Террорист

Глава девятая

На Кавендиш-сквер Фергюсон сидел за рабочим столом, держа в руке телефонную трубку, когда в кабинет вошел Гарри Фокс с телетайпным сообщением. Фергюсон кивнул, сказал в трубку: «Спасибо, господин министр», — и положил ее на рычаг.

— Неприятности, сэр? — спросил Фокс.

— Из министерства иностранных дел сообщили, что, похоже, визит Папы все-таки состоится. Через несколько часов Ватикан выступит с официальным сообщением. Черт, иногда кажется, что все рушится. Этот папский визит, без которого мы вполне могли бы обойтись… В Ирландии убийца Кухулин все еще не пойман… Аргентинцы на Фолклендах… — Генерал вздохнул. — Кстати, как там Воронина?

— Как я уже докладывал, по пути из аэропорта мы заехали купить ей одежду. У нее с собой были только плащ и сумка.

— Да, тут она окажется на мели, это уж точно. Придется нам влезть в денежный фонд. Ну, в тот, созданный на случай непредвиденных оказий с нашими людьми.

— Думаю, этого не придется делать, сэр. Видимо, у Ворониной на счетах приличные деньги от продажи пластинок с ее записями. Уж прокормить-то себя она сможет легко. Как только станет известно, что она здесь, все импрессарио толпами будут за ней ходить.

— С этим придется пока подождать. Ее пребывание должно оставаться в тайне до моего разрешения. Как она выглядит?

— Милая девушка, сэр. Я поместил ее в комнату для гостей, чтобы она приняла с дороги ванну.

— Ей нельзя расслабляться, Гарри. Необходимо продвижение в деле. Девлин мне сообщил, что еще один человек Мак-Гиннеса, тот, которого поставили присматривать за Черным, найден убитым в реке. Похоже, наш друг даром времени не теряет.

— Ясно, сэр. Ваши предложения.

— Мы доставим ее Девлину прямо сегодня. Ты это сделаешь. Передашь девушку в аэропорту и сразу же вернешься в Лондон.

— Может, ей пока лучше отдохнуть, отдышаться после всех переживаний, — нетвердо возразил Фокс.

— Всем нам нужен отдых, Гарри. А если ты намекаешь на свое собственное состояние, тогда тебе надо было идти на службу в коммерческий банк своего дядюшки. К десяти — на работу, в четыре — домой.

— Но ведь это скучно, сэр. Смертельно скучно.

Ким открыл дверь, в комнату вошла Татьяна Воронина. Под глазами у нее темнели круги, но в целом девушка в кашемировом свитере и изящной вязаной твидовой юбке выглядела на удивление хорошо. Фокс представил их друг другу.

— Рад вас видеть, мисс Воронина, — сказал Фергюсон. — Нелегкие испытания выпали на вашу долю. Присаживайтесь, пожалуйста.

Татьяна села на кушетку у камина.

— У вас есть какие-либо сведения о том, что происходит в Париже?

— Пока нет, — ответил Фокс. — В конце концов мы все выясним. Позвольте высказать предположение: КГБ во все времена без излишнего шума реагировал на провалы. Но если принять во внимание особый интерес вашего приемного отца, то… — Фокс пожал плечами. — Во всяком случае я бы не хотел оказаться на месте Туркина или Шепилова.

— Думаю, даже старый опытный боец Николай Белов вряд ли переживет этот прокол, — вставил Фергюсон.

— А что делать мне? Надо встретиться с профессором Девлином?

— Да, но для этого придется полететь в Дублин. Знаю, что вам необходим отдых, но время не терпит. Я бы попросил вас вылететь сегодня. Капитан Фокс будет сопровождать вас, а в аэропорту Дублина встретит Девлин.

— Первый вечерний самолет? — переспросил Девлин. — Конечно, я буду в аэропорту. Не сомневайтесь.

— Наверное, вы сами договоритесь о встрече Ворониной с Мак-Гиннесом, где она просмотрела бы фотографии и другие материалы?

— Да, я позабочусь об этом.

— Вам лучше поторопиться, — жестко сказал Фергюсон.

— Слушаюсь и повинуюсь, о джинн из лампы. Но сейчас я хочу переговорить с Татьяной.

Фергюсон передал трубку девушке.

— Профессор Девлин? Что случилось?

— Мне только что передали из Парижа — Мона Лиза улыбается во все лицо. Пока, до встречи.

Этим же утром в Москве Юрий Владимирович Андропов, шеф КГБ с 1967 года, работал в своем старом кабинете в центральном здании КГБ на площади Дзержинского. Именно туда он вызвал генерала Масловского.

Генерал стоял перед массивным столом всемогущего председателя полный недобрых предчувствий, потому что Андропов был единственным человеком, перед которым Масловский испытывал животный страх. Юрий Владимирович что-то писал, скребя пером по бумаге. Какое-то время он вообще не обращал внимания на присутствие генерала, затем заговорил, не отрывая глаз от стола:

— Нет смысла возвращаться к преступной халатности, проявленной вашим Управлением в деле с Кухулином.

