Терция (СИ)

Глава 9.

Капал грибной дождь. Тучи лишь слегка заслоняли край горизонта, солнце играло всеми цветами радуги в летящих вниз каплях. Погода навевала лень, праздность.

Однако римлянам некогда было отдыхать - работы по укреплению городских стен продолжались. Ганнибал активизировал все свои способности: полководца, политика, дипломата. Пуниец не смог скрыть правды от Рима - Газдрубал не сумел разбить консула, был вынужден отступить для восстановления сил, чтобы в очередной попытке прорваться к Риму ему уже наверняка повезло.

Зато Ганнибалу удалось заключить союзы с рядом племен, еще недавно признавших власть Рима над собой. Они охотно вступали в ряды его армии, что позволило Барке увеличить численность сил Кафагена.

Ганнибал пытался использовать тараны против римских стен, но большие потери во время проведения этих операций, заставили полководца отказаться от затеи взять город штурмом. От прямых действий, он перешел к саботажу. Засылал шпионов в Рим, давал приказы забрасывать город факелами, разжигать пожары.

Ничего не помогало.

Казалось бы, римляне должны радоваться, да не тут-то было. Их дела были не лучше - запасы пищи кончались, осада затянулась. Подобно надежде пунийца на своего брата, граждане Рима рассчитывали на консула. Они верили, что тому удастся разбить подкрепления, присланные из Карфагена, а после он вернется и снимет осаду. Эта вера укрепляла римлян, и они продолжали упорно сопротивляться.

Про выходку сенатора Коллатина успели позабыть, сам Тарквиний на заседаниях сената отмалчивался. Он понял, что провалился, следовало искать пути к отступлению. Он давно хотел посвятить Терцию в свои планы, рассказать ей о той памятной экспедиции, когда Тарквиний впервые столкнулся со шкатулкой.

Коллатин отчетливо помнил день, когда Гай Люций пересказывал историю молодого купца, видавшего разные диковины.

- Поселение горцев располагается у врат ада, - сообщил приятель Тарквинию. - Если удастся миновать лес, то мы обнаружим вход в систему пещер , под которой и течет Стикс, - возбужденно поведал Люций.

- Неужели находясь в здравом уме, ты решишься спуститься в царство мертвых? - усмехнувшись, спросил Тарквиний.

- Находясь в здравом уме нет. Но разве молодые на значит сумасшедшие? - ответил Люций.

Никто из патрициев не знал, ради чего они отправляются в это путешествие. Неужели в Риме им так не нравилось, неужели им не хватало римского вина и женщин, чтобы заглушить тоску, бравшуюся неведомо откуда? У Люция было свое объяснение этому.

- Скука, Тарквиний, - говорил он. - Единственное, что мы делам, это боремся со скукой. Внутри каждого человека - яма. Бездонная пропасть. Человеку страшно смотреть в эту яму, он пытается ее заполнить, бросает туда все, что попадается ему под руки, пытается придать жизни смысл. Как бы он ни старался, никогда не удастся заполнить пустоту, по той простой причине, что яма эта и есть вся наша сущность. Ее не залить вином, не закопать карьерными успехами, не спастись от чудовищной черноты, стараясь в ней раствориться. Мы бессильны, когда пытаемся изменить нашу сущность, но пытаться-то нам никто не запретит. Мы спустимся в пещеры и обнаружим что-то способное изменить наше представление о самих себе - разве этого не достаточно?

Тарквиний тогда не придал значения словам Люция. Он рассчитывал на блестящую политическую карьеру, отправляться в экспедицию, которая могла завершиться трагедией, ему не хотелось. Он колебался, но все-таки принял решение, отправившись вместе с другом. Теперь он мог с уверенностью сказать, что эта блажь, которая взбрела в голову его покойному товарищу, стала лучшим из того, что с ним происходило в жизни.

Круговорот событий вскружил ему голову. Путешествие через Грецию позволило увидеть величественные города ахейцев, переход через горные перевалы познакомил Тарквиния с культурой варваров, населявших эти области. Наконец спуск в долину и путешествие через лес, на который им указали горцы, доказал, что нет предела человеческому страху. Коллатин до сих пор с содроганием вспоминал существ в длинных бесцветных плащах, передвигавшихся по поросшим мхом лесным тропинкам враскорячку. Эти ужасные твари напоминали сатиров, но были куда опаснее. Члены экспедиции стали пропадать. Одни бежали прочь из лесу, вторые просто исчезали.

