь ко мне и ослепляя своей улыбкой.
Может, я и правда стала сногсшибательно хороша в новом облике? Я улыбнулась в ответ и захлопала ресницами, пытаясь в точности повторить то, что днем показывала мне в гримерке Эмми. Не сомневаясь, что неотразимо сексуальна, я взглянула на парня. Однако высокий красавец брюнет почему-то смотрел на меня обеспокоенно.
— Что с тобой? Что-то в глаз попало?
Похоже, придется брать у Эмми дополнительный мастер-класс по технике стрельбы глазами и тонкостям заигрывания.
— Я… это… ничего, — прочирикала я типично блондинистым голоском. — С линзой что-то, — щебетала я дальше, слегка подхихикивая, как учила меня Эмми.
Похоже на резиновую пищалку, которыми играют собаки. А парню все нипочем, даже нравится. Теперь он стоял так близко, что загораживал от меня Джил, сидевшую на соседнем табурете.
Надо запомнить: пищать, оказывается, сексуально. Кто бы мог подумать.
— Давай я посмотрю, — предложил он.
Я, вздрогнув, чуть отодвинулась, и он расплылся в улыбке.
— Я офтальмолог, не бойся. Ну, глазной врач. Меня зовут Скотт Джейкоби.
Ух ты, офтальмолог. Спасибо, объяснил заодно, что это за зверь такой. Блондинка бы нипочем не догадалась.
Я чуть не бросила притворяться и не выпалила ему, что у меня тоже есть мозги и высокоинтеллектуальная работа и я не какая-нибудь дрыгающая ногами кукла, не умеющая обращаться с контактными линзами. Подумать только, мы могли бы побеседовать с ним о политике, о бизнесе, о науке, о высоких технологиях, наконец! Но я вовремя спохватилась, что на меня настоящую редко клюют высокие, красивые темноволосые доктора. Загнав подальше закипающую обиду на то, как несправедливо устроен мир, я через силу улыбнулась Скотту.
— Не, спасибо, с глазами все в ажуре, — просюсюкала я. — Но отпадно, что мы познакомились. Меня зовут Харпер.
— Красивое имя, — похвалил Скотт. — Это, случайно, не в честь Харпер Ли? Писательница такая.
Ну да, само собой. Мои родители тоже юристы, и на них обоих в свое время повлияла книга Харпер Ли «Убить пересмешника», про адвоката Аттикуса Финча, его дочку Глазастик и захлебывающийся в расовых распрях маленький городок на Юге. Впрочем, одернула я себя, тупой блондинке про такую книгу знать не положено. И начитанные родители-адвокаты тоже из другой оперы.
— Кого?
Я вытаращила глаза, стараясь, чтобы в них не мелькнуло ни единой мысли.
Офтальмолог ласково рассмеялся. Я его явно забавляла: «Надо же, какая прелесть, ни в чем не смыслит».
— Неважно, — сказал он и положил руку мне на плечо.
Я украдкой глянула на Эмми и Мег, наблюдавших за нами из-за столика. Джил, поняв, что в нашей беседе с глазным доктором Скоттом ей принять участие не удастся, вернулась к подругам, и теперь все трое одобрительно показывали мне большой палец. Я чуть не скорчила им злобную физиономию в ответ, однако вовремя спохватилась и посмотрела на Скотта, пытаясь придумать достойную тупой блондинки реплику.
— Bay, значит, глазной врач, да? — Блондинка ведь просто обязана умереть от счастья при виде доктора; в ее списке самых желанных мужчин он занимает верхнюю строчку. — Прикольно. Ты типа такой крутой?
Я кокетливо склонила голову набок, стараясь не расхохотаться. Самой не верилось, что у меня язык повернется такое соорудить, но чем больше я так говорила, тем легче мне давалась роль карикатурной блондинки. Не так уж, в общем-то, и сложно. Или все дело в «Бакарди», облегчившем мое интеллектуальное падение? А, все равно! Я прирожденная блондинка. Мелькнула мысль, что стоило бы насторожиться: может, неспроста мне с такой легкостью удалось поглупеть. Ладно, на досуге разберусь.
Скотт рассмеялся и ответил:
— Не-а. — На самом деле его тон означал: «Конечно, я крутой. И богатый». — Не сказал бы. Просто я очень много работаю. У меня офис на Пятой авеню.
— Bay, Пятая авеню, — изумленно таращась, пропела я. — Прикольно, я туда ездию в «Сакс». Такой отпадный магазин.
Как ни прискорбно, это как раз было правдой. В «Саксе» пути Глупышки Харпер и Умницы Харпер могли бы пересечься.
— Вот рядом с ним, солнышко, я и сижу.
Скотт уже поглаживал меня по руке. Усилием воли я запретила себе отодвигаться, потому что клеящая парня в баре блондинка в отличие от уважающего себя адвоката ни за что бы так не поступила.
— Может, заглянешь как-нибудь, если отправишься за покупками?
— Ага, — хихикнула я в ответ, притворяясь, что мне нравятся его прикосновения.