— Но, товарищ председатель… — Масловский даже не пытался оправдываться.

— Вы отдали приказ, чтобы его ликвидировали вместе с Черным?

— Так точно.

— Чем быстрее, тем лучше. — Андропов замолчал, снял очки и провел рукой по глазам. — Теперь ситуация с вашей приемной дочерью. Она благополучно добралась до Лондона и находится там в безопасности из-за нерасторопности ваших людей. Бригадир Фергюсон направляет Воронину самолетом в Дублин, где ИРА собирается ее использовать для идентификации Кухулина, так?

— Да, все к этому идет.

— ИРА — это террористическая организация, неразрывно связанная с католической церковью. А Татьяна Воронина — предатель Родины, партии и класса. Немедленно пошлите шифрограмму Любову в Дублин. Прикажите ему ликвидировать ее вместе с Кухулином и Черным.

Председатель КГБ надел очки и снова стал писать. Хриплым голосом Масловский произнес:

— Товарищ председатель, ну, пожалуйста… Может быть…

Андропов с удивлением взглянул на генерала.

— Вам непонятен мой приказ, генерал?

Под взглядом пристальных, холодных глаз Масловский мгновенно сник.

— Нет, мне все ясно.

Он повернулся и вышел, чувствуя дрожь во всем теле.

В советском посольстве в Дублине Любов уже получил сообщение из Парижа о том, что Татьяна Воронина выскользнула из рук КГБ. Он все еще был в комнате шифровальщиков, переваривая неприятную новость, когда поступило второе сообщение, на этот раз от Масловского из Москвы. Оператор записала его на пленку, вставила в портативное устройство, и Любов расшифровал персональным ключом. Прочитав его, он весь похолодел.

Вернувшись в свой кабинет, Любов запер дверь и достал из серванта бутылку шотландского виски. Выпил один бокал, потом еще. Наконец набрал номер телефона Черного.

— Говорит Костелло. — Так он называл себя в подобных ситуациях. — Вы не заняты?

— Не очень, — ответил Черный.

— Надо встретиться.

— На обычном месте?

— Да, но сначала мне нужно вам кое-что сказать. Это важно. Необходимо организовать встречу с нашим общим другом сегодня же вечером. Дан-стрит. Сможете сделать?

— Это крайне необычно.

— Я же говорю — дело чрезвычайной важности. Перезвоните мне для подтверждения вечерней встречи.

Черный не на шутку разволновался. «Дан-стрит» — под этим именем в их кодированных разговорах значился заброшенный сарай на городской набережной. От имени несуществующей фирмы Черный купил его несколько лет назад. Но они никогда не встречались там все вместе. Это настораживало.

Кассейна дома не оказалось. Черный набрал номер секретариата католических церквей Дублина.

— Кассейн? Слава Богу. Я звонил домой.

— Я только что пришел. Какие-нибудь проблемы?

— Пока не уверен, но мне что-то не по себе. Свободно можно говорить?

— По этому номеру можно.

— Наш общий друг Костелло просил о встрече с ним в три тридцать.

— В обычном месте?

— Да, но он велел организовать еще и нашу совместную встречу на Дан-стрит сегодня вечером.

— Странно…

— Мне это не нравится.

— Может, ему дан приказ отозвать нас? Он что-нибудь говорил по поводу девушки?

— Нет. А что он должен был сказать?

— Просто интересно, чем все дело кончилось. Передай ему, что я буду на Дан-стрит в шесть тридцать. Не волнуйся, Павел, я все улажу.

Кассейн положил трубку, Черный сразу же связался с Любовым.

— Шесть тридцать вам подходит?

— Пойдет.

— Он спросил, что слышно про ту девушку в Париже?

— Я ничего не слышал, — солгал Любов. — Встретимся в три тридцать.

Закончив разговор, Любов налил виски, открыл ящик стола и вытащил футляр. В нем он хранил полуавтоматический пистолет системы Стечкина и глушитель к нему. Трясущимися руками начал навинчивать глушитель на ствол.

Гарри Кассейн стоял у окна в своем кабинете и размышлял. Перед уходом из дома он прослушал разговор Девлина с Фергюсоном и знал о прилете Татьяны Ворониной в Дублин сегодня вечером. Совершенно невозможная вещь, чтобы этого не знал Любов, чтобы не было ориентировки из Москвы или Парижа. Так почему же тогда он об этом ни словом не обмолвился?

Сама по себе встреча на Дан-стрит тоже представлялась Кассейну странной. Зачем тогда до нее свидание с Черным в кинотеатре? Какой смысл в этом предварительном рандеву? Тут что-то нечисто, концы с концами не сходятся. Интуиция, инстинкт самосохранения, выработанные Кассейном за долгие годы жизни в подполье, подсказывали ему, что они нужны Любову не для разговора. Но тогда для чего?..

Павел Черный надевал плащ, когда раздался стук в дверь. Открыв ее, он увидел Гарри Кассейна. На нем были темная фетровая шляпа и плащ. Кассейн выглядел встревоженным.

— Что случилось?

— Помнишь шпика, которого ИРА поставила на днях следить за тобой и от которого я избавился? Они нашли ему замену. Пошли со мной.

