Теплица: подход с разных сторон. Собрат женьшеня - элеутерококк...("Сделай сам" №2∙2003)

Нынче в бане женский день!

Л.Д.Устьянцева

Раз в неделю, по субботам, я просыпаюсь с чувством светлой, поющей радости: сегодня БАННЫЙ ДЕНЬ! Ведь баня для меня — одна из немногих отрад в жизни и оборона от всяческих напастей и хворостей.

Деревенская баня — это нечто удивительное. Особенно по осени, когда воздух прозрачен, свеж и припахивает грибами. Деревенские баньки зачастую излажены незатейливо из осины или сосны, без излишней роскоши. И вот, когда смешиваются горьковатый запах каленой сосны с летним зеленым запахом березового веника, то рождается какое-то щемящее ощущение родимой древности. И ты уже не просто современная женщина, в которой чего только не намешано: диета, массаж, здоровые зубы и блестящие волосы, организм, настроенный на счастье, которого по-прежнему нет. А хочется! И сегодняшнее: «У меня все прекрасно» на фоне грустных и тревожных глаз. Все это в один миг куда-то улетучивается — ты отрешаешься от всего суетного и злого, всякое вредное напряжение совсем отпускает тебя и остаешься ты наедине со своими сокровенными мыслями. Жизнь становится ясной и понятной.

А пристрастилась я к благостям русской бани через подругу Тамару. Тамара замужем; как это нередко бывает, быстро «обабилась». Женой и матерью семейства она была хлопотливой и заботливой, а вот про красоту свою женскую буквально забыла. «Он, — говорит, — меня и такую любит». И незаметно за десять лет супружеской жизни из видной, симпатичной женщины превратилась в расплывшуюся тетку. Ну, и понятное дело, муж завел себе полюбовницу. Жизнь пошла наперекосяк: обманы, упреки, ревность, слезы. Дело до развода дошло. И когда зимой Тамара приехала в деревню погостить, я узнала ее с трудом. А вечером тетка Мария после наших долгих и унылых посиделок буквально силком затолкала нас в баню: «Айдате-ко, девоньки, в баньку, в мыленку. Баня — мать вторая. Кости распарит, все дело поправит».

В бане тетка Мария долго и неодобрительно смотрела на раздобревшую племянницу. Самой ей давно уже перевалило за пятьдесят, но таких годов ей никто не давал. Роста она была невысокого. Щеки пестрели частыми веснушками. Но какая-то приманчивая красота была во всей ее сухощавой, статной фигуре. Она была из тех немногих женщин, в которых с годами природная красота и мудрость создают необъяснимое притяжение своей истинно женской силой. Тамара со своим обрюзгшим, отвисшим животом, грудью, которая лежала малыми дряблыми складочками на большом чреве, жидкими, кое-как зачесанными узелком волосенками неопределенного цвета, в полутемной бане рядом с теткой смотрелась старуха-старухой.

— Ну и разнесло же тебя, девка! Ладно, не норовись, — она видела, что задела племянницу за живое. — Ты пойми, я к тебе с добром. Хоть и говорится, что не в красоте счастье, да только любой мужик, самый захудалый, к красивой бабе тянется. А ты себя до такой отвратности допустила. Вот что я тебе скажу. Ты на гордость да глупость не заводись, и Ивана в чужие руки не пускай. Ты в деревне сама жила и на наш деревенский бабий беспросвет вдоволь насмотрелась. Сама знаешь — судьба передо мной скатерть-самобранку не расстилала. И всякой работы крестьянской я власть испытала. Да только никогда не забывала, что мужику своему и деткам нужна я здоровая, красивая, чтобы покой и радость от меня шли. Бабьих-то дел вовек не переделаешь. Вот раз в неделю я для себя рай на земле и устраиваю. Ты думаешь, у меня банька, чтоб спину мылить? Ты вот этакую баньку выходи! Вот она, чистилище и рай и веселая свиданка, коли мужика к рукам прибрать надо. С умом стопленная банька, она ведь не только грязь с тела, но и с души смоет, здоровья и сил тебе прибавит, весь твой жир дурной и дряблости старушечьи сгонит. Недаром говорят: «Когда парятся, в тот день не старятся».

А как такую баньку истопить, я тебя научу. Наука эта мне от бабки моей по линии матери, Настасьи Герасимовны, перешла. Силу в травах она знала. Знала, какую травку в какое время собирать, как полагается подходить к той или иной траве, как ступить, какое слово при этом молвить. Хоть целительство-то и не в чести раньше было, а многие районные начальники у бабки в постоянных клиентах ходили. Помню, как-то по весне приехала дама, вся из себя важная, при шляпе, с дочкой-невестой. Статная девка, а лицо все оспой изрыто. Сделала ей бабка Настя мазь из девяти трав, да велела всякий раз, как в бане хорошо распариться, эту мазь втирать. Выпользовала девку. Стала кожа у той гладкая да розовая, аж светится. Только кое-где малехонькие рытвиночки остались. А по осени так и замуж выскочила.