Притворяться особенно не пришлось, мне, похоже, и правда нравилось. Он, конечно, вторгся в мое личное пространство, и это было нагловато с его стороны. Зато он милый. И я уже не помню, когда в последний раз меня так сразу брали в оборот. Почему бы и нет, в конце концов? Пусть даже называет меня солнышком, на здоровье, хотя я от таких прозвищ на стенку лезу. На меня сто лет так никто не смотрел, я даже забыла, как это бывает. Больше привыкла видеть в глазах мужчины ужас и панику, как у выскочившего на шоссе дикого оленя.
— Харпер, я закажу тебе что-нибудь выпить? — предложил он.
— Давай, — хихикнула я. — Хочу «Бакарди». У нас в команде поддержки его все пьют.
— Правда?
Удивленно приподняв брови, Скотт повернулся к бармену, а через минуту вновь уставился мне в глаза, держа в руках два бокала — ледяной прозрачный мартини с перекрученной долькой лимона для меня и мартини с оливкой для себя.
— За самую хорошенькую девушку, которую я когда-либо видел, — произнес он, чокаясь со мной, и отпил из своего бокала.
Я покраснела — совершенно неподдельно, потому что не привыкла, чтобы меня называли хорошенькой, и тоже сделала глоток. Поставив бокал на стойку, я взглянула на Скотта — он улыбался.
— Ну, расскажи, как это — поддерживать «Гигантов». Я тоже люблю футбол. На пару игр в сезон выбираюсь обязательно.
— Ой, это просто убойно, — воскликнула я, кокетливо улыбаясь, как учила Эмми. Вот она бы мной сейчас гордилась. — Я реально фанатею от…
Тут я вовремя осеклась. Чуть не сказала, что меня приводит в восторг напор и энергия «Гигантов» — я ведь действительно люблю американский футбол чуть ли не с детства. А как иначе, если команда Университета Огайо, знаменитые «Бакиз», тренируется в двух шагах от твоего дома и вокруг все только и говорят о футболе, футбол повсюду — в воздухе, которым ты дышишь, в воде, которую ты пьешь. Похоже, любовь к футболу впитывается с молоком матери. Любой уроженец Огайо с детства предпочитает зеленым просторам зеленое футбольное поле. Но разве блондинка может признаться, что питает страсть к овальному мячу? И что не пропустила ни одной трансляции матча «Гигантов» в осеннем сезоне? Пришлось захлебнуться хихиканьем и начать заново:
— В смысле, я реально тащусь от того, как парни гоняют по полю, а потом типа врезаются друг в друга. А в правилах игры я реальный лох. Там так все сложно.
Я зажмурилась и помотала головой. Наверное, здесь я переборщила, сейчас он поймет, что я просто валяю дурочку.
Нет, Скотт по-прежнему кивал и улыбался.
— Ничего, малыш, вот сходим на игру вместе, и я тебе все объясню.
Он заговорщицки подмигнул мне и уж как-то слишком нежно погладил руку.
Я благодарно улыбнулась в ответ, с трудом веря, что мне удалось его провести.
— Отпад, как прикольно, — сказала я, притворяясь смущенной и пытаясь еще раз похлопать ресницами.
— Точно не хочешь, чтобы я посмотрел, что у тебя с глазом? — озабоченно спросил Скотт. Ладно, ресницы на сегодня придется оставить в покое.
— Все в ажуре, — ответила я. — Спасибо. Ты такой реально милый.
Скотт посмотрел на меня сверху вниз, восхищенно улыбаясь. И тут его взгляд упал на часы.
— Вот черт. — Он огорченно повернулся ко мне. — Похоже, мне пора. Обещал приятелю встретиться с ним в десять в другом месте. Можно я тебе как-нибудь позвоню, сходим куда-нибудь? Ты бы мне еще рассказала о своей команде, страшно интересно. Никогда еще не встречался с такой девушкой.
— Я тоже еще не встречалась с глазным доктором, — улыбнулась я в ответ.
Поверить не могу! Всего два слова друг другу сказали, а он уже и мартини меня угостил, и на свидание приглашает! Со мной настоящей ничего подобного не происходило даже до знакомства с Питером. Выходит, операция «Блондинка» — не такая уж дурацкая затея. Не знаю только пока, плохо это или хорошо.
— Значит, согласна?
Неужели Скотт действительно слегка нервничает? Или мне показалось?
— Ага, давай, — радостно заявила я.
Надо же, как на меня, оказывается, клюют. Приятнейшее чувство — сознавать, что мужчина хочет со мной встретиться снова, а не бежит от меня без оглядки.
— Как насчет завтрашнего вечера? — обрадовался он. — Я понимаю, это все слишком быстро, но если ты не занята…
— Идет, — просияла я.
И тут вспомнила: завтра ведь корпоративный ужин. И я иду туда с Мэттом Джеймсом, который из жалости согласился меня сопровождать. А не пойти нельзя. Но не говорить же об этом Скотту. Нет, ни в коем случае.
— В смысле, у меня как раз завтра убойный день. Собрание команды. Давай как бы послезавтра, ладно?
— Конечно, давай, — согласился Скотт. — Значит, в среду.
— Значит, в среду, — эхом повторила я.
Девчонки умрут от восторга. Послезавтра я иду на свое первое свидание в образе блондинки! А Скотт мне идеально подходит: умный, симпатичный, уверенный в себе.
Может, девчонки не так уж плохо придумали?