Квартира Черного располагалась на втором этаже старого университетского здания. Кассейн быстро преодолел один этаж, другой, третий…

— Куда мы идем? — с недоумением спросил Черный.

— Я тебе кое-что покажу.

Большое окно на верхней лестничной клетке было открыто. Кассейн выглянул наружу.

— Вон там. На другой стороне двора.

Черный посмотрел вниз, но кроме гранитных плит и зеленой травы ничего не заметил.

— Где?

Он почувствовал железную руку Кассейна на спине. Потом его сильно толкнули вниз. Глухо вскрикнув, Черный перевалился через низкий подоконник и полетел к гранитным плитам в восьмидесяти футах внизу.

Кассейн пробежал по коридору, спустился по лестнице черного хода. В каком-то смысле он говорил Черному правду. Мак-Гиннес и в самом деле на место погибшего Мерфи приставил к нему для слежки своих людей. Сейчас они сидели в зеленом «форде», стоящем у парадного подъезда.

В последнем ряду кресел Любов сидел в полном одиночестве. В полумраке зала было не более десятка зрителей. Он специально пришел пораньше и теперь ждал, сжимая потной ладонью в кармане бесшумный «стечкин». У него с собой была фляжка с виски, и Любов постоянно к ней прикладывался. Надо взбодриться. Сначала Черный, потом Кассейн. С тем будет полегче, ведь он будет ждать Кассейна в засаде, придет на склад раньше.

Любов сделал еще один основательный глоток из фляжки и, положив ее обратно в карман, уловил в темноте какое-то движение.

— Павел?

Чья-то рука зажала ему рот. Задыхаясь, он разглядел бледное лицо Кассейна под черной шляпой. Острый кончик пистолета, который Кассейн держал в правой руке, проник между ребер Любова и врезался в сердце. О какой-либо борьбе не могло быть и речи. Ослепляющая мозг вспышка — и темнота.

Кассейн аккуратно вытер лезвие стилета о пиджак Любова, посадил его в кресле так, будто человек спит. Нашел пистолет в кармане убитого и забрал себе. Итак, он, как всегда, оказался прав. Оружие — окончательное тому доказательство: он стал для своих хозяев отработанным паром и его решили убрать.

Похожий на призрак в своем черном одеянии, Кассейн прошел по проходу и бесшумно вышел из зала через боковую дверь.

Уже через полчаса Кассейн был в секретариате. Едва он разделся, как в кабинет вошел достопочтенный отец Хэлоран. Он буквально сиял от возбуждения.

— Вы уже слышали? Только что пришло подтверждение из Ватикана. Визит Папы состоится.

— Итак, они все-таки решились. Вы будете присутствовать?

— Конечно. За мной зарезервировано место в Кентерберийском соборе. Историческое событие, Гарри. Будет что рассказать внукам.

— Тем, у кого они есть, — ухмыльнулся Кассейн.

Хэлоран расхохотался.

— Вы правы, к нам это не относится. Мне надо спешить. Впереди — тысяча дел.

Проводив его до двери, Кассейн потянулся за плащом, который он небрежно кинул в кресло, и достал из кармана короткий кинжал с трехгранным лезвием в кожаных ножнах. Положил в сейф. Туда же отправился и «стечкин». Ну и безмозглый любитель этот Любов! Пользоваться оружием русского производства в Ирландии. Надо же…

«Ну, а что дальше, Гарри? — мрачно подумал он. — Куда идти? Что делать?»

Зазвонил телефон. Взяв трубку, Кассейн услышал голос Девлина.

— Ах, вот ты где?

— А ты?

— В аэропорту. Встречаю гостью. Прелестная девушка, думаю, она тебе понравится. Предлагаю нам вместе поужинать сегодня вечером.

— Неплохое предложение, — спокойно ответил Кассейн. — Правда, я пообещал провести вечернюю мессу в деревенской церкви. Закончу часам к восьми. Не поздно?

— Да нет. Будем рады видеть тебя.

Кассейн положил трубку. Конечно, можно скрыться. Но куда, да и зачем? В конце концов, пьеса продолжается, в ней остался несыгранным еще один акт. Дрянная пьеса, да что ты сделаешь…

— Надо играть до конца, Гарри Кассейн, — пробормотал он.

Когда Гарри Фокс и Татьяна Воронина появились в зале для прибывающих пассажиров, Девлин уже ждал их, опершись на колонну и покуривая сигарету. В черной фетровой шляпе и широком плаще, улыбаясь, он двинулся им навстречу.

— Кеад миле фаилте, — произнес Девлин, беря девушку за руку. — По-ирландски — «тысяча приветствий».

— Го раиб маит агат. — Фокс ответил привычными для ирландцев словами благодарности.

— Не выпендривайтесь. — Девлин взял сумку девушки. Обращаясь к ней, сказал: — Мать у него была уроженкой Ирландии.

— Я так взволнована, — лицо Татьяны сияло. — Все так неожиданно… Просто трудно поверить.