Люций, Тарквиний и еще несколько человек все-таки сумели отыскать вход в пещеру, разбили там лагерь. Но дальше пойти не решились. Они простояли три или четыре дня, наблюдая ужасные предзнаменования беды. Возле лагеря постоянно обнаруживали мертвых птиц. Люций наткнулся на дерево, усеянное воробьями. Они буквально облепили ветки и все, все без исключения были мертвы.

Ночами казалось, что из глубин пещеры кто-то за ними наблюдает. Ощущение этого усиливало тревогу, царившую в лагере путешественников.

Но самым страшным было другое - за время своего пребывания у входа в пещеру, никто из экспедиции не увидел ни одного животного. Даже деревья казались словно бы уснувшими много лет назад.

Люций все откладывал спуск в пещеру, выискивая все новые оправдания промедлению. Всем становилось ясно, что затейник экспедиции струсил. Нужна была любая, даже самая несущественная причина, чтобы заставить его повернуть назад.

Долго дожидаться не пришлось. В ночь на третий или четвертый день, весь лагерь проснулся от шума, донесшегося из пещеры. Что-то оттуда стремительно двигалось к ним навстречу, производя страшный грохот. Все пришли в ужас. Те немногие, кто еще сохранял здравый ум, разожгли костры, остальные бросились врассыпную, в ночной лес.

Убежавших больше никто не видел.

Люций и Тарквиний остались у костра, сжимая в руках древки походных посохов. Другого оружия у них не было. Коллатин смотрел на столпившихся вокруг костра и отметил их бледность.

Враг приближался, шум становился ближе, и вот уже в неровном блеклом свете костра можно было рассмотреть, как из пещеры что-то выползает.

Искаженное яростью, черное от грязи. Ослепшее и обессилившее.

Еле передвигая ногами, из пещеры выбежал полуголый мужчина. Обеими руками он прижимал к груди коробку. Прикрывая лицо ладонью одной руки, он пытался рассмотреть, что за свет перед ним, принял экспедицию за неведомых врагов.

Мужчина упал на колени, издал вопль ужаса, закрылся руками. Потом, словно бы вспомнив что-то очень важное, он потянулся левой рукой к груди, правую, в которой сжимал коробку, повернул таким образом, чтобы определенная часть коробки оказалась развернута к нему лицом. Проделав какие-то манипуляции, мужчина стал судорожно вращать левую руку, но ничего не происходило.

Увидев, в каком состоянии находится человек, несколько членов экспедиции попытались к нему подойти, но он закричал еще громче, бросился бежать к пещере. Его удалось схватить возле самого входа. Пробеги он еще немного и никто бы его не остановил - желание спускаться в пещеру отпало у всех без исключения путешественников.

- Всё поменялось, всё поменялось! - кричал он на греческом языке.

Что имел в виду мужчина, никто не понял, его с трудом успокоили, напоили теплой водой, после чего несчастный уснул.

С первыми лучами солнца экспедиция собрала все свои вещи и двинулась в обратный путь. Они едва не заплутали в лесу, однако выбрались. У самой границы массива Тарквиний впервые увидел загадочных людей в длинных накидках, скрывавших фигуру и лицо. Но то, как передвигались таинственные существа, почему-то испугало Коллатина. Переваливаясь с одного бока на другой, неуклюже. Но в тоже время как-то приспособлено. Покачиваясь, выгибая колени под немыслимыми углами, словно бы ноги несчастным вывернули наизнанку в далеком детстве и они настолько привыкли к своему уродству, что не ощущали неудобства.

Коллатин спешно покинул наблюдательный пункт, об увиденном спутникам рассказывать не стал, просто потребовал, чтобы все шли быстрее. Они выбрались из лесу, мужчина, спасшийся из пещер, находился при смерти. Тарквиний, знакомый с греческим, сидел у постели несчастного, когда тот заговорил.

- Заклинаю, не возвращайтесь сюда, - сказал грек. - Шкатулка все меняет, меняет. В этом проклятом богами месте, ее власть становится абсолютной. Это ящик Пандоры, ящик, в котором Прометей спрятал все человеческие беды. Открыв его, я навлек проклятие на весь род людской.