Самой главной в том сборе была травка одна. Называла бабка Настя ее «божьими слезками» и считала, что большую силу щ трава имеет. В бабьих делах первая помощница: не только красоты добавит, но и от болячек вылечит, и разродиться поможет, и если которая женщина не могла живым младенца выносить, то поможет здоровое дитя родить. От других луговых трав она тем отличается, что цветки у ней редкого, почти зеленого цвета. И зацветает она аж на девятый год, а до того силы набирает. Вот по ту пору ее собирать и надобно. В народе ее по-разному называют. Кто звездочкой зовет, кто манжеткой, а кто росником, росянкой сердечной (видно, за росу на ней, что до полудня под солнышком сияет и как камушек драгоценный переливается). Сейчас о травах много чего пишут, так вот у одного городского разумника читала я, что в средние века уж больно эта травка у алхимиков в почете была, почему и называется она по науке алхемилла. От самых разных недугов они из нее снадобья готовили, зелья приворотные варили. Вот из этой-то травки и надобно перво-наперво взвар банный изготовить.

Травы для этого взвара разные нужны. Тут и ветки березы с молодыми листочками, и крапива, корневища пырея с лопухом, одуванчик, ромашка, спорыш, хвощ полевой, молодая полынь, череда, ну и, конечно, трава бабкина «божьи слезки» со цветом. На десять литров воды брать надо граммов 500 всех этих трав. Каждой поровну. Заварить их крутым кипятком и часа три еще в печи потомить, чтобы все они свои живительные соки отдали. Взваром этим для начала надо в бане пол с потолком и стены окропить, окунув березовый веник в тазик. Взваром же и на каменку поддавать будешь, пар готовить.

Тут сказать надо, что хороший пар не всякому глазу да руке впору сделать. В банном деле всяких хитростей-тонкостей многонько. Плескать из ковшика взвар будешь не на сами камни, а за них, вот тогда с паром дух по баньке поползет ядреней, чем по мокрому лесу после грозы. И сидишь ты будто на пригревинке, да еще кто тебя мягким гладит, и будто кружение какое в тебе идет. А как почуешь, что жир твой дурной топиться начал, тут уж за веник браться пора. В бане он, как говорится, господин! Некоторые сразу начинают себя что есть силы веником охаживать. Да только неправильно это. Надо сперва веничком по спине, рукам да ногам, как бы шепотком, шепотком походить. Пройдешься этак со спины да по животу раза два-три, вот уж тогда и начинай себя бить-хлестатъ без продыху минут десять, а потом в перебанник — отдыхать. И так захода три сделать надо. После чего простынкой, пропитанной банным взваром, укутаться, а сверху одеялом укрыться и еще разок хорошенько пропотеть. Ополаскиваться опять же с банным взваром будешь. А вот после, как охолонешь, самое время в тело мазь втирать.

Мазь эту делать надо на топленом масле, сбитом из свежих козьих сливок. Сольешь масло в глиняный горшок, туда же засыплешь березовые почки с истолченной в порошок травой «божьи слезки» (почек с травой по весу поровну возьмешь). После перемешать надо все как следует деревянной веселкой. Горшок обязательно полным должен быть. Закроешь его крышкой, тестом обмажешь и в хорошо протопленную печь томиться поставишь часов на пять-шесть. Потом состав этот через холщовый мешочек пропустишь. Хранить мазь надобно в посуде из темного стекла на холоде.

Вот так помаленьку да потихоньку, раз за разом, баня из тебя паром да веником все худые соки и выгонит, а мазь со взваром все старушечьи дряблости сведет, жировики что городские бабы целлюлитом обзывают, разгонит, и предстанешь ты перед своим Иваном в прежнем обличье, а может и краше.

Вот такой разговор случился у нас тогда. С тех пор без бани я уже и не знаю как бы обходилась. Ведь на что только мы не решаемся, чтобы красоту свою да молодость сохранить! Какие только пилюли не глотаем и на каких чудодейственных заморских диетах не сидим! Да только на деле выходит, что не поймешь, чего от них больше — пользы или вреда. К своему же, простому, доступному, что всегда под рукой находится, чего греха таить, относимся без должного интереса и уважения. Вот и баня, нехитрая на первый взгляд процедура, а с какой превеликой благодарностью начинаешь к ней относиться, когда во вкус войдешь и поймешь наконец, чем она тебя одарить может.

А что касаемо Тамары, то своего она добилась. Теткины слова тогда крепко ей в душу запали. Можно сказать, что из бани она другим человеком вернулась. Летом, забрав ребятишек, Тамара приехала в деревню, где под руководством тетки Марии приводила себя в божеский вид и постигала житейскую ее бабью науку, «чем слабая баба мужика держит и, как надо поворачивает! Повернет, а он еще и скажет: «Лучше моей бабы на свете нет!» А не скажет — все одно мужицким своим нутром запомнит, и тоской лютой нальется, коли та уйдет от него!..»

Но только это уже совсем другой разговор и совсем другая история!