— Ну все, теперь вы в надежных руках, — заявил Фокс. — Я возвращаюсь. Через час рейс обратно, так что пора на регистрацию. Будем на связи, Лайам.

Англичанин исчез в толпе, а Девлин, взяв Татьяну под локоть, пошел к главному выходу.

— Прекрасный человек. А что у него с рукой?

— Одной паршивой ночью в Белфасте он подобрал сумку с бомбой и не успел ее вовремя выбросить. Сейчас у него какое-то электронное чудо.

— Вы так спокойно об этом говорите…

— Он бы не поблагодарил вас за иную форму сочувствия. Все идет от воспитания. Сначала Итон, потом элитная пехотная часть. Везде учат бороться с самим собой, а не плакаться в жилетку. — Девлин посадил девушку в свою старую спортивную «альфа-ромео». — Гарри — человек совершенно особой породы, как и старый проныра Фергюсон. Они настоящие джентльмены.

— А к вам это определение не подходит?

— Господь меня миловал. Моя старушка мать перевернулась бы в гробу, услышав это слово. Итак, вы все-таки передумали после моего отъезда из Парижа? Что же случилось?

Татьяна все ему рассказала. О Белове, о разговоре с Масловским, о Шепилове и Туркине, об Алексе Мартине на Джерси.

Когда она замолчала, Девлин нахмурил брови.

— Значит, они охотились за вами? Точно знали, что вы добираетесь до Джерси, и уже ждали вас там? Откуда, к чертям собачьим, они могли это знать?

— В отеле в Париже я спрашивала о расписании поездов. Но я не называла ни своего имени, ни номера комнаты. Думала, этих предосторожностей вполне хватит. Может быть, Белов со своими людьми сумел навести необходимые справки?

— Не исключено. Но так или иначе сейчас вы здесь. Вы остановитесь в моем коттедже в деревушке Килри. Это недалеко. Когда мы приедем, мне надо будет об этом сообщить, так что я позвоню. При удачном стечении обстоятельств можно организовать встречи для вас прямо завтра. Целые груды фотографий, которые придется просмотреть.

— Надеюсь, что-нибудь из этого выйдет.

— Как и все мы. А сегодня проведем тихий вечер. Я приготовлю ужин. Придет один мой хороший друг.

— Интересный человек?

— С такими людьми вы вряд ли часто встречались у себя в стране. Католический священник, отец Гарри Кассейн. Думаю, он вам понравится.

Девлин позвонил Мак-Гиннесу из своего кабинета.

— Девушка здесь. Будет у меня дома. Когда вы сможете подготовить нужные встречи?

— Об этом можешь не волноваться. Слышал о Черном?

— Нет. — Девлин встревожился.

— Сегодня днем он совершил очень высокий прыжок из очень высокого окна. Вся загвоздка в том, сам он выпрыгнул или ему помогли?

— Я полагаю, кто-нибудь может считать, что его конец был случайным.

— Только один тип. О Боже, как я хочу добраться до этого негодяя!

— Тогда давайте побыстрей подготовим встречу с девушкой. Может, она его и узнает.

— О’кей, я позвоню.

Спокойно, почти отрешенно Кассейн переодевался в церковной ризнице к мессе. Происходящее больше не казалось ему спектаклем. Скорее это была импровизация, где актеры сами творят сценическое действо. Кассейн даже не представлял, чем все кончится лично для него.

Ждущие священника четыре церковных псаломщика были простыми деревенскими ребятами. Что-то ангельское было в их облике: алые сутаны, белоснежные стихари. Кассейн закрепил епитрахиль вокруг шеи, взял сборник псалмов и улыбнулся.

— Давайте сегодня постараемся, а, парни?

Он нажал на кнопку звонка. Торжественно заиграл орган. Один из мальчиков открыл дверь, и они торжественной процессией двинулись внутрь небольшой деревенской церквушки.

Девлин возился на кухне: делал отбивные. Татьяна открыла стеклянную дверь и услышала звуки органа, заполнившие вечерний сад.

— Что это такое?

— С той стороны монастырь и больница. Рядом маленькая деревенская церковь. Там сейчас Гарри Кассейн служит мессу. Скоро закончит.

Татьяна постояла у окна, вслушиваясь в звучание органа. Прелестная, умиротворяющая мелодия. И исполнение совсем не заурядное. Она спустилась в сад, прошла по дорожке и открыла калитку. Церквушка у мрачного здания монастыря выглядела живописно и приглашающе, мягкий свет струился из окон. Татьяна подошла к ней и толкнула дубовую дверь.

Внутри были десяток прихожан из деревни, двое больных в креслах-каталках, очевидно из монастырской больницы, и несколько монахинь. Сестра Анна-Мария играла на органе. Инструмент, конечно, не из лучших, сырость в помещении не могла не сказаться на его состоянии, но играла сестра превосходно.

Свечи слабо освещали скрытую в полумраке ризницу. Чисто и слаженно звучали голоса монахинь, возносивших хвалу Господу. У алтаря Гарри Кассейн молился за всех согрешивших в мире, чьи сердца отвращены от бесконечной Божьей благодати и любви. Под влиянием переполнивших ее чувств Татьяна села на деревянную скамью. Она никогда в жизни не бывала на церковной службе. Лица священнослужителя у алтаря в тусклом свете свечей она не видела, но не могла глаз отвести от необычного его одеяния.

Месса закончилась, и прихожане двинулись вперед, чтобы получить благословение и отпущение грехов. Татьяна видела, как священник наклонялся к каждому с обычными словами ритуала. Вдруг она почувствовала какое-то странное беспокойство. Казалось, будто этот человек ей знаком, будто она уже когда-то видела похожие движения.

Пока Татьяна пыталась совладать со своими чувствами, священник обратился к пастве.

— Прошу каждого из вас помолиться за Святого Отца — Папу римского, решившего посетить Англию в трудное время. — Он сделал шаг вперед, и на лицо его упал свет свечи. — Пусть ваши молитвы, соединенные с его собственной, помогут ему выполнить историческую миссию.

Взгляд священника остановился по очереди на каждом из присутствующих. На мгновение Татьяне показалось, что он смотрит прямо на нее. Потом его взгляд скользнул дальше. Девушка оцепенела от ужаса: она увидела лицо, преследовавшее ее в сновидениях на протяжении всей жизни. Конечно, постаревшее лицо, осунувшееся, даже ставшее добрее, мягче… Но, несомненно, это было лицо Михаила Келли, террориста и убийцы Кухулина.

Наконец отбивные поджарились. Девлин, тихонько насвистывая, выключил печь, потом крикнул:

— Вы накрыли в гостиной стол?

Не услышав ответа, он поспешил в комнату. Стол не накрыт, Татьяны и след простыл. Он заметил, что стеклянная дверь, выходящая в сад, приоткрыта, и, сбросив передник, выбежал из дома.

— Таня? — крикнул он в темноту.

То, что случилось потом, было похоже на странный, хотя и совсем не удивительный, принимая во внимание все обстоятельства, сон. Ужас парализовал Татьяну, казалось, что все силы покинули ее. Вместо того чтобы убежать, она продолжала сидеть в полумраке церкви, хотя прихожане уже ушли, а Кассейн с псаломщиками удалились в ризницу. В церкви стало тихо. Она лихорадочно пыталась осознать, что произошло. Кухулин был отцом Гарри Кассейном, другом Девлина. Значит… Значит, это ловушка. И она в эту ловушку угодила. О Боже, что делать?

Дверь ризницы отворилась, и из нее появился Кассейн. На нем была черная сутана. Он на секунду замер, чувствуя ее присутствие.

Кассейн заметил Татьяну во время мессы. Не будь приглашения Девлина на ужин, он бы еще усомнился, она ли это, но в данной ситуации сомневаться не приходилось ни в чем. Поняв это, он тут же узнал в ней маленькую девочку, которая бросилась на него в тот памятный день много лет назад в Друморе, когда он застрелил ее отца. Глаза у человека никогда не меняются, а выражение ее глаз он запомнил.

Кассейн подошел к алтарю и преклонил колени. Татьяна в страхе вскочила на ноги и бросилась к проходу. Но дверь в церковь уже была заперта. Она ударилась всем телом о толстые дубовые доски и осела на холодный пол. И с ужасом услышала приближающиеся шаги.

Мягкий голос сказал по-русски:

— Ну, здравствуйте, Таня. Вот мы и встретились.

Татьяну всю трясло — то ли от волнения, то ли от холода. Кассейн подал ей руку, помогая встать. Опять по-русски задумчиво произнес:

— Боже, как давно все это было.

— Теперь вы убьете меня, как убили когда-то моего отца? Как убили десятки людей? — звенящим голосом сказала Татьяна.

— Надеюсь, в этом не будет необходимости. — Кассейн глядел на нее, держа руки в карманах, потом улыбнулся какой-то странной, печальной улыбкой. — У меня есть ваши пластинки. У вас чудесный талант.

— Как и у вас. — Девушка стала понемногу приходить в себя, злость и презрение к убийце вытеснили страх. — Талант разрушения и смерти. Они не ошиблись в выборе. Мой приемный отец знал, что делал.

— Все не так просто. Я оказался в тот момент под рукой, вот мною и воспользовались.

Татьяна глубоко вздохнула.

— А что происходит сейчас?

— Я думал, что мы собираемся вместе поужинать: Вы, Лайам и я.

Дверь церкви с треском распахнулась. На пороге появился Девлин.

— Таня? — он перевел дыхание. — Ах, вот вы где. Итак, вы уже встретились с отцом Кассейном?

— Да, Лайам, мы встретились. Мы давно не встречались, очень давно.

Гарри Кассейн вынул из правого кармана пистолет с глушителем, который он взял у убитого Любова.

На кухне Кассейн принюхался.

— Отбивные пахнут великолепно, Лайам. Пора, наверное, выключить печь.

— Вы только посмотрите на него. Все предусматривает.

— Только поэтому я и живу так долго.

Он взял веревку и предложил пройти в гостиную. Кассейн не стал их связывать, просто приказал сесть на кушетку у камина. Сам подошел к камину, засунул руку в дымоход и вынул висящий там на гвозде «вальтер», который Девлин хранил на всякий непредвиденный случай.