Дальше грек стал бредить, вспоминал имена людей и события. Разобраться в бессвязном потоке сознания Коллатин не смог, но кое-что понял. Шкатулку можно было открыть. И это приведет к грандиозным событиям. "Все меняет" - сказал грек. Значит, открыв шкатулку можно изменить если не все, то многое. Конечно, тогда Коллатин не воспринял слова беглеца всерьез, но по мере того, как он, Люций и другие члены экспедиции стали знакомиться со свойствами шкатулки, вера Тарквиния в правдивость слов грека росла.

Коллатин тяжело вздохнул, он подошел к самой неприятной части истории - дележу обнаруженного сокровища, атакам горцев, напуганных возвращением экспидиции из лесу, считавшемуся вотчиной мертвых. До римлян никому не удавалось вернуться оттуда.

В итоге все члены экспедиции либо погибли, либо пропали без вести. Шкатулка переходила из рук в руки, пока бесследно не исчезла.

Как бы то ни было, в Рим вернулся один лишь Тарквиний. И с тех пор он не покидал пределов Италии. А шкатулка, какой путь проделала она? Скольких хозяев сменила, сколько жизней погубила?

Тарквиний сидел и размышлял, что делать дальше. Механик, которого он расспрашивал о предназначении безделушки, сказал, что шкатулка по сути своей является ключом к другому, невероятно хитрому механизму. Что это за механизм, механик даже побоялся предположить.

Коллатин не знал, что имел в виду обезумевший от страха беглец, он не знал, куда вставляется ключ в форме шкатулки и что он открывает. Однако он помнил истории, которые рассказывали горцы. Смельчаки из преданий, отправлявшиеся в страну мертвых, возвращались со своими давно умершими родственниками. Уж не при помощи ли загадочного механизма и шкатулки они воскрешали свою родню? А если так, то есть ли предел, который ограничивает возможности шкатулки или она действительно исполняет любые желания?

Тарквиний отбросил сомнения. Он расскажет всё Терции, отправит ее на Балканы, и дочь спасет Рим, спасет Тарквиния. Что случится с Терцией после того, как она использует шкатулку, ее отца не волновало.

...

Терция не могла выбросить Ганнибала из головы. С ужасом она осознала, что влюбилась. И это была не мимолетная влюбленность девочки-подростка. Образ Ганнибала прочно засел у нее в голове.

Прошлая любовь Коллатин - Рим - был недосягаем. Он не мог ответить ей взаимностью, был бесчувственен, горд и чванлив. Он был ничем. Теперь Терция увидела, что отец ее использовал ради восхождения на политический Олимп. Он воспитывал не дочь, он создавал инструмент, который позволит ему преумножить свою власть.

Дочь сенатора не понимала, отчего образ Ганнибал в ее памяти обладал притягательной теплотой. Неужели она изменит Риму? Изменит отцу, который так много сделал для нее?

Использовал?

Старался ради нее?

Терция ничего уже не хотела знать, но Ганнибал как живой стоял перед ее мысленным взором. Сильный, мужественный. Что будет, если его убьют? Терция ощутила себя опустошенной. У нее не получилось избавить Рим от Пунийца. Но отец не остановится, римляне не сдадутся. Рано или поздно кто-то еще попытается убить Ганнибала. Они доберутся до него, непременно достигнут своей цели.

Единственное спасение - падение Рима, крушение Республики. Преступные мысли ужаснули Терцию. Неужели она решится на предательство?

Девушка вспомнила мать. Ту самую ночь, когда увидела Лукрецию в последний раз. А потом вспомнила, как хладнокровно вычеркнула образ матери из своей жизни. Кто знает, быть может Лукреция тоже любила, потому и предала. Неужели Терция решилась повторить путь матери?

Он не убил ее, хотя мог, мог покончить с нею раз и навсегда лишить жизни на глазах у римлян, он пощадил ее, так может Ганнибал не настолько жесток? Может быть, все россказни об убийствах, приписываемых Пунийцу, лишь вымысел? Может быть, он действительно желает лишь вернуть территории, которые Рим бесправно отобрал у Карфагена? Может быть...

Он враг и этим все сказано, он осмелился окружить город, он осмелился губить народ Рима. Он убийца и тиран, взяточник и подлец.

Но не трус, нет, не трус. Если бы Терция значила для него столько же, сколько и месть Риму, она была бы счастливейшей женщиной на свете.