— Чтобы у тебя не было соблазна, Лайам.

— Знает все мои маленькие секреты, — объяснил Девлин Татьяне. — Почему бы ему их не знать? Ведь мы дружим уже двадцать лет.

Голос Девлина дрожал от гнева, но в нем была и искренняя горечь. Без позволения Кассейна он взял сигарету из пачки, которая лежала на столике, и закурил.

Кассейн уселся за обеденный стол, по-прежнему держа в руке пистолет.

— Эта штучка стреляет без шума, старина. Тебе это лучше, чем кому-либо, известно. Так что — без глупостей. Никаких штучек старого доброго Девлина. Мне вовсе не хочется убивать тебя.

Кассейн тоже закурил.

— Что ж, отлично. Только такой круглый идиот, как я, не мог сложить два и два, хотя бы время от времени. Твои хозяева глубоко законспирировали тебя. Стать для прикрытия священником… Правильно ли я полагаю, что ты выбрал семинарию рядом с Бостоном только из-за того, что я преподавал там английский?

— Естественно. В те дни ты был крупной шишкой в ИРА, Лайам. Будущие преимущества нашей дружбы были совершенно очевидны для любого, но мы и на самом деле стали друзьями. От этого никуда не уйти.

— Господь благородный! — Девлин качал головой. — Кто же ты такой, Гарри? Кто ты на самом деле?

— Моего отца звали Шон Келли.

Девлин изумленно уставился на Кассейна.

— Но я же его отлично знал. Мы вместе служили в бригаде имени Линкольна Вашингтона во время гражданской войны в Испании. Постой, постой. В Мадриде он женился на русской девушке.

— Это была моя мать. Родители вернулись в Ирландию, где я и родился. Отца повесили в Англии в сороковом за участие в организации взрывов, проводимых ИРА. Я жил с матерью в Дублине до пятьдесят третьего, потом она привезла меня в Россию.

— И КГБ впился в тебя, как пиявка.

— Что-то в этом роде.

— Они нашли в нем специфические таланты, — вставила Татьяна. — Например, умение убивать.

— Нет, — спокойно ответил Кассейн. — Когда я впервые проходил тесты у психологов, Павел Черный указал на мой талант перевоплощения.

— Актер, да? — ухмыльнулся Девлин. — Ну, тогда для тебя эта работа самая подходящая.

— Не совсем. Нет аудитории, понимаешь. — Кассейн посмотрел на девушку. — Я сильно сомневаюсь, что убил больше людей, чем Лайам. Так в чем же различие между нами?

— Девлин сражался за правое дело, — страстно вступилась за Лайама Татьяна.

— Совершенно верно. Я тоже простой солдат, Таня. Я сражаюсь за мою страну — нашу страну. Если уж вас так интересует, то я вовсе не офицер КГБ. Я подполковник военной разведки, ГРУ. — Кассейн с усмешкой взглянул на Девлина. — Они продолжают повышать меня в звании…

— Но все, что вы совершили… Все эти убийства… — произнесла девушка. — Вы убивали невинных людей.

— Невинных нету в этом мире, пока живет в нем человек. Так учит нас церковь. В жизни всегда существует неравенство — жизнь несправедлива сама по себе. Мы приходим в такой мир, какой он есть на самом деле, а не каким должен быть.

— О Боже! — воскликнул Девлин. — То ты, Кухулин, талантливый террорист, то священник, изрекающий банальности. Ты хоть представляешь, кто ты на самом деле?

— Когда я священник, то я священник. От этого не уйти. Церковь первая подтвердит это, несмотря ни на что. Но другое мое «я» сражается за мою страну. За это мне не в чем оправдываться. На войне как на войне.

— Очень удобная формула. Так значит, церковь отвечает на твои вопросы или все же КГБ? И есть ли между ними разница?

— А это имеет значение?

— Черт побери, Гарри, скажи мне одно: откуда ты узнал, что мы вышли на тебя? Откуда стало известно о Татьяне? От меня? — Девлин взорвался. — Но как ты мог это узнать от меня?

— Ты имеешь в виду, что всегда проверял свой телефон? — Кассейн подошел к бару, по-прежнему держа в руке пистолет. Он разлил виски в три бокала и принес их на подносе к столику рядом с кушеткой. Взял свой бокал и отошел назад. — Я использовал специальное оборудование. Направленный микрофон и все такое. От моего внимания в твоем доме ничто не ускользало.

Девлин глубоко вздохнул и поднял свой бокал.

— Итак, за дружбу. — Одним глотком выпил. — Ну, а теперь что будет?

— С тобой?

— Да нет же, с тобой, идиот. Куда ты сейчас направишься, Гарри? Обратно, на матушку-Русь? — Он поставил пустой бокал и повернулся к Татьяне. — Только представьте себе: Россия — не его родина.

Кассейн совсем не чувствовал в себе гнева. Не было и отчаяния. Всю свою жизнь он играл ту роль, которую ему предлагали. У него выработалась холодная отрешенность, совершенно необходимая для профессионального представления. Для настоящих, глубоких чувств в его жизни не было места. Все его поступки, хорошие или плохие, диктовались требованиями момента. Или он так себе это внушил? И все же Кассейн по-настоящему любил Девлина, всегда любил. А девушку? Он взглянул на Татьяну. Ему не хотелось причинять ей вреда. Достаточно того, что он сделал когда-то.

Девлин, будто прочтя мысли Кассейна, мягко произнес:

— Куда тебе бежать, Гарри? Разве есть на земле такое место?

— Нет, — спокойно ответил Кассейн. — Нет такого места. И ты это знаешь не хуже меня. За все, что я сделал, твои друзья из ИРА расправятся со мной не задумываясь. Фергюсон тоже вряд ли заинтересован, чтобы я оставался живым. От этого он ничего не выигрывает. Я ему больше не нужен.

— А твои хозяева? Вернувшись в Москву, ты, без всякого сомнения, окажешься в лагере. В конце своей карьеры ты провалился, а они этого не прощают.

— Верно, — кивнул Кассейн. — Но ты не учел одного момента. Они не хотят моего возвращения, Лайам. Им я тоже нужен мертвым. Они уже делали попытки покончить со мной. Для них я тоже лишняя обуза.

После этих слов в комнате воцарилось молчание. Потом Татьяна спросила:

— Но что вы будете делать?

— Одному Господу известно. Я уже ходячий труп, моя дорогая. Лайам это понимает. И он прав. Мне негде скрыться. Не сегодня, так завтра, на следующей неделе… Если я останусь в Ирландии, Мак-Гиннес и его люди рано или поздно доберутся до меня и прикончат, не так ли, Лайам?

— Это уж точно.

Кассейн встал и принялся ходить по комнате.

— Вы считаете, что жизнь жестоко обошлась с маленькой девочкой там, в Друморе, во время дождя? Знаете, сколько мне тогда было? Двадцать лет. Когда мать привезла меня в Россию, Павел Черный сразу же выбрал пятнадцатилетнего юношу в качестве объекта для будущих операций КГБ. Если бы я остался в Дублине, кто знает, что бы стало с талантом, который у меня есть. Театр «Эбби», Олд-Вик, Стрэдфорд? — Кассейн пожал плечами. — А вместо этого…

Девлина переполнила глубокая скорбь. На миг все вокруг для него перестало существовать, кроме лет, проведенных вместе с этим человеком, которого он искренне любил.

— Такова жизнь. Всегда найдется какой-нибудь засранец, готовый отдавать приказы… Школьные учителя, полиция, профсоюзные деятели, политиканы…

— Даже священники?

— Даже священники. Теперь я начинаю понимать, что имели в виду анархисты, когда призывали: «Пристрели общественного деятеля сегодня». — На столе лежала вечерняя газета с аршинными заголовками, извещающими о визите Папы римского на британскую землю. — Папу римского, например.

— Глупая шутка, — сказал Девлин.

— А я и не шучу. Ты знаешь, Лайам, каким было мое задание все эти годы? Знаешь, какие цели ставил передо мной Масловский? Создавать хаос, организовывать беспорядки, сеять страх, внушать чувство неуверенности в завтрашнем дне у западного обывателя. Я старался подбрасывать угольки в огонь ирландского конфликта, уничтожая людей по обе стороны баррикады, нанося ущерб как делу католиков, так и протестантов. И я многое сделал. А вот сейчас… — Кассейн взял в руку газету с фотографией Папы на первой странице. — Что вы скажете об этой цели? Символ всех времен и народов. В Москве это понравится? — Он подмигнул Татьяне. — Сейчас вы довольно хорошо знаете Масловского. Ему это понравится, как вы думаете?

— Да вы с ума сошли, — прошептала девушка.

— Может быть. — Кассейн бросил Татьяне кусок веревки. — Свяжите ему руки за спиной.

Кассейн отошел, держа на мушке девушку и Девлина. Тому ничего не оставалось делать, как подчиниться. Девушка неловко связала ирландцу руки. Кассейн толкнул Девлина на пол лицом вниз. Тот упал рядом с камином.

— Ложитесь и вы, — приказал Кассейн Татьяне.

Он завернул руки девушки за спину и тщательно связал, потом связал ноги.

— Значит, ты не будешь нас убивать?

— Зачем?

Кассейн встал, прошел по комнате, вырвал телефонный провод. Девлин повернул голову.

— Куда ты направляешься?

— В Кентербери. Папа будет там в субботу. Все там будут. Кардинал, архиепископ Кентерберийский, принц Чарльз. Мне обо всем отлично известно. Не забывай, я же работал в секретариате церквей, Лайам.

— Тебе никогда не добраться до него. Англичанам меньше всего хочется, чтобы Папу прикончили в их собственной стране. Они нагонят в Кентербери столько сил безопасности, что даже Кремлю не снилось.

— Тем интереснее, — спокойно ответил Кассейн.

— Боже мой, Гарри! Зачем же убивать Папу?

— А почему бы и нет? — Кассейн пожал плечами. — Хотя бы потому, что он будет именно там. И еще потому, что мне больше некуда идти. Если уж суждено умереть, то я хочу, чтобы это случилось в редких, небывалых декорациях. — Кассейн улыбнулся. — Да и вы будете стараться остановить меня, если сможете. Ты, Лайам, Мак-Гиннес, Фергюсон со своими людьми в Лондоне. Даже КГБ будет рвать и метать, пытаясь мне помешать. А то им придется перед всем миром объясняться за действия своего человека.

— Что это для тебя, Гарри? Игра? — яростно крикнул Девлин.

— Единственная в жизни. Годами мною манипулировали другие. Я был послушной марионеткой. На этот раз я правлю бал.

Кассейн вышел. Девлин слышал, как открылась и закрылась стеклянная дверь. Все звуки исчезли. Потом Татьяна сказала:

— Он ушел.

Девлин кивнул, с трудом сел и попытался освободить кисти рук, но быстро понял тщетность попыток.

— Лайам, вы думаете, что он не шутит насчет Папы? — Татьяна потерлась щекой о ковер.

— Нет, — с грустью произнес Девлин. — Он решился на убийство.

Дома Кассейн собирался быстро, но тщательно. Из небольшого сейфа, спрятанного за книжными полками, извлек ирландский паспорт на собственное имя. Взял два паспорта Великобритании, выписанные на разные имена. По одному из них он был священником, по другому — журналистом. Достал со дна две тысячи английских фунтов в различных купюрах.

Вынул из платяного шкафа объемистую дорожную сумку, которой так любят пользоваться армейские офицеры. Дно ее прикрывала фальшивая панель. Внутрь он положил деньги, поддельные паспорта, «вальтер» с глушителем и несколько запасных обойм, добавил пачку пластиковой взрывчатки и детонаторы. Как солдат, а Кассейн себя и считал солдатом, он должен быть готовым ко всему. Поэтому в сумке нашлось место паре индивидуальных армейских пакетов и нескольким ампулам с морфием. Закрыв панель, Кассейн свернул одну из своих черных сутан и положил ее на второе дно. Кинул пару рубашек, туалетные принадлежности, галстуки и носки.

По укоренившейся годами привычке Библию, Гостию в дарохранительнице и святые мази. С этими реликвиями он путешествовал всегда.

Спустившись вниз, Кассейн надел свой просторный плащ, взял с вешалки две черные фетровые шляпы. В тулью одной из них он давно вшил два пластиковых футляра. В одном поместился «Смит и Вессон» с двумя стволами. Эту шляпу Кассейн уложил в сумку, а «стечкина» сунул в карман плаща.

В последний раз осмотрел Кассейн кабинет коттеджа, который столько лет служил ему домом, потом резко повернулся и вышел. Пошел в гараж, включил свет. Мотоцикл, старый «БСА», стоял рядом с машиной. Привязав сумку к багажнику, Кассейн снял с крючка на стене мотоциклетный шлем, надел, тронул ногой педаль стартера. Двигатель взревел. Кассейн в задумчивости посидел несколько секунд, потом перекрестился и выехал со двора.

Девлин и Татьяна сидели, прислонившись спинами к кушетке. Узлы Кассейн завязал мастерски: Лайам чуть зубы не сломал, пытаясь развязать девушку, но ничего не получилось.

— Все это становится совсем не смешно. Горничная должна прийти только завтра, да и то не раньше десяти часов, — пробормотал он.

В это время в Дублине Мак-Гиннес смотрел, как один из его людей кладет телефонную трубку на рычаг аппарата.

— Нет сигнала вызова, вообще никаких гудков. Линия отключена, это точно.

— Мне это кажется довольно странным. Давай-ка нанесем Лайаму визит. Поехали!

Мак-Гиннес со своими телохранителями добрался до Килри через сорок минут. Качая головой, он молча наблюдал, как они освобождают от пут Девлина и девушку.

— Боже правый, вот уж чего не ожидал увидеть, так это Лайама Девлина, связанного по рукам и ногам. Расскажи, что произошло.

— Пошли на кухню, узнаешь.

— Хитрый дьявол! — схватился за голову Мак-Гиннес, когда все услышал.

— Не думаю, что эти новости обрадуют Ватикан, — сказал Девлин.

— Еще бы… А знаешь, что хуже всего? Что мучает меня и гнетет? Он ведь не просто паршивый русский агент. Боже, Лайам, его отец умер на английской виселице за наше правое дело. — Мак-Гиннеса трясло от гнева. — Я доберусь до него и повешу за яйца!

— И как ты намерен это сделать?

— Оставь это мне. Папа будет в Кентербери, так? Я закрою Ирландию так плотно, что и мышь не проскочит без моего разрешения.

Он ушел, осыпая всех проклятиями. В кухню вошла Татьяна, бледная и усталая.

— Что случилось?

— Давайте поставим чайник и попьем чайку. Вы знаете, говорят, в старину гонца, принесшего плохую весть, казнили. Вы позволите мне отлучиться на пару минут? Схожу через дорогу и позвоню Фергюсону.