Противоречивые мысли сменялись одна другой, сбивали с толку. Терция места себе не находила, не знала, что делать, как быть дальше. Она искренне переживала, что из-за осады Ганнибала могут убить. Она боялась, что Рим будет взят. Но как себя вести в этой ситуации, Терция не знала. Она не могла принять решение, сделать выбор.

Как это часто бывает, обстоятельства сделали выбор за нее. В ее комнату вошел отец, сурово посмотрел на дочь.

- У меня к тебе очень важное поручение, Терция. Ты меня сильно огорчила, когда не сумел справиться с предыдущим, но это провалить нельзя ты обязана будешь сделать следующее...

Терция ощутила приступ жгучей ненависти к отцу. Снова он пытается ее использовать, снова чего-то хочет, но взамен не отдаст ничего. Ганнибал сохранил ей жизнь, не требуя никакой платы.

...

Секст внимательно слушал выступление очередного оратора. Речь шла о том, что самым разумным шагом в сложившейся ситуации станет заключение мира с Карфагеном. После того, как политика Коллатина провалилась, многие стали выступать с предложениями о начале переговоров с карфагенянами.

- У нас все еще есть надежда сохранить значительную часть владений. Пока консул сдерживает превосходящие силы врага, Ганнибал не сумеет взять Рим. Пуниец это понимает, он пойдет на мир, - провозглашал сенатор. - Если мы продолжим упорствовать, то может случиться так, что карфагеняне войдут в Рим как захватчики, а не как дипломаты.

"Интересно, - подумал Секст, - Если бы я предал Тарквиния, удалось бы предотвратить осаду Рима, или она была неизбежна? Толку об этом размышлять. Напуганный сенат готов пойти на заключение договора практически на любых условиях. Они помнят о Сагунте, боятся повторить судьбу иберийского города".

Но на что осталось рассчитывать Риму в этой войне, когда почти все племена взбунтовались, когда верные союзники перешли на сторону врага? Мир - единственное разумное решение. Вне зависимости от того, сумеет Газдрубал разбить армию консула или нет, вернуть все земли, оккупированные Карфагеном, не получится. Для этого придется восстановить армию, призвать новые силы, а откуда им взяться?

Впрочем, положение Ганнибала было не лучшим. Секст разгадал уловку пунийского командира. Со слов Терции можно было понять, что Барка предлагает римлянам начать переговоры о мире. Так может разумным будет принять предложение Ганнибала, заключить мир и готовиться к очередной войне?

Карфаген уже терпел поражение от Рима и сумел оправиться, отчего же Рим, проигравший Карфагену, не сможет снова подняться?

Однако шансы на победу в этой войне у Республики оставались. Бездействие Ганнибала растлит его воинов. Наемники устали, будут требовать расчета и уходить. Голод может разразиться не только в Риме, но и в армии Ганнибала, что тогда предпримет Пуниец?

После ряда поражений дух солдат Газдрубала сломлен. Быть может, если консул решится атаковать, не обращая внимания на численное превосходство врага, ему удастся сокрушить брата Ганнибала. Тогда у окружившего Рим Пунийца не останется выхода, он будет вынужден уйти.

Но, честно признаваясь самому себе, Секст не волновался из-за того, кто победит в этом решающем сражении двух цивилизаций. Он был слишком стар, хотел покоя, как физического, так и умственного. Мечтал покинуть шумный Рим и уехать далеко отсюда, может быть в Грецию или Персию. Он был свидетелем поражения Карфагена в первой войне, тогда складывалось примерно такое же положение, Рим спасся лишь за счет того, что быстрее пунийцев сумел восстановить флот. Но в те времена он был молод, мог изматывать себя работой, на личные средства построил несколько судов. Теперь же силы покинули старика, он давно желал отойти от дел.

- Мы заключим мир, откупившись от сегодня превосходящего врага, чтобы завтра разбить врага уступающего, - закончил оратор. Почти все стали бурно аплодировать, приветствуя предложение сенатора. Секст тоже хлопнул пару раз в ладоши и вздохнул. Похоже, что сенат все-таки проголосует за мир. А Ганнибал на него пойдет. Значит, будут еще войны, которые, в конечном счете, измотают или Рим, или Карфаген.

Секст знал римский народ и верил, что его соотечественники всегда сумеют пересилить себя, заставить трудиться ради общей победы. Способен ли Карфаген, погрязший в коррупции и склоках, справиться с таким